Кто кого?

 – Что-то кошки твоей не видно, Люб.
 – Да, вот, пропала. Уж третий месяц где-то гуляет.
 – Может быть, дачники взяли на лето.
 – Кто ж знает…
Пожилые приятельницы, обсудив дела насущные, увидели, что из лесу в их сторону медленно идёт исхудавшая кошка.
– Лапка!
Тётя Люба обрадовалась, впустила свою гулёну в дом, накормила; обнимая, укоряла её в долгом отсутствии.
На следующий день встретилась с соседками, рассказала про счастливое возвращение, но услышала от них слова опасения того, что кошка может оказаться больной бешенством.
Забеспокоилась тётя Люба. Стала думу думать, как ей быть-поступить.
 – А ты её снова выпусти, пусть в лес уходит, – поступил совет.
 – Да, как же в зиму-то выбрасывать? Может быть, она и не больная вовсе?
 – А, если больная?
Выслушав всех советчиц, решила женщина не рисковать. Заразиться бешенством она боялась.
Дома стояла высокая этажерка. Над ней из стены торчал гвоздь. Тётя Люба привязала к гвоздю пояс от халата, соорудила петлю, накинула петлю на шею кошки, посадив животное на этажерку, стоящую как раз под гвоздём. И ушла на улицу.
 – Вот и молодец! Кошка спрыгнет, и всё само собой образуется, – радовались соседки.
Тёте Любе было не по себе. Что тут объяснять? Жалко же Лапку. Своя, чай, родная. Слёзы сами собой навернулись на глаза. Нет! Так нельзя. Нельзя себя изводить. Решила, значит – всё. Точка. Пусть так и будет.
К вечеру женщина вернулась домой, уставшая и измученная. Лапка сидела на этажерке. Посмотрев внимательно на свою хозяйку, она сказала:
 – Мяу.
Словаря, способного перевести это изречение на человеческий язык, нет.
Тётя Люба сняла кошку с этажерки, прижала к себе.
– Нет у неё никакого бешенства, – твёрдо решила она, и отправилась спать.
В ногах свернулась калачиком Лапка, заурчала.
На следующий день соседки у подъезда обсуждали последние новости.
 Говорили, что совсем непонятно, почему у тёти Любы случился ночью инсульт, ведь даже на давление она никогда не жаловалась.
Немного поодаль сидела осиротевшая Лапка и, наклонив голову, слушала их разговоры.