Станислав МАЛЬЦЕВ
«Вика-Викуля, история любви», повесть, современная проза.
Это рассказ о несчастной, несостоявшейся любви учителя Воробьёва, по прозвищу "Пташка" и Вики, жены бизнесмена Пупышова. Они встретились случайно, их любовь вспыхнула и погасла. Вика не хочет порвать с мужем и стать женой Воробьёва, её устраивает положение любовницы. Но он не может её делить с Пупышовым.
Сын Пупышова от первого брака Эдька, наркоман и алкоголик, убивает отца, Вика становится богатой наследницей, предлагает Воробьёву уехать с ней совсем во Францию, но он отказывается. Его Вика стала другой, и любовь ушла...
Автор Мальцев Станислав Владимирович, 1929 г.р., образование высшее. Детские книжки "Зайка Петя и его друзья", "Кузя Щучкин – рыжий нос", "Приключения Умнюшкина и Хитрюшкина в стране кошек", "Мы с Митяем" и другие неоднократно издавались в Средне-Уральском книжном издательстве, издательстве "Литур" /Екатеринбург/, "Тюменском издательском доме". /Есть информация в Интернете и Википедии/.
625000 Тюмень, ул. Володарского 47, кв. 52 тел. (3452) 25-70-13. E-mail vsukhor@mail.ru vsukhor@mail.ru
Главные герои повести: Вика-Викуля вышла замуж за Пупышова по расчёту, Воробьёв встретился с ней случайно и искренне полюбил, но она не оценила его любовь.
Действие происходит в наши дни, в небольшом городе.
Станислав МАЛЬЦЕВ
Вика-Викуля, история любви
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Анна Петровна сидела-дремала в мягком кресле в гостиной, ведь ночь уже. Спать не пошла, надо сперва выпустить девку, с ней Эдька явился поздненько, сама им открывала. Только начала видеть сон, как он выглянул из своей комнаты, осторожно осмотрелся и вышел, её любимый внучек Эдичка, светловолосый и высокий.
Короткая стрижка, взгляд серых глаз насмешливый, затёртые до белизны джинсы, носил их, не снимая, круглый год, Раньше-то ходил в коротких штанишках, глядел доверчиво и робко.
А за ним показалась длинноногая нечёсаная девка, выжженные белые волосы лежали на плечах.
- Тихо вы, окаянные, - Анна Петровна махнула рукой.
- Баб Ань, не суетись, - Эдька обернулся, сказал негромко.
- Шевели копытами типа живее!
- Исчо чаво., - девка нахальными глазами уставилась на Анну Петровну и только сейчас она разглядела её. Короткая кофтюшка с глубоким вырезом, видны почти целиком груди - неспелые мелкие яблоки, голый; живот, а в пупке... Господи! Кольцо! Зачем? Дёргают за него, чё ли?
А главное - коротенькие шорты, бывшие джинсы, спущены совсем низко, по самое не могу, едва держатся.
- Штаны-то как носишь? Срамота! Спадут ведь, задница заблестит! - не выдержала Анна Петровна и ткнула в них пальцем.
И те точно - сразу свалились до колен! вскрылись тощие бёдра, низ живота, редкие светлые волосёнки...
- Господи! Да она без трусов!
- Га-га-га! - засмеялся-обрадовался Эдька. - А зачем?
Девка подтянула штаны, смерила Анну Петровну бесстыжим взглядом.
- Обалдеть в натуре! - и медленно пошла в прихожую.
Тут он размахнулся и шлёпнул её по заду, но звук получился тихим - нечему было звенеть, ягодицы тощие. Та даже не оглянулась, исчезла за дверью.
Анна Петровна проводила её взглядом и повернулась к внуку.
- Ну, Эдька! Доиграешься! Всё отцу скажу!
В ответ он заулыбался.
- Баб Ань! Не говори, я тебя типа люблю! Конкретно!
Она только вздохнула, конечно, не скажет. Любила его тоже до невозможности, ведь вынянчила с пелёнок.
Тут за её спиной из эдькиной комнаты вышла ещё одна ночная гостья и с кроссовками в руке быстро направилась в прихожую. В отличие от первой толстоватая и коротконогая, чёрные трикотажные спортивные штаны, обрезанные до колена, туго обтягивали ягодицы-арбузы. Кофточка тоже с глубоким вырезом, груди-дыньки при каждом шаге вздрагивали и норовили вывалиться, лови, кто хочет.
Но незамеченной ей пройти не удалось, Анна Петровна услышала шаги, оглянулась и даже испугалась…
- Ой! Ещё одна! Откуда?
От этого крика девка выронила кроссовку, показала длинный язык и побежала, ещё быстрее. Эдька не растерялся, хлопнул и её по ягодице.
- Бамс! - совсем другое дело, словно лопнул туго надутый резиновый воздушный шарик.
Он изловчился, и дотянулся, шлёпнул и по второй.
- Бамс! - еще один такой же шарик лопнул.
Девка только ойкнула и, не оглядываясь, мигом скрылась за дверью.
- Га-га-га! - веселился внучек. - О чем ты, баб Ань? Тут типа никого нету!
- Как нету? Вторая девка прошла! Кого ты тогда по заднице бил?
Эдька сделал серьезное лицо.
- Тебе показалось, как бы сотрясение воздуха.
Анна Петровна рассердилась, подняла кроссовку.
- Не ври! А это чё?
Эдька отобрал кроссовку, открыл дверь и выкинул в прихожую. Там только тихо пискнули.
- Видимость, баб Ань, все типа видимость.
- Ничё себе видимость, две кобылы с голыми титьками... Откуда. они? Как хоть зовут-то? - Анна Петровна вздохнула, что ты с ним сделаешь.
Эдька задумался.
- Вроде одна Клепка, вторая - как бы Фек...
- Клички какие-то собачьи... А по-настоящему как?
- Откуда я знаю? Только вчера на тусовке встретились.
Анна Петровна так и ахнула.
- Только вчера! И сразу в дом приволок!
Эти слова почему-то развеселили Эдьку, засмеялся все так же громко!
- Га-га-га! Ты че? Телки как тёлки, конкретные… Все на месте и спереди, и сзади!
Он насмешливо глядел на глупую старуху - ниче не догоняет. Ведь всё путем. Он давно уже ни в грош её не ставил, знал, все простит, все стерпит, выгородит перед отцом. И во всю пользовался этим.
Не раз и не два поздно - с дискотеки или из ночного клуба - являлся не один, старуха всегда ждала и пускала без звука. А пустые бутылки из его комнаты тайно выбрасывала в мусоропровод. Вот и этой ночью привел Клепку, а потом, когда старуха ушла, запустил Фек и Анта.
Анна Петровна не унималась, ей все надо знать про любимого внука.
- Ну, ты и дурак! Презервативами-то хоть пользуешься?
- Баб Ань, не парься! - он поднял руку, словно собираясь закрыть ладошкой ей рот.
- Что же ты, стервец, двоих чё ли.., - она остановилась, подбирая слово. - Чё ли клепал?
- Га-га-га! - опять засмеялся Эдька. Ну, прикалывается старуха. - Там ещё Ант!
- Ещё одна? - у Анны Петровны руки-ноги задрожали.
- Ты чё? Ант - Антон из нашего класса, ты его знаешь, был у нас.
- Ант, - повторила она уже потише. - Пусть выйдет сей момент! Эдькин дружок подслушивал за дверью и сразу выскочил, такой же светловолосый и высокий, и тоже в белёсых джинсах.
- Здрасте, баб Аня!
Анна Петровна показала ему кулак.
- Еще один внучек вылупился! Подь отсель!
И тот мигом исчез в прихожей, а Эдька весело сказал:
- Баб Ань! Не гони волну - фигня все это!
Но Анна Петровна не успокоилась и продолжала так же сердито:
- Кашей тебя кормила, жопу подтирала, никогда не думала, что таким кобелём вырастешь, прости Господи.., - она даже мелко перекрестилась, хотя в Бога не верила и в церковь не ходила.
Эдька её совсем не слушал, улыбался своим мыслям, вспоминал, как славно было с этими новыми. Клепка вертелась, ругалась по всякому, а Фек лежала тихо, только, сопела всё громче и громче, была мягкая и удобная, словно подушка...
Он очнулся, увидел сердито глядевшую на него старуху, громко и весело произнёс загадочные слова:
- Кина не будет! Всё атлична! Бабры поехали в Бабруйск! - и пошёл в свою комнату.
Анна Петровна открыла от удивления рот, смотрела, ему вслед.
- Окстись! Какие ещё бобры?
Внучек оглянулся, ответил серьёзно:
- Те самые.
И исчез в комнате, плотно закрыл за собой дверь.
2
Летние ночи короткие, солнце уже пробивалось сквозь плотные шторы и в комнате стало совсем светло. Павел Павлович Пупышов проснулся, захотелось пить. Вчера вечером после работы с прорабами "раздавили" две бутылки беленькой, да почти без закуси, вот голова и болела, во рту пересохло.
Не спеша, встал, подошёл к столу, налил стакан боржоми, выпил залпом, и повторил. Любил эту водичку, хоть и стала дороговатой, ну, а что делать, жить-то надо, да и доктор советовал настойчиво её употреблять регулярно.
Скинул майку, было жарковато, в трусах вовсе не спал. Стоял голый, высокий, плотный, широкоплечий, но не толстый, хотя, конечно, лишний вес немного был. Грудь, живот и ниже - в густых зарослях волос, почему-то они тут стали седеть, хотя на голове не замечал ни одного белого.
Ему нравились эти заросли-джунгли, как их называл, да и не только ему. Все девки, с кем имел дело, ахали от восторга и норовили подергать. Вот только жена, Виктория Семеновна, почему-то не обращала на них особого внимания. Вот она, спит-дрыхнет на соседней кровати под легкой простынкой.
Потянулся, почесал грудь, подмышками, в паху... Глядел на неё, первая жена не так давно умерла, остался сын, Эдька. Не одному же жить, и он почти сразу снова женился, взял совсем молоденькую, тоненькую девчонку - ни спереди, ни сзади ничего. Сидела в их медпункте медсестрой, копеечные бабки. Сейчас смотри, совсем другое кино. Отъелась, задница как задница, грудяшки налились, баба стала в полном порядке. Как говорится, есть за что подержаться, есть на чем глазу отдохнуть. Пока не родила ему никого и не надо, одного Эдички хватает выше крыши.
Глядел, а она перевернулась с боку на бок, простынка соскользнула, голубенькая, прозрачная короткая рубашонка-ночнушка сбилась на грудь. Открылись живот, бедра, длинные белые ноги чуть разошлись призывно.
Пупышов не то громко выдохнул воздух, не то хрюкнул, протянул руку, сдернул простынку на пол. Жена сразу, не открывая глаз, попыталась лечь на живот.
- Не вертись! - прошептал громко, схватил за плечо, перевернул на спину, навалился тяжелым телом, руками больно мял груди, придавил так, что она только охнула, только стонала тихо...
Не спеша встал, взял простынку, вытерся, сказал негромко:
- И не хрен тебе было вертеться....
Бросил простынку жене на живот и ушёл, плюхнулся на свою кровать. Мигом уснул, захрапел-засвистел.
Виктория Семеновна лежала тихо, так и не открой глаз, слава Богу, храпит не очень сильно. Чувствовала себя распятой, все косточки болели, наверное, будут и синяки. Трахнул ее любимый муж как дешёвую шлюху…
Наконец встала, брезгливо подцепила грязную простынку двумя пальцами. В соседней ванной комнате кинула в угол, сегодня же выбросит в мусоропровод. Включила душ и долго стояла под тёплой водой… Потом легла и думала - почему? Почему стала его женой?
С ним-то всё понятно: старому кобелю захотелось молодого мясца. А она-то? Поддалась минутному увлечению? А, может, просто надоело жить по чужим углам и экономить каждую копейку? Только не просчитала все возможные последствия. А надо было - надо было хорошенько подумать. А теперь что? Куда денешься? Некуда…
Глаза были мокрыми, голова тяжелая, теперь не уснуть, а ведь еще можно поспать пару часов. Но неожиданно заснула быстро и спала спокойно!
3
Вся моя печальная, и даже трагическая, история началась в веселый весенний день, по иронии судьбы в день моего рождения. Я его давно не отмечаю, почти забыл, и никто о нём не знает.
Я шёл по небольшому скверику возле дома и радовался. Весна! Весна! Первая зелёная травка на газонах, почки на кустах набухли - скоро проклюнутся листочки. Земля на клумбах черная, но вот-вот её вскопают и высадят уже готовые цветы из теплицы. Посидеть бы на лавочке хоть немного, но некогда - спешу на работу, я ведь теперь сантехник в жилищной конторе.
Вошёл в маленькую комнатку диспетчеров, тетя Маша, ехидно улыбаясь, подала мне заявку. И сказала тихим, тоненьким, каким-то змеиным голосом:
- Вот, Петр Сергеич, она легонькая, как раз для тебя.
Я глянул - ремонт бачка унитаза, Заозёрная 16, квартира 5, Пупышев. Ничего себе легонькая! Хуже не придумаешь, это же так далеко.
Но отказаться не мог - новичок, взял бумажку, и, как ни в чем не бывало, тоже негромко и ласково ответил:
- Спасибо большое, Мария Федоровна, за заботу, - назвать ее, как все, тетей Машей, ещё не решался.
Заозёрная улица - на окраине города, рядом с берёзовой рощей. Там стоят большие, как теперь говорят, элитные дома. Живут в них богатые новые русские да высокооплачиваемые чиновники разных расплодившихся, как грибы после дождя, контор.
Наши сантехники избегали ходить туда, отталкивались от таких заявок всеми силами, как могли, вплоть до угрозы уволиться. Гонору у тех жильцов было предостаточно - ни здравствуй, ни прощай. Стоят над душой, следят за каждым шагом, требуют, чтобы все было вылизано. И копейки никто не даст.
Все это узнал из разговоров в курилке, сам ещё в таких драмах не работал, хотя в нашей конторе уже почти месяц.
Но я немного отвлекся. Так вот, сунул заявку в карман и поплелся на автобус. Ехать туда полчаса, да еще пешком идти. Сидел у окошка и думал, как же так вышло, что после окончания университета стал сантехником?
Да, да, из учителей в сантехники. И в этом нет ничего удивительного для тех, кто знает, сколько платят молодому учителю без стажа и разных надбавок. Хорошо, что еще до учёбы научился все краны чинить и трубы продувать не только в своей квартире, но и у соседей.
С такими невесёлыми мыслями ехал на эту Заозерную, на душе было грустно и пусто. И предположить не мог, что меня там ждет. А случилось тогда то, что перевернуло всю мою жизнь...
4
Павел Павлович Пупышов в богатом темно-красном вельветовом халате, сидел в широком мягком кресле. Рядом, возле журнального столика, стояло ещё одно.
Любил работать тут, в гостиной, хотя рядом был большой кабинет с компьютерами, принтерами и факсами. Раньше ничего такого не было, и жили неплохо, теперь же без них ни шагу.
Пупышов находился в самом расцвете сил и карьеры, владелец самой крупной и успешной в городе строительной фирмы "Супер-строй”, миллионер. Конкуренты называли её по другому - "Лапоть-строй", а его банкир – “Пуп”. Он был председателем совета директоров одного из банков, не самого большого, но и не маленького.
Сейчас довольно думал о своей весьма выгодной сделке: удалось купить за бесценок бывшую фабрику модельной обуви. Само здание - древняя развалюха - даром не нужно. Но земля, земля под ним золотая. Конечно, пришлось кой-кому ’'подарить” толстый конвертик, вспомнил о нём и вздохнул...
Построит на этом месте элитный жилой комплекс, на нижних двух этажах торгово- развлекательный центр. Уже получил в своём банке кредит - почти без процентов! - а потом продаст, на каждый вложенный рубль три прибыли.
Продаст, и уедет на хрен отсюда. Во Францию, на Лазурный берег, купит там виллу, станет жить и загорать, а ,может, и построит отель - класс ”люкс", пять звёзд…
Сидел, глядел в окно, там, на пасмурном небе, теснились серые облака, северный ветер гнал их вдаль, а был уже не здесь: ласковое море, золотой песок, голые девки вокруг – выбирай любую, хоть пять штук, коли "бабки” имеются. Рядом - белоснежный красавец: его отель-дворец, два бассейна, три ресторана, все номера всегда нарасхват…
Тут вдруг раздались громкие дикие звуки и в комнату вошёл Эдька с балалайкой, дёргал струны и бил по ней пальцами.
- Чтоб тебя! С ума сошёл как? Полностью или частично? - Пупышов так и подскочил в кресле.
-Ты чё, па? - удивился Эдька. - В школе играл, все обалдели, девки типа уписались от смеха, ко мне целоваться полезли, в очереди стояли. А ты - с ума сошёл...
Ну, что ты с ним будешь делать, дурак дураком. Путышов встал, сказал резко:
- Забыл, чей ты сын? Тебе нельзя на этой бандуре брякать - не солидно. Я тебе саксофон куплю, другое дело. На нём штатовский президент играл.
- На фига! Ты ещё скажи - скрипку. Тут просто, стук-бряк и все дела, конкретно. Смешно и порядок, недовольных нету. Или как бы купи мне барабан, буду стучать! - Эдька шлёпнул себя по надутому животу.
- Бум! Бум! Бум!
Павел Павлович с всё нарастающим раздражением смотрел на долговязого оболтуса. Не заметил, как за вечной суетнёй-колготнёй вырос сын. Вроде бы только вчера водил его за ручку в детсад, потом возил на машине в школу...
Вырвал из эдькиных рук балалайку, взмахнул, собираясь грохнуть об пол, тут он завопил:
- Не надо! Я больше не буду!
От крика Пупышов немного опомнился, швырнул её в угол и грузно опустился в своё кресло.
- Ещё раз увижу, разобью на хрен в щепки!
- Сейчас выброшу в мусоропровод, на фига она мне! - Эдька уже давно увидел коньяк и косил глазами на столик. Вкрадчиво спросил негромко. - Па, можно типа коньячку нюхнуть?
- Мал ещё такой коньяк нюхать, - Павел Павлович ухмыльнулся, уже успокоился, настроение менялось очень быстро. - Ладно, так и быть, я сегодня добрый, нюхни.
Эдька быстро - пока отец не передумал схватил рюмку, опрокинул в рот, и, с видом знатока, произнес громко и весело:
- Ниче! Пить можно!
Павел Павлович рассмеялся - ну, сопляк, даёт!
- Чё бы ты понимал. Рюмку выпил, считай три сотни заглотнул, а то и больше. - И спросил: - Мать встала?
Эдька ответил, хоть и не грубо, но не так, как прежде:
- Мать? Какая мать? У меня мамы нету. Про твою Вику типа ничё не знаю и знать не хочу. Она мне как бы параллельно. - И добавил: - Я и забыл, чё пришел, конкретно. Там как бы сюка звонит.
Отец удивлённо глянул на него.
- Ни хрена тебя не понял. Так звонит или нет? И какой ещё сюка?
Эдька тоже удивился.
- Чё не понятно? Охранник снизу по домофону…
- Секюрити, что ли?
- Ну! Я и толкую тебе - сюка.
- Говори нормально, чё ему надо?
- Сантехник какой-то там нарисовался к нам, пускать или нет? Вызывал как бы его?
Пупышов довольно кивнул.
Глянь на монитор, кто такой. И скажи, чтобы пустил.
Эдька схватил балалайку и исчез. Павел Павлович снова плеснул коньяк в рюмку, выпил и начал жевать конфетку. И тут вбежал сын и завопил:
- Это Пташка! Это Пташка пришёл!
От неожиданности Пупышов конфетку даже проглотил целиком, чуть не подавился, закричал на придурка:
- Ты точно меня кончишь! Какой ещё на хрен Пташка?
- Наш препод…
- С ума с тобой сойдёшь! Обратно ничего не понял, кто пришёл? Учитель или сантехник?
- Был преподом, потом куда-то делся, а теперь как сантехник. А Пташка - так у него фамилия такая, Воробьёв. Добрый был препод, типа никому двоек не лепил.
Пупышов коротко хохотнул:
- Добрый! Ха-ха! Вы ему на голову сели, вот и сбежал. Запомни, нынче добрым быть нельзя. Опасно, сожрут вместе с костями.
5
Я сидел в подъезде, ждал. Что-то долго, но не уходить же, хотя, конечно, самым правильным было бы плюнуть и исчезнуть. Наконец динамик на столе у охранника ”хрюкнул”:
- Пусть заходит.
- Третий этаж, - молодой парень, пахать бы на нём, махнул рукой в сторону лифта.
Дверь открыл долговязый подросток, его сразу узнал: Эдуард, мой бывший ученик. Не думал его тут встретить.
- Здрасте, - буркнул и исчез, а я вошёл в комнату.
За журнальным столиком в кресле сидел немолодой солидный мужчина в халате, стояла бутылка, рюмки, коробка конфет. Неужели пил вместе с сыном? Я вынул бумажку.
- Добрый день, заявочка от вас, квартира Пупышева...
Он меня перебил, резко и даже зло:
- Не Пупышева. а Пупышова! Запомни навсегда!
От такого крика я сразу стушевался и промямлил еле слышно:
- Извините, так диспетчер написал.
Мужчина в кресле пристально глядел на меня. Ни здравствуй, ни прощай, обычный хам, каких много. Поскорее бы сделать всё и уйти. Вдруг он спросил:
- Был учителем, стал сантехником, давно работаешь?
Мог и промолчать, какое его дело. Но послушно ответил:
- Второй месяц.., - и начался непонятный и неприятный для меня разговор.
- Чего сбёг?
- Позвольте, почему “сбёг”? Перешёл на другую работу.
- Так и перешёл! Ха!
- А вы знаете, сколько молодому учителю платят?
- Ты теперь, понятно, больше гребёшь. Но из тебя сантехник, как из дерьма гвоздь.
- Я курсы окончил, свидетельство имею.
- Чудик ты! Думаешь, я тебе свою итальянскую красоту доверю? Мой любимый сортир?
Ну и отлично, скорее протянул ему заявку.
- Напишите отказ и вызывайте другого, а я пошёл.
Этот самый Пупышев-Пупышов, не глядя, кинул её на стол, не спеша, налил себе рюмку судя по цвету и запаху это был коньяк, и продолжал всё так же громко:
- Погодь, есть разговор. Тебе не предлагаю, дорогой, французский. Вот могу водки плеснуть...
Еще не хватало! Нужна мне его водка, да и коньяк тоже.
- Спасибо, ничего не надо.
- Ну и дурак, нынче как живём: дают - бери, бьют - беги. Понял или нет?
- Чего тут не понять, хитрость небольшая. Только дают мало, всё бегать приходиться... - этот тип мне уже порядком надоел, сантехника за человека не считает, надо его проучить. Решил так и сел во второе кресло, спросил очень вежливо и негромко:
- Простите, как ваше имя-отчество?
Взглянул на меня удивлённо, ответил спокойно:
- Зачем тебе? Допустим, Павел Павлович.
- А я Пётр Сергеевич. Очень прошу впредь обращаться ко мне только так. И на "‘вы”', пожалуйста. Как говорится, коров с вами вместе не пасли.
Он даже глаза немного выпучил, как у варёного карася, никак не ожидал такого от смерда. Угадал его мысли - выгнать нахала вон, но промолчал, был какой-то интерес ко мне. Если закричит или даже просто повысит голос, встану и уйду. Видел я его в гробу в белых тапочках вместе с французским коньяком.
Но кричать не стал, даже улыбнулся.
- Каких ещё на хрен коров? Чего городишь? Говори мне тоже “ты”, Пал Палыч, и всё о’кей, понял? Теперь давай ближе к делу. Вот ты, Пётр Сергеич, оболтуса, сына моего, сейчас видел, скажи, как он по географии?
Всё равно тыкает, ну и я попробую
- Должен тебя, Пал Палыч, огорчить - никак. Полный ноль. Ничего не знает, и знать не хочет.
Он даже не моргнул, проглотил моё "ты", молодец! А я решил уходить, зачем мне всё это. Только собрался встать, как вдруг кольнуло сердце. Кольнуло и защемило. Сказался наверняка наш пустой разговор, ненужное волнение.
Видно, я побледнел, так как он спросил:
- Ты чего?
- Сердце давит.., - не хотел, но ответил.
- Лечиться надо, - заметил с умным видом.
- Лечусь... Поставили в очередь на операцию, год ждать. А за деньги - хоть завтра.
Вот ведь как интересно получилось, не скажи я об этом, с дуру конечно, всё могло бы выйти совсем но другому. Точнее говоря, вообще бы ничего не было. Посидел бы ещё немного, встал и ушёл, до свиданья, будьте здоровы. Но нет, чёрт дёрнул меня за язык.
И он сразу стал меня учить:
- Так и должно быть. Рынок есть рынок, халява кончилась, господа! За всё надо платить. Гоните денежки за каждый чих! "Бабок" у тебя нету? Знаю, так они под ногами валяются, бери не хочу. Пошевели задницей, живо оформляй кредит в банке и все дела. Квартира есть в залог?
Сердце колоть перестаю и ответил тихо:
- Однокомнатная, целых двенадцать метров.
Он явно обрадовался:
- Годится! Доход у тебя теперь приличный, не учительские гроши, дадут без звука.
Тут я подумал, может, несправедлив к нему? Вдруг проявил такое участие...
- Слушай сюда! - продолжал громко и напористо. - Кредит быстро вернёшь, если не дурак. Так и быть, научу, я сегодня добрый. Ушки шире развесь: придёшь вот так, по заявке, сразу ничего не делай, не хрен торопиться. Поломка, мол, сложная, нужен специальный инструмент, завтра буду. Клиенту дай номер своего мобильника, пусть звонит не диспетчеру, а прямо тебе...
- У меня телефона нету, - вставил я.
Как он удивился!
- Да ты что, ё-моё! Из какой пещеры вылез? Купи мобилу сей момент, без неё ты не человек, понял? Дела всего там на пять минут, а ты дня два-три потяни, потом ковыряйся час, да ещё воду на пол пусти, хоть немного. Так клиент тебе любые "бабки" вынесет, да ещё спасибо скажет. Вот, держи адрес хорошего банка, - и подал карточку-"визитку”. - И не хрен ждать, нынче всё надо делать быстро, а то опоздаешь, поезд уйдёт. Сразу приходи, оформляй кредит. Без очереди, сошлись на меня, я там скажу.
Карточку я, конечно, взял - надо будет подумать, и окончательно решил убраться отсюда. Тут он, слава богу, сам об этом сказал:
- А теперь двигай до дома, сантехника я другого найду, - открыл дверь и крикнул-позвал:
- Анна Петровна!
В комнату вошла пожилая симпатичная женщина, по виду родственница или домработница, чуть улыбнулась.
- Здравствуйте, мы гостям всегда рады.
Он громко засмеялся:
- Гости, ха-ха! Это сантехник! Проводи его!
- Добрый день, - я встал слишком быстро и сердце опять кольнуло, пришлось снова сесть.
Анна Петровна испугалась.
- Вам плохо? Может, "скорую" вызвать?
- Не надо, - сказал через силу, хотя голова кружилась.
- Тогда вас домой доставим, - продолжала она. - Как раз Виктория Семёновна ехать собралась, и увезёт.
Пупышов живо подхватил:
- Вот и прекрасно! Ты, Пётр Сергеич, дома полежи, капелек попей. Меня тоже иной раз прижмёт так, корвалольчику пузырек тяпнешь, и порядок… Можно дальше бегать.
И вот тут-то случилось чудо - словно блеснул луч солнца.
В комнату вошла Она! Я замер, дыхание остановилось. Вся была светлая: белое лёгкое платье, такие же туфли на высоком тонком каблучке. Личико круглое, носик прямой, чуть курносенький, волосы немного кудрявые, золотые. И не соломенные, а темноватые, как старинная медь. Была необычная, милая, просто нет слов, чтобы описать её.
- Как себя чувствуете? - спросила негромко, И, не дожидаясь ответа, взяла мою руку, стала считать пульс. Строго сказала:
- Надо срочно расширить сосуды. Павел, налей коньяку. - Пупышов даже скривился, нехотя накапал неполную рюмку. Она молча взяла бутылку, долила её доверху. Тут у Пал Палыча хамство прорвалось.
- Ё-моё! Новое дело, коньячок-то, между прочим, французский. "Подавись ты им" - подумал я, и рюмку брать не стал.
Виктория Семёновна, это, конечно, и была жена его, скомандовала:
- Ну-ка, пить без разговоров!
Взял рюмку и выпил, сердце уже не кололо, то ли от коньяка, то от одного её присутствия. Потихоньку встал с кресла.
- Спасибо большое, я пойду.
Пупышов явно обрадовался, что избавится от меня.
- Отпустило и ладненько. Гуляй тогда, потихоньку до дома, там полежишь, и всё будет о'кей.
- Нет, - возразила она. - Пешком нельзя, только на машине. - Оглянулась на Анну Петровну и та сразу подхватила меня под руку и увела. Шёл и думал: как она, такая нежная, терпит этого хама? Почему и зачем?
Как только этот чудик закрыл за собой дверь, Пупышов налил рюмку, выпил залпом, сказал громко и весело:
- Так-то лучше, только "скорой" тут не хватало. Придёт этот лох в мой банк, куда на хрен денется, а там ребята "обуют" его по полной программе. - Налил ещё рюмку, выпил. - Ну, за всё хорошее, за мой жилой комплекс здесь, и за отель во Франции. Ладно, пошёл овсянку есть, заржу скоро, как лошадь, чтоб она пропала, но здоровье беречь надо.
Встал, и от полноты чувств и от коньяка громко закричал:
- И-го-го
Ах, рано, рано радовался банкир Пуп, напрасно веселился. С этого самого дня его линия жизни тесно переплелась с жизнью чудика сантехника учителя Пташки. От этой, вроде бы, случайной встречи всё и началось-понеслось… По судьбе Пал Палыча пошла глубокая трещина...
6
Доехали мы быстро. За всю дорогу Виктория Семёновна не сказала ни слова, я тоже молчал. Вышли из машины, взяла меня за руку, повела к железной входной двери. На площадке перед спуском в подвал, сидел Борис Борисович, наш общий кот, серо-полосатый с рыжими пятнами.
- Привет, получай обед! - сказал ему и вынул из кармана специально купленный пирожок с мясом. Развернул бумагу и положил на пол, котюга его хапнул и мигом умчался.
Виктория Семёновна слушала наш разговор с улыбкой.
- Имя и отчество у него есть, а фамилия какая?
- Фамилия? – переспросил. - Надо срочно придумать. Пусть будет Пушкин. Борис Борисович Пушкин, звучит неплохо..
Она удивилась:
- Почему вдруг Пушкин?
- Потому, что пушистый.
- Нет, не годится, лучше просто Пушок.
Я, конечно сразу согласился,
- Борис Борисович Пушок, очень хорошо, даже замечательно.
Наша лестница - не дай Бог! Пыль, грязь, бумажки какие-то валяются. И, главное, подвал, там всегда стоит вода, пахнет болотом и ещё кое-чем похуже. Но она молодец, ноль внимания на всё это, хотя не привыкла к такому. В её доме наверняка лестницу моют каждый день, а подвала совсем нету.
И тут я вспомнил: ёлки-палки, ё-моё! - как говорит Пал Палыч Пупышов, а моя-то комната! Стыд и позор! Но было уже поздно, пришли. Глаза опустил, сказал тихо:
- Прошу вас, только не пугайтесь, не ждал гостей...
Мы вошли, и я увидел свою берлогу её глазами. Старый продавленный диван, постель на нём кое-как: накрыта тоже старым клетчатым одеялом. Маленький письменный столик и один стул рядом. И самодельный книжный стеллаж из некрашеных досок. Книги стояли на двух полках, остальные захватило какое-то барахло: газеты, журналы, даже тарелки.
Конечно, заметила сразу всё убожество, но слова не сказала, сразу спросила:
- Как себя чувствуете, вам надо лежать. Дверь закрыли? Вдруг соседи набегут, потревожат…
Я усмехнулся, это не грозит. Ни я к ним, ни они ко мне не ходим, иногда на лестнице встречаемся, и всё.
Она села на стул, осмотрелась…
- У вас совсем неплохо. А где же телевизор? Разве нету?
- Ненавижу этот "ящик"', - сказал весело. - Все эти сериалы с убийствами, словно живём в тюрьме и кругом одни уголовники. Был, отдал соседям, сначала хотел просто выбросить.
- А вечерами? – удивилась. - Что вы делаете длинными, тёмными вечерами зимой?
Я встал с дивана, подошёл к стене. Там, на гвоздях, висели, одна на другой, большие карты разных стран и крупные рисунки всяких львов, тигров и крокодилов.
- Вот! Каждый вечер путешествую в какую-то страну, сам себе рассказываю о ней, словно в классе ребятам.
И тут она просто приказала, громко и решительно:
- Тоже хочу послушать, быстро говорите как-будто сейчас вечер. Куда вы сегодня?
- В Австралию, очень интересная страна, просто замечательная.
Её карта уже висела первой, а вот зверюга не подходил - мохнатый медведь, такие там не водятся. Перебрал рисунки, нашёл кенгуру с могучими лапами, повесил и начал:
- Здесь удивительные животные, которые больше нигде не встречаются на планете. Вот, например, кенгуру, вы его, конечно, знаете.
Обрадовалась совсем по детски:
- Знаю, знаю, видела не раз в кино, мультики очень смешные.
Здорово бегает-прыгает. На животе сумка, а в ней детёныш, это удобно. Ой, простите, я перебила...
Замолчал, сразу встала, подошла к рисункам, начала их разглядывать. Сказала тихо и грустно:
- Как интересно вы живете, а я... Тоска...
Вытащила портрет гиены.
- А это кто? Такая противная!
- По-своему полезное животное, санитар леса гиена...- И тут я, наконец, решился: - Виктория Семёновна... Вика... Можно вас так буду звать?
Открою секрет, так её и звал, мысленно, конечно, с самой первой минуты, как увидел.
- Можно, и даже нужно. Виктория Семёновна - очень скучно.
Я совсем осмелел:
- А если Викуля? Вика-Викуля...
Она чуть вздрогнула: когда-то, сто лет назад, и вообще в другой жизни, её так называл молодой врач, с которым работала в больнице. Началась у них любовь, короткие встречи во время ночных дежурств. Она была, как укол сделанный неумело, - трудная и болезненная. Началась и кончилась, осталась только память о его горячих, жадных губах, да ещё боль от аборта... Но ответила почти спокойно:
- Ладно, давайте.
- Мне очень нравится, звучит прекрасно - Викуля.., - я улыбнулся. - Знаете, Вика-Викуля вы такая красивая...
Тоже улыбнулась, только грустно.
- Будет вам... - Взяла мою руку, сосчитала пульс. - Надо бы давление померять, но у вас, конечно, тонометра нету, – и подвела к дивану. - Раздевайтесь и ложитесь по-настоящему. - Быстро, я и слова сказать не успел, сняла с меня пиджак, расстегнула рубашку. - Слушайтесь меня, я ведь медсестра, хоть и бывшая.
Сел стащил рубашку, а она продолжала:
- И брюки! Брюки тоже!
Отвернулась, не скрою, мне была приятна такая забота, был просто счастлив. Сдёрнул штаны, забрался под одеяло и отрапортовал:
- Готов как юный пионер!
Посмотрела, лукаво улыбнулась.
- Молодец! Сейчас лекарство дам, - и вытащила из своей сумки плоскую фляжку, отвинтила крышку-пробку, я почувствовал запах коньяка.
Поднесла фляжку к моему рту.
- Расширим сосуды, пейте без разговоров.
Я глотнул с удовольствием, из её ручек хоть керосин.
Забрала и тоже отпила, один второй глоток, и спросила негромко:
- Скажите, Пётр Сергеевич, почему вы не женились?
Удивился, задумался, сам не знаю...
Вика продолжала, уже громко:
- Не надо спешить, не надо! Я вот замуж выскочила, заторопилась, дура! Дура круглая! Сейчас не живу, а маюсь. Старуха, змея подколодная, следит за мной, всё Павлу докладывает. Вот кто на гиену похож!
Сел на диване, попробовал возразить
- А мне показалось, что симпатичная женщина.
Толкнула меня в плечо, пришлось снова лечь, и сказала так же зло:
- И Эдьку этого ненавижу. Вином от него пахнет, наркотики глотает в ночном клубе. Девки какие-то возле вьются, противно даже говорить... На улице за спиной слышу: её муж банкир Пуп… Пуп! Думаете приятно?
Попытался было успокоить, даже улыбнулся. Улыбочка, правда, получилась кривоватая.
- Не волнуйтесь, это у вас давление поднимется.
Вика не слушала.
- Пуп! С ума сойти! А я кто выходит - Пупша? Упасть и не встать! Если бы я была твоей женой, тогда кто? Воробьиха! Просто конец света, смехота кругом… Давай ещё по глоточку...
Взяла фляжку и подала мне.
- Пей, а я позвоню, отмечусь.
Фляжку взял, но пробку отвинчивать не стал, а она вынула из сумки мобильник, набрала номер.
- Павел, это я. Икру купила, едва нашла в стекле. Сёмга плохая и салями тоже, ладно, поищу… - сказала и кинула телефон на стол.
- Вот и весь наш разговор, велел не мешать, отключился на полуслове.
7
Села со мной рядом, оглянулась.
- У тебя никакой музыки нету?
- Есть, - вскочил, и, как был только в майке и трусах, подошел к окну. Там стоял старенький, деревянный ещё, проигрыватель, включил его, а где же пластинки?
- Ну-ка, ну-ка, вылезайте, - с этими словами разобрал кучу газет, нашел под ними свою любимую пластинку - "Токаты" Баха, поставил, и в комнате торжественно и мощно зазвучал орган.
Вика слушала, минуту, не больше, потом засмеялась.
- Выключай! Музыка хорошая, но сейчас, малость, не подходит.
Я снял звукосниматель, орган умолк. Она из сумки вытащила не то магнитофон, не то плеер, - в этом не разбираюсь, - и посмотрела мне прямо в глаза. Пристальным, и даже, словно, гипнотизирующим взглядом.
- Ты только слушайся меня и всё будет хорошо, о’кей, как говорит мой горячо любимый муж. Сейчас другую музычку для настроения послушаем.
Включила свой аппарат и громко загремела, забила ритмичная мелодия. С удивлением, и даже испугом, увидел - Вика начала медленно танцевать, высоко поднимая руки, качая головой и вращая нижней частью тела. Смотрел, ничего не понимал, и вдруг она расстегнула пуговицы и быстро сбросила кофточку.
Я молчал, Вика-Викуля продолжала танцевать, вот уже и юбка упала на пол. Белые стройные ноги, белые руки над головой... Взглянула с усмешкой на меня.
- Мы с тобой уже не дети, всё знаем.
Смотрел и смотрел на неё, не мог отвести взгляд, так она была прелестна и очаровательна.
Вот и лифчик слетел к ногам, выскочили на свободу белоснежные диковинные плоды с алыми ягодками-вишенками, как в волшебной арабской сказке, она продолжала танцевать, теперь остались только голубенькие кружевные трусики. Мгновение - и нет их, как ветерок сдунул. Сразу нестерпимо яркий свет ударил мне в глаза, ударил и ослепил.
Вскочил, словно хотел бежать куда-то, и замер: Вика-Викуля стояла передо мной - нагая и прекрасная...
- Возьми меня.., - еле слышный шепот заглушил музыку и прозвучал в ушах как удары колокола...
Мои руки сами обняли её, и мы упали на диван. Груди у Вики были мягкие, вся она оказалась сладкая, как мёд, и горячая..., словно только что вынутый из печи пирог, целовал и целовал её везде без конца, обхватила меня за плечи и тихо стонала.
Ничего не думая, ничего не понимал, тело действовало отдельно от моего сознания, подчинялось каким-то своим, более важным законам. Вошёл в неё. Вика застонала громче, чуть не кричала, ещё крепче сжала мои плечи, небывалые радость и счастье наполнили меня целиком, продолжал целовать и целовать её, не мог остановиться…
Мы молча лежали рядом. Мой Петя-Петушок - как в далёком и прекрасном детстве его называла мама - обессиленный, и едва живой валялся кверху лапками...
Я хотел, чтобы Вика оставалась подольше, даже не уходила бы совсем, но она сбросила простынь.
- Погоди, не торопись, - жалобно попросил.
- Пора, - повторила, - там старуха меня караулит, - села, сладко потянулась.
И тут... Тут меня словно кто-то огрел кнутом. Петя-Петушок мой резво вскочил, запрыгнул на забор и громко закукарекал...
- Не пущу! - схватил её, Вика и не пыталась сопротивляться, тихо ойкнула…
Потом сразу встала, начала быстро одеваться.
- Завтра приду в это же время, - весело сказала, поцеловала меня и исчезла.
А я лежал на диване и думал: было всё это на самом деле, или только приснилось, пригрезилось. Было! Было! Вот смятые простыни, вот подушка пахнет её духами. За что мне, неудачнику, это счастье - любовь такая…
8
Виктория Семёновна заехала в первый попавшийся магазинчик, купила там что попало, в кухне выложила на стол.
Анна Петровна придирчиво осмотрела банки с икрой, понюхала салями, разрезала лимон, недовольно сказала:
- Где тебя лешак носил полдня? Лимоны взяла плохие, толстокожие, - и всё аккуратно сложила-убрала в холодильник.
- В ЦУМе была на показе мод, - Виктория Семеновна поскорее ушла из кухни. Ворчание старухи не повлияло на настроение, привыкла уже. Его, как всегда испортил Эдька. Вначале она не раз пыталась найти с пасынком хоть какой-то общий язык, потом бросила - бесполезно. Эдька её не признавал и ни в грош не ставил.
Вот и сейчас из его комнаты доносились какие-то кошмарные звуки, что-то громко стучало и звенело. Открыла дверь, он сидел на стуле, положив ноги на другой, держал на животе балалайку и нещадно рвал-дергал струны, ожесточённо бил, как по барабану.
Эдька глянул на неё волком, махнул рукой. Поскорее ушла в ванную комнату, пустила воду посильнее, задвинула защёлку, чтобы старуха вдруг не явилась. Звук бегущей воды немного успокоил, но, всё равно, от прежней радости уже не осталось и следа. Медленно разделась, взяла трусики и прижала к лицу тогда, дома у Воробьёва, вытерлась ими и они сохранили запах их любви.
Сделала воду очень теплой, почти горячей, - это всегда помогало, легла и закрыла глаза. Кровь сразу отлила от головы, та перестала болеть. Лежала и вспоминала неуклюжего, но такого милого, чудака-учителя. Как смешно он сразу влюбился, какие у него оказались сильные руки, как славно сделал её, да ещё два раза подряд никак не ожидала.
Лежала в постепенно остывающей воде, нежилась, хорошее настроение быстро вернулось, Совсем не думала, не гадала что дальше? Будь что будет, всё само собой как-то образуется, как говорится, всё к лучшему в этом лучшем из миров...
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Пупышов сидел возле журнального столика, просматривал документы. В дверь негромко стукнули, поморщился: ведь запретил всем ему мешать, когда занят.
- Заходи, кто там?
Вошла жена лицо красное. Чем-то взволнована, чем-чем известно - опять Эдичка.. И угадал, заговорила, голос дрожал:
- Я так больше не могу! Нет и еще раз - нет! Что же это? Он мне хамит постоянно!
Павел Павлович только вздохнул, опять какая-нибудь чушня-хрень... Как ему все это надоело!
- Что снова случилось? Говори быстро, некогда мне!
Виктория Семеновна открыла было рот, но тут зазвонил телефон на столике. Пупышов схватил трубку махнул рукой, чтобы замолчала.
- Слушаю вас, да я. Что?! – и даже привстал с кресла, но сразу шлёпнулся обратно. - Не может быть! Так, така, понял, спасибо...
Зло кинул мобильник на стол, не обращая внимания на жену, выругался по-черному матом, она чуть не убежала.
- Ну и сволочь этот Сергеев, не добил я его в свое время, а ведь мог! Ну, гад ползучий! Задавил бы своими руками!
Виктория Семеновна поняла, случилось что-то серьёзное, стало не до Эдьки, Пришлось спросить, проявить интерес, хотя никогда в дела мужа не вникала.
- Чего ты так? Вроде бы друг-приятель…
- Сволочь последняя, мать его… - кричал Пупышов, отводя душу. - Только что узнал от верного человека, хочет землю и фабрику у меня оттяпать!
- Ты же говорил, недавно купил ее.
- Купил и деньги уплатил. А он заход сделал к мэру, пообещал там автостоянку построить, дескать городу нужнее, чем ещё один торговый центр.
Тут она поступила очень опрометчиво, сказала совсем не то:
- Конечно, нужнее, пройти нельзя, все тротуары машинами заставлены. А торговля... Так у нас уже на каждого жителя по магазину.
Пупышов вскочил, заорал на неё ещё злее:
- Xрень несёшь! Болтаешь, ни черта не знаешь! - подошёл к серванту, открыл бар, налил и махом выпил рюмку водки. Продолжая кричать, даже лицо покраснело.
- Меня голыми руками не возьмёшь, мэру скажу - построю рядом с жилым комплексом большую автостоянку, домину в десять этажей!
Прокричался, вроде немного успокоился, но, всё равно лучше было бы уйти, отложить разговор. Но Виктория Семёновна рискнула.
- Послушай же дело серьёзное. Деньги у меня из сумочки пропали.
- Он взял? Ты видела?
- Кто же ещё?
- Кто-кто… - Хрен в пальто! Не видала и молчи!
- Могут быть большие проблемы.., - попыталась вставить.
И напрасно опять муж закричал:
- Не будут. Вытащу его из любого дерьма. У меня везде свои люди! Запомни, больше повторять не стану, ты не наседка, он не цыплёнок. Пусть растет настоящим мужиком, настоящим мачо. И хреновину мне больше не городи!
Поняла, разговаривать бесполезно, одно хамство, того и гляди ее матом покроет. Повернулась и пошла, молча. И тут он крикнул вслед:
- Ладно, гони засранца ко мне!
Жена вышла, и Пупышов схватил телефон, набрал номер главного инженера. Не здороваясь, сразу начал приказывать:
- Слушай меня внимательно, надо сегодня же, кровь из носа, прямо сейчас, начать сносить эту долбаную фабрику! Понял-нет? Сегодня же освободить участок! Я всем мозги буду пудрить, уже снесли и вдруг какой-нибудь придурок приедет проверить. К вечеру чтобы пустая площадка была! Выгоняй туда все бульдозеры, работягам пообещай премии, пусть ишачат!
Бросил трубку на стол и только тогда заметил, Эдька уже пришел Стоит глаза закрыты, на ушах наушники, на шее - плеер. И не просто стоит - пританцовывает. Смотреть на него, зло разбирает и в то же время смешно. Подошёл к сыну, постучал по голове.
- Можно? Что с тобой?
Эдька открыл глаза, выключил музыку
- Ничё, так слушаю... Типа звал?
- Опять матери грубишь? - пустой вопрос, сколько раз задавал, заранее знал, что ответит. Так и получилось.
- Ты чё? У меня мамы нету. А эта твоя как бы Вика, пусть не пристаёт. Обалдеть - обнюхивать начала, в карман полезла. Ну я её и послал…Га-га-га! Быстро побёгла, как типа скипидаром жопу смазали.
Пупышов даже растерялся, что ему сказать?
- Больно ты весёлый... Через год в институт поступать, об этом помни.
- А на фига? Всё как бы время есть, потом и начну напрягаться.
- Пофигист ты, мать твою.., - не выдержал Пал Палыч.
Эдьке всё как с гуся вода.
- Твой институт мне вообще на хрен. И без него большое "бабло" типа рубят.
Отец рассердился, этого долдона ничем не пронять.
- Хрень городишь! А отсрочка от армии? Там тебя "деды" заставят зубной щёткой сортир чистить. Я так шибко умных учил, - Пупышов вспомнил и улыбнулся, да уж, было дело.
- Возьму автомат и всех кончу! Конкретно! - придурок всё свое нёс.
- Дурак ты, кто тебе его даст? Можно болезнь придумать.
- Какую ещё на фиг болезнь? - удивился Эдька.
- Энурез, от службы освободят запросто.
- Это чё? Как бы не понял.
- Ночное недержание мочи.
Он подпрыгнул на месте, завопил:
- В кровать типа ссать? Никогда! Кодла оборжёт, девки станут пальцами показывать! Лучше как бы застрелюсь на хрен!
И тут Пупышову пришла в голову гениальная мысль: "сейчас тебя, заставлю учиться. Словами не пробить, включим материальный фактор".
- Хочешь машину? Заработай! Договоримся так - "пятёрку" получишь, ключи от "тачки" в зубы.
- Типа шутишь? - Эдька недоверчиво глядел на отца.
- Точняк, не сомневайся.
- А какую? "Ауди” хочу.
Отец засмеялся, ишь, сопляк, чего придумал!
- "Лады" хватит, всё равно на хрен разобьёшь. Станешь своих девок катать да щупать.
- Га-га-га! - обрадовался Эдька. - На то они и девки. Ладно, типа договорились, гляди, без обмана.
Тут мобильник на столике зазвонил, Пупышов нехотя его взял.
- Слушаю. Кто? Какой Воробьёв? Вы ошиблись... А, сантехник, вспомнил. Чё надо, я занят. Пришёл уже? Ну, лады, поднимайся по-быстрому, - кинул трубку. - Откуда он мой номер узнал?
- Это я сказал, - Эдька направился к двери, остановился.
- Пташка снова у нас препод, пойду, не хочу его видеть. - Сказал и исчез.
Пупышов удивленно почесал затылок.
- Что за хрень. Новое дело, поп с гармошкой! Чего ему в сантехниках не сиделось… подошел к серванту, вытащил из бара бутылку коньяка, рюмки. Поставил все на столик, сел, как всегда, нога на ногу. Подумал: "Вовремя явился, сейчас тебя запрягу…"
2
Я вошёл, та же комната, всё по-старому. А что могло измениться, ведь был тут всего месяц назад. Банкир Пуп сидел в кресле, как на троне, и снова на столике стояли бутылка и рюмки.
- Добрый день, - сказал сразу, ведь здоровается первым тот, кто умнее.
- Привет, садись, раз пришёл, - Пупышов кивнул на кресло, - давай выпьем за встречу.
Он налил коньяк - в обе рюмки, я это сразу заметил. Сел, сказал негромко
- Ну что же... Попробуем. Коньяк французский?
Пупышов самодовольно усмехнулся.
- А как же, другого не держим
- Прошлый раз его мне не предлагал...
- Тогда сантехник был, сейчас учитель, совсем другое кино, - он поднял рюмку, чокнулись, выпили, я даже пошутил:
- Чтобы твой унитаз никогда не ломался!
- Молодец, хороший тост! Запомню, где-нибудь скажу, - Пал Палыч снова наполнил рюмки, продолжал тихо, чуть ли не ласково.
- Деньги, знаю, получил, когда операция?
- Скоро, - ответил и начал о главном. - Я вот что пришёл, как бы отсрочку от выплат по кредиту получить, а то вся зарплата уходит. Помоги, пожалуйста.
Он глядел на меня насмешливо, как на дурачка.
- Чудик же ты, ей Богу. Договор ведь подписал, теперь заднего хода нету. Ты хоть читал его?
Вздохнул уныло.
- Не всё, там было много текста очень мелкого.
- Ну и дурак! Самое главное, всегда мелко печатают.
- Нарочно, значит?
Пупышов снова заулыбался.
- А ты как думал? Это же бизнес, не обманешь - не продашь.
Молчал, не знал, что и сказать, а он продолжал:
- Ладно, не вешай нос. Отсрочку тебе организую, но и ты мне помоги.
Конечно, я сразу насторожился, началось. Ничего просто так, всё за деньги или ответную услугу. Ладно, поглядим, чего хочет,
- А именно?
- Будь репетитором у моего балбеса, заставь заниматься, и замануху ему устрой - побыстрее "пятёрку" поставь.
Всего ждал, только не такого. Ну он и придумал!
- Что ты говоришь! Ему - "пятёрку? Да и двойки много!
Пупышов глядел на меня спокойно, даже улыбался.
- Знаю, не хуже тебя, потому и прошу.
Я молчал, не знал, как ответить, хорошо на столике зазвони, телефон, он взял трубку.
- Начали? Ломайте всё на хрен быстрее! Подгоняй работяг, скажи, светит премия, я скоро подъеду.
Почему всё время кричит, глухой, что ли? Или думает так и надо разговаривать с подчиненными.
Сунул мобильник в карман, быстро встал.
- Значит; договорились, сейчас этого оболтуса пришлю. Сказал и живо в дверь, хотя ни о чём мы не договорились, но что делать... Сел в кресло и сразу вошёл Эдька. Поздороваться "'забыл" скорее схватил рюмки, одну за другой, выпил залпом. Нагло взглянул на меня.
- А вот и я! Чё надо?
Он стал какой-то другой, грубее что ли? Или, точнее хамовитее. Вспомнил, Викуля тогда сказала: пьёт, наркотики, может, и колется уже. Да и папаше своему подражает во всём, отсюда и хамской поведение. Решил на его тон не обращать пока внимания, сказал спокойно, как на обычном уроке в классе.
- Ученик Эдуард Пупышов! Расскажи хоть что-нибудь по предмету. Какая страна интересует? Куда хотел бы поехать? Или нет такой?'
Он вдруг обрадовался, даже улыбнулся.
- Есть. Таиланд!
- Таиланд? - удивился я. – Странно… Ну, что же! Интересная страна, древняя культура, замечательные храмы.
- Это мне все по фигу! - перебил меня. - Ребята трепались, там такой массаж типа зашибись! Тайский! Голая девка на тебе как бы, сидит пониже пупка и конкретно мнет-разминает. Га-га-га. А ты, тоже голый, типа лежишь и балдеешь! Она меня мнет, а я ее!
Как он отвратительно смеётся... Я сдержался, заметил все так же спокойно:
- Очень интересно. Вижу, глубокие у тебя знания, самое главное, подметил. Теперь скажи, где этот Таиланд расположен? Он не задумался ни на секунду.
- Где-то типа далеко!
- Опять верно, где-то далеко... Правильно, зачем знать географию, когда есть извозчики.
Иронию мою не понял, не удивительно, - книжки бросил читать, наверное в третьем классе, или даже раньше.
- Какие извозчики? Такси, че ли? Туда на "тачке" не доедешь, лететь надо.
- Что ты говоришь? А я и не знал...
Тут вошёл его папочка, глянул довольно, всё по его хотению-велению занятия идут.
- Вижу, договорились. Молодца! О'кей!!
Эдька вскочил, закричал, чуть слюной не брызгает:
- С ним хрен договоришься! Где этот долбаный Таиланд, сам не знает! Извозчиков каких-то потерял! - и выскочил из комнаты.
Я тоже встал, старался быть спокойным.
- Не совсем мы договорились. Уж очень у вашего сынка знания по географии специфические. Как он сам говорит – зашибись!
Пупышов далеко не дурак, понял все сразу.
- Та-ак!! Значит извозчики тебе не понравились... Какие на хрен, извозчики!! Весело шутки шутишь, чирикаешь! А тебе не чирикать, кукарекать пора!
- Как кукарекать? '
Вот так! - вдруг замахал руками как крыльями, закричал громко:
- Ку-ка-ре-ку!
Была очень смешно, - толстый, солидный дядя прыгает и поет петухом, но я не смеялся. Весь этот спектакль значил что-то нехорошее для меня. А он продолжал:
- Жаренный петух тебя уже в жопу клюнул!
Какой петух? Молчал, ничего не понимал.
- Всё проще пареной репы, слушай сюда. Банк тебе кредит дал как сантехнику, так?
- Так, - согласился.
- Но под большой заработок. А ты денежки сгрёб, и ходу! Обратно на маленькую зарплату... Под такую мы кредит не даём.
- Ну и что? - я начинал догадываться.
- А то, выносите мебель! Ты теперь мощеник! На тебя статья в кодексе есть. Судить будут, квартиру отберут, кредит не возвращаешь, проценты не платишь. В тюрягу можешь загреметь!
Он был прав, прав! Но я попытался возразить:
- Позвольте, Пал Палыч…Как же так…Вы посоветовали, я вам поверил..
- А ты не верь! Заруби на носу, нынче никому верить нельзя. Пойми, кругом одно жулье. Сегодня друг, завтра в карман залез.
Вот с этим никак не мог согласиться.
- Полагаю, вы ошибаетесь. В каждом человеке кулика заранее видеть, не могу, и не стану.
- Ё-мое!- удивился он. - Какой ты умный,- просто Пушкин!
- Да и не по-людски это, - продолжал я. - Не по-доброму. Любого надо честным сначала считать, а, уж потом…
Пупышов перебил меня, громко и зло:
- Опять ты хрень городишь! Пока чесаться будешь, он с тебя штаны снимет! И станешь ходить с голым задом, как обезьян-павиан, видел их в зоопарке?
- Но так несправедливо, не все в же жулики.
- Нынче у нас на дворе что? Капитализм, понял? Какая может быть справедливость? Теперь у каждого в глазах копейка, он за неё тебе горло порвёт. У кого "бабок” много, тот и царь. Без них ты никто, ноль, "Бабки" - это всё!
Сказал, и сунул мне под нос свой кулак, достаточно большой.
И продолжал громче, криком:
- Чтоб Эдьке "пятёрка" была, иначе хату освобождай и переселяйся на вокзал! - и ушёл, хлопнул дверью.
Я сел в кресло, задумался, что же делать? Загнал он меня в капкан…
В комнату ворвался Эдька, громко «подражая отцу?» крикнул: Че сидим, кого ждем? Стул типа давим? Пахен-папахен уже смотался!
- Ну хорошо, - я встал. - Ученик Пупышов, если хочешь "пятерку'' получить, изволь заниматься, учи географию как следует. И не только где Таиланд находится.
И вышел, слышал, как он крикнул мне вслед:
- На хрен ты мне нужен! Зашибись со своей типа долбаной : географией!
Эх, снять бы с него штаны да всыпать ремнём по заднице, как следует. Но теперь, пожалуй, уже поздновато. Распустил Пал Палыч своего сыночка. Неужели, всё-таки, придется ему "пятерку" сделать?
3
Бывает же в жизни счастье! Совершенно неожиданно, не думал, не гадал - вот оно, само пришло. Просто подарок судьбы!
Но всё по-порядку. Я медленно шёл по улице, люди навстречу двигались разные: кто тоже мрачно, как и я, глядел по сторонам, а кто-то весело улыбался.
Мне было не до улыбок, после разговоров с Пупышовым и Эдькой опять давило сердце, и, как всегда, забыл взять нитроглицерин. Придётся покупать, благо нынче аптеки натыканы на каждом шагу.
- И точно - вот она, вывеска над высоким крыльцом. Справа аптека, слева антикварный магазин. Высоковато, конечно, но забрался по лестнице, держась за перила, купил лекарство. Вышел, напротив дверь в магазин. Из любопытства зашел. Зашел и замер, даже покачнулся, а сердце понеслось куда-то.
Увидел глобус! Большой! Старинный! На подставке темной меди, как Викины волосы. Ему было сто лет, не меньше. Вокруг два тоже медных обруча с подсвечниками, один большой, второй поменьше, правда, свечек в них не было.
Сразу догадался, глобус заводной, вращается, как Земля, полный оборот за сутки Большая свечка солнце, маленькая луна. Наглядно видна смена дня и ночи. Облизал пересохшие губы, спросил:
- Сколько, он стоит?
Продавец без интереса смотрел на меня, на покупателя антиквариата я не походил. Но всё-же ответил лениво, назвал цену, оказалась почти столько же, сколько я взял в банке на операцию. Тут он добавил, видно было скучно сидеть в пустом магазине:
- Вещь редкая, восемнадцатый, а, может, и семнадцатый век. Заводной, пружинку только сменить и будет вертеться. А пока можно руками, - и крутанул глобус, передо мной поплыли чёрно-коричневые от времени континенты и темно-синие океаны.
- Беру! - сказал громко, - Никому не продавайте: я за деньгами, скоро вернусь. И выскочил из магазина, быстрее в банк, пока кто-нибудь не перехватил.
И все свершилось. Вот он - уникум у меня в руках. Сижу дома за столом, вращаю потихоньку, смотрю не налюбуюсь.
Как же мне повезло, все-таки есть, есть в жизни счастье!
Отнесу в школу, учитель физики вместо свечек лампочки маленькие поставит, за солнце три, за луну одну. И батарейку внизу прикрепим, а пружину потом заменим, найду такую мастерскую.
Будет не глобус - картинка! Мечта любого учителя, ребята увидят, как день сменяет ночь и совсем но другому к географии относиться станут, может, даже лучше учиться начнут… А Викуля, Викуля-то как обрадуется!
4
Эдька сидел в кресле, как отец - нога, на ногу - улыбался во весь рот: здорово он, в натуре, отхомячил этого долбанного препода. Много тот воображать о себе стал, пусть сначала штаны новые купит. Налил рюмку коньяка, выпил залпом, крикнул, как мог громко!
- Все атлична! Бабры приехали в Бабруйск! А где же мои телки? - вытащил из кармана, мобильник, набрал номер. - Але!! Ант, это ты? Хрен с морковкой? это я! Девки наши где? - слушал, потом засмеялся.
- Га-га-гаГ Хватит тебе их трахать! Конкретно!! Бери типа за хобот и ко мне, пива от пуза. Папахен? Банкир Пуп отбыл на свои сранные стройки, баба его подалась на шопинг-жопинг.
Баб Аня? Старуха нам не помешает, я её выдрессировал как бы. Жду в натуре!!
Спрятал телефон в карман, вскочил, - распахнул широко дверь.
- Баб Ань, - подь сюда! Где ты там? Зову-зову, типа горло сорвал!
Анна Петровна вошла сразу, стояла за дверью, подслушивала.
- Тут я тут, не слыхала…
- Ребята ceй момент, нарисуются, быстро выставь на стол все, че надо, да живее шевелись!
Эдька выскочил из комнаты, она прикрыла за ним, дверь, сказала негромко, чтобы, не дай бог, внучек, не услыхал:
- Какой-то Эдичка нервный стал, кричит все время. Это та злыдня своими разговорами довела, - быстро налила рюмку коньяка, оглянулась на дверь, выпила. Мелко перекрестила рот. - Прости, Господи, - и убрала бутылку и рюмки в сервант.
Потом осторожно достала оттуда высокие пивные стаканы, красивые, с замысловатыми рисунками на тонком стекле, вазочки с сухим печеньем и солёными орешками, все расставила на столике, тяжело вздохнула. Вроде ничё не забыла, а то сердиться станет…
Тут и Эдичка явился, тащил-надрывался коробку пива, бросил ее на пол, бутылки только зазвенели, и волком глянул на свою бывшую няньку.
- Hy, че встала? Иди, не отсвечивай типа тут, и сюда ни ногой! А то тебе кирдык.
Анна Петровна, даже вздрогнула - таким голосом не шутят. Скорее посеменила к двери. Оглянулась и сказала, хотя, конечно, не надо было говорить:
- Вы не шибко балуйтесь, а то все отцу доложу…
- Я тебе доложу, конкретно! Иди отсюда! - Эдька вытолкнул её за дверь. Вытащил из коробки бутылки, поставил на столик. Взял балалайку, плюхнулся в кресло, и начал встречать гостей: бил по дереву, рвал-дергал струны. И довольно улыбался, наслаждался такой "музыкой”.
Скора гости пожаловали. Первой, вбежала Клепка, необычно возбужденная, закричала с порога:
- Эдичка! 3ашибисьь в натуре - вот и я!
Подпрыгнула на месте, бегом понеслась к нему, обняла, поцеловала в губы. Он ухватил ее за грудь, сильно сжал.
И Фек подоспела, тоже подскочила, тоже поцеловала. - Музычка! Такую я люблю!! Давай еще гони! - и начала прыгать-танцевать, высоко, вскидывала ноги и широко махала руками, Клепка присоединилась, к ней.
- Слышь, че это они типа, зафестивалили? - спросил Эдька у подошедшего Анта. - Как скипидаром задницы смазали.
- Одна уколотая, другой лишь бы пиво сосать. - Ант посмотрел-посмотрел на их "танец", закричал:
- Эй, вы! Хватит титьками трясти, как бы чего не выпало! Фек, не сачкуй, займись делом! Давай свой крестик!
- Сейчас! - Фек перестала прыгать. Побежала к столику, на ходу снимая с шеи тонкую веревочку. Сняла - конечно, никакой крестик на ней не висел, а болталась железная открывалка.
Она быстрая сноровисто срывала с бутылок крышки, а Клепка без "музыки" продолжала свой "танец" с закрытыми глазами. Махала руками, раскачивалась из стороны в сторону, так, наверное, пляшут у костра негры-людоеды в Африке.
Фек залпом выпила бутылку, подала пиво Эдьке и Анту, схватила себе вторую, и зашептала:
- Пивко, пивко, как я тебя люблю… Обалдеть сколько, Эдичка молодец, - мигом осушила и её, кинула на пол.
- И мне!! Мне тоже? - Клепка подскочила, цапнула открытую бутылку, тоже выпила не отрываясь.
Эдька рассердился, закричал:
- Эй вы! Кончайте свою хрень! Слушайте сюда, мне банкир Пуп '’тачку" хочет выдать!
- "Тачку"! - завизжала Клепка и снова кинулась его целовать.
- Кататься поедем! И за пивком! - Фек подлетела к Эдьке с другой стороны. Он оттолкнул их.
- Чё слюни распустили? Рано запрыгали, это если Пташка у меня репетитором будет и потом "пятерку" вывалит.
Тут Ант засмеялся, руку поднял и пальцем у виска покрутил.
- Ха-ха! Зашибись, в натуре! Тебе "пятерку"? Ни в жисть! Банкир Пуп денежку сэкономит…
Эдька схватил его за рубашку на груди.
- Молчи, гад! Чё ты вякнул? Запомни, папахена только я могу так называть! Больше типа никто!
Ант ударил его по руке, ещё минута - и они сцепились бы в, драке, как собаки. Но Клепка схватила Эдьку, Фек - Анта, кое-как оттащили друг от друга, зацеловали, сунули по бутылке пива и те успокоились, хотя бы внешне.
Клепка взяла балалайку, забренчала. как попало, громко запела тоненьким голоском:
Трали-вали!! Трали-вали!
Тили-тили! Тили-тили!
Это нам не задавали,
Это мы не проходили!
- Заткнись, дура! - Эдька толкнул ее в кресло. - Я с Пташкой как бы оттопырился…
- Это типа напрасно, - осторожно заметил Ант, спорить с Эдькой он боялся, психопат есть психопат.
- Чё ты гонишь? - удивился тот. - Ну его нахрен, много как бы воображает, Таиланд ему не понравился.
- С преподом ссориться, зашибись, как против ветра ссать, - продолжал Ант. - Помирись как-нибудь, извинись, чё ли.
- Ну его нахрен - повторил зло Эдька. - Ведь все просто: "бабки" возьми, "пятерку" мне отдай. Чё у тебя убудет?
Клепка, не вставая с кресла, визгливо крикнула:
- Ржу не магу! Че он за такой красафчек? Вы не жарьтесь, все это хрень! Да мы с Фек без всяких "бабок” с вашим долбаным Пташкой договоримся. Вывалит он "пятерку"!
Фек с другого кресла подала голос:
- Я чё-то не усекла, когда за пивком поедем?
- Помолчи! Накрылась типа машинка! - оборвал ее Ант.
Клепка вскочила с кресла.
- Ничё не накрылась! Пошли к нему! Прямо сейчас! И сделаем! Где он живет?
Эдька насмешливо смотрел на неё - ну; шлюшка, раздухарилась.
- Повелись мы на твою фигню, - сказал Ант. – Тут, недалеко, карты ему раз носил.
- Пошли живо, покажешь, и как бы вали! - Клепка одной рукой, схватила его, другой выдернула Фек из кресла.и все исчезли за дверью.
- Га-га-га! - засмеялся Эдька. - Ну; дает девка! Держись, Пташка; они тебя отхомячат! Конкретно!
Достал из серванта коньяк, налил полстакана, добавил пиво, выпил залпом. Устроился поудобнее в кресле, взял балалайку, начал дёргать струны. И вдруг бросил ее на пол, закричал во весь голос, громко и зло:
- Оттопырились, гады! Ненавижу!
5
Вика вошла, мы обнялись-поцеловались и я сразу нетерпеливо сказал:
- Садись, а то вдруг упадёшь от удивления. И закрой, пожалуйста, глазки, у меня для тебя сюрприз!
- Обожаю сюрпризы! - заулыбалась и села, прикрыла ладошками лицо, Но я-то видел, подглядывает сквозь пальцы, ну и пусть. Осторожно достал из-под стола глобус, крутанул изо всех сил и поставил на пол перед ней.
- Можно смотреть!
Она убрала от лица руки, удивленно вскрикнула:
- Ой! Что, это? Глобус! Какой большой! Это и есть сюрприз?
- Не просто глобус, а чудо! Антикварная редкость. Понимаешь, случайно совершенно случайно, зашёл в магазин, увидел - и чуть не упал. Это же восемнадцатый век! Как повезло, что успел его купить, а ведь мог и пройти мимо.
Однако я заметил: Вика, конечно, заинтересовалась, но восторгов моих, похоже, не разделяла, сказала спокойно:
- Красивый... и вертится. А это что за обручи на нем?
Я ещё раз крутанул глобус.
- Не просто вертится, тут смена дня и ночи. Вот пружинку сменю, станет сам вращаться, как Земля в сутки один оборот. А обручи, самое главное. Гляди, на большом подсвечнике была большая свечка - Солнце, на маленьком – маленькая, Луна. Видно, как ночь сменяет день. Красота! Я еще раз покрутил его. - Смотри и любуйся!
- Свечи, это неудобно, - заметила она. - Пахнут, и вообще...
- Верно! Вместо них маленькие лампочки присобачим. На Луну одну, на Солнце три, и батарейку внизу. В школу унесу, ребята ахнут. Сразу уроки делать станут.
- Вряд ли, их ничем не проймешь. Погоди, погоди, а где ты деньги взял? Сколько он стоит? Неужели те, что на операцию?
Я поморщился!
- Это всё неважно. Совершенно не имеет значения! Главное – вот! Просто подарок судьбы, что он мне попался.
Вика, видимо поняла, что мало хвалила покупку, вскочила, расцеловала меня.
- Глобус твой прекрасный! Я очень рада. Купил - и правильно сделал. Но, все равно, ты чудик! За это и люблю! Надо его обмыть!
Открытая бутылка сладкого красного вина уже стояла на столе. Разлила его по стаканам, граненным, стыд и позор, всё собираюсь купить красивые бокалы. Мы чокнулись, выпили, съели по кусочку яблока, и она вдруг сказала:
- Интересно, кем я была в своей прошлой жизни. Часто вижу сон: скачу в белом платье на чёрной лошади. Кругом зелёные поля и тёмный лес вдали … и так мне хорошо, скачу и пою…
Ни в какие прошлые жизни, понятно, не верил, но надо было поддержать разговор, а то обидится.
- Это замечательно, а я вот никогда снов, таких не вижу, наверное, не было у меня никакой прошлой жизни.
- А ты поверь в нее! И сразу увидишь, и всё о себе узнаешь! Может, был какой-нибудь король или ученый знаменитый.
6
И тут вдруг раздался звонок в дверь. Вика испуганно вскрикнула!
- Это Павел! Старуха меня выследила!
- Не говори глупости, кто-то ко мне пришел. Но кто? Ведь даже почтальон не бывает, не то что соседи. Сейчас гляну в глазок. Я вышел в прихожую, посмотрел. Перед дверью стояли Антон из моего класса и две незнакомые девицы. Интересно. Зачем явились, открывать не стал, вернулся в комнату.
- Это Антону одноклассник Эдьки, и еще две девушки какие-то.
Вика удивилась.
- Чего им надо?
- Не спрашивал.
- Я тогда в кухню, туда, никого не пускай ни в коем случае - она быстро ушла. А я открыл дверь и вернулся в комнату с незваными гостями, точнее только с двумя девицами, Антона уже не было. И тут что началось! Одна которая повыше - визгливо закричала:
- Привет! Вот и мы! Я Клепка, а это типа Фек! И кинулась ко мне с явным намерением поцеловать. Я её не очень вежливо оттолкнул.
- Ты что? С ума сошла?
Вторая девица, пониже и потолще, какая-то Фек, схватила бутылку вина, зачем-то встряхнула.
- Кислятина! А пивка нету?
Откуда они взялись? Что за чудеса! Антон почему-то не вошёл.
- Бутылочку поставь на место, никакого пива нет. Чего вам надо?
Первая - Клепка - весело ответила:
- У нас к тебе секретный разговор!
Тут эта Фек снова спросила:
- А, может, пивко найдется?
Клепка зло закричала на неё:
- Сядь и типа не возникай!
- Обалдеть! - Фек шлепнулась на стул. – Давай, отхомячивайся!
И что бы вы думали? Клепка снова кинулась ко мне, схватила за рубашку, завопила во все горло:
- Покажи, какого цвета у тебя трусики!
Я испугался - явно ненормальные обе, толкнул ее так, что чуть не упала.
- Уходите немедленно!
Фек сразу вскочила со стула.
- Пошли, раз пивка не дают...
Первая девица на нее внимания на обратила, пристально глядела на меня: - Давай заключим договор…
- Какой еще договор? Убирайтесь!
- Договор очень простой, - Клепка и не думала уходить. - Ты Эдичке нашему ''пятерку" вываливаешь, сразу можешь меня типа трахнуть!
Фек закричала со стула:
- Тогда ему банкир Пуп машинку купит. За пивком поедем!
Тут я, наконец, понял, зачем они пришли. Вымогают "пятерку" своему дружку. И решил пошутить, приколоться, как молодежь говорит.
- А если, наоборот? Трахну тебя сейчас, а "пятёрку" потом? Шутка моя удалась, даже чересчур. Эта соплюха быстро расстегнула кофточку, лифчик не носила. Её худосочное "богатство" выскочило на свет божий.
- Застегнись, дура! - крикнул зло и громко, - и пошли обе отсюда вон!
Но ее словами не проймешь.
- Давай, соглашайся, и ту тоже можешь впридачу! Она девочка нецелованная. Почти! - и засмеялась противным тоненьким смешком.
Вторая дура - Фек - подала голос:
- Только если пивко будет…
Надо было кончать балаган. Я схватил табуретку,
- Вон! Вон, поганки!
- Ой, боюсь! - Фек соскочила со стула и мигом исчезла в прихожей.
- Дурак ты, выгоды своей не понимаешь, какой-то дерьмовой "пятерки" жалко.., Клепка пошла за ней, и вдруг обернулась.
- Ты, вижу, молоток! Давай трахнемся просто так!
Я кинул в нее стульчик, конечно, не попал, но поганку, как ветром сдуло.
7
Закрыл за ними дверь, вернулся в комнату.
- Вика! Выходи, выгнал кое-как.
Она появилась сразу, очень сердитая, сказала зло, даже с удивлением:
- Терпеливый ты, оказывается, человек. Я всё слышала, едва сдержалась, чтобы не выскочить. Ну и шлюхи!
- Странные какие-то, может, больные?
- Больные, как же! Одна наркоманка, другая пивная алкоголичка за бутылку спит с любым. Сколько я таких видела, когда медсестрой была. Давить их надо!
Даже немного испугался её злости, произнес примирительно:
- Как ты... Давить.... Это же дети наши, мы их упустили.
Вика налила стакан вина, выпила залпом.
- Всё мне настроение испортили. Это поколение пофигистов, ничем не интересуются, после букваря книжки в руках не держали. Только пиво, наркотики, секс…
Я, конечно, возразил:
- Нет, они не такие. В моих классах много прекрасных ребят, умных, думающих.
Повернулась ко мне, сказала насмешливо:
- У тебя все хорошие... Ладно, чёрт с ними, давай выпьем за нас, за нашу любовь.
Разлила вино по стаканам, выпили, молча, не чокаясь. Потом она быстро разделась, бросила платье и бельё на диван, села рядом. Солнце как раз заглянуло в окошко, его лучи падали прямо на неё и моя Вика-Викуля вся светилась, была словно прозрачно-розовая, как большое очень спелое яблоко. Сидела, закрыв глаза, всем телом впитывала солнечный свет.
Она наслаждалась своей наготой, давно заметил - ей нравится быть раздетой, постоянно ходила по комнате совсем голая, даже не думала стесняться меня. Если бы у нас в городе был пляж нудистов, пропадала бы там целыми днями. А вот я сначала не мог так, хотелось надеть хотя бы трусы, потом привык и при ней тоже гулял голышом.
- Ты чего ждёшь? - Вика приоткрыла глаза. - Лови солнце, пока есть, снимай всё, тело должно дышать.
Я тоже разделся, сидел на стуле, глядел на неё и любовался. Солнышко светило-грело наши тела, и это было прекрасно, так же прекрасно, как и нагая Викуля. Жаль, что я не художник, рисовал бы её с утра до вечера в стиле "ню". Уверен, картины имели бы огромный успех.
Вдруг подумал: мы как Адам и Ева в каком-то там райском саду. Вот и яблоко лежит на тарелке, уже разрезанное и съеденное наполовину; Только змея не хватает, точнее, он есть, его зовут Пал Палыч, не дай Бог выползет откуда-нибудь.
Солнце на небе сдвинулось, его лучи сначала уползли на стену потом вообще исчезли из комнаты. Как этого было мало, райского сада. Вика-Викуля встала, потянулась, словно кошка, руками-лапками помахала. Погладила себя по грудям, приподняла их, словно предлагая мне поцеловать, и тоже животик погладила, сказала весело:
- Позагорали малость, теперь приступим к водным процедурам - и побежала в душ, я скорее пошлёпал за ней. Предвкушал то прекрасное, что сейчас произойдёт: Адам снова познает Еву.
Стояли под душем, под упругими струями воды, обнимались-целовались. Викуля вдруг сделала её погорячее, крикнула мне в ухо:
- Давай шевелись веселее! Не спи!
От её жаркого» тела и ласковых ручек моё Петя-петушок бойко подпрыгнул и твёрдо встал на лапки. Я обхватил свою Викулю за мягкую попку и слегка приподнял, она обняла меня за плечи. Мой петух вытянул шею, задрал высоко головку и начал уже победно кричать во весь голос.
И вдруг…
Вдруг из-за утла раздался подлый предательский выстрел и он упал замертво: я с ужасом увидел у неё на груди тёмные пятна-синяки, и на другой тоже. Откуда взялись, гадать было не надо - следы от поганых пальчиков Пал Палыча.
- Что-то душновато стало.., - прохрипел и скорее вышел. Сидел на диване, как мешком стукнутый, представил вот Пупышов навалился на неё толстым животом, грубо сильно жмёт-давит груди... Думать об этом было совершенно невозможно, задушил бы его голыми руками. Выпил стакан вина, зачем-то собрал и сунул постель в тумбочку.
Вика-Викуля плескалась весело под душем, как утка, даже что-то негромко пела. Понимал, говорить ей ничего нельзя, но надо немедленно решать - как быть?
Появилась в голубом махровом халате, красивая до невозможности, полы его разошлись, блеснули белые ножки, усмехнулась.
- Что же сбежал? И постель убрал, не поторопился ли?
Конечно, я не смог сдержаться-промолчать, как собирался, почти закричал:
- Слушай очень внимательно! Переезжаешь ко мне сегодня же! Немедленно! С Пупышовым разводишься и выходишь за меня. Совсем и навсегда!
Она молча опустилась на стул, явно была удивлена, а я-то мечтал, что обрадуется. Налила полстакана вина, тихо спросила: - Ты это серьезно? Или такая шутка?
Я ответил так же громко:
- Какая шутка? Едем прямо сейчас, документы возьмешь, и всё! Старуха-ведьма, придурок Эдька и подлец Пал Палыч останутся в прошлой жизни.
Вскочила со стула, обняла меня и поцеловала.
- Чудик ты мой! Зачем?
- Зачем? Затем, что не хочу, чтобы твои груди были в синяках!
Сразу как-то погасла, села и опустила голову, произнесла чуть слышно:
- Надеялась! Что промолчишь…
Я опять закричал:
- Как подумаю, что ты с ним..!
Она встала, подошла к окну, долго глядела на улицу, повернулась и спросила:
- Разве нам так плохо? Я же тебе не отказываю…
Смотрел на неё удивлённо, никак не ожидал таких слов.
- Мне плохо, мне! Не хочу знать, что Пупышов в любой момент может уложить мою Викулю в кровать..., - тут не сдержался и сказал грубо, нехорошо.
Думал обидится, заплачет даже, но Вика словно и не слышала или внимания даже не обратила, продолжала так же тихо:
- Я с ним и не сплю совеем, у него там, в фирме, целый гарем девок, а я ему не нужна… Лучше скажи, как тогда жить станем? На что? Или прикажешь мне опять в медсёстры идти? Чужие горшки выносить? За вшивые копейки?
Просто похолодел - что такое говорит? И снова крикнул:
- Запомни навсегда, делить тебя ни с кем не стану! Никогда! Или, переезжаешь ко мне немедленно, или прощай!
Наверное, я допустил ошибку, сказал слишком резко, даже опять грубо, но не мог иначе. Она смотрела на меня удивлённо, словно видела первый раз. Сбросила халат, стояла нагая и прекрасная, ждала, что я сделаю. Молчал, даже не пошевелился, выдержал характер. Через минуту схватила с дивана своё бельё и платье, быстро оделась и ушла, хлопнула громко дверью, даже слова не сказала.
Такого никак не ожидал, был уверен: Вика-Викуля с радостью согласится - не имеет права отказаться! - стать моей женой, и опять ошибся. Сел на стул, что же теперь делать?
Взял глобус, последнюю мою радость, медленно покрутил. Свет из окна падал то на одну его половину, то на другую, день сменялся ночью. Задёрнул штору, и сразу в мире везде наступила темнота…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Анна Петровна уже давно подозревала Викторию Семёновну, дело нечистое, чей-то она хвостом крутит.. Ездит по магазинам каждый день по несколько часов, а чё привозит? Ничё! Ерунду: платочек копеечный, колготки, коробку конфет… И всё!
Мужу говорить не решалась, надо сперва проследить, а как? Сядет в свою машину, маленькую глазастую зелёную "лягушку" - круглые большие фары впереди, - и усвистает неизвестно куда, ищи ветра в поле! Но, всё равно, надо пытаться.
Дождалась, когда та заявила: поехала по магазинам в "Пассаж" и "ЦУМ", быстро вытащила из кладовки старое пальтишко, на голову шляпку с полями, сто лет не носила. На нос - черные очки, получилось совсем как в телевизоре, в сериалах про бандитов и милицию. Сама себя в зеркале не узнала, И пошла, почти побежала, как гончая собака по заячьему следу.
Что же заставило так поступать эту, в общем-то, незлую и уже немолодую женщину? Ревность к новой жене бывшего зятя? Обида, как смела эта Вика - ни кожи ни рожи! - так быстро заменить ее любимую покойную дочь?
Да, конечно. И это можно понять. Но не только, Анной Петровной двигал прежде всего холодный расчёт. В голову крепко засели слова Пупышова о большом доме на берегу теплого моря. Как-то рассказывал ей, что собирается такой купить.
Верила ему, ведь все, что говорил и обещал, сбывалось. Вего умел добиваться. Будет там дом, а кто же в нём станет хозяйкой? Эта шлюшка Вика? Очень может быть. Тогда ей, Анне Петровне снова придется остаться прислугой, как сейчас.
Если вообще попадет туда.
А значит… Значит надо сделать так, чтобы Пупышов жену не взял, оставил тут, а еще лучше совсем развёлся. Надо, а как? Да очень просто - узнать, куда она шастает, и разоблачить!
Пошла сперва в "Пассаж*, на стоянке машин полно, но зелёной не видать. Всё же поднялась на второй этаж, где женская одежда-обувка. Крадучись, прячась за спины, обошла-проверила все отделы, не нашла.
На третий этаж подыматься не стала, там разные телевизоры-холодильники, да пылесосы, и вдруг вспомнила, остановилась, даже сказала вслух:
- Чё же я, дура старая! Ведь на первом этаже косметика, - и скорее вниз.
Народу там полно, уже не скрываясь, обежала, всё - нету. Не солоно хлебавши, вышла на улицу и скорее в универмаг, благо рядом. На стоянке машин разных как крупинок в каше, но сразу увидела, вот она, зелёная. Стоит среди других, затаилась. Нет, шалишь, от меня не спрячешься.
Встала за угол, ждать пришлось недолго. Выскочила шлюшка и, пока выруливала со стоянки, Анна Петровна сговорилась с хозяином стареньких "Жигулей", поехала за ней. "Лягушка" завернула во двор большого дома, Рассчиталась с шофером и не спеша. Зачем торопиться? Теперь никуда не денется, вошла туда же. Сразу увидела, вот она, ее добыча, стоит среди других, чуть ли не на газоне. Оглянулась, рядом на скамейке сидят две бабушки-старушки, смотрят на неё - чего тут чужой тетке надо?
Подошла к ним, поздоровалась сладко-ласково:
- Добрый вам день, мои хорошие, помогите, ради бога. Вижу, вы тут живёте...
Бабушки молчали, ждали продолжения.
- Вот какое дело, в нашем дому собрались управляющую компанию выбирать, никто не знает, какая из них лучше. Решили мы по соседним домам пройти, поспрашивать, узнать, где что...
Обе старушки сразу оживились, Анна Петровна затронула больную тему, и заговорили охотно, перебивая друг друга.
- У нас компания плохая, "Уют-сервис" называется, её ни в коем разе не выбирайте. Ничё не делает, только объявления на дверях вешает, когда воды не будет...
- Подвал наш всё время заливает, и крыша течёт, никто не чешется...
Анна Петровна слушала внимательно, кивала головой, запоминала. Её собеседницы тоже были довольны, отвели душу. Когда они немного успокоились, замолчали, начала о главном:
- Вообще-то у нас хороший сантехник, на нем, почитай, всё держится. Делает быстро и деньги берёт по-божески.. Фамилию только забыла, Коля и всё...
Первая старушка перебила:
- Наш сантехник ещё лучше, Воробьёв его фамилия. Денег вообще не берет, только он и не сантехник вовсе, а учитель...
- Как это, учитель? - удивилась Анна Петровна и вторая старушка охотно объяснила:
- Так и учитель, подался было от маленькой зарплаты в сантехники, да не выдержал, снова в школу прибёг. Всё равно, если что у кого случится, первым делом к нему. Слова не скажет, сделает быстро и хорошо.
Они сидели, мирно беседовали про дырявую крышу, про мокрый подвал. Анна Петровна всё глазами шарила по трём подъездам дома, ждала.
И дождалась! Наконец-то увидела, из первого выскочила. Пришлось сумку уронить и нагнуться, чтобы ненароком не заметила, не узнала.
Но какое там! Шлюха бежала, опустив голову, не глядела по сторонам, чует кошка, чьё мясо съела. Заскочила в машину и уехала. Тогда Анна Петровна отряхнула сумку от пыли, встала.
- Ну, бабоньки, спасибо вам, какой у вас дом хороший, такие красивые девушки живут.
- Это не наша, - сообщила первая старушка.
- Она к этому сантехнику-учителю шастает почти кажинный божий день, чё-то там потеряла.., - добавила вторая.
- Ну и пущай, тебе чё? Жалко? - первая сразу вступилась за "своего" сантехника. - Может, у неё мужа нету, али больной. А бабе хочется, чтобы её до визга.., - старушка тут сказанула такое, Анна Петровна только головой покачала.
- Спасибо вам, бабоньки, будем знать. Компанию вашу выбирать не станем.
Неслась домой как на крыльях, радостно улыбалась, разоблачила предательницу. Эта шлюха теперича у неё в руках, всё расскажет Павлу в подходящий момент. И тот точно не возьмёт жену на какое-то тёплое море. А она будет там жить одна в своё удовольствие…
2
Эдька и Ант сидели в пустом классе, разложили на парте учебники, Если кто зайдёт, остались позаниматься - вот какие молодцы. Уроки давно кончились, все поскорее слиняли, кто домой, кто куда. Да и они - если бы не дело - сейчас балдели бы в скверике на тусовке, щупали девок да пили пиво.
- Зашибись в натуре, хватит тут типа торчать, никто не придёт, - Эдька открыл дверь, осторожно выглянул - в коридоре пусто. Класс на четвёртом этаже, кабинеты директора, завуча, учительская далеко, на втором. Уже три дня так сидели-проверяли, никто ни разу не заходил.
После того как Клепка и Фек не сумели выманить у Пташки "пятёрку", он решил действовать сам... Украсть глобус и шантажировать препода? Инача "тачку"' не заиметь. Эдька не понимал, что это уже не детская шалость и не думал, чем его затея кончиться. Привык - всё сходит с рук, был твердо уверен, должно получиться и всё будет о’кей, как говорит папахен.
Раз - и "тачка"' в кармане! Можно ехать с девками кататься, купить пивка, завернуть в ближнюю березовую рощу или на речку, полежать-побалдеть на травке, потрахаться на свежем воздухе. Он с трудом уговорил Анта, вдвоём веселее, тот едва согласился, не верил, но не смог отказать другу.
- Идём быстро, - позвал Эдька его. - Девки, наши, сикушки эти, ничего сделать не смогли, а мы всё сами сейчас типа решим. Спрячем сраную бандуру у Фек, а как Пташка мне "пятёрку” вывалит - куда он как бы денется! - отдадим.
Ант не торопился вставать.
- Сгорим мы на этом долбаном глобусе....
- Какого хрена? - ощетинился Эдька. - Конкретно сейчас всё делаем, или вали отсюда, я один.
Медленно подошли к кабинету географии, оглянулись ещё раз и быстро натянули на руки купленные в аптеке резиновые перчатки, как в детективах по "ящику". Потом Эдька достал украденный из стола запасной ключ, осторожно повернул в замке, дверь бесшумно отворилась!
Глобус стоял на шкафу, Ант снял, нажал кнопку, лампочки сразу весело загорелись, сказал нерешительно:
- А, может, не стоит? Пташка над ним трясётся...
- Ничё, скоро перестанет, - Эдька поспешил их выключить. - Я же типа сказал, отдадим потом. Пусть как бы хоть целуется с ним, в кровать вместо бабы кладёт.
- Ха! - засмеялся Ант. - Вот бы глянуть. У него давно крыша поехала.
- Увидим ещё, как он прыгать станет! - Эдька вытащил из кармана верёвку, привязал к ножке глобуса. Открыл окно во дворе никого. Быстро спустил его на землю, Весело оглянулся на Анта.
- Порядок! Как я и говорил! Усе атлична! Идем, позанимались типа географией, и будя.
По боковой лестнице бегом спустились на первый этаж, к запасному выходу. Бесшумно открыли засов двери, вышли во двор. Ещё раз оглянулись, никто их не видит. Подняли глобус, и к забору. Там была знакомая всем дырка, отодвинули доски, выбрались на улицу. И уже спокойно, не торопясь, по-деловому, пошли не оглядываясь, два прилежных ученика.
3
Клепка сидела в скверике возле дома Фек, там же снимал квартиру цыган, торговец наркотиками. К нему не пошла, бесполезно, денег нет. Ждала Эдьку, надеялась, придёт сюда, ведь ему тот дает "товар" в долг, попросит взять и для неё. Неужели откажет? Не может такого быть, пожалеет, ведь ей так плохо...
Вдруг в скверике появился цыган, увидел её, сразу подошёл и тихо спросил:
- Ну, ты! "Бабки" принесла?
Вздрогнула, подняла голову и взглянула жалобно.
- Завтра… Дозу бы мне...
Цыган презрительно усмехнулся:
- А платить за тебя кто будет? Иди на вокзал работай, "бабки" тащи, тогда и получишь.
Клепка попыталась возразить, сказала еле слышно:
- Я же тебе привела Эдьку, вспомни. У него отец банкир, сколько с него, взял.
- Заткнись, - цыган рассердился. - Всё в долг берёт, заплатил пока мало, только обещает. Когда отдаст, ты знаешь?
Тут Эдька и Ант вошли в скверик с глобусом, только что его украли в школе. Эдька так придумал: отдаст, когда Пташка "пятёрку" поставит, не раньше. Ант сначала не хотел, потом всё же согласился. Цыган увидел их, повернулся к Клепке.
- Ступай к нему, пусть один ко мне подвалит, будет разговор.
Клепка вышла на дорожку, кивнула Эдьке.
- Иди, он тебя ждёт, - потом взяла Анта за руку, посадила на скамейку, устроилась рядом. Ант поставил глобус на землю, глянул удивлённо:
- Зачем явилась?
- Отвали… - она не смотрела ни на него, ни на глобус, ей всё было безразлично, кроме одного: где взять дозу?
В глубине скверика Эдька подошёл к цыгану, спросил весело:
- А вот и я, привет! Товар принёс?
Цыган заулыбался, вроде бы обрадовался:
- Для тебя все есть, дорогой, такой уважаемый человек. Приходи ко мне, получишь. Только "бабки” не забудь захватить.
Эдька помрачнел, упоминание о деньгах было неожиданно и неприятно. Когда брал и брал товар, то о них и не вспоминал, вот и сейчас ответил бездумно:
- Ты не парься, всё будет.
Цыган насмешливо глядел на него.
- Это я уже слышал, долг сто "штук" за тобой, понял?
- Зашибись! Чё-то много!
Этот сопляк ничего не понимал и наркоторговец крикнул ему прямо в лицо:
- Или будет неприятный разговор!
Эдька испугано отскочил:
- Ты чё? Охренел в натуре? Я тебе уже сколько "бабок" передал, и усё должен?
Цыган уже снова улыбался.
- Неси больше, тогда скорее с долгом рассчитаешься, - и быстро ушёл, почти убежал по дорожке.
- Чтоб ты сдох, конкретно! - Эдька плюнул ему вслед.
Как только Клепка заметила, что он остался один, подошла и молча опустилась на землю рядом со скамейкой.
- Падаль какая! - продолжал зло Эдька. - Вот сволочь! Мне типа сто "штук" насчитал! Кишки бы ему выпустить, падонку! - и уже тише продолжал. - Придётся как бы банкира "Пупа" потрясти.
Клепка его не слышала, закрыла глаза. Голова гудела, в ушах звенело... Эдька поглядел на неё, засмеялся!
- Чё расселась? Застудишь своё главное место! - ему снова стало весело, деньги возьмет у отца, цыган товар принесёт, и всё, как всегда, будет о'кей!
Подошёл Ант, осторожно поставил глобус на скамейку.
- Я чё мыслю, в натуре мы типа зря его увели. Если нас там кто-то засёк…
- Ты опять свою хрень завёл? Сейчас Фек нарисуется, отдадим его ей и порядок. - Эдька повернулся к Клепке. - Эй, спишь, чё ли? Той засранки не было?
- Отвали... - ответила она еле слышно.
У Эдьки в кармане зазвонил мобильник, Ант обрадовался:
- Это Фек! Гони её сюда!
- Папахен меня достает, а та свой на пиво сменяла, - он вынул телефон, послушал минуту и перебил:
- Ну, ты пристал! Скоро приду, - сунул трубку в карман. - Надоел, всё ему надо знать, хоть мобилу с собой не бери.
4
Фек бежала, торопилась, знала, что, опаздывает, Эдичка будет сердиться. Она училась вместе с Клепкой, но наркотики пока не пробовала, боялась. А вот пивко - другое дело. Могла выпить сколько угодно, лишь бы туалет был рядом. Родители её вечно заняты своими сложными проблемами, учится дочь, и ладно.
- А вот и я! - поцеловала Эдьку и Анта, повернулась к Клепке, - А ты чё сидишь, как неживая? - И, не дожидаясь ответа, весело крикнула: - А пивко у нас есть?
Ант засмеялся.
- Обойдёсси! И отстань от неё, видишь, доходит, ей колоться пора.
Тут Фек заметила глобус и тоже поцеловала.
- За пивком поедем, как Эдичка тачку оторвёт.
Ант схватил её за руку, потянул себе на колени, прижал, зашептал на ухо, она захихикала.
- Ты чё? Сейчас? Прямо тут? Ладно, только сперва пивка добудь…
Вдруг Клепка зло громко сказала.
- Врёт! Врёт всё! - и ущипнула Фек за ногу, да так сильно, что та соскочила с колен. И завопила во весь голос:
- Охренела совсем, засранка! Больно же!
Клепка кое-как встала, покачнулась, в ушах звенело и звенело, крикнула этой дуре:
- Ты, пивная бочка! Закрой хлеборезку! Всё равно к цыгану приползёшь скоро, никуда не денешься!
Эдьке они надоели досмерти, что за бардак! Чего все орут?
И тоже закричал:
- Молчать! Всем заткнуться, конкретно!
Фек испуганно ойкнула, зажала рот ладошкой, Клепка отвернулась, смотрела вдаль, на крыши домов. Наступила недолгая тишина, потом Ант негромко произнёс:
- Эд, я вот чё… Типа послушай меня, на хрен мы его тащим? Фигня всё это. Пташка: тебе "пятёрку" не вывалит всё равно. Бросим в кусты, и концы, пока не сгорела… - он даже было взял глобус, но Эдька подскочил и завопил:
- Не трожь!
Глобус шлёпнулся на землю, Ант поднял, поставил на скамейку.
- Чё-то ты нынче типа нервный …
Эдька злобно взглянул на него, уже сам не раз думал об этом. Пташка точно может не согласиться быть репетитором, денег не возьмёт и "пятёрку" не поставит. И всё, концы, "тачка" сгорела, накрылась одним местом. Неужели придётся учебник зубрить? Чтобы все сказали - он стал "ботаником"? Никогда! Хрен этому сраному преподу в зубы! Папахен всё придумал, вот он пусть Пташку и уговорит, побольше денег даст или заставит как-нибудь. Тогда всё будет о’кей!
Его такие "весёлые" мысли прервала Фек, снова начала свою любимую песню:
- Пошли лучше пивка поищем, давно как бы пора глотнуть, всё горло пересохло на хрен. За бутылку сейчас готова трахнуться с любым.
Злость у Эдьки быстро прошла, засмеялся над дурой.
- Га-га-га! А со слоном? Вот бы поглядеть!
Клепка слушала их, и опять горло сдавило, в глазах потемнело. Болтают и болтают, а надо скорее идти к цыгану, с трудом встала со скамейки, покачнулась, чуть не упала. Как у всех наркоманов настроение у неё менялось мгновенно - от апатии и безразличия, к агрессии и ненависти к окружающим. Забыла о своей зависимости от Эдьки, закричала на него истерично:
- Какого хрена ты тут выламываешься с этим глобусом? Папахену типа пообещай десять "пятёрок" получить, засри ему мозги - он тебе тачку и выдаст. Или сам мечтаешь эту "пятёрку" у Пташки выпросить? Потом её как бы себе на пуп повесишь или ниже!
И она пошла, пошла по дорожке вдоль скамеек, кривляясь и хлопая себя по животу и по лобку, потом завопила ещё громче:
- Тогда все кругом сдохнут со смеха!
Эдька растерялся, смотрел на неё удивлённо, никак не ожидал такого от этой, прежде тихой шлюшки. Всегда слушалась, глядела ему в рот, по первому слову послушно ложилась. Что с ней сегодня случилось? Посмела выставить его дураком!
- Ты чё, сучка, типа гонишь? На хрен она мне! Пусть Пташка вместе с папахеном ей подавятся!
Ант скорее схватил глобус.
- Тогда в кусты его! - и хотел было кинуть. Но Клепка подошла сзади, вытащила из кармана верёвку, набросила ему на шею и начала душить. Фек завизжала от страха, упала на скамейку лицом вниз. Ант сорвал удавку, так ударил Клепку, что та грохнулась на землю.
- Совсем типа сдвинулась! Ну, погоди, Клепочка-заклепочка, ты у меня как бы кипятком ссать станешь! - крикнул и ушёл.
Эдька приоткрыл рот и молча глядел на все эти чудеса. Хотел было позвать, вернуть Акта, всё-таки вроде друзья-приятели, но промолчал.
Фек немного отошла от испуга и завопила:
- Если тебе эту "пятёрку" не надо, то какого хрена мы тут паримся? Загоним его скорее и пивка купим!
Эдьке всё вдруг стало без разницы: и долбаный глобус, и сбежавший Ант, и Фек с Клепкой, всё надоело, стало поперёк горла, давно пора кольнуться или "колеса" заглотнуть. Взглянул насмешливо на эту толстую дуру Фек - точно пивная бочка! - скоро из жопы пиво побежит…
- Кому ты его тут загонишь? Бобику тому, чё ли? - вдали бежала тощая грязная собака. - Давай, пусть географию учит и Пташке на "пятёрку” экзамен сдаёт! Га-га-га!
- Найду! Вон какой-то дох на клёвой "тачке" катит! - обрадовалась Фек и побежала к дороге, замахала руками.
А Клепка всё так же неподвижно лежала на земле, голова кружилась, в ушах звенело ещё сильнее, никто к ней не подошёл… История Клепки была печальной и, к сожалению, нередкой, - Сначала жила-была чистенькая девочка, училась в школе, не "ботаник"-отличница, но и не троечница. После девятого класса поступила в колледж, прыгала-танцевала с подружками на дискотеках.
Там и попробовала "колеса", таблетки с наркотиками, понравилось, стало ещё веселее, и пошло-поехало, скоро перешла на уколы. Старшей сестре с которой жила, было не до Клепки по-настоящему её звали очень красиво - Клеопатра. Так и плыла она по течению, не пыталась сопротивляться.
Вдруг возник цыган, торговец "дурью", жил в одном доме с Фек (у неё имя тоже было необычное – Фёкла). Первые дозы давал бесплатно, потом в долг, затем стал требовать деньги и однажды указал на кровать. Закричала, ушла, но что делать? Без наркотиков жизни уже не было, вернулась, подошла к постели, быстро разделась, зажмурила глаза, крепко сжала зубы...
Но и это длилось недолго, цыгану она надоела, возле него крутились новые дурочки. Приказал идти на вокзал, искать клиентов, зарабатывать "бабки” на дозу.
Сколько так погибает запутавшихся неразумных девчонок, никто точно не знает. Нет, не победить нам наркомафию никогда, пока производителей нелегальных наркотиков и курьеров-перевозчиков крупных партий, не будем расстреливать без всякой жалости.
5
Машина остановилась, водитель с интересом посмотрел на Фек. Девка! вроде, ничего, можно увезти в лесок...
- Садись, поехали.
- Поедем, только потом, - весело ответила она. - Сейчас пошли, хочу тебе прикольную штуку показать. Купи - не пожалеешь.
Вышел, здоровый, высокий, чуть потянулся, размял кости, ухмыльнулся насмешливо.
- Прикольная? Пойдем, поглядим.
Эдька с завистью смотрел на клёвую машину, ненавидел её хозяина, идёт сюда, оглядывается. У таких было всё, о чём мечтал: мешок "бабок", навороченные "тачки", девок сколько, только моргни - ложились сразу. Он так хотел всё это, и не ждать, а сразу, сейчас!
- Гляди, окучила лоха, - повернулся к Клепке, та отлежалась, отдышалась на травке, пришла к нему.
Фек подвела покупателя к скамейке, поставила на неё глобус.
- Вот он, красавец! Заводной! Там пружинка есть и ключик торчит. Такого нигде не найдешь.
- Ничего себе! Поменьше нету? - удивилвя тот.
- Тебе тут чё? Типа магазин? - зло сказал Эдька. - Бери, или вали отсюда нахрен! - Он еле сдерживался, так хотелось пнуть эту суку в живот, а когда согнётся - врезать ребром ладони по шее и амбец ему, вызывайте похоронную команду. Видел не раз такое “по ящику”, там получалось всё очень, просто и здорово. Но мужик даже не взглянул на него, изучал глобус.
- Не возникай, понял? Да он совсем старый едва держится. Какие-то обручи, лампочки - нажал кнопку и они загорелись.
-Ну и ну! Как на ёлке!
- Это же и есть главная красота! Глаз не отведешь! - заспешила Фек, боялась, что тот плюнет и уйдет. - Солнце и Луна! Заведешь, сиди и любуйся, балдей, пивко пей…
Покупатель молча нажимал кнопку - включал и выключал лампочки.
- Вали отсюда, я тебе сказал! - Эдька шагнул к нему, сжал кулаки.
Мужик обернулся, улыбнулся недобро.
- Ну, ты, говнюк, доболтался! - и толкнул его в плечо, даже не очень сильно, словно шутя. Но Эдька сразу упал, сидел и испуганно оглядывался, даже не пытался встать.
Фек поскорее вцепилась покупателю в руку.
- Дядечка! Махнем на пивко! Не пожалеешь!
- Ладно пять бутылок! - снова включил лампочки. - Хорошо горят.
- Да ты чё? Пять! Коробку, не меньше!
- Не жирно ли? - Он крепко обнял Фек. - Хватит и пяти.
- Коробку! - закричала та весело - Не жмись! И меня можешь трахнуть впридачу!
- Ничего себе довесочек! – сразу опустил руку, ущипнул ее за ягодицу, - Ладно, согласен! - взял глобус и понес.
- Зашибись, есть коробка! - крикнула Фек и побежала за ним.
Эдька встал, отряхнул испачканные брюки, мрачно смотрел, как дубина-мужик кинул глобус на переднее сидение машины, снял и бросил туда же куртку. Потом открыл заднюю дверцу и затолкнул Фек.
И залез сам.
Клепка сидела на скамейке, смотрела в землю, попросила глухо:
- Возьми у цыгана дозу для меня...
- Он и мне сегодня выдал - в долг хрен получишь, вот сволочь какая! - Эдька даже плюнул на траву. – Ладно, не парься, как добуду бабки и на тебя возьму.
Клепка прошептала чуть слышно:
- Сейчас надо, плохо мне…
Эдька глядел на неё равнодушно, совсем дошла шлюшка. Знал, что таскается ночью по вокзалу, зарабатывает на дозу. А ведь ещё недавно была весёлой нормальной девкой, кувыркались вместе в кровати.
- Ты с цыганом осторожнее, паук, гад, каких мало.., - всё так же тихо продолжала она.
- В гробу я его видел, в белых тапочках, - Эдька сел рядом на скамейку. - Где та сучка с пивом? Чё-то долго он с ней возится.
И тут Фек вернулась, шла быстро, чуть не бежала, тащила коробку двумя руками, прижимала к животу.
- Полный порядок! Пивко первый сорт! - сдёрнула с шеи верёвку с открывалкой, мигом сорвала крышку с бутылки и выпила её залпом. Потом со второй тоже и подала Эдьке. Он сделал большой глоток, хорошее настроение сразу вернулось, весело спросил:
- Как слон работал? Га-га-га!
- Всё типа путём, старался, трубил хоботом! - Фек открыла ещё две бутылки, одну сразу осушила, другую протянула Клепке, уже не злилась на неё. Та не взяла, еле поднялась и, покачиваясь, пошла по дорожке к выходу из скверика.
Фек схватила её бутылку, закрыла пробкой и сунула в коробку.
- Красота! Пивка полно! Чё ещё надо? Нам и на завтра хватит!
Эдька засмеялся над дурой.
-Га-га-га! Широко хлебало открыла, кодла набежит, всё выжрет.
- Никому не дадим, пошли они все в жопу, вдвоем будем пить, - она легко подняла коробку и направилась в сторону своего дома. Эдька проводил её взглядом и ему вдруг опять стало тошно. Где искать "бабки"' для цыгана? Прошлый раз легко взял из сумки у той Вики, никто не заметил, слова ему не сказало Сегодня сунулся туда же - ни хрена, пусто, сучка догадалась, запрятала их. Найти, конечно, можно, но долго, а ему надо скорее, сейчас, чтобы валить к цыгану. Придётся у баб Ани пошуровать, должна быть у неё заначка. Да и у папахена стол проверить, недавно нашел там в одном из ящиков конвертик, а там десять "штук", всё цыган заглотнул, всё ему мало.
Когда Эдька пришел домой, старуха как раз куда-то убралась, больше никого нету. Самое время все проверить. Сначала двинул в ее комнату, сейчас, сейчас найдёт "бабло".
Оглянулся, где она может прятать заначку? Ясно, где, в шкафу под бельём, сунул руку под разные простыни-наволочки, всё прощупал - пусто. Внизу, в самом дальнем углу, лежали обувные коробки, вынул их и точно, под нижней плотный пакет.
Эдька обрадовался - нашёл! Быстро его развернул, а там только сберкнижки, пять штук, "бабок" нет совсем. Ну, старая дура, каждую копейку скорее в банк тащит. Что ему теперь с этими долбаными книжками делать? Пустой номер, ни хрена с них не взять. От злобы хотел было порвать, да вони слишком много будет.
В кабинете папахена начал открывать один за другим ящики стола, бумаг там всяких до хрена, а "бабок”’ тоже нету. Вот непруха! Рядом компьютеры стоят, ксероксы-принтеры и другая разная херня. Всё дорогое, и загнать барыгам по дешёвке не проблема. Но пока рано, отец может сразу заметить пропажу, а Эдьке это вовсе ни к чему, ведь собирается у него деньги попросить, мол, задолжал пацанам из класса, или что-нибудь другое придумает.
Потом пошёл в спальню, сел на стул и грустно глядел на сейф в стене над кроватью, вот где их полно. Клёво папахен придумал, делает свою сучку и на него смотрит, красота! Вот бы ему так! Как бы до этих "бабок" добраться? Придумал сразу - очень даже просто. Видел недавно по "ящику" кинушку, так там один хмырь на пластилине слепки с ключей сделал, а потом к слесарю побёг, и порядок.
Пластилин и у него есть, как отец снимет пиджак и уйдёт к старухе в кухню чай пить, тут только не зевай. Цыган запросто найдёт, где по такому слепку ключи сделать, и станет он сейф открывать и "бабки" прихватывать. Не жизнь начнётся, а малина!
Стукнула входная дверь, старуха вернулась. Эдька мигом вскочил со стула, размечтался, как лох ушастый. Всё это херня, сейчас-то как быть? Что цыгану нести? Догадался - скорее к серванту, вытащил с дальней полки бутылку дорогого коньяка.
6
В тот, трижды проклятый, день, я, как всегда, пришёл в школу в прекрасном настроении. Сегодня будет интересный урок. Япония, замечательная страна. Уже видел, как включу, лампочки на глобусе, как ребята будут глядеть на них и слушать меня.
Но в вестибюле встретил директор, какой-то растрёпанный, бледный. И как топором по голове:
-У нас ЧП! Школу обокрали, исчез ваш глобус!
В глазах потемнело - Глобус! Голова закружилась, сердце рванулось и понеслось вскачь...
- Уже вызвали милицию, сейчас приедут. Его обязательно найдут. Я пошатнулся, едва не упал, оперся о стенку.
- Идите домой, уроки заменим.
Молча побежал в кабинет. На четвертый этаж взлетел одним махом, не обращая внимания на боль в сердца. Распахнул дверь – ребята сидели за партами, было непривычно тихо. На шкафу, где еще вчера стоял, теперь пусто.
Ходил по улицам, не видел и не слышал ничего, мой глобус украли! Зачем, зачем принес его в школу, лучше жил бы дома, был бы цел...
Ненавидел этот город, бесконечное стадо машин на дорогах, огромные воняющие автобусы, толчея на тротуарах, уехать бы отсюда куда-нибудь.
Сам не заметил, как забрел на вокзал. В пустом зале ожидания сел на самую дальнюю скамейку в углу, закрыл глаза. Пробыл там, не знаю сколько - может час, а, может, и полдня. Не спал, не дремал, просто ... сидел и не думал ни о чём. Словно выключили меня из жизни.
Очнулся, кто-то толкнул в бок. Открыл глаза, рядом, малоприятный тип: лицо красное, глаза опухшие, разит перегаром. Но не бомж-бродяга, одет более-менее прилично.
- Слышь, мужик - зашептан он, - Купи пистолет...
Я не понял - какой пистолет?
- Недорого, "бабки" нужны позарез, на билет до дома не хватает.
- Не надо, - ответил тоже негромко.
- Купи, не пожалеешь, всегда пригодиться в наше время, мало ли что. Сам брал за тридцать тебе уступлю за десять.
Вспомнил, у меня в кармане только пять тысяч и, сам не знаю, почему, сказал:
- У меня пять…
- Ладно, бери, пользуйся моей добротой, - вытащил из кармана грязноватую тряпку, оглянулся - никто близко не сидел - развернул, тускло блеснул металл. Пистолет был красивым, не очень большим, каким-то солидным, внушал доверие. Точно такие же я видел когда-то в кино.
Словно под гипнозом отдал деньги, он сунул сверток мне в руку и сразу исчез, как испарился, словно и не было его вовсе. Только тяжесть оттягивала карман.
Я снова закрыл глаза, что же делать? Попал в какую-то яму, и не выбраться из нее. Глобус украли, с Викой поссорился, квартиру банк у меня отберет, ведь сынку Пупышова я пятёрку не поставлю никогда, и он мне этого не простит.
Недалеко загудел тепловоз, громко, протяжно. Надо уехать, уехать отсюда куда-нибудь далеко…
7
Павел Павлович сидел в своем любимом кресле, отдыхал.
Настроение было чудесным, спал хорошо, только что позавтракал: тарелка овсяной каши на воде без соли и две чашки зелёного чая. Противно, конечно, но ведь здоровье надо беречь.
Дела тоже шли неплохо, В городской администрации удалось договориться - землю оставили за ним, гад Сергеев утерся, понятно, кое-кто ему помог, за конвертик. Теперь надо мэра убедить все-таки не строить рядом автостоянку, большой жилой комплекс украшение, города. Трудно, но возможно, А коли возможно, будем делать.
Вдруг услышал, по коридору кто-то пробежал. Насторожился - небывалое дело! Дверь распахнулась, Эдька с порога закричал:
- Пташка повесился!
Пупышов удивлённо смотрел на сына, сразу не понял о чем речь, кто такой?
- Пташка повесился.., - повторил тот уже без крика, обычным голосом.
- Что ты несешь? Откуда взял? - недовольно спросил Павел Павлович, только этого ему и не хватало для полноты счастья, вечно случается какая-то хрень.
- Ант и Фек пришли, типа сказали…
- Фек? Какая еще Фек? Анта твоего знаю, а она кто?
- Как. кто? - удивился Эдька. - Как бы тёлка Анта.
- Гони их сюда!
Сын выскочил из комнаты, Пупышов нахмурился. Новое дело - поп с гармошкой! Чудик географ повесился… А ведь в его банке кредит взял, и немаленький.
Вошли Эдька, Ант и какая-то толстая девка, видел ее в первый раз. Парни замерли у двери, а она рванула вперед и затараторила, как из пулемета:
- Повесился! Точно, повесился! Я его знаю, какой-то шизоватый. Сразу подумала oб этом!
- Не базарь! - оборвал Пупышов. - Говори толком!
- Я и говорю, повесился! Дома нету второй день! Соседи не видели…
- Молчи! Говорите вы! - махнул рукой парням у двери. Девка затихла, смотрела вокруг выпученными глазами, губы шевелились.
- На урок сегодня не пришел, - начал Ант. - В школе типа менты шуруют, обалдеть! Всех пытаю, кто, когда его видел.
- Га-га-га! - засмеялся Эдька. - Жалко, меня не было, я бы им типа выдал, гуляйте, парни, мимо, ничё не знаю!
- Я! Я все скажу! - Фек словно очнулась. - Дома нету, соседи не говорят...
У Пупышова терпение лопнуло, закричал на нее:
- Заткнись, дура! Мать твою! Ничего не знаешь, а шорох навела! Может, он запил!
- Точняк! - обрадовался Эдька. - Запил с горя. Глобус у него любимый сперли! Как бы приделали ноги! Трясся над ним, в руки нам не давал.
- Я ведь тогда тебе говорил,- начал было Ант. Пупышов сразу насторожился, но тут вбежала жена, необычно взволнованная, лицо покраснело. Все уже узнала от Анны Петровны.
- Какое несчастье! Неужели правда?
Пупышов удивленно глянул на нее, почему вдруг такое растройство?
- Чёрт их поймет, толком ничего не знают. Одна болтовня пустая. Если правда, то жалко.
- Жалко? Тебе его жалко?
- Чудик безобидный, смешной был, все мне морали читал - воспитывал. Добрым быть велел. Вот эти добрые у него глобус любимый и увели...
- Глобус украли?! Не может быть! - ахнула она.
- Га-га-га! - засмеялся Эдька. - Приделали ножки, побежал по дорожке!
- Может всё это и брехня, - продолжал Пупышов - Может, тяпнул бутылку, и спит на вокзале на лавке.
- Надо ехать, искать его! – Виктория Семёновна повернулась к парням. - Эдуард! Антон! Поезжайте!
Эдька скорее отступил назад, к двери.
- Еще че! Пусть менты ищут, они типа за это "бабки" требут.
- Не могём, - добавил Ант. - У нас дела. Хотим, но не могём.
Тут и Фек влезла, надоело молчать.
- Сам найдется! А мы ещё седня пивко не пили!
Виктория Семёновна смотрела на них с горечью, они же его ученики, и Эдька, и Антон. Как же так?
- Какие вы стали равнодушные, безжалостные... Тогда я сама поеду! - повернулась и вышла.
Пупышов и слова сказать не успел, глядел на закрывшуюся за женой дверь. Что за бардак! Зачем она поедет искать этого долбанного учителя?
- Мы тоже пошли, - обрадовался Эдька и вся троица потянулась к выходу.
- Вы уходите, - приказал Пупышов. - А ты, Эдька, вернись!
- Ну че еще? - тот остановился. - Сказал ведь, никуда не еду. Конкретно!
Ант сразу скрылся за дверью, Фек рот открыла:
- Ты тут недолго, там тебя типа Клепка ждёт, и цыган тоже...
- Пошла вон! - крикнул Пупышов, и девка исчезла.
8
- Чё те надо? - спросил Эдька недовольно, смотрел куда-то вбок.
- Как ты с отцом разговариваешь? Сядь!
- А чё? Типа нормально. Зачем?
- Сядь, тебе говорю! - Он толкнул сына в кресло, сам устроился в другом. - Значит, глобус у Пташки увели?
- Приделали типа ножки! Клево побежал!
- Очень интересно. А кто?
- Почём я знаю. Как бы кто-то.
- Не знаешь... А о чем тебе тогда Ант говорил?
- Ничё он мне не говорил, - Эдька замотал головой. – Просто так, болтанул.
Пупышов не сдержался, крикнул:
- Врёшь! По глазам вижу - врёшь!
- Ниче не знаю, отстань типа от меня! - Эдька попытался сбежать, вскочил с кресла.
- Сидеть! - Пупышов толкнул сына обратно. - Говори, дело серьезное, игрушечки кончились. Глобус этот, твоих рук дело?
- В гробу я его типа видел! Че от меня как бы надо?
- Отвечай живо!
- Ладно.., - нехотя выдавил из себя Эдька. - Мы с Антом решили его как бы временно приватизировать..., - и засмеялся. - Га-га-га!
- Приватизатор хренов! Смешки строишь? Дальше!
- А че дальше? Ничё! На веревке из окна спустили, и все дела.
- Класс закрыт был, замок сломали?
- Ключ второй нашли. Мне бы Пташка "пятерку" вывалил, и отдали бы. На хрен он нужен! Пусть типа сам его крутит и балдеет!
Пупышов с грустью глядел на сына. Большой вырос, а дурак-дураком, ничего не понимает, какую кашу заварил и чем это может кончатся.
- Кто вас с ним видел?
- Никто, вроде бы.
- Вроде Володи, оказалось, что Кузьма. Дальше!
- Поволокли к Фек типа прятать, по пути Клепка нарисовалась.
- Что за девки?
- Тёлки как телки, в натуре!
- Зовут как по-нормальному?
- Откуда знаю, типа не спрашивал. Говорят, как бы учатся где-то, а, может, и врут, конкретно.
- Шлюхи, значит. Где он?
- Кто? - не понял Эдька.
Тут Пупышов не сдержался, закричал:
- Хрен в пальто! Глобус твой долбанный! Говори! Не крутись, как карась на сковородке!
- Ну, чё, типа значит... Сидим мы как бы на скамейке и доперли, ни хрена мне Пташка "пятёрку" не вывалит. Зачем тогда этот глобус нужен? Таскаться с ним... И сменяли по-быстрому на пиво у какого-то лоха. И порядок! Не хрен оттопыриваться! Типа ничё и не было!
Пупышов усмехнулся, скривился зло.
- И много пива взяли?
- Обули лоха по полной программе, конкретно! Целую коробку! Сначала только пять бутылок давал, а мы наперли…
- Глобус заводной, два обруча на нем? - перебил Пупышов.
Эдька удивился:
- Откуда типа знаешь?
- Дурак ты, дурак. Видел, в антикварном магазине. Уникум! Ему цена - тысяча коробок! Этот чудик Пташка там его купил на деньги для операции.
- Вот так лопухнулись! - Эдька даже рот открыл. - Тыща коробок! Какое "бабла” могли срубить. Это всё засранка Фек - пиво ей приспичило пить, зафестивалила нас.
Пупышов встал, поднес к носу сына кулак.
- Теперь слушай меня внимательно. В такое дерьмо ты вляпался, представить не можешь. Глобус дорогущий, менты станут землю рыть. И на вас выйдут.
Эдька вскочил.
- Хрен им в зубы! Не выйдут! Мы перчатки надели как в "ящике"! Нету там наших отпечатков пальцев. Конкретно!
- Хоть на это ума хватило, и то ладно. Девки тебя сдадут за пять минут и загремишь на нары под фанфары.
- Я этих сучек задавлю! - перебил Эдька, на него снова накатила злоба, сдавило горло. Чё он мне лекции типа читает? Там внизу цыган ждет, надо скорее уколоться, а не торчать как бы тут.
А Пупышов продолжал сердито:
- В кого ты такой дурак? В мать что ли? Тоже с придурью была.
- Ты маму не трожь! - Эдьку уже всего трясло. - Не трожь, понял? И кончай, мне идти надо!
- Значит так, - заруби себе на носу и другому засранцу скажи. - Будут вас менты пытать, запирайтесь глухо. Знать ничего не знаем. И, главное про девок тех молчок. Ясно?
- Усёк! - Эдька бегом выскочил из комнаты. Пупышов вздохнул, совсем сопляк распустился. Достал из кармана мобильник, набрал номер жены, никто не ответил. Где же она?
. 9 .
Бросил телефон на столик и тут в комнату осторожно вошла Анна Петровна. Уже давно выжидала подходящий момент, чтобы открыть глаза зятю. И вот он, вроде, наступил.
- Пал Палыч, я тебе хочу сказать…
Пупышов недовольно смотрел на старуху, вечно, не вовремя с какой-нибудь ерундой. Тяжело опустился в кресло.
- Поставь-ка коньяк.
Анна Петровна нашла бутылку, налила рюмку и вдруг с обидой подумала: "вторую достать для меня не велел".
Он медленно выпил, взглянул устало, не ушла ещё? А пора бы.
Анна Петровна сесть не решилась, стояла, ждала, когда поставит рюмку, потом спросила негромко:
- Чё, слушать-то станешь? Извини, расстрою...
- Говори, - всё надоело, какой-то день шебутной, да ещё она с пустяками.
Но, оказалось, вовсе не пустяки. Пупышов с удивлением и всё нарастающей злобой слушал её, слушал и не мог поверить - его нагло, обокрали!
Этот нищий придурок сантехник-учитель уже давно спит с его жeной!
- Ах, ты, сволочь! - заорал во весь голос, схватил бутылку, взмахнул, чтобы ударить-разбить о край стола, но опомнился, осторожно поставил - коньячок-то французский! - что же теперь делать?
Хоть и не нужна ему эта баба вовсе, но ведь была его собственной женой и никому отдавать её не собирался. Вот когда сам выгонит с позором, тогда подбирайте шлюху, кому надо. Зло глянул на испуганную, но довольную старуху.
- Не врёшь? Смотри у меня, - хотя уже понял, всё правда, всё так и есть.
- Вот-те крест! - Анна Петровна быстро перекрестилась.
- Ладно, иди, я с ней разберусь, когда приедет. Звони всё время, пусть возвращается немедленно.
Старуха поджала губы, сказала ехидно:
- Чё звонить-то, уже приехала. И хахаля того привезла, нашла на вокзале.
Пупышов даже не поверил своим ушам.
- Что?! Привезла сюда?
- Обедом тут нацелилась кормить...
- Обедом? У меня в доме, его обедом? - первой реакцией Пупышова было желание вскочить, на кухне сунуть вора мордой в тарелку, потом схватить за шиворот, вытащить на площадку и сбросить с лестницы. Сделать это можно было просто, но… Но зачем? Будет крик, шум на радость соседям. Зачем устраивать для них такой спектакль, да еще, охранники внизу, сразу прибегут..
Снова налил коньяку, процедил рюмку медленно, старался успокоиться.
- Ты вот что... Скажи ему, пусть катится отсюда!
Анна Петровна засеменила было к дверям, он её вдруг остановил.
- Погоди! - сунул руку в карман, достал горсть монет - Отдай, я так нищим подаю, милостиня ему на пропитание!
Она взяла деньги, но не ушла, стояла, ждала главное.
- А эту, - продолжал негромко. - Эту немного погодя пошли ко мне.
Старуха выскочила из комнаты. Пупышов, не спеша, подошёл к окошку, стоял, смотрел как меняется погода: северный ветер уже быстро принёс чёрные облака, всё потемнело, скоро пойдёт дождь.
. 10 .
Я сидел на кухне в квартире Пупышова. Вика поставила передо мной на стол хлебницу, тарелку с ложкой. На плите разогревались кастрюля с супом, большая сковородка. Пахло очень вкусно, а я утром только выпил стакан чая, очень крепкого, но есть совсем не хотелось, какая тут еда.
Не понимал, зачем я здесь? Зачем послушался ее и приехал сюда?
Она нашла меня на вокзале в том же полупустом зале ожидания, села рядом, взяла руку, крепко сжала. И на душе сразу посветлело, я eй нужен…
Только собрался встать, чтобы уйти из этого дома, появилась Анна Петровна, глянула зло, положила на стол кучку белых и жёлтых монеток, сказала громко, даже радостно:
- Бери и иди есть в другое место. Вот - хозяин тебе милостиню велел подать.
Сначала даже не понял, что за хозяин? Потом дошло, конечно же, Пупышов, сам Пал Палыч, копеечки эти пожертвовал мне от своих щедрот.
Вскочил, сжал мелочь в кулаке, быстро вышел. Старуха рот открыла, но сказать ничего не успела, распахнул дверь в гостиную. Он сидел на своём кресле-троне, кинул монетки ему в лицо.
- Деньги твои не нужны! - не попал, конечно, а жаль.
Пупышов заорал во всё горло:
- Пошёл вон отсюда! Сдохни, никто плакать не станет! Живи на вокзале, квартиру отберу!
Мне надо было давно уйти, зачем связываться с хамом. Но стоял и смотрел на него, он продолжал кричать. Слышал, но не понимал ни слова, просто отскакивали от меня, как мячики. Всё сильнее и сильнее давило сердце и кружилась голова, надо срочно нитроглицерин под язык...
Опустил руку в карман за лекарством и наткнулся на свёрток, что это? Развернул - пистолет! Совсем забыл про него, а он сам лёг мне в ладонь.
Как Пупышов испугался! Сразу вскочил, спрятался за спинку кресла. Если бы сидел там тихо, ничего бы и не случилось.
Сунул бы я пистолет обратно, плюнул и ушёл.
Но нет, он снова заорал:
- Ты что с ума сошёл? Или пьяный? - выскочил из-за кресла и кинулся на меня. Вид у него был страшный: лицо красное, глаза выпученные, волосы взлохмачены, руки вытянул, еще минута, и вцепится в горло.
Тут я мгновенно вспомнил всё: синяки Вики, постоянное хамство, обман с квартирой. Вспомнил и автоматически - а, может быть, и сознательно? - поднял руку с пистолетом и выстрелил. Нет, выстрела не было, только негромкий хлопок, словно ребёнок стукнул ладошками.
Пупышов ударил меня, я упал, он вырвал пистолет и начал стрелять почти в упор, прямо в грудь. Сжался, закрыл руками сердце, но выстрелов снова не прозвучало, такие же хлопки. Дальше всё видел, как в тумане.
Вбежала Вика, схватила его за руку, он её оттолкнул, потом бросил пистолет на пол и заорал:
- Ах ты, твою мать! Это же игрушка! Пугач детский! Он на мои деньги его купил, чтобы меня же убить. Конечно, ему грошовую игрушку всучили. Придурок и есть придурок!
Вика закрыла лицо руками и выскочила из комнаты, я с трудом встал, мало что понимая. Сразу откуда-то появилась Анна Петровна, схватила меня.
- Пойдём, пойдём, злыдень, откель ты свалился на нашу голову.
Спустила на лифте, довела до двери и вытолкнула на улицу. Постоял немного на крыльце, подышал свежим воздухом и побрёл к автобусной остановке.
. 11 .
Пупышов сел в кресло, руки дрожали, сердце колотилось, хоть "скорую" вызывай. Ну и комедия вышла, нарочно не придумаешь. "Махнул"’ подряд две рюмки коньяка, вроде немного успокоился. Вернулась старуха, засуетилась, запричитала:
- Чё сотворил, окаянный! Пистоль притащил! Ушёл тихо, слава те, Господи! Уму несообразимо! А ты тоже хорош, на кой черт пулял в него? А если бы пистоль был настоящий? В тюрьму захотел?
Пупышов замычал, права старуха, ох и права.
- Верно говоришь, довел он меня своей болтовней, да еще и ствол вынул… Ты вот что, ну ее, на хрен, эту овсянку, пусть лошади жрут. Сооруди-ка мне яишню с салом, штук пять разбей. Приду и водочки с тобой выпьем.
- Это я мигом, - Анна Петровна побежала к двери, он крикнул ей вслед:
- Пошли ко мне эту…
- Если не ушла за ним, - старуха обернулась. - Вроде бы одевалась.
Пупышов скорее выскочил в прихожую, и верно, жена уже стояла у двери.
- Ты куда это намылилась? - спросил тихо, она молчала, смотрела на пол. Подошёл поближе, закричал, брызгая слюной, прямо в лицо:
- За ним собралась, хвост задрала! Забыла, я тебя нищей взял, кормлю, одеваю, машину купил, а ты? Таскаешься по мужикам, меня позоришь!
- Что... Что такое? - прошептала еле слышно, а сердце замерло, неужели узнал? И ещё больше разозлила мужа.
- Шлюха подзаборная! К засранцу учителю-сантехнику бегала домой, видели тебя там!
- Неправда… - выдохнула тихо, но уже поняла: всё пропало, старуха выследила.
Тут он схватил её за платье на груди, дёрнул и порвал, толкнул так, что упала.
- Я тебе кляп забью между ног, - крикнул зло и ушёл.
Виктория Семёновна медленно встала, всхлипнула, сжала разорванное платье, и скорее побежала в спальню. Повалилась там на кровать лицом в подушку и беззвучно заплакала. Жизнь в одночасье поломалась, что будет дальше?
Пупышов вернулся в гостиную злой до невозможности, руки снова затряслись, тяжело плюхнулся в кресло.
- Ну, мать твою, географ сраный! Я тебе покажу! Сейчас вызову ментов, попадёшь в "обезьянник".
Плюнул на пол, на ковёр. Можно, конечно, можно придурка туда сдать. Но не нужно, узнают в городе, засмеют: покушение на Пуп-банкира с игрушечным пистолетом. Лучше бы с настоящим пришёл, пристрелил бы его, как бешеною собаку! Посидев тихо, выпил еще коньяка, снова малость успокоился. Надо заняться делами, тогда некогда будет думать о всяком дерьме.
А дел разных накопилось полно, строил сразу несколько домов. Главное, быстрее закончить рыть котлован под жилой, комплекс и начинать его гнать. Забить сваи, кинуть панели и всё!
Вчера взял деньги в банке, сейчас поедет, раздаст работягам премии, веселее ишачить станут. Сам лично раздаст, как Дед-мороз подарки на новогоднем празднике. Вынул из портфеля пакет с деньгами, разорвал, разложил разноцветные пачки на столике. Семь штук. Большие тысячарублёвки, чуть поменьше пятисотки и сотки, полусотки не брал, лишняя морока с ними.
Вдруг вспомнил, как в детстве играл с кубиками, и начал строить домик. Но не получилось, стенки ещё стояли, а как положил крышу, большую пачку поперёк, всё и развалилось. Потом собрал их столбиком, он качался, едва не падал.
- Что же ты такой, - сказал с досадой и щёлкнул по нему пальцем, тот сразу рассыпался. Тогда сложил пирамидку: пачки побольше вниз, остальные сверху. Вот она-то и стояла прочно, не шевелилась. Взял несколько пачек и любовался ими, разорвал тысячерублёвую, купюры разложил веером на столике - какие они красивые!
И пахли замечательно, совсем по-особому, какой-то денежной краской. Даже закрыл глаза и нюхал, нюхал... Еще долго глядел на деньги, его радость, его сила и власть.
Потом собрал купюры, аккуратно сложил и сунул в пленку, положил рядом с другими пачками. Вдруг вспомнил о жене - надо с ней срочно разобраться, выгонит на хрен и пусть идёт в общагу или куда хочет. Быстро разведётся и найдёт себе помоложе да покрасивее, вон сколько отличных девок вокруг ходит, ни одна не откажется, на всё согласные. А жениться ему вовсе и не обязательно...
. 12 .
Эдька выскочил из дома как ошпаренный, замаял папахен своей болтовней. Скорее, скорее к цыгану, ждёт внизу с "дурью". Но его уже не было, ушёл Ант с Фек тоже слиняли.
А вот Клепка тут как тут, выползла навстречу. Опять сопли распустит, начнёт клянчить, чтобы взял для неё дозу. Надоела совсем!
- Пошла ты на хрен! - крикнул и пробежал мимо, на автобус, ехать к цыгану домой. Клепка смотрела ему вслед, слёзы навернулись на глаза, "дури"’ не будет, надо тащиться на вокзал. Ноги вдруг подкосились, сначала медленно опустилась на газон, потом повалилась на уже пожелтевшую траву.
Цыган ждал Эдьку, встретил, как всегда, с широкой улыбкой…
- Здравствуй, дорогой, знал, что придёшь.
- Вот, держи, коньяк французский, десять штук стоит, давай кольнёмся скорее, - Эдька вынул из кармана бутылку, которую стащил из серванта.
Цыган сразу цепко схватил её, сунул куда-то за спину.
- Ты бабки неси, понял? Пора долг отдать, тогда и кольнёмся. Сто штук за тобой, не забыл?
- Папахан сегодня железно обещал, сразу привезу, - Эдька врал, не запинаясь, отцу о деньгах и не заикался, главное сейчас задурить торговцу мозги и получить дозу.
Цыган не первый раз имел дело с такими должниками, знал, как надо с ними разговаривать. Смотрел на него спокойно-равнодушно.
- Привезешь, куда ты денешься, или… - сунул руку в карман, и в полутемной комнате блеснуло узкое лезвие ножа.
- Чё ты?! - Эдька ужасно перепугался, ведь был трусоват, хотел отскочить, но его крепко схватили за плечо и нож был уже возле самого лица.
- Нос отрежу, не жалко? Будешь ходить без соплюшника, все девки сбегут.
Холодная сталь прижалась к щеке, Эдька замер, слова сказать не мог от страха, понимал, это не шутка.
Цыган оттолкнул его, снова заулыбался:
- Вот так, дорогой. Сегодня же "бабки” неси, хотя бы половину. Иначе найду тебя, под землей достану. Принесешь, получишь все, что хочешь, а иначе.., - он махнул ножом перед лицом сопляка.
…Эдька не стал ждать лифта, проскочил мимо охранника, "сюки", распахнул дверь. Папахен сидел в кресле, а рядом, на журнальном столике...
На столике лежали "бабки"! Разноцветные пачки!
Пупышов удивленно взглянул на сына, таким его никогда не видел: лицо горит, дышит тяжело, крикнул с порога:
- Мне "бабки" надо! Давай скорее!
- Что за пожар? Откуда ты прибежал?
- Долг срочно отдать!
- Какой долг? В казино играл?
- Пятьдесят "штук"! Быстрее!
- Пятьдесят тысяч? - Пупышов покачал головой. - Что-то многовато. Надо разобраться, какие-такие у тебя долги.
Эдька снова закричал, злобно и отчаянно:
- Пока ты разберёшься, меня прирежут!
- Убирайся, не мешай, никаких денег не дам, - рассердился отец
И тут Эдька с ужасом понял, дело плохо, "бабки" не светят, значит, "дури" не будет, а цыган с ножам ждёт. Он увидел на полу, возле своих ног, пистолет, схватил, направил на отца.
- Давай, а то....
- Пошёл вон! Я сказал, нет! - тоже закричал Пупышов.
Не думая ни о чём, кроме лежащих совсем рядом денег, Эдька нажал на курок, тихо хлопнуло.
Отец смотрел на него удивлённо и грустно.
- Дурак ты, дурак! В отца родного, а меня даже пули не берут!
Эдька уже не помнил себя, не отдавал отчёта в своих действиях, знал только одно - не будет "бабок", цыган не сделает укол.
Отец, что-то говорил, потом засмеялся, и он кинулся к нему, изо всех сил ударил пистолетом по голове. Пупышов поднял руку, защищаясь, попытался встать, сын бил его снова и снова...
. 13 .
Виктория Семеновна кидала в большую сумку что попало - белье, тапочки, платья. Из шкафчика туалетного столика выхватила паспорт, какие-то деньги туда же их. Бежать! Бежать отсюда скорее! К Петру или куда угодно! Из коробочки вынула золотую цепочку, колечки, серёжки, мужа подарки, хотела бросить на пол, пусть подавиться. Но передумала, заработала их, отправила тоже в сумку. И вдруг...
Вдруг услышала в гостиной какой-то шум, крик, подбежала к двери, приоткрыла и замерла. Пупышов сидел в кресле, рядом стоял Эдька, что-то кричал громко и зло. Потом взмахнул рукой, в ней увидела тот самый чёрный пистолет, не настоящий, но тяжёлый, и ударил его по голове.
Смотрела в каком-то оцепенении, ничего не понимала: подонок пасынок почему-то бьёт своего отца. Как же ненавидела их обеих, зашептала громко:
- Бей... Бей сильнее...
Потом - совсем не сразу! - медленно открыла дверь, осторожно вошла в комнату. Не успела слова сказать, как Эдька бросил пистолет, схватил что-то со стола и исчез.
Было страшно, но всё же сжав зубы, так же медленно и осторожно, подошла к мужу. Он тихо стонал, волосы на голове в крови, тонкая красная струйка бежала по щеке...
Увидела рядом на полу пистолет, наклонилась, чтобы поднять, ударить. Взглянула на мужа, он, не мигая, смотрел на неё. И тут чернота захлестнула, задушила. Всё вокруг потемнело, повалилась без сознания…
Обморок был коротким, скоро очнулась, кое-как встала, Пупышов всё так же сидел с широко открытыми глазами. Покачнулась, чуть снова не упала. Вдруг увидела на столике пачки денег; протянула к ним руку, а на ней… На ней кровь!
Со всех ног понеслась назад в спальню, в соседней туалетной комнате долго, долго тщательно мыла руки, обильно помочилась, снова вымыла руки и опять спустила воду в унитазе. И уже почти спокойно ушла в спальню, вытащила из сумки телефон и вызвала. "скорую".
Вернулась в гостиную, муж неподвижно сидел в кресле, только глаза уже были закрыты и кровь текла сильнее, залила шею и грудь. Смотрела на него испуганно, ещё не до конца осознав, что случилось, и вдруг поняла, если перед обмороком всё же подняла пистолет и ударила, то могла убить… Она, она, а не Эдька!
Сразу опять сильно закружилась голова, всё вокруг поехало, и Виктория Семёновна бессильно опустилась на пол.
14
Эдька пулей выскочил из комнаты, правая рука в крови, держал в ней "бабки". Был смертельно перепуган, посмел ударить отца! Тот это не простит, только если баб Ань заступится.
Анна Петровна караулила в коридоре, как глянула на окровавленную руку, сразу поняла - дело плохо.
- Господи! Чё ты натворил, ирод! - и потащила дурака-внука в ванную, отмыла от крови, протерла тряпкой пачки денег, сунула было в карман фартука.
- Отдай! - Эдька выхватил "бабки" и кинулся к выходу, скорее, скорее к цыгану.
- Погодь! - крикнула вслед, но его и след простыл, только хлопнула дверь.
Побежала скорее, в гостиную и замерла на пороге: Пал Палыч неподвижно сидел в кресле, вид у него был совсем плохой.
- Господи! Беда-то какая, - всхлипнула и перекрестилась. Хотела подойти поближе, глянуть, жив ли? Но уже сердцем чуяла - покойник! Наворотил делов любимый внучек, не расхлебать. Заметила на столике пачки денег, поняла, всё из-за них, проклятых. Хотела прибрать, пока не пропали, но не решилась даже подойти. А эта, из-за неё вся каша заварилась, тоже тут.
На полу у стенки расселась, глаза слепила, радуется, поди.
В прихожей звякнул звонок домофона, побежала туда, вдруг Эдичка вернулся. Но это был охранник снизу.
- "Скорая" к вам, поднимаются уже.
Повесила трубку и вспомнила про деньги, ведь лежат без присмотра, сопрут за милу душу, та же "скорая"’ цапнет. И быстро засеменила в комнату, не глядя на покойника схватила с журнального столика все четыре пачки, сунула в карман фартука...
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
1
Виктория Семёновна сидела неподвижно на полу, привалилась спиной к стене, надо бы встать, но сил не было. Глаза закрыла, не могла видеть окровавленную голову мужа. Случившееся казалось ей страшным ночным кошмаром, очередным триллером-ужастиком по "ящику". Сейчас проснётся, или нажмёт кнопку на пульте телевизора, и всё сразу исчезнет, станет, как прежде, жизнь привычной и надёжной.
Не хотела вспоминать о Пупышове плохо, старалась думать только о хорошем. Как ласков он был сначала, купил eй сразу дорогущую норковую шубу до пят, ходила и подметала тротуары, с гордостью ловила завистливые взгляды. Потом машину, маленькую, но свою и очень удобную, разные золотые и серебряные бирюльки. Даже колечко с голубым камешком, сказал, что бриллиант.
Всё это было, было, но давно и быстро, очень быстро, кончилось, словно улетело куда-то. Так ветер сдувает осенью сухие жёлтые листья с печальных берёзок и те сразу за один день, становятся чёрными, а не золотыми.
В комнату вошёл врач "скорой", за ним медсестра, что-то говорили, не поняла ни слова. Потом появилась милиция. Пожилой мужчина в штатском и женщина помоложе, в форме начали расспрашивать. Отвечала им сбивчиво, тихо, теряя слова, рассказала, как Эдька бил отца по голове, обо всём другом умолчала.
- Вам надо отдохнуть, полежите, даже усните, потом ещё встретимся, - женщина-офицер отвела её в спальню. Там Виктория Семёновна задернула шторы на окнах, выпила две таблетки снотворного и провалилась в темноту.
И сразу снова увидела всё...
- Шлюха! - муж ударил и ушёл, побежала за ним, злоба сдавила горло. Он сидел в кресле, глаза горели красным огнём, как у вампиров в кино. Сейчас встанет, укусит, высосет кровь… Подняла с пола пистолет, ударила по голове, вскрикнул, красные глаза потихоньку тускнели, а потом и погасли. Правая рука вся была в крови, схватила полотенце и начала вытирать. Вдруг увидела - рядом с отцом стоит Эдька.
- Убийца! - заорал подонок дико и кинулся на неё, схватил за горло, задушил и она провалилась в черноту…
Проснулась, как темно и душно, лежала и не понимала, где она? Что с ней? Потом вспомнила всё, лучше бы совсем не просыпаться.
Стало страшно, кто-то стоял там, за шторами, это Эдька. Сейчас выскочит, тоже с красными глазами, ударит по голове, убьет...
2
Когда сотрудники милиции начали расспрашивать Анну Петровну, та сразу напрочь отперлась от всего:
- Ничё не знаю, не ведаю, и не пытайте вы меня. В кухне была, обед готовила, яишню жарила, вон стоит. Не слыхала и не видала, кто кого там поубивал. А вот про этого учителя-сантехника всё знаю, всё скажу. Это он пистоль проклятый притащил… - и подробно рассказала историю появления Воробьева в доме. Нехотя призналась - пришлось всё-таки, - что видела пистолет только в руках Пупышова. И, все равно, твердила свое:
- Ищите этого чудика полоумного, он давно замыслил Пашеньку убить. Он, он в него стрельнул, а потом и по голове…
Женщина-офицер перебила:
- Позвольте, как же так? Вы сами увели Воробьёва из квартиры, когда Пупышов был жив.
Анна Петровна исподлобья глянула на неё:
- А, может, он вернулся. Ищите его, он во всём виноватый.
- Конечно, найдём и допросим, - устало сказала та. Уже было известно из показаний охранника, что Воробьёв не возвращался.
Потом мужик в штатском, солидный такой, как бы между прочим, спросил негромко о главном, этого вопроса она ждала и боялась.
- А где же сейчас ваш внук?
- Эдька че ли? - прикинулась, что не поняла.
- У вас еще есть внуки?
- Нету, один - дубина вымахал, а дурак-дураком. Его все обижают, воду на нем возят, а он молчит…
- Так где находится ваш единственный внук?
- А я почём знаю? С утра усвистал куда-то, вроде купаться на озёра, - врала им нагло, не отводя глаз.
- Покажите нам его паспорт, - снова влезла баба в форме, и чего ей неймётся.
- Нету! - даже обрадовалась Анна. Петровна. - Посеял где-то разгильдяй. Ждет, может два вырастут.
На том их разговоры и кончились. Набежало милицейских полно, чё-то делали там, она из своей комнаты и не выходила. Пущай та шлюха с ними разбирается. Наконец, все исчезли и Пашеньку с собой увезли, тогда побежала в Эдькину комнату глянуть, вроде, всё на месте. И той не видно, дрыхнет, поди.
А паспорт внучка - вот он, у неё в тайничке, в дальнем углу шкафа под коробками, давно прибрала его, чтобы разгильдяй, и правда, не потерял. Тут и фотографии: Эдька стоит во весь рост, смеётся и обнимает тех двух девок. Все голые, как мама родила, залюбовалась - красивый у неё внучок.
Сложила всё, в пакет, спрятала в мешок с сахарным песком, вдруг менты снова заявятся с обыском, и немного успокоилась, достала из холодильника бутылку водки - ледяная! Налила полстакана, выпила и подняла крышку сковородки, там желтела большая яишня- глазунья. И тяжело вздохнула.
- Эх, Пашка-Пашка... Так и не попробовал её...
Смахнула слезу, уселась поудобнее и за пять минут прибрала яишню до крошечки.
3
Я медленно брёл по улице. Недавно прошёл дождь, асфальт мокрый, везде стояли лужи. Старался обходить, но старые ботинки всё равно промокли.
Совершенно не знал, как быть? Что делать дальше? Какая глупость, просто идиотизм взять тот дурацкий пистолет-игрушку.
Зачем? Ведь не хотел же стрелять в Пупышова. А может... Может в подсознании была такая мысль?
Нет, конечно, нет. Скорее для себя - раз, и никаких больше проблем… Вдруг вспомнил о школе, об уроках, какие теперь уроки, после всего того, что случилось, оттуда надо уходить, а лучше вообще уехать из города.
Как узнают, что хотел убить мужа своей любовницы, на Вику станут пальцами показывать.
Задумался, и на перекрёстке пошёл прямо на красный свет. Большая, чёрная машина проскочила прямо перед моим носом, чуть колёсами не по ботинкам. Шофёр молодец, дал газу и всё обошлось. Если бы тормознул, я бы шагнул прямо под неё.
Вдруг возникло желание снова пойти на вокзал, если Вика будет меня искать, то обязательно приедет туда. Глупость, конечно, сейчас ей не до этого, устал, сел на скамейку.
Рядом, возле луж на асфальте, стайка воробьев – моих тёзок. Маленькие, худенькие, этого года рождения. Прыгают молча, не чирикают. Чего здесь ищут? Какой тут корм? Сказал им грустно:
- Ребята, ребята... Летите кормиться в другое место. Скоро холодная зима, готовьтесь. - Послушались меня, поднялись и улетели, все сразу.
Эх, кто-нибудь мне хоть что-то сказал бы...
Сидел, смотрел на мокрый асфальт, и вдруг мне стало жалко этого Пупышова с его, непонятной для меня жадностью к деньгам. И Вику, запуталась, как муха в паутине, и наглого, избалованного Эдьку.
И даже тех двух распущенных девиц, которые тогда ко мне приходили. Что их ждёт? Ничего хорошего. Какой, всё-таки, жестокой, беспощадной стала жизнь.
Потом подумал: ты всех жалеешь, добренький какой. А тебя, дурачка кто пожалеет? И сам себе ответил, сказал вслух:
- Никто!
И повторил ещё громче:
- Никто и никогда!
Сидевшая недалеко женщина оглянулась, я встал и быстро ушёл.
4
Эдька бежал со всех ног, торопился на свою тусовку. Чувствовал себя прекрасно: деньги отдал, укололся, цыган сразу подобрел, велел ещё приходить. Он даже и предположить не мог, что убил отца.
Ну, ударил, ну, виноват, больше не буду. Конечно, папахен поорёт, может стукнуть, на этот раз стерплю. Был уверен, старуха его уболтает, и ночевать сегодня не приду, пусть поищут, попереживают.
Гулял вдоль скамеек, какие-то незнакомые парни и девки сидели, чесали языки, играли на гитарах. На траве лежали парочки, девки на животе парней, так и он не раз устраивался с Клепкой или Фек.
Стало тошно, жара, пить хотелось досмерти. Эх, пивка бы...
Увидел, недалеко на лавке две девки пивко сосут, типа вроде студентки. Быстро подскочил, сел рядом, сказал тихо, вкрадчиво:
- Девочки, пиво пить вредно...
- Отвали, тебе, что ли, отдать? - засмеялась одна.
А вторая... Вторая пустила таким матерком, что только держись. Вот так студенточки нынче пошли! Тогда надо срочно поступать в институт!
Сидел, моргал, а первая подала ему бутылку:
- Ладно, пей, вижу, трубы горят…
Заржали обе и пошли.
Одним глотком допил всё, кинул тару за спину. Хорошо, но мало. Сел на скамейку как любил, на спинку, глядел на проходящих девок, голоногих, в коротеньких юбках или почти без них. Шли не торопясь, как на параде, титькастые и жопистые.
Наконец-то нашёл, пацанов из своей тусовки, сидели на газоне, рвали струны у гитары и орали во весь голос чего-то, Были под хорошим кайфом, взял у них "колёса" и тоже забалдел, а потом незаметно уснул.
День потихоньку катился к концу, солнце присело к горизонту, всё вокруг стало сероватым, народу в скверике заметно убавилось.
Эдька открыл глаза, лежит на траве один, вся кодла слиняла, бросила его. Встал, потянулся, что дальше? И увидел - мимо идёт, стучит каблуками, вроде бы знакомая девка. Юбка короткая, едва жопу прикрывает, из кофточки титьки вылезают. Как-то сидели тут на лавке, обнимались-обжимапись, потом мячик пинали. Как её звать, конечно, не знал, да и зачем?
Скорее подошёл к ней, заулыбался.
- Привет! Давно не виделись! - и, как всегда со всеми девками, поцеловался-поздоровался.
Она ничуть не удивилась, значит, узнала-вспомнила, а, может, и нет, какая разница.
- Давай посидим, - потянул её к скамейке, затащил сразу на колени, прижал мягкие груди, молчала, только дышала-сопела. Появилась вовремя, мошонка у него распухла, трусы трещали… Оглянулся - кругом никого, спросил негромко:
- Типа идём, чё ли? - знал, что не откажется.
- Пошли, - девка согласилась сразу. Он быстро пробрался сквозь густые и какие-то твердые, колючие кусты, забором стоят вдоль дорожки, снял ветровку, бросил на траву. Девка без имени следом за ним, задрала юбку, легла на спину, он встал на колени, быстро расстегнул джинсы.
- Надевай! - девка сунула ему в руку пакетик с презервативом. - Без него не дам!
- Ты чё? Охренела? - кинул пакетик на землю, тогда она сразу перевернулась на живот. Злобно, изо всех сил, пнул её в бок и пошёл по газону к выходу.
Стало совсем темно, надо было искать место ночёвки. А чего искать? Вон они, дома, рядом стоят, начал проверять подъезды - все глухо, паразиты домофонов наставили. Одна дверь, всё-таки, оказалась открытой, быстро спустился по лестнице в подвал. В тусклом свете маленькой лампочки увидел спящего в углу бомжа.
Эдька их ненавидел. Зимой он, и ребята из школы, брали палки и охотились по закоулкам за такими бродягами, караулили у колодцев теплотрасс. Ловили и били долго, с наслаждением, до остервенения. Не боялись, бомжи не сопротивлялись, только закрывали голову, тогда старались попасть по почкам. Убить до смерти не удавалось, в газетах не было сообщений, а, может просто не печатали.
Подошёл к куче камней, взял покрупнее и бросил. Метил в голову, чтобы убить, но угодил в плечо. Бомж - это оказалась, баба, толстая и грязная, молча побежала к двери. Кинул вслед кирпич, снова промахнулся, попал не в голову, а в спину. Бомжиха ещё быстрее дёрнула, ладно, потом он с ребятами специально сюда придет, добьют её.
На старый матрас швырнул ветровку, лег, уже стал засыпать, и вдруг, в его одурманенной наркотиками голове, возникло видение: папахен отвалил спать и деньги оставил на столике. А эта сучка Вика пробралась втихаря в комнату и схватила все пачки. Точняк, у неё "бабки"! Завтра же утром отберёт.
5
Виктория Семёновна проснулась, с трудом открыла глаза. Темно, душно, ломит виски и затылок, вспомнила всё - лучше бы умереть...
Голова болела сильнее и сильнее, надо вставать, принять горячую ванну. Только поднялась, накинула халатик, как...
Как дверь распахнулась, и ворвался Эдька. Лицо красное, глаза злые, белые, таким его никогда не видела, заорал с порога:
- Где мои "бабки”? Отдавай!
Совсем не испугалась подонка, так ненавидела, тоже крикнула:
- Пошёл вон! Чтоб ты сдох!
Он кинулся на неё, больно завернул руку за спину и бросил на пол. Халатик распахнулся, под ним ничего не было, блеснули груди, живот... Эдька вдруг увидел прямо перед собой лежащую голую мачеху, в глазах сразу потемнело, навалился всей тяжестью тела, коленями раздвинул ноги.
Попыталась было оттолкнуть его, но поняла, бесполезно и перестала сопротивляться, Её охватило какое-то глубокое безразличие, только, зажмурила глаза, молчала, терпела...
И вдруг резкая боль пронзила всю - эта сволочь загнала свои поганый кол до самого сердца. Протянула руки к мошонке - скорее вырвать яйца у подонка… Но тут чёрная пучина оргазма затянула, проглотила, дыхание остановилось, руки ослабли...
Эдька вскочил, сам не ожидал такого от себя. Ошеломленно глядел на лежащую на полу мачеху, торопливо застёгивал молнию на джинсах. Он же не хотел! Отдала бы "бабки” сразу, и ушёл бы. Сама, сама во всем виновата. Теперь бежать, бежать отсюда скорее, отец убъёт...
Виктория Семёновна кое-как села, с ненавистью смотрела на пасынка - его задушила бы сейчас, не задумываясь.
Вошла Анна Петровна и сразу завопила:
- Шлюха! Чё ноги растопырила, бесстыжая! Эдичку моего совращаешь! - схватила внука и утащила из комнаты.
- Я не хотел.., - он остановился в коридоре. - Отдала бы "бабки" и все, типа ушёл бы...
- Молчи, идём отсель - Анна Петровна снова схватила его за руку. - Дурень ты дурень, чё натворил, сам не понял! - и закричала во весь голос. - Скорее, скорее едем на Автовокзал.
- Я не хотел.., - повторил Эдька чуть слышно.
- На нее наплевать, у шлюхи не убудет! А вот ты.., - старуха, замолчала, поняла, ещё не знает, что убил отца. - Я тебя спрячу в деревне у сестры, ни одна собака не найдет. И не боись, всё будет путём..
6
- Господи, что же это такое.., - прошептала Виктория Семёновна и медленно встала. Не могла поверить - её изнасиловал пасынок, а она поддалась, не сопротивлялась. Почему? Почему не задушила его?
- Ненавижу тебя, сучка похотливая! - закричала и побежала в ванную, там включила душ, направила сильную, горячую струю воды себе между ног, хотела вымыть всю Эдькину проклятую гадость.
Потом выбрала из мочалок самую жёсткую, вылила на неё флакон шампуня и начала мыться. Ожесточённо, до боли, тёрла груди, живот, особенно ноги, хотела содрать испоганенную кожу.
Не забыла о главном, понеслась в спальню, там вытащила из шкатулки пакетик специальных таблеток - чтобы не забеременеть при вот таких нежелательных, случайных контактах, и выпила сразу две. Принимала их и раньше, после "любви" мужа для полной уверенности, и при, так сказать, "разовых" встречах, были, были и такие, до выхода замуж и после тоже.
Вспомнила и вздохнула, да, она далеко не ангел с белыми крылышками, но ведь всё давно прошло, значит и не было ничего и никогда.
Можно, конечно, осуждать Викторию Семёновну, можно, но не нужно. Ведь мать-природа создала мужчин и женщин с разными степенями сексуального потенциала и активности. А на природу обижаться нет смысла, бесполезно, что есть, то есть.
Немного успокоилась, взяла бумажку с номером телефона - оставила женщина-офицер - нашла в сумке мобильник, набрала номер, сказала чуть слышно:
- Это жена убитого вчера Пупышова, меня просили позвонить...
- Говорите, слушаю вас внимательно, - сразу откликнулся спокойный мужской голос.
- Его сын, убийца, вместе с нянькой-старухой, только что поехали на автовокзал, торопились в деревню… - ответа не дождалась, бросила трубку и бессильно опустилась на кровать. Ничего не хотелось, и жить тоже…
Так закончился самый чёрный день в жизни Вики-Викули, увы, он был не последним.
7
Прошли мимо охранника внизу тихо, не торопясь, велела Эдьке на него не смотреть, взгляд у внучка сёдня был недобрый. На улице замахала руками, остановила первую встречную машину.
На автовокзал приехали как раз к отходу нужного автобуса. Сестра Анны Петровны жила в деревне, три часа езды, заброшенной, забытой, даже единственный магазинчик закрылся. Какие тут покупатели, всего пяток разваливающихся изб со стариками да старухами.
Была уверена, уж там-то внучка, никто не найдёт.
Сидели на лавочке, ждали, когда объявят посадку. Эдька угрюмо молчал, зря он на эту Вику напёр, не сдержался, теперь папахен его кончит. Одна надежда, она промолчит, ничё никому не скажет. Тогда всё о’кей!' А бабец оказалась первый сорт, отец не дурак.
Потом вдруг подумал, а, может, деньги у старухи? Молчит, сволочь, типа зажилить хочет. Повернулся к ней, сказал громко и зло:
- Живо гони мои "бабки"!
Анна Петровна оглянулась, не слышал ли кто? Ответила шопотом:
- Зачем тебе там? Потеряешь еще...
- Гони быстро! - сжал руку изо всех сил, так и есть, у неё
- Ой, че ты! Возьми! - Анна Петровна снова оглянулась, вроде никого близко нету. Достала из сумки завернутые в тряпицу пачки две штуки, еще две - тоже в мешке с сахаром.
- Спрячь, никому не показывай. Я скоро приеду, увезу тебя в другой город, подальше отсюдова. Вот ещё возьми, в столе нашла, - подала ему пакетик с таблетками.
Эдька первым делом проглотил их все разом, потом сунул деньги в карман, тут и посадку объявили. Старуха заторопилась, подтащила его к автобусу, как будто мест им не хватит. Уселся у окна, отрешенно смотрел на дорогу и ничего не видел. Анна Петровна была рядом, глядела на внука и думала, когда сказать о смерти отца? Теперь или потом? Решила потом, что-то подсказывало ей - сын не очень огорчится.
А за окном горело-жгло на ярком голубом небе, жаркое солнце, Пролетали-проносились светлые веселые березки, темно-зеленые ёлки и сосны. Широкие, пёстрые от цветов, уютные полянки приглашали выйти из душного автобуса и отдохнуть, полежать на густой пахучей травке..
Машина автоинспекции с включённой мигалкой обогнала и подрезала автобус, шофер резко затормозил, пассажиры качнулись, заохали, заругались. Эдька словно проснулся, испуганно оглянулся. Надо бежать, а куда? Некуда...
Двое - милиционер в форме и человек в штатском - вошли в автобус, быстро оглядели пассажиров и сразу увидели: вот они, старуха с высоким белобрысым подростком.
- Приехали! Станция вылезайка! - весело сказал человек, в штатском и крепко взял Эдьку за плечо. Анна Петровна вскочила и закричала пронзительно, базарным голосом:
- Чё! Чё творите! Мы с внучком в гости едем!
Милиционер равнодушно поглядел на нее.
- Выходите, гражданка, по-хорошему, не выводить же вас силой. Там разберутся, с кем и куда вы направляетесь.
Оглянулась, может сидящие пассажиры вступятся. Куда там! Все молчали, вытянув шеи, глядели на пойманных преступников.
Её усадили во вторую машину, Эдьку уже увезли на первой, и понеслись обратно в город. За всю дорогу милиционер рядом не произнёс ни слова, она тоже молчала. Там спрашивали о внуке: где был? Что делал? Ничё не сказала, уходил куда-то с ночёвкой, вроде купаться, вернулся, и поехали в гости к сестре, давно собирались.
Пришла домой, разогрела обед и поела с аппетитом. О внуке думала спокойно, верила, скоро отпустят. Потом легла на кровать отдохнуть чуток и сразу уснула, громко захрапела.
8
Убийство Пупышова и арест Эдьки меня поразили, как гром среди ясного неба. Они одного поля ягоды, в одну дуду играли, чего же не поделили? Заметка в газете была коротенькая, без всяких подробностей, совершенно непонятно, что случилось?
Думал прежде всего о Викуле, как она там? Ведь такая трагедия не может обойти её стороной. Хоть и не любила Пупышова, но все же… Убийство есть убийство.
Никак не связывал случившееся с тем ненастоящим пистолетом и какое отношение имеет игрушка к Эдьке? Никакого. Но вот нашёл в почтовом ящике повестку - вызов в милицию и задумался, значит, есть какая-то связь. Там и узнал, хоть и немного, о том, что случилось.
Молодой симпатичный лейтенант-следователь моих лет всё писал-допрашивал: зачем купил на вокзале тот пистолет, точнее, предмет, похожий на него. С целью стрелять в Пупышова?
Ах, если, бы я знал. Ничего определённого сказать не смог. Почему взял проклятую игрушку? Не знаю, какое-то затмение нашло. Собирался ли убить Пупышова? Ненавидел - да, но убивать...
Стрелял ли в него? Как заманчиво было сразу отпереться, забить твёрдо - нет! Нет и всё! Но, почему-то, сказал, что не помню. Полез в карман за лекарством, вместо него достал пистолет, а дальше - всё как в тумане.
И тут опомнился, что же делаю? Сам себе яму рою! И уже громко - нет! Это Пупышов вырвал его и начал стрелять в меня.
Одним словом, запутался и бедного лейтенанта запутал. Он что-то писал-писал, потом дал мне прочитать протокол, я его подмахнул не глядя. Стало всё равно, хоть сразу сажайте в тюрьму, так тебе, дурачку, и надо.
И потянулись длинные, пустые дни. Слушал музыку, сидел на скамейке в скверике, думал о Вике. Хотел даже поехать к ней домой, но ведь старуха не пустит. Если бы был телефон, но его я так и не купил.
Очень ждал, что придёт сама, ей же проще, нет, не захотела. Ну и ладно, ну и пусть, как знает… Чтобы увидеть Вику, ходил на похороны Пупышова, прятался за памятниками. В чёрной одежде она показалась мне незнакомой и совсем чужой…
9
Убийство Пупышова было раскрыто быстро, практически сразу, как говорится, по горячим следам. Легко установили, что он собирался приехать на стройплощадку и лично раздать премии. И деньги в банке получил, семь пачек, новеньких купюр разного достоинства, их номера известны.
Арестованный Эдька сознался во всём, две пачки у него были изъяты, как ни мыла их Анна Петровна, следы крови обнаружили без труда, кровь Пупышова. Потом подробно, чуть ли не с удовольствием, он рассказал о цыгане. При обыске у наркоторговца нашли ещё три пачки из той же партии.
Оставались две пачки, сыщики были уверены - они у Анны Петровны, но не исключали возможность, что у Виктории Семёновны. Всё может быть. Версия о причастности вдовы к убийству рассматривалась серьёзно, уж очень большое наследство она получала.
И за меньшие деньги жены убивали своих мужей. У оперативников были ордера; на обыски не только у старухи-няньки, но и у неё.
Анна Петровна сидела и думала, как бы любимому внучку передачку организовать. И вдруг - звонок снизу, снова милиция заявилась, те же мужик в штатском и баба-офицер в форме. Встретила их неприветливо, с опаской.
- Чё вам опять надо? Вроде всё вызнали.
Мужик, в штатском ответил жёстко:
- Нет, далеко не всё. На допросе ваш внук Эдуард Пупышов показал, что деньги со стола взял и передал вам, вы отмыли их от крови. Три пачки он сразу забрал и унес, две нашли у него при аресте, где ещё две? Сами нам отдадите или идём за понятыми и начинаем обыск.
Анна Петровна молча смотрела на них, не знала, что и делать, никак не ожидала, что внучек её выдаст, сразу всё расскажет.
Тут баба-офицер голос подала:
- Поймите, вы пока проходите по делу об убийстве Пупышова как свидетель. Но если мы обнаружим у вас похищенные деньги, то можете стать соучастником преступления. А это уголовная ответственность, и немаленькая. Очень советую вам отдать их немедленно добровольно.
Эти страшные слова “убийство“, “соучастие в преступлении“, “уголовная ответственность“ - век бы их не слыхать! - поразили Анну Петровну насмерть, чуть голоса не лишилась от испуга, в тюрягу увезут запросто... С трудом сказала:
- Чёрт тогда меня попутал...
В кухне вытащила из мешка с сахаром эти две пачки, заодно и паспорт Эдьки, кинула на стол.
- Вот! Больше ничё у меня нету, ищите, сколь хотите.
Мужик в штатском целую пачку аккуратно положил в прозрачный пакет, разорванную взял в руку, пристально взглянул на Анну Петровну,
- Зачем вы упаковку разорвали?
Она даже перекрестилась.
- Такая и была, не трогала я её...
Врала, конечно, все бумажки пересчитала, одну в карман сунула, больше взять побоялась.
Оперативники ушли, искать больше нечего, все семь пачек денег изъяты, ордер на обыск у Виктории Семеновны не понадобился, ангел-хранитель тогда спас её, не дал взять испачканную в крови мужа пачку, иначе нашли бы при обыске, и ничем хорошим это для неё не кончилось…
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
А у Виктории Семёновны дни неслись стремительно, один за другим, как быстро вертящаяся карусель. В далеком и прекрасном детстве стояла такая в их городском саду. На маленьких кабинках со скамейками, впереди были деревянные головы зверей и птиц: собаки, кошки, медведи, голуби... Всегда садилась в кабинку с жёлтым цыплёнком, каталась по целому часу и голова не кружилась.
Сейчас выбрала бы волка или тигра. Всё случившееся в те проклятые дни изменило её, стала дёрганной, злой, совсем другой, понимала это отчётливо. Особенно из-за подонка Эдьки, чтоб он сдох прямо сейчас.
Пупышова похоронили как-то незаметно. В газете соболезнование ей от фирмы в чёрной рамочке, печальные лица вокруг, речи над могилой. Но оркестр был маленький, играли плохо, место выделили на самой окраине кладбища, из городской Администрации никто не пришёл. И поминки тоже не в ресторане, а в каком-то кафе.
Ну, да Бог с ними со всеми, не в этом дело, не обращала внимания на такую хрень. Старалась не думать о прошлом, забыть всё, привыкала к своему новому положению хозяйки, богатой вдовы, наследницы многомиллионного предприятия.
Сначала ездила по утрам в контору уже своей Фирмы, слушала с умным видом доклады главного инженера. Конечно, ничего в них не понимала - какие-то фундаменты, балки и панели, на хрен всё это ей надо. Просто нравилось сидеть в просторном кабинете бывшего мужа за большим письменным столом. Нравилось чувствовать себя хозяйкой, иметь возможность приказывать, ведь никогда прежде такого не было.
Смотрела на широкий диван мягкой бежевой кожи, внимательно разглядывала молоденьких голоногих шлюшек в коротких юбчонках, старалась угадать, кого на нём Павел уже трахал. Казалось бы, что это ей теперь? Но, всё равно, был какой-то мазохистский интерес.
Очень скоро всё это надоело, дела в фирме шли автоматом, был полный о’кей, и ездить туда перестала. Начала бывать на открытиях-презентациях новых магазинов и разных выставок, на концертах гастролёров-артистов и спектаклях московских театров, которые чесали провинцию. Часто там скучала, а что делать? Не сидеть же дома.
Завтракала и обедала в одном и том же дорогом ресторане, щедро давала чаевые, официанты ей кланялись. На ужин - только яблоко, не хватало ещё растолстеть. День шёл-катился за днём, такая жизнь ей давилась, и даже очень. С нетерпением ждала суда, после него будет свободна и можно подумать об отъезде.
Конечно, часто вспоминала о Воробьёве, о Петеньке, как он там? Позвонила в школу - болеет. Был бы у него мобильник, разговаривала бы каждый день. Но он его до сих пор не купил, вот сам и виноват. К нему домой ехать не хотела, пусть сам найдёт, было бы желание. Ладно, скоро суд, там и увидимся.
Подлую старуху в упор не замечала, та почти всё время, жила у сестры в деревне, но барахло свое из дома не увозила. Как продаст квартиру, новые хозяева сразу с ней разберутся, вылетит отсюда ведьма со свистом. В глухой лес, в болото, на метле в вонючую избушку на курьих ножках. Бог даст, не долетит, собьет кто-нибудь на хрен.
2
Тогда на поминках, когда уже все печальные слова были сказаны, и за столиками начали петь весёлые песни, к ней подкатился Сергеев, тот самый конкурент-строитель, муж обозвал его сволочью.
Подошёл, лицо грустное, а в глазах - видела! - радость, как же, конкурента не стало, отвел в сторонку, спросил негромко:
- Что станем делать, Виктория Семеновна? Неужели собираетесь этот хомут-фирму, тянуть? Не женское дело, зачем вам кувыркаться в нашем строительном болоте?
Она молчала, слушала, хотя уже догадалась, о чем пойдет речь. Так и вышло, продолжал вкрадчиво:
- Имею к вам предложение: продайте мне весь бизнес, дам хорошие деньги.
- Продать? Зачем? - сделал вид, что удивилась, хотя уже думала об этом, нахрен ей колготня с фирмой. Смотрела на Сергеева, а тот глаза отводит в сторону, глядит в пол. Поняла, нацелился за копейку купить мешок золота. Ответила так же негромко:
- А почему бы и не попробовать? Вдруг получится. Если что надумаю, позвоню.
Сергеев не дурак, всё понял. Попрощался и сразу исчез. Глядела вслед, конечно, продаст, но только не ему. У нее совсем другие планы.
Сразу стала искать надежного человека, чтобы нe продешевить. Своим юристам не верила ни на грош, всех Сергеев купит. Поехала по другим фирмам, вроде бы дом собралась купить. Смотрела - везде молодые, прилизанные, в новеньких костюмчиках. Разговаривали хоть и вежливо, но как-то так, никто не понравился.
Наконец, в пятой по счёту, увидела пожилого, в поношенной куртке, сразу внушил доверие. Сказала ему негромко:
- Хотите крупно заработать?
Даже глазом не моргнул, словно ждал этого вопроса.
- А то! Покажите мне такого, кто не хочет, буду на него очень удивляться.
Рассказала всё, слушал молча, потом ответил спокойно:
- Это удовольствие вам будет стоить десять процентов.
- Что-то многовато, - она чуть нахмурилась. - Я думала, пять. - Дело весьма хлопотное, и мне ведь придётся покинуть это шмакодявкинское заведение, стану заниматься только вашей проблемой. Вы можете меня иметь целиком, все дни в неделю.
- Семь, - сказала жёстко.
- Я на вас удивляюсь, мадам. Лишь из уважения к хорошему клиенту - восемь.
Виктория Семеновна смотрела на него, такой скромница, губки поджал, глазки опустил. Конечно, могла согласиться, но зачем?
- Только семь| - повторила. - Или до свиданья.
То ли он испугался - потеряет выгодного клиента, то ли понял, что больше из неё не выжать, покачал головой и вздохнул.
- Так пусть мне будет хуже, ваша взяла.
Через десять дней позвонил, нашёл покупателя: крупную фирму в соседнем городе. И сумму назвал, очень приличную, но предварительную. Если Виктория Семёновна в принципе на неё согласна, то оттуда приедет группа инженеров, будут всё смотреть-нюхать. Окончательную цену, конечно, дадут меньше и придётся опять долго спорить-торговаться.
Ответила, что надо подумать и сразу решила, зачем ей эта морока-тягучка? Сейчас она этого прохиндея Сергеева сделает, и набрала номер его телефона, сказала спокойной:
- Вы тогда интересовались моими планами, так вот, имею предложение из другого города.., - и назвала сколько. - Если хотите, возьмите за эти же деньги.
- Да вы что! Столько не могу! - запричитал он.
Ответила грубо, оборвала на полуслове:
- Если завтра не позвоните, продаю им, - и отключилась.
Конечно, Виктория Семёновна не ошиблась. Сергеев позвонил, постонал-поохал и согласился, фирма Пупышова стала его.
По объявлениям в газете быстро продала загородный дом, все автомашины, нашла покупателей на квартиру. Созвонилась с комиссионным магазином, приехали, сразу забрали всё: компьютеры, факсы-принтеры, телевизоры и телефоны. Одежду Пупышова, Эдьки и почти всю свою хотела сначала отдать в какой-то благотворительный фонд, потом передумала - сдала в скупку по дешёвке, зато сразу деньги получила, и немало.
3
От юристов своей фирмы Виктория Семёновна узнала, Воробьёва могут судить только за хулиганство. А это срок небольшой, скорее всего, условный, но надежнее найти хорошего адвоката. Она уже привыкла всё делать быстро, сразу позвонила в нужную контору и вечером встречала в своём офисе такого, немолодого солидного мужчину.
Пригубили из бокалов коньяк, выпили по чашечке крепкого кофе и обо всём договорились. Он её внимательно выслушал и сказал, что дело вполне решаемое. Добиться условного срока реально, это гарантирует, если, конечно, возьмётся за дело. Гонорар назначил серьёзный, но терпимый, могла заплатить и больше.
Согласилась без раздумий, сразу выдала наличкой пятьдесят процентов аванса, и расстались почти друзьями. Но их знакомство на этом не закончилось, через неделю Немирович - такая была у адвоката фамилия, - позвонил и попросил о встрече, пригласил на обед в дорогой ресторан.
Виктория Семёновна отказываться не стала, поняла, будет важный разговор, и не ошиблась. За дальним столиком в полупустом зале пили коньяк из бокалов тонкого стекла, съели по ломтику лимона, потом Немирович произнёс чуть слышно:
- Из своих, строго конфиденциальных источников, мне удалось узнать: Воробьёва вообще могут не судить.
Сердце у неё сразу зачастило, но радости не показала, молчала, ведь торопиться никогда не следует.
После небольшой паузы адвокат продолжал:
- С учётом всех обстоятельств прокуратура, возможно, откажется от предъявления обвинения.
- Это было бы очень хорошо, - сказала спокойно.
Немирович взял бокал, глотнул коньяку.
- Могу в этом посодействовать, но потребуются некоторые расходы на представительство…
Сразу догадалась, ему надо водить дружков из прокуратуры по ресторанам, не раз, и не два.
- Нет проблем. Сумма?
Он назвал, весьма приличную, тут уже не только ресторанами пахнет. Глазом не моргнула, повторила:
- Нет проблем, когда и где?
- Давайте пообедаем, потом и решим, - адвокат оглянулся, официант вдалеке, видимо, только этого и ждал, быстро подкатил тележку-столик с солянкой, разлил из кастрюльки по тарелкам.
Виктория Семёновна ела вкусный супец, поглядывала на Немировича, он ей очень нравился. Что-то вдруг шевельнулось у неё там, в глубине души, а если.., если.-... Положила ложку, произнесла негромко?
- Приглашаю ко мне домой, там удобнее, живу одна.
В гостиной сели за тот же журнальный столик, выпили ещё коньяка, съели по конфетке, поговорили о погоде. Подумала: чего ждать? Раз решила, надо делать, и встала.
- Пошли, деньги в соседней комнате.
В спальне вытащила из туалетного столика несколько пачек, отдала ему, тихо сказала, глядя в глаза:
- Ты мне сразу понравился, а я тебе? - и, не дожидаясь ответа, сняла с гостя пиджак, откинула на постели одеяло, начала освобождаться от одежды.
Краем глаза смотрела, как Немирович раздевается, в нужный момент, уже голая, дала ему пачку презервативов - нашла в кармане покойного мужа - и сразу легла. Убедилась, что он надел "резинку", зачем ей сюрпризы...
Получилось совсем неплохо, хотя с Петенькой было намного лучше. Простились спокойно, без всяких поцелуев, по-деловому. Обещал позвонить если что, со значением намекнул - ждёт и от неё звоночка.
Закрыла за адвокатом дверь и побежала в ванную, ни о чём не жалела, ведь Воробьёву не изменила. Это была не любовь, а чистая физиология. И позвонит ли она, совершенно неизвестно, может, да, а, может, и нет.
Виктория Семёновна ещё не усвоила главное правило дикого бизнеса: обмани партнёра первым, поэтому думать не думала, что её за последние дни уже дважды нагло обдурили. Первый раз Сергеев, он перекупил того юриста и велел назвать. заниженную стоимость фирмы Пупышова. Был уверен, она не захочет лишних хлопот, да ещё и сумма может уменьшиться. И продаст всё хозяйство ему. Так и получилось, рыбка попалась на крючок.
Второй раз её обманул Немирович. У него, конечно, не было никаких секретных источников информации. Просто как-то случайно услышал от своего знакомого в прокуратуре, что решено Воробьёва не судить. И сразу унюхал возможность сорвать немалый куш, которым делиться не собирался ни с кем. Всё получилось просто отлично и денежки в кармане, и бабу поимел мировую, надо ей поскорее ещё позвонить...
4
Судебное заседание тянулось медленно, неимоверно скучное Эдька сидел за решеткой и вел себя, как всегда, нагло и предельно глупо. Вскакивал, пытался кричать и перебивать судью, полностью отказывался от своих прежних показаний. Виктория Семёновна скучала на заднем ряду и ждала перерыва, чтобы незаметно уйти. Воробьёва не было, сказали, что болен. Анна Петровна торчала впереди, тоже кричала, пригрозили удалить из зала, тогда заткнулась.
Всем всё было ясно: группа крови убитого та же, что и на пачках денег, изъятых у подсудимого. На макете пистолета его же отпечатки пальцев, тому же есть и признательные показания сразу после ареста. Адвокат что-то долго говорил о молодости подзащитного.
Виктория Семёновна не слушала ни его, ни прокурора, глядела только на убийцу, снова и снова вспоминала тот проклятый день.
Ах, если бы…
Если бы подлой старухе тогда не ударила моча в голову и она не побежала бы её искать...
Если бы бабки-сплетницы в том дворе не рассказали бы о Петеньке...
Если бы у старой ведьмы хватило ума промолчать, а не проболтаться Павлу...
Тогда бы ничего и не случилось. Муж не ударил её, и она потом не стояла бы неподвижно и не глядела, как Эдька бьёт отца, сразу вбежала, и помешала, остановила убийцу.
Но главное, главное вовсе не в этом. Главное, что мучает её всё время: могла ли до обморока тоже ударить мужа? Успела или нет? Если да, то она такая же убийца, как и подонок-пасынок и места ей сейчас рядом с ним, за решеткой на скамье подсудимых.
Снова и снова говорила сама себе – нет конечно, нет. Хотела, но не била, схватила брошенный Эдькой уже испачканный кровью пистолет и... упала без чувств. Вот и всё, никто ничего не видел и не знает. Но там, на самом донышке сознания, жила, шевелилась и жгла душу подлая, проклятая, чёрная упрямая мысль, а вдруг успела? И именно этот удар стал роковым?
Гнала, старалась забыть ее, убийца Эдька, и всё! Но как же живучим было проклятое подозрение: кровь мужа на ней…
Объявили перерыв, с облегчением встала, быстро ушла. Дома села в кресло, достала коньяк и выпила почти полный бокал. Включила маленькую магнитолу - единственную не продала,- поставила концерт. Баха, любимую музыку Петра.
Однако печальный орган Виктория Семёновна не стала слушать, не по настроению, а оно было у неё совсем неплохим: подонок Эдька за решёткой, Петеньку не судили, а главное, главное сегодня же пойдёт к нему. Повод есть, узнать о здоровье, сказать, что надо сделать и решить одним махом все проблемы, и, конечно, обнять-поцеловать, Она ждала его ласковых слов и любви, любви, а не просто секса…
5
Внезапно в комнату без стука ворвалась Анна Петровна и сразу, с порога, запричитала:
- Адвокат попался дерьмовый, не сумел защитить Эдичку, десять лет впаяли! Нету у нас справедливого суда!
Кричала, и во все глаза глядела на коньяк, гадала, не предложат ли рюмочку.
"Хрен тебе в зубы, а не коньяк!" злорадно подумала Виктория Семёновна и не стала с ней спорить, сдержалась, зачем это подлая старуха явилась?
А та продолжала уже потише:
- Так Пашенька тогда у меня яишню-то и не поел, а славная вышла яишня. Эх, жисть наша, он всё за ту фабрику-землю переживал, дом хотел большой строить. А оказалось, ему земли надо всего два метра.., - и сразу перешла к другому, главному, -
Чё дальше-то будет? - Спросила и глядела своими змеиными глазами.
Виктория Семёновна удивилась, ответила тоже негромко:
- Как что? Я же предупреждала: уезжаю, а квартира уже продана.
Старая ведьма замерла, пасть открыла и даже жалобно почти прошептала:
- А я? Чё, в богадельню?
- Неужели мечтали, что она вашей будет?
- Сколь лет я тут жила, Эдичку с пелёнок вынянчила…
У Виктории Семёновны терпение кончилось.
- Вынянчила кого? Убийцу! Вместе с Павлом хотели, чтобы он мачо стал. Вот и дождались.
Думала, старуха закричит, но та молчала, значит, ещё чего- то станет просить. И точно, так же жалобно продолжала:
- Грехи наши тяжкие... Дала бы мне деньжонок на однокомнатную, ведь всё пашкино продала, наторговала вагон и маленькую тележку…
С трудом, но взяла себя в руки - зачем унижаться перед старой ведьмой, ответила спокойно:
- Ни копейки! У вас денег полно, наворовали, ведь Павел на хозяйство, давал без счёта.
Анна Петровна досмерти перепугалась, даже голос задрожал.
- Откуль знаешь? Сберкнижки мои, чё ли, нашла? - и, не дожидаясь ответа, продолжала требовательно:
- На адвокатов дай, надо Эдичку спасать. На пересуд в Москву подам, знающие люди сказали: могут срок уполовинить, только денег больно много просят.
Виктория Семёновна насмешливо глядела на глупую бабу.
- Дам хоть сколько, но тому, кто подонку срок удвоит. Твой волчонок вырос в волка, пусть сидит в тюрьме всю жизнь.
Ух, как, та разозлилась! Готова была глаза выцарапать, чуть руки-когти к лицу не тянет.
- Вот как заговорила! Ненавидела моего внучка всегда. Я все свои похоронки растрясу, последние тряпки продам, но его спасу. Назло тебе!
- Пошла вон отсюда, старая ведьма! - всё же не сдержалась, закричал. - Чтобы завтра же тут не воняла. Или с милицией выселю!
Старуху такие слова сразили наповал, милиции смертельно боялась. Сразу двинулась к двери, там обернулась.
- Сегодня же совсем съеду, хоть не буду тебя видеть, шлюха! - и выскочила из комнаты.
6
Виктории Семёновна дождалась, когда - наконец-то! - щёлкнул замок на входной двери. Слава Богу, исчезла. Достала из серванта большой портфель чёрной кожи, открыла и выложила на столик пачку красивых бумаг: разные акции, сертификаты, ещё какие-то банковские документы с непонятными названиями. Большие деньги, тут старая ведьма не ошиблась: точно вагон и маленькая тележка. Всё то, что заработал и накопил Павел Павлович Пупышов, что сумел украсть и утаить от налоговиков. Стала теперь миллионером, ё-моё, смехота! Ни хрена, какая смехота, всё серьёзно, очень серьёзно.
Особенно внимательно читала-разглядывала - снова и снова - одну бумагу. В ней подтверждалось, что Пупышов приобрёл и полностью оплатил виллу во Франции на Лазурном берегу. Цифры в бумаге стояли такие - только ахнешь, никогда не думала, не мечтала жить, там.
Аккуратно сложила всё в портфель, пошла в спальню, спрятала в сейф в стене над кроватью и начала собираться. Первым делом приняла ванну, какую любила, очень тёплую, почти горячую. Мочалкой продрала всё тело, особенно между ног, там и волосиков не осталось.
И снова подумала, как хорошо, что при жизни Павла всё время пила противозачаточные таблетки, а после его смерти перестала, от Петеньки забеременеть не боялась. Достала из шкафчика баночку с мёдом, смазала соски грудей, станет целовать и узнает, какие они сладкие. Надела новое прозрачное бельё, была твёрдо уверена - будет сегодня у них любовь, обязательно будет.
В большую красивую сумку положила бутылку коньяка, коробку дорогих конфет, завернула в салфетки два бокала и направилась поскорее к Воробьёву, больному и несчастному.
Спокойно - теперь не надо прятаться, - прошла мимо подлых старух-сплетниц на скамейке. Как они свои шеи гадючьи вытянули! Змеи и есть змеи, только что язык-жало ядовитое изо рта не торчит.
У лестницы в подвал сидел Пушистик Борис Борисович, сказала ему ласково:
- Пойдем, покормлю тебя там.
Кот ноль внимания, даже не взглянул на неё, отвернулся.
- Дурачок! Ну и сиди голодным! - засмеялась и пробежала мимо. У такой знакомой двери вздохнула, заранее улыбнулась и постучала условным стуком: два раза и потом три...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Услышал знакомый стукоток и сразу сердце забилось сильнее - моя Вика-Викуля наконец-то пришла! Появилась, заулыбалась, словно расстались только вчера.
- Ну и больной! Просто симулянт! А я-то на суде тебя ищу.
Я сразу помрачнел.
- Какой суд... Это меня надо было судить.
- Перестань! - крикнула она громко. - Хрень, хрень городишь! Немного удивлённо взглянул, слышал, конечно, от неё всякие разные малоудобные слова, но именно это овощное словечко ведь было из любимого лексикона Пупышова, Вика продолжала сердито:
- Всё к этому шло, Эдька наркоман и пьяница, чего ждать другого. И брось ты своё самокопание.
Поставила сумку на стол, достала коньяк, коробку конфет, красивые бокалы, я всё собирался такие купить, но так и не сумел.
- Ну-ка, ну-ка, вылезай, глазки быстро открывай… - вытащил специально купленную ещё давно бутылку красного вина. - Вот! Очень сладкое, какое ты любишь.
- Потом, сначала коньяк, - Вика открутила пробку, разлила его, - Давай за всё хорошее.
Выпили понемножку, помолчали, она съела конфетку и громко снова начала всё то же.
- Эдька убийца! Запомни, он один и никто другой. Получил десять лет, мало! Я бы ещё столько же добавила. И кастрировала! Своими руками бы яйца вырвала! ...
Молчал, не очень понимал причину такой злости. Продолжала чуть потише:
- Не удивляйся, ненавижу его до смерти, хоть бы сдох прямо сейчас. - Потом спросила: - А твои дела как?
Что я мог сказать? Ничего хорошего.
- Милиция глобус и не ищет, говорят бесполезно, это и сам знаю. Банк квартиру отбирает, из школы ухожу...
Вика меня перебила:
- Всё это хрень-хреновина! Я все твои проблемы решила, раз и навсегда. Слушай меня внимательно: не с голыми руками сюда явилась. Продала всё, теперь - не упади! - миллионер! Смехота проста?
И внимательно поглядела на меня, ждала, как приму эту информацию. Не мог сказать пока ничего, видел только - она какая-то не такая, как, была прежде. Всё же с трудом "родил”:
- Это хорошо, ни от кого не зависишь, сама себе хозяйка.
Тут Вика встала, произнесла очень громко и торжественно:
- Мы с тобой уезжаем во Францию! Совсем и навсегда!
Я чуть со стула не упал, всего ждал, но только не такого.
- Да, во Францию, - повторила спокойно, словно приглашала на прогулку в соседний скверик. - Нашла документы, Павел там на Лазурном берегу, виллу купил, станем валяться-загорать целый день на пляже.., - улыбалась, но смотрела на меня вопросительно и тревожно.
Тоже улыбнулся, хотя понял, это не шутка.
- Целый день загорать? Так с ума сойдешь, на луну завоешь.
- Зачем выть? - удивилась Вика - Море тёплое, ласковое песочек золотой. Не хочешь жить на вилле, снимем номер люкс в самом лучшем отеле, пять звёзд. Кругом девочки ходят-купаются голые, в одних плавках, и без...
Ничего не понял, переспросил:
- Какие девочки? О чём ты?
В ответ засмеялась.
- Чтобы веселее глядеть на жизнь! Чем это плохо? Мечта!
Молчал, она продолжала:
- Как надоест, виллу загоним на хрен какому-нибудь придурку. И махнём в Париж. Ты хочешь в Париж?
Хочу ли я туда? У меня даже слегка голова закружилась от одной мысли об этом.
- Париж... Праздник, который всегда с тобой... Увидеть Париж и умереть...
- Ещё чего! - снова перебила. - Зачем нам умирать? Не для того туда поедем. Найдем тихий маленький город, купим фирму или магазин. Глобус тебе такой же, даже лучше. Всё у нас будет в шоколаде.
Я покачал головой, вздохнул тяжело.
- Где ты его найдёшь, это бывает только раз в жизни.
- Чудик ты! - засмеялась она. - Там антикварных магазинов полно, любые деньги отдадим. - Взяла бутылку, разлила коньяк, подала мне. - Давай за Париж.
За Париж я, конечно, глотнул немного, хороший город, поставил бокал на столик. Вика выпила всё и приказала:
- Включай плеер, я хочу танцевать!
Нашёл кнопку на дорогой игрушке, нажал и комнату заполнили барабаны, били все громче и громче. Потом забрякало что-то металлическое - стучали молотком по большой кастрюле. Обернулся и замер, она уже успела раздеться и танцевала голая.
- Пусть будет всё, как тогда, в нашу первую встречу! - крикнула, и высоко вскинула руки над головой.
Снял рубашку, майку, сидел на стуле и глаз не мог от неё отвести. Подошла, подняла ладонями груди, алые малинки-вишенки глянули мне прямо в лицо. И весело сказала:
- Живо целуй!
Сразу обнял, была горячая, красная, словно из бани. Крепко поцеловал одну, другую, обе оказались медовые…
- Немного поживём там и начнём добиваться французского гражданства. Получим обязательно, ведь мы теперь богатые, таких везде любят, - продолжала серьёзно. Побежала к дивану, легла на спину и тихо позвала:
- Цип-цип-цип… Где мой петушок...
Я замер, все мысли вылетели из головы, видел только чуть раскинутые белые ноги. Ах, эта красная роза, символ любви, так желала, чтобы её сорвали...
Конечно, сорвал, но не так резво, как прежде, стебелёк надломил. От всего, что случилось в последнее время, от всех переживаний и непонятностей, "петух" мой кукарекал негромко, еле слышно.
Викуля обнимала меня, как всегда, крепко, я тоже старался, целовал и целовал её изо всех сил, словно знал - в последний раз...
2
Потом лежала у меня на плече, говорила тихо:
- Поедем, чего боишься? Какой ты нерешительный...
А я смотрел на её волосы, оказывается, они были крашеными, у самой головы не медными, а обычными, серо-тёмными. И думал, что же сказать?
- Говоришь, купим там фирму, но я же учитель, а не бизнесмен.
- Ну и хорошо, даже отлично, откроем частную школу. Ты преподаёшь, я на хозяйстве. Бросай всё своё барахло на хрен и начнём новую жизнь.
Удивился таким её непонятным словам:
- Как это бросай? А книги мои и карты?
- Всё кидай на хрен, - повторила весело - Квартирой пусть банк подавится, остальное соседи растащат. Там новое купим, всё, что захочешь. Карты любые, хоть тыщу штук, книжек целую библиотеку.
Этого никак, не мог понять, ведь карты, и, особенно, книги, искал в разных магазинах, приносил по одной, каждую знаю и помню в лицо.
А Вика продолжала громко и весело:
- Документы только возьми, главное, паспорт не забудь.
- Трудовая книжка у меня в школе, - вдруг почему-то ляпнул.
Как она засмеялась!
- Совсем ты охренел со своей долбаной географией! Кому там такая нужна? Вот чековая книжка, другое дело всем интересна.
И тут я догадался, кого мне напоминает сейчас Вика: Павла Павловича Пупышова хозяина жизни. Конечно, надо было сразу отказаться от её предложения, но ведь тогда бы не было этой нашей последней встречи.
Молчал так долго, что она всё поняла, прошептала даже как-то жалобно:
- Совсем меня разлюбил, или как?
- Люблю конечно … - что мог другое сказать.
Сидела рядом на диване, я чувствовал медовый запах её тела, спросила уже громко:
- Значит, не хочешь ехать со мной?
- Не могу...
- Не можешь... Ты вообще ничего не можешь!
Встала и начала быстро одеваться. Я смотрел, не отводя глаз ни на миг, старался запомнить каждую частичку её тела. Вот за тугим лифчиком спрятались холмики грудей с вишенками-малинками. Качнулись белые ноги и скрылся под голубыми трусиками и низ нежного животика...
Обманул её, наверное, смог, если бы захотел, если бы Вика была той, прежней, которую встретил тогда.. Но…Но никто не знает, как и почему приходит любовь. Как и почему она уходит. Правы были древние мудрецы, когда говорили: "нельзя дважды войти в одну и ту же реку".
Стояла и смотрела на меня, словно ждала чего-то. Потом достала из сумки пачку денег, бросила на стол, да так, что один бокал упал, но чудом не разбился.
- Отдай банку, пусть подавятся.
- Забери, не возьму.
- Почему? Я же от всего сердца, как память обо всём хорошем, что у нас было. Ведь было? Или нет?
- Не надо, выкину на лестницу.
- Медленно спрятала деньги в сумку.
- Гордость свою лучше сунь подальше, совсем забудь о ней.
Тут я, неожиданно для себя, закричал:
- А если у меня, кроме неё, ничего нету? Тогда как? - И добавил тихо. - Да еще география, мало кому нужная.
Вика, вдруг тоже крикнула:
- Ну и сиди, дурак, тут! Чисти сортиры! Ты просто никогда не любил меня! - круто повернулась и исчезла в прихожей.
''Сейчас уйдет и не вернётся!" - кинулся было следом, чтобы остановить. Но какая-то железная рука внезапно сжала сердце, и оно замерло, сразу пошатнулся и повалился на диван. Через секунду сердце снова едва забилось, тихо затрепыхалось неровно, с перебоями - как испуганная птица в кулаке. Боялся даже вздохнуть, но, всё-таки, прошептал:
- Вика...
Услыхала, вернулась, сказала сердито:
- Надо, было операцию делать, а не глобус дурацкий покупать.
Я молчал, глядел жалобно, вид, наверное, у меня был совсем бледный. Она упала на колени, схватила за руку, закричала:
- Петенька, не умирай!
Вытряхнула всё из сумки на пол.
- Телефон! Забыла дома!: Сейчас к соседям, вызову "скорую"!
И убежала, грудь болела всё сильнее и сильнее, стало нечем дышать. Я медленно сполз с дивана на пол, последнее, что увидел, широкая трещина на старом линолеуме перед глазами...
3
Мне сразу же сделали операцию, оторвался тромб. Вика спасла меня, ещё, немного бы и конец. "Скорая" успела.
Её я больше не видел, сестры в отделении говорили - звонила каждый день, но как узнала, что операция прошла успешно, перестала. Значит, улетела, загорает сейчас на Лазурном берегу, и, наверное, скоро забудет меня. Бог с ней, лишь бы была счастлива.
Квартиру мою отстояла, всё же погасила кредит. Из школы ушёл на пенсию, получил её по инвалидности, маловато, конечно, но мне хватает. Поживу немного так, без дела, и, всё равно вернусь в школу. Наверное, в другую, а, может, и в эту же самую.
От Анта-Антона узнал, кассация не помогла, Эдьке оставили десять лет, это очень много. Клепка-Клеопатра умерла от наркотиков, Фек-Фёкла, любительница пивка, вдруг куда-то исчезла, как и не было.
Вот так и закончилась эта грустная история, которая началась, когда я был сантехником. Всё в нашей жизни не случайно, всё зависит от того, что мы, или кто-то другой, когда-то сделали. Каждая мелочь, каждый пустяк, может вызывать роковые последствия. Всё - без исключения - цепляется друг за друга, как колесики в механизме часов.
Ведь стоило тогда диспетчеру дать мне другой адрес для ремонта, и ничего бы не было. Я не встретил Вику-Викулю, не появился бы тот проклятый пистолет, Пупышов остался живым и Эдька не сидел бы в тюрьме… Всё случившееся тогда, сегодня кажется мне нереальным, словно вспоминаю какой-то фильм о ком-то другом.
Глобус тот часто даже вижу во сне, но странно - Вика не снилась почему-то ни разу. Но длинными беспокойными ночами всегда думаю об одном и том же: не отказался ли я от большой настоящей любви? От такой, которая бывает только один раз в жизни человека...
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Вилла "Мечта" оказалась небольшим двухэтажным домом, рядом с железными воротами ещё один, маленький, для семьи сторожа-садовника. Виктория Семёновна едва познакомилась с ними и скорее понеслась к морю. Дорожка привела на пляж, её личный пляж! - с ума сойти можно! - живо разделась, ринулась в ласковое море, накупалась досыта, отвела душу. И улеглась загорать на широкое кресло-шезлонг, скорее сняла лифчик, а потом и трусики. Смотрите, кому надо, любуйтесь, не жалко!
Желающие нашлись быстро. Как раз мимо проходил катер, мужики на палубе весело заржали. В ответ помахала ручкой и послала воздушный поцелуй. Они ещё громче закричали и тоже замахали, приглашали к себе.
Ишь, чего захотели! Засмеялась, вскочила и повернулась к ним попкой, схулиганила - звонко шлёпнула себя по ягодице, и по другой тоже, вот вам и ответ!
И тут вдруг катер завернул к ней, к берегу, те самые мужики начали раздеваться и собирались прыгнуть в воду!
Испугано пискнула, подхватила свои одежки, и голая понеслась по тропинке вверх. Кто их знает, какие тут порядки, поймают и чихнуть не успеешь, как разложат на травке пузом к солнышку.
Но конечно не утерпела и оглянулась, никто за ней не гнался, катера вообще не было видно. Даже немного пожалела, что знакомство не состоялось…
Решила веселиться-развлекаться, чтобы скорее забыть всё то, чёрное, поехала в ночной клуб, пила шампанское, танцевала без отдыха. Партнёры всё время менялись, потом остался один, молоденький парнишка с жидкими усиками. Проводил её до машины и вдруг, по-хозяйски, молча сел рядом. Слова ему не сказала, ведь сама хотела. Но в постели оказался пустым местом, только сопел и потел, сунула ему деньги и прогнала.
Проверила все дорогие магазины, нахватала разного модного барахла и отправилась в самый большой ресторан. Там вкусно поела, выпила пару бокалов коньяка - огромных, а самого коньячка на донышке кот наплакал, поболтала с официантом по-русски.
Тоже весело танцевала, сразу к ней подкатился немолодой "красавец” с уже наметившейся лысинкой на макушке, но ещё вполне ничего. Заказала богатый ужин с каким-то дорогущим и совсем невкусным вином. Сама ничего не ела, с улыбкой наблюдала, как тот лихо опустошает бокалы и тарелки.
После вина голова закружилась, всё вокруг стало каким-то прозрачным. Решительно поднялась, ни слова не сказав, взяла его за руку и увела. Прожил у неё неделю, потом надоел, выгнала тоже.
Вечерами зачастила в казино, до полночи играла в рулетку. Вела себя очень осторожно, ставки делала маленькие, всегда оставалась хоть и с небольшим, но плюсом. Такая жизнь ей нравилась, и вдруг...
Вдруг поняла, что беременна. Сначала испугалась, а потом даже обрадовалась: конечно, от Воробьёва, от Петеньки! Ведь при жизни Пупышова предохранялась всегда, случайные "контакты" были давно, и Немирович не в счёт: за ним тщательно следила.
И сразу всё круто переменилось. Какие тут теперь танцы и рулетка! Целыми днями лежала в тенёчке на берегу, дышала озоном и вспоминала свою глупую жизнь, и, конечно, прежде всего, Воробьёва, как-то он там... Очень и очень ошиблась, когда улетела так быстро, хотела наказать его за упрямство, за несговорчивость, вот ведь дура, дура полная! Только сейчас поняла: любит, любит его по настоящему, жить без него не может.
Хотела даже лететь прямо сейчас, сегодня же, к нему, да врачи запретили. Решила: родит здесь и сразу в Россию, да не одна, а с его сыном, Петенькой младшим. Устроит большой сюрприз, и будут они все трое жить счастливо…
Почувствовала себя плохо, начались боли, лежала в клинике на сохранении, почти месяц не вставала с кровати. Выкидыша не было, но роды оказались очень тяжёлыми. Её Петенька - Пьер - появился на свет совсем слабеньким, весил всего полкило. Головку долго не держал, грудь, на брал вовсе - кормила разными смесями. Подолгу лежала с ним в больницах, врачи боялись, что не выживет. Кое-как выходила, спасла, это стоило ей многих бессонных ночей и огромных денег, пришлось продать акции и заложить виллу в банке.
Рос сын каким-то дёрганым агрессивным, когда внезапно нападали приступы непонятной ярости, сбрасывал со стола тарелки, злобно пинал всех, даже мать, она всё время ходила, с синяками на ногах. Ни одна нянька не выдерживала больше месяца, хотя платила им немало.
С ужасом понимала, любит его все меньше и меньше, из последних сил. Садовник Поль только грустно смотрел на нее, качал головой, его жена Иветта вздыхала и вытирала глаза. Знала, что с сыном плохо, давно хотела показать его врачу, но боялась, предчувствуя беду.
Но вот увидела: Пьер громко хохочет, рвёт и топчет на клумбе прекрасные цветы. Это стало последней каплей, всё же собралась и привезла его к психиатру-наркологу, тоже эмигранту из России.
2
Виктория Семёновна злилась до бешенства, изо всех сил тащила сына, за руку, Пьер упирался в асфальт ногами, идти не хотел и норовил пнуть её. Криком кричал на всю улицу, на них оглядывались. Пообещала купить ему настоящее ружье, большую коробку конфет, всё, что угодно, лишь бы заткнулся. Замолчал, но смотрел зло, исподлобья. Всё-таки кое-как заманила в клинику.
В просторной и роскошно обставленной приемной сунула его в широкое, мягкое кресло, дала журнал с картинками и села рядом. На приём к знаменитому профессору больных пришло немало, слава Богу, на них внимания никто не обращал.
Подошла их очередь и молоденькая приветливая медсестра провела в кабинет. Профессор долго осматривал сына, всё время улыбался и пытался разговаривать, но Пьер только показывал ему язык. Подробно расспрашивал и её, Виктория Семёновна, едва сдерживая слёзы, рассказала всё. Врач уже хмурился и качал головой.
Потом сына увели в лабораторию брать кровь из вены для какого-то сложного и важного анализа, там санитар и две медсестры едва сумели с ним справиться. Сидела в коридоре, зажав уши, только бы не слышать его отчаянный крик. Велели снова приехать завтра.
На следующий день медсестра в приёмной была уже другая, пожилая и малосимпатичная, чем-то напоминала подлую старуху Анну Петровну. Что-то она знала, знала и недобро, даже зло, глядела на них, у Виктории Семёновны всё замерло.
Сегодня профессор не улыбался, говорил спокойно, негромко, привык, ко всему за годы работы, да и что ему эта немолодая, но ещё красивая женщина.
- Мадам, у меня для вас плохие новости. У вашего сына очень тяжёлая наследственность, его отец, наркоман и алкоголик. И ещё.., - врач было запнулся, но продолжал, - есть и признаки СПИДа.
Виктория Семёновна побледнела, не слышала, больше ни одного слова. Всё же, через силу, спросила:
- Его можно вылечить?'
Профессор удивленно вскинул брови, ведь уже всё сказал.
- Повторяю, он психически, ненормален, с возрастов будет хуже и хуже. Станет алкоголиком и наркоманом, потенциальным преступником, лечение очень сложное и дорогое. А вам советую срочно пройти обследование на СПИД, можно здесь, за дополнительную плату.
- Это совершенно невозможно…- прошептала она.
Врач не понял, устало смотрел на неё.
- О чём вы,. мадам?
Сказала уже громко, чуть не кричала:
- Его отец не наркоман и не алкоголик, и у него нет той страшной болезни!
Профессор пожал плечами, ответил безразлично:
- Тем не менее, это факт. Сочувствую, но помочь ничем не могу. До свиданья, меня ждут другие пациенты.
С трудом встала, в приёмной сразу подскочила медсестра.
- Ваш хулиган укусил меня!
- Что? - не поняла, всё вокруг было в тумане.
- Рвал журнал, а когда я хотела отобрать его, то укусил за руку, вот! - показала повязку на пальцах. - Это вам дорого обойдётся, ждите моего адвоката.
Пьер, загнанным в угол волчонком, злобно глядел на всех. Выдернула его из кресла и потащила к выходу, втолкнула на заднее сидение машины и села впереди. Что теперь делать - было совершенно непонятно. Её сын психически ненормален и у него СПИД, а, значит, и у неё тоже…
Была твёрдо уверена, точно знала: Пьер не сын Воробьёва. Какой же Пташка наркоман и алкоголик? Значит... Значит подонок Эдька, чтоб он сдох там в тюрьме! В тот чёрный, трижды проклятый день, воспользовался её беспомощностью и изнасиловал. Вот ведь сволочизм какой - и те таблетки не помогли.
Она громко выругалась по-русски, тяжёлым матом, вытащила из сумки фляжку. Пила теперь только виски, самые крепкие марки. Один глоток, второй… всё до дня и выкинула пустую в окно, включила мотор, надо ехать.
Неслась по узкой дороге, далеко внизу голубело бескрайнее море, тёплое и ласковое ещё вчера. Быстрее, ещё быстрее! Впереди показался крутой поворот, и вдруг вывернула руль в другую сторону. Закрыла глаза и перед ней встал Воробьёв - чудик Пташка, такой, каким увидела его тогда, в первый раз, прошептала тихо:
- Петенька, я люблю тебя....
На полной, скорости машина камнем рухнула вниз и вспыхнула там ярким весёлым костром.
3
По странному, мистическому даже, стечению обстоятельств, в тот же самый день, час в час, в далёком сибирском городе у пенсионера Воробьёва Петра Сергеевича, случился обширный инфаркт.
Он сидел в скверике недалеко от своего дома, на любимой скамейке - стояла одна в дальнем уголке, дышал свежим воздухом. Смотрел на подростков на зелёных газонах и на других, дальних, лавочках, все заняты своими делами: пили пиво из бутылок и банок, играли на гитарах, что-то пели непонятное, разговаривали о чём-то, громко смеялись.
Вдруг, как было тогда - перед ”скорой" сердце сжала железная рука, попытался встать, но в глазах потемнело. И увидел Вику, была, вся в белом, как во время их первой встречи в квартире Пупышова. Смеялась и манила - звала к себе.
- Вика… - успел только еле слышно сказать и упал на скамейку, откинулся на спинку, никто ничего и не заметил.
А что замечать? Сидит какой-то тип там, на лавке, ну и пусть сидит, потребляет озон. Может, заснул-задремал, проспится и пойдёт домой...
Нашли Петра Сергеевича только под вечер, узбек-уборщик собирал пустые бутылки и пивные банки. По иронии судьбы похоронили Воробьёва на кладбище, где и Пупышова, и даже недалеко от его могилы.
Никакого завещания Виктория Семёновна, конечно не оставила. Банк начал искать наследников заложенной-перезаложенной виллы, с большим трудом всё же удалось найти её сестру, она-то и доставила останки Вики и Пьера в железное гробу в родной город. Похоронили их на том же кладбище, вот они все и снова встретились.
4
Крутится, несётся вперёд и вперёд беспощадное колесо времени, всё быстрее, ещё быстрее. Первая жертва - "хозяин жизни", удачливый бизнесмен и банкир Пал Палыч Пупышов. Потом девчонка-наркоманка с красивым именем Клеопатра, она же просто Клепка, и любительница пивка тоже с необычным именем Фёкла или Фек (её убил сожитель сутенёр). В один день трагически погибла несчастная Вика-Викуля и чудик учитель-сантехник Пташка, они так и не нашли свою любовь, не нашли друг друта.
Эдьку-Эдичку в тюрьме задушили "дружки" по камере, баб Ань, Анна Петровна, не успела съездить к нему на могилку, проститься с любимым внучком - копала огород и замертво упала на грядку.
Крутится, несётся вперёд колеса времени. Какая же осталась о них память? Построили тот большой жилой дом, о котором мечтал Пупышов, а на банкете-презентации никто о нём и слова не сказал. На вилле "Мечта" другая хозяйка, она, а не Вика-Викуля купается в тёплом море и загорает на пляже. И, только иногда, очень редко, садовник с женой вспоминают о той русской, которая разбилась на машине вместе с маленьким сыном. Как же её звали? Вроде бы мадам Вика...
А вот доброго и немного странного учителя географии Воробьёва не забыли. И преподаватели, и школьники помнят его интересные уроки, помнят, как он за огромные деньги купил старинный заводной глобус и принёс в класс. И соседи по дому тоже вспоминают добрым словом чудака учителя-сантехника.
Ант-Антон уже студент того самого института, куда мог поступить, но не поступил, Эдька. О своём прежнем дружке он и не вспоминает, у него новые приятели, новые заботы, и уж, конечно, напрочь забыл о бывшей телке Фек и какой-то там Клепке.
Каждому воздастся по делам его...
5
"Всё проходит" - такая, по легенде, была надпись на перстне древнего мудреца царя Соломона.
Всё проходит в этом мире...
Мальцев Станислав Владимирович
625000, г. Тюмень, ул, Володарского 47, кв. 52. тел, (3452)25-70-13,
Vsukhor@mail.ru.
Вика-Викуля, история любви
© Copyright: Станислав Мальцев, 2015
Свидетельство о публикации №215032601599
Свидетельство о публикации №215032601599
Рецензии