Одноклассник

Одноклассник.

Часть первая.
В каждом классе был свой Казарян Давид. Красавец, хулиган и интеллектуал, по которому сохли все девчонки независимо от внешности, качества оценок в школьном журнале, в числе первых принятых в пионеры или уже в мае скопом, уровня популярности и частоте выбираемости в "ручеек". Сохли все и даже случалось из параллельных классов. Я не была исключением тоже.
В детстве Давид мне казался почти небожителем, прекрасным принцем, случайно покинувшим свое королевство и оказавшимся среди простых людей. У Давида была принценоская внешность: большой, сильный и гордый. С ним и драться никто не хотел. Как стукнет кулаком, так припечатает. Но он был недрачливый, этакий добродушный увалень. Римский нос, не армянский, как считал Давид, выдавал породу, упрямая челка, прикрывающая надменный взгляд желто-зеленых глаз и вальяжность. Всё: наивные девчонки млели. А какие конфетные речи мог говорить, если хотел - услада для неокрепших девичьих сердец. "Ах, Давид!" - восклицали девушки и писали записки, стихи, рассказы, повести и другую некрупную прозу.  Давид был еще тот Дон Жуан и желал нравиться всем. Одним словом, штабелей в школе он наделал аж до потолка.
Дома у Давида тоже было все хорошо: мама - преподаватель вуза, папа - конструктор, строящий БАМ в долгосрочных командировках, надутая и неразговорчивая младшая сестра и собака, постоянно жующая мужские носки.
Уже не помню какими маневрами я затащила Давида к себе домой после уроков, чтобы потом похвастать всем девочкам в классе:
" Давид вчера ко мне в гости напросился( небрежно так), не смогла отвязаться ( вздох, глаза к потолку)". Тортики и пирожные, испеченные мною накануне, Давид поглощал за обе щеки, я, дрожа от счастья, заваривала кофе и подливала в большую чашку чай. Идиллия... И вдруг Давид спросил: "А где ваши книги? У вас что, книг нет?"
" Как нет, - обиделась я, - вот смотри!" И я открыла шкаф в "стенке" от пола до потолка забитого книгами. Давид уронил челюсть. Торт был мгновенно забыт. Мой одноклассник стоял перед шкафом и с восхищением перебирал книги:
- У вас и "Вся королевская рать" есть? И "Мерзкая плоть"? И "Бремя страстей человеческих"? И Эрве Базен?
- Вика, откуда?
Я таинственно улыбалась. Во мне проснулась кокетливая женщина. Спинным мозгом я почувствовала, где у Давида кнопка. Просто сказать, что тетя работает главбухом на книжной базе, было не романтично. Поэтому я подошла к Давиду, посмотрела снизу вверх в его восхищенные глаза и прошептала:
- Хочешь почитать?
- А можно? - Все. Давид уже был готов.
- Тебе можно.
Признаться честно: я не читала ни одной из этих книг и откровенно удивилась восторгу Давида. Я вся была в романизме и приключениях. Мушкетеры, проклятые короли, пираты, таинственные острова. Шпаги, рыцари, прекрасные дамы, яды, родовые проклятья, собаки Баскервилей - это была моя литература.
И вдруг приходит в гости одноклассник, в которого я с первого класса влюблена, и падает в обморок от книг, которые читает мой папа. Я тоже пыталась, но не смогла осилить и страницы. "Скука,- думала я,- для взрослых."
Давид выбрал  Уоррена и, чмокнув меня в щеку, улетел скорее домой читать.
А я, прижав руку к щеке, которой только что коснулись губы Давида, открыла Габриэля Гарсия Маркеса " Сто лет одиночества" и прочла: "Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед."
Надо было соответствовать возлюбленному. С того дня мы стали с Давидом друзьями на всю его короткую жизнь. Кого музыка связала, а нас с ним - книги. И это увлечение предопределило наш короткий, но такой яркий школьный роман.

Часть вторая.
В нашем подъезде пятиэтажного дома на 15-ом квартале города Еревана было принято непоместившиеся продукты хранить в холодильниках у соседей. В пору всеобщего дефицита все покупалось мешками, коробками, ящиками и бочками, кто как достал. Иногда с небес сваливалось необычайное везение и удавалось отхватить, например, пять венгерских куриных тушек в упаковке. А морозильник забит. Что делать? Звонили по соседям: "Роза джан, у тебя место в холодильнике есть? Да? Аствац, я мясо на хашламу у тебя до понедельника положу?" Или: "Света джан, - кричала соседка через балкон,- Света джан, курицу хочу к тебе в холодильник, магу?!" И мама открывала окно на застекленной лоджии и кричала Риме: "Неси свою курицу, я мясо уже под морозильник переложила!"
Таким образом, курица тети Римы оказалась в нашем холодильнике.
А еще у моих родителей был видеомагнитофон. Вот ни у кого еще не было, а у них уже был. С одной стороны это было здорово: смотри голливудские фильмы - не хочу. А с другой стороны, в доме постоянно были непереводившиеся гости с правдами и неправдами добытыми кассетами с тольковышедшими фильмами с гнусавым переводом. И приходилось по пятьдесят раз смотреть одно и то же.
Однажды Давид достал какие-то супер кассеты и с женой Анаидой явился к нам домой для ночного просмотра. Родители мои были в отъезде, и Миша, мой муж, и я переселились к ним на время.
Американское кино мы смотрели до трех часов ночи и, понятно, домой уже никто не попал. Давиду и Анаиде мы разложили диван в гостиной А сами с Мишей устроились на родительской кровати в спальне.
Рано утром Анаида и Миша ушли на работу. Я сладко спала и проснулась от звонка в дверь. Открыла, зевая во весь рот, нечесаная и в халате. Соседка напротив, тетя Рима, из глубины своей квартиры крикнула:
- Вика, как хорошо, что ты дома, я курицу заберу.
Я оставила дверь открытой и пошла в гостиную.
А там на диване, развалившись всем своим большим телом, храпел Давид. Я обалдела: я была твердокаменно уверена, что Давид ушел  вместе с Анаидой.
- Давид, миленький, вставай быстрее и беги в ванную, - растолкала я Давида, - сейчас соседка за курицей придет. Если она тебя здесь увидит, то я в жизни не объясню, что ты просто трамвая ждешь.
Давид спросонья ничего не понимал про правильных армянских жен, у которых априори не может быть дома посторонних мужчин в трусах, когда муж на работе.
- Какая соседка? Где курица? Что за трамвай?
- Беги в ванную, дурак!
Давид накинул простыню и рысцой мимо открытой входной двери побежал в ванную.
- И дверь запри, а то она самопроизвольно открывается, - крикнула я вдогонку.
- Кто?
- Дверь! - кричала я, не понимая, почему Давид вдруг так отупел и швырнула за ним в ванную джинсы, свитер и туфли.
На пороге появилась тетя Рима в фартуке:
- Харису буду варить, - сказала она и протянула мне большую тарелку с только  что испеченной румяной гатой.
Двери в комнаты у нас никогда не закрывались, и тетя Рима увидела разобранный диван в гостиной со смятыми простынями.
Удивленно посмотрела на меня.
- Гости у нас ночевали, - пробормотала я.
Тетя Рима поджала губы: на часах почти девять, а у Вики еще постели не убраны. Плохая невестка.
В морозилке все пакеты были подписаны: "Рима - курица", "Вера - свиные ножки". Мама во всем любила порядок. Соседка вытащила свой пакет и направилась к двери.
- Может кофе со мной выпьете? - пропищала я.
- Пила уже два раза, - отрезала тетя Рима.
Я поплелась за ней к выходу.
И в тот миг, когда тетя Рима поравнялась с ванной, дверь вдруг (самопроизвольно, потому что не была заперта изнутри) медленно открылась, и мы с ней увидели абсолютно голую мужскую спину и то что пониже спины и дальше ноги. Давид - молодой Аполлон - стройный и мускулистый - чистил зубы, стоя к нам спиной.
- Вай, мама джан! - Вскрикнула тетя Рима и закрыла лицо курицей.
Подталкивая тетю Риму к входной двери, я с дурацким смешком пролепетала:
- Гости на работу собираются.
Двадцать пять лет прошло, а я до сих пор не могу забыть КАК тетя Рима на меня посмотрела. Нет не Мюллер из гестапо, нет не классная руководительница Римма Арменаковна:" чтоб завтра родители были в школе", а вот- управдом Нонна Мордюкова из "Бриллиантовой руки": "я не удивлюсь, если ваш муж ТАЙНО посещает любовницу".  С выражением " не виноватая я, он сам пришел" на лице я закрыла дверь в ванную.
Тетя Рима в состоянии глубокого шока, волоча за собой курицу, поплелась к своей двери.
Моя репутация была навсегда испорчена.
- Говорила же тебе, закрой дверь, - давясь от смеха и гаты, ругала я Давида, пытаясь изобразить ему лицо тети Римы в момент статуи Микеланджело сзади.
- Ахчи, а зачем ты меня разбудила? Закрыла бы дверь в комнату и все, - отбивался Давид с набитым гатой ртом.
- А мы двери никогда не закрываем!
- Вот и я не закрываю.

В тридцать с небольшим у Давида остановилось сердце.
Тетя Рима болела долго и мучительно, и до последних минут с ней была ее любимая, настоящая армянская невестка.