О Самом Главном Злодее. День рождения

                Режиссёру Нине Григорьевой

— Ялту помнишь?
— Какую Ялту? — Валентин Иванович дёрнулся, как будто его ударил током собственный холодильник.

Гость, стушевавшись, похлопал себя по карманам, достал небольшой листок, сложенный пополам и показавшийся Валентину Ивановичу знакомым, развернул и прочитал: «Ялта, 1981, необыкновенный успех».

— Да, нас там очень хорошо принимали, — сказал Валентин Иванович. На его лице появилась улыбка счастья, но тут же спряталась, как осторожный суслик.
— Так и нам пора принять! — сказал повеселевший гость.


Валентин Иванович всю жизнь отдал Театру юного зрителя. Так сошлись звёзды, что играл он одних злодеев, отчего получил прозвище Самого Главного Злодея, или коротко СГЗ (для близких — Сигизмунд). И вот сегодня ему исполнилось семьдесят, к чему новорождённый оказался совсем не готов. Никогда его не пугал собственный возраст, а тут что-то стало не по себе. И театр оказался не готов. Или попросту не заметил юбилея. Правда, утром директор выдал Валентину Ивановичу премию — легко поместившуюся в маленьком конверте маленькую купюру. Но это и всё. Никто не поздравил, не похлопал по плечу. «Забыли, как Фирса…» — вертелось у него в голове, пока он выгуливал свою беспородную Репу — собаку по имени Репетиция. А он не стал напоминать. Обида вдавила его красивую седую голову в плечи, как будто это не голова, а канцелярская кнопка.

Погода полностью соответствовала концу ноября, настроение тоже, поэтому прогулка была недолгой. Подойдя к собственной двери, Валентин Иванович обнаружил, что опять забыл её закрыть. И что делать с этим склерозом? Когда-нибудь обнесут, как липку.

В подтверждение этим мыслям в коридоре обнаружились чужие ботинки. Репа бросилась обнюхивать их, а Валентин Иванович не разуваясь прошёл на кухню, где и обнаружил незваного гостя. Мужчина лет сорока, небрежно одетый и небритый, сидел за столом и, видимо, ждал самого Валентина Ивановича, о чём свидетельствовала непочатая бутылка «Столичной».
— Вы, собственно, кто?
— Я? — гость выдержал паузу и выдохнул: — Я Фей.
— А я Дед Мороз, — ответил Валентин Иванович, саркастически улыбаясь.
— Не верите? А зря, Валентин Иванович, зря. Что вас смущает? Вы так неодобрительно посмотрели на мою трёхдневную щетину. Так модно сейчас у фей. А вы что хотели? Дешёвые куриные крылья за спиной? Так это голливудщина, честное слово.
— Мне давно не пять лет. Да и в пять я бы не поверил. Не убедительны вы.
— Скажите, какой Станиславский… А мы можем и обидеться. Мы народ языческий, горячий. Можем и собаку из-за недоверия съесть, — гость выразительно посмотрел на Репу, стоявшую рядом с хозяином. Репа сделала два шага назад.
— Вы серьёзно? Серьёзно хотите меня убедить в этой глупости?
— Знаете, Валентин Иванович, к пятилетним пухлым детям мы отправляем голубые вертолёты с бесплатным эскимо. А вам вот я, — гость изобразил подобие улыбки.
— Да ладно вам, не старайтесь, бездарная игра и банальная пьеса. Именно голливудщина, терпеть её не могу.

В этот момент гость и напомнил про Ялту, вынув листок с подсказкой, как козырной туз.

— «Столичная» стояла на столе… — произнёс гость с заунывной интонацией, как это принято у поэтов, но его вдохновение тут же и забуксовало. Тогда он деловито спросил: — Иваныч, закусь у тебя есть?

Валентин Иванович достал из закромов банку солёных огурцов. Как только крышка была поднята, по кухне пошёл тот самый аромат, который вызывает приступ неприличного слюновыделения у каждого нормального человека, даже женщины. Огурчики, один к одному, пупырчатые и зелёные, как лягушата, были выложены на тарелку с гордой надписью «Общепит».
— Иваныч, ну это же совсем другое дело! Сам солил?
— Сам, — коротко буркнул Валентин Иванович, отмечая про себя, что он совсем не прочь выпить с этим «феем» рюмку водки.

Они выпили за знакомство.
— Вот с чем я к тебе, собственно, пришёл, — не унимался гость, — наши тут делали ревизию и выяснили, что ты проскочил без подарка. А каждому положен один подарок, понимаешь? Тебе вон уже семьдесят годков… Кстати, за это надо выпить!
Выпили за юбилей. И гость продолжил:
— Понимаешь, семьдесят — это… — гость пытался найти деликатное слово, но у него не получалось, — это дофига просто! Это просто ужас какой-то, Иваныч!
— Нормальный возраст. Ты тоже на семнадцать не выглядишь, — возражал Валентин Иванович.
— Не-е-е, не скажи! Вот и в театре о тебе все забыли. Ну, забыли же?
— Просто жизнь сейчас такая. Всем тяжело. И театру тяжело, денег нет. А директор всё равно меня поздравил и премию выдал. И я, если б деньги были, устроил бы банкет, все бы пришли! Гуляли бы до утра! — в голосе Валентина Ивановича зазвучала предательская слеза обиды.
— Да ладно, не переживай, — сказал гость, — что ж я, не знаю? Пришли бы, конечно, паразиты такие… И вот потому-то наш коллектив фей делает тебе наш фейский подарок — любое желание на выбор.
Казалось, гость сам не ожидал, что скажет именно это.
— Любое? — Валентин Иванович засмеялся. — Ну вот ты и попался!
— Любое! — строго сказал гость. — Хочешь трёхкомнатную квартиру, к примеру?
— Хочу, — спокойно сказал Валентин Иванович, — давай квартиру! В центре!
— В центре? — гость захихикал. — Ты за кого меня держишь? В Кремле ещё попроси, ага… Значит так: трёшка в спальном районе, тридцать минут от метро, новостройка, без планировки. Это всё, что мы можем вам предложить на сегодня.
— Да что вы? И как я буду оттуда в театр добираться? И на что ремонт делать? Ответьте, товарищ Фей!
— Это не наши проблемы, кстати. Берёшь или нет?
— Нет.
— Хорошо. Так и запишем: клиент от квартиры отказался. А что тогда? Жену хочешь?
— Так ты сейчас опять скажешь, что остались только ровесницы.
— Смотри-ка, какой ты ушлый! — опять засмеялся гость. — Ладно, есть и молодые. Какую тебе? Длинноногую блондинку? По-прежнему пользуются спросом у некоторых слоёв населения.
— Что я с ней буду делать, — размышлял Валентин Иванович, — маникюр и педикюр? У нас таких в театре перебывало миллион. Может, лучше детей, а? Вроде, как я не знал, что где-то у меня сын растёт, а он приедет: «Здравствуй, папа!»
— А что… нормальное желание… сколько ему лет-то может быть? Где-то полтинник, лысина, зрение минус восемь, зубной протез… Приедет к тебе из уездного города N, где вы гастролировали когда-то с «Золотым ключиком», рюкзачок за спиной, скажет: «Жизнь не сложилась, из дому выгнали, поживу у тебя, пока не устроюсь». А потом уже его дети, внуки… тоже сильно скучали по деду, мол, все пятьдесят лет.
— Нет, не надо, давай выпьем за искусство!
Гость понимающе согласился, выпили. Повисла тишина.
— Ладно, убедил, буду считать тебя Феем.
— Спасибо.
— Как ты вошёл в квартиру?
— Вот! — гость поднял кверху большой палец. — Мог бы сказать тебе, что дверь мне не помеха, а не буду. Потому что мы только правду! Мы Договор Правды подписываем. И если нарушаем, то прозрачными делаемся. Баланс, понимаешь ли. Как только поступки становятся непрозрачными, тут же тело начинает просвечивать, да ещё неравномерно, дырками такими… Как пуховый платок, молью траченный. А мне моя внешность (которая тебе не понравилась, я это заметил, не думай!) дорога. Открыта была дверь, ты больше так не делай! Не каждый к тебе, как я, со «Столичной» придёт. К беде неопытность ведёт. Не могу скрыть от тебя, что осталось только одно желание. Всего три было на выбор. Два ты отверг. Так что будь аккуратнее!
— А что же загадать-то?
— Хочешь, чтобы я за тебя?
— Нет, спасибо, ты загадаешь… Только я размышлять буду, ладно? Я тебе скажу, когда точно придумаю.
— Давай! Размышляй!
— Вот, скажем, попросил бы тебя устроить меня в хороший театр…
— Точно! В Большой!
— И что бы я там делал?
— Да, в балет, пожалуй, уже поздно. А с песней как, дружишь?
— В оперу, то есть, меня, да?
— Да. Хочешь?
— Не хочу. А вот, знаешь, у себя бы сыграл что-то другое, не злодейское.
— Так… а что?
— Ну, у нас репертуар-то небогатый. Может, Деда Мороза, а? Ходил бы с мешком, детям подарки раздавал… Они, пока маленькие, в Деда Мороза верят. Даже те, которые говорят, что не верят, — верят.
— Да ладно, что это за желание? Думай ещё, я не спешу.
— Хорошее желание! Понимал бы что, Фей-корифей!
— Ну не знаю… Я бы лучше Гамлета взял.
— Вот и бери себе Гамлета. А мне бы Деда Мороза! Опять же, подзаработать можно неплохо. На злодеях-то ничего не заработаешь.
— Тоже верно. Так что, берёшь Деда Мороза?
— Беру.

Гость медленно достал из кармана уже другой сложенный листок, развернул и подал Валентину Ивановичу. Это была ксерокопия приказа, где за Валентином Ивановичем именем директора и печатью театра закреплялась роль Деда Мороза.

Руки Валентина Ивановича немного дрожали. Губы тоже. Он понимал, что это какой-то фокус, но почему-то фокус так его растрогал, что сказать он ничего не мог, кроме слова «наливай».

— Ну, и вот тебе ещё, по заказу труппы, средство мобильной связи, — сказал гость, подавая коробку с телефоном. — Бонус!

Поздним вечером малоизвестный, никогда не видимый зрителю актёр Кукольного театра, дружественного ТЮЗу, покинул скромную квартиру Валентина Ивановича. К радости от хорошо исполненной роли примешалась чайная ложка дёгтя. Актёр достал из кармана листок с «Ялтой-81» и отругал сам себя: «Говорили тебе, чтоб запомнил и съел! Учить слова надо, обормот!» Но он зря волновался, Валентин Иванович так и не узнал в этом листочке репертуарку того самого ТЮЗа, которому отдал всю свою жизнь.