Птица счастья, унесенная войной. Рассказ четвертый

                Мильда и Эмалия
   
        В том же Выселке Польском жили и трудились сестры двойняшки: рослые, краснощекие, грудастые – Мильда и Эмалия  Бекер. Дед  Шилов, усмехаясь  в  седые усы,  всегда приветствовал  их  словами: «Здорово живете, Ливанские кедры!»

        Девчата обижались, а дед  продолжал: « Да, я же хвалю вас,глупенькие!    Ливанские кедры – это настоящие кедры.Хвоя у них голубоватая,собранная в кисточки. Шишки с кулак величиной.  А наши  таежные кедры – всего лишь сибирские сосны».

       Дед  Шилов и в молодости не отличался ростом и статью, а уж после пятидесяти лет совсем стал маленьким и щуплым. Но глаза его загорались  особым  блеском при виде высоких статных красавиц, прибалтийских кровей.

       И сейчас, когда им уже под  шестьдесят,  баба Миля и баба Маля  еще  не растеряли своей пышности и  дородности.  Замуж они так и не вышли. Так и прожили всю жизнь вековухами: « Сероглазого  залеточку  убили на войне. Распроклятая Германия сгорела бы в огне».

        Разве они виноваты, что их ровесников поубивали на войне? Почему им, таким молодым, красивым, сильным, не выпало простого бабьего счастья? А,  какими любящими, верными женами могли бы стать!  Как бы они радостно тетешкали своих первенцев!  Какие бы нежные  колыбельные пели им перед  сном!  Как бы вскакивали по ночам, чтобы подоткнуть одеяльца  у  детей!   Как бы тревожились за здоровье своих кровиночек!

        Сколько  слез  пролили  Мильда  и  Эмалия долгими  бессонными  ночами, обдумывая свое безрадостное  житье -  только подушки знают об этом.

        И чем сладостнее были девичьи  сны, в которых женихи ласкали их, признавались  в любви , предлагали руку и сердце, тем постылее было пробуждение. Дружка любимого нет, не мил девушкам  и белый свет.

        Но мертвым – мертвое, а живым – живое. Жить надо было, несмотря ни на что. Весь свой жар нерастраченных сердец  они отдавали работе на ферме. С  какой  нежностью они ухаживали  за  новорожденными телятами: чистили, поили-кормили, подстилки чаще меняли, ласковые клички придумывали! В  этих телятах был весь смысл их жизни. Без дела жить – только  небо  коптить. Сам себе на радость никто не живет.

        Где-то в голодном 1949 году во время  сильной  июльской  грозы  в  полдень на  косогоре около  сада  убило  молнией  пришлую  Аксинью,  когда она бежала с литовкой  к  дереву.

        Сынишка ее, девятилетний Санька, остался совсем один. Аксинья ранее в  деревне рассказывала, что муж ее  погиб  на войне еще  зимой  1941 года.  Мильда  с  Эмалией пришли к мальчонке после похорон матери и предложили ему сходить с ними на ферму  к телятам.

         « Какие они славные!  Маленькие  какие! А можно я тоже буду их молочком поить? А  их можно погладить по головке? А как мы их будем  называть?» - разговорился Санька.

         Вечером забрали  сестры Саньку к себе домой. Так и остался он жить с ними. Лучший  кусок – ему. Осенью сшили ему форму, купили книжки, тетрадки и за руку  в первый класс  отвели в школу.

         После  школы  выучился он в  Минусинске на ветеринара. Ум  истиною просветляется, сердце любовью согревается. Женился.  Внуков  с  женой  нарожали  бабе Миле и   бабе Мале.

         «Сейчас ему уже пятый десяток  доходит. Живет   в  Красноярске. Работает начальником. Мы у него цельный год  гостили. Жена Оля, внуки – Ксюша и Андрей,  уважительно к нам относились», -   похвалились  сестры Татьяне Ивановне.

         « Почему же жить с ними не согласились, назад в деревню вернулись?»  - не удержались от  вопросов  дочери Татьяны Ивановны.

         Сестры переглянулись, улыбнулись: «  Там мы в гостях жили, а здесь  мы сами себе хозяйки . Всяк  кулик в своем болоте велик. Своя избушка –свой простор».

         Баба Миля, продолжила объяснение: «  А куда нам от своего угла, куда от матушки –землицы,  кормилицы, да поилицы нашей? Здесь нам каждая тропка, каждый кустик родной. Знаем, где грузди, где белянки, где смородина, где клубника растет. Все знаем, как у себя в избе».

         Баба Маля  подытожила: «  Не по нутру нам толчея городская пришлась. Не по духу. Мы привыкли запах трав, да цветов вдыхать, а не выхлопами машин, да выбросами заводов дышать. Болеть мы там стали с непривычки. Вот и вернулись домой».

  Продолжение следует  http://proza.ru/2015/03/27/345