Коломенский рецензент!

"Ну, ты, мужик, тестов нахерачил",- начал писать рецензию на стихотворение известный прозаик! Тут он задумался, хотел было умакнуть перо в чернила и вытереть затем его о свои густо растущие на голове волосы, но не стал этого делать. Во-первых, писал наш герой на компьютере, а, значит, он использовал "клаву", а не перо, а во-вторых, хоть бы и перо было настоящим гусиным, так вытереть-то его о волосы не было никакой физической возможности. Не было на голове волос, а вытирать о густо заросшую грудь было не принято среди коломенских писателей! "Рюмка водки на столе" так и прохрипел своим чудным голосом Григорий Лепсидзе, по телевизору шла очередная передача, самой точной  задачей которой было привитие зрителю отвращения к звёздам эстрады. "Во, басок у мужика, аж до самого сопрано поднимается", - вяло шевельнулось в голове.- "Или не сопрано? Как там этот пел, Лучиано Поваротти? А, всё равно! Итак! Ё-маё! Чего я такое тут отобразил? Чего сказать мне этому фраерку хотелось-то? Аполитично рассуждая! Не, тут без стакана пшеничного сока, как Жирику без сока апельсинового и покойного убиенного Бори Немцова! Не к ночи будь помянут! Куда меня сносит? Наш человек всегда знает, что если тебя даже съели, то у тебя всё одно два выхода! Вот мне интересно, а такие как Боря Моисеев брезгливы? Сам я на фотках вылитый Шафутинский, даже не пою если. А уж коли запою! Не на фотках, конечно! Дайкось, я махану стакашку". Пьёт. "Первая идёт колом, вторая соколом, третья Коломенским машиностоительным заводом. Брр! И как её не члены Союза Писателей Коломны пьют? Подставляешься, Глушков! Ну, хороший был фильм "Шестой"! Тьфу, совсем размяк. Я же рецензию на стих пишу. А вот вопрос, с какого хрена я совершенно мне незнакомого человека на ты и мужиком? А может он вор в законе? Или авторитет? Нет, того не может быть. Мелкий фраер Петушков, и всё. Знаю я их, которые стишата пишут. Так и норовят, гады, опубликоваться. Нам, серьёзным писателям и поэтам, не в протырку. Уж больно шустры, так и тянет им всем шмазь в виде рецензии сотворить! Пусть останется на ты и мужик! Какое такое может быть вежливое отношение, если в его произведении конь не валялся! Кстати, надо хоть прочитать! А, хрен с ним. Чего я там дальше написал? Вот "тестов нахерачил!" Как это, блин! Тестов в смысле чего, текстов, или опытных проверок, или видов теста, но разных сортов! А хороши пирожки слоёные с мясом или ливером! К ним бульон крепкий, да в чашке большой белой, а внутри ободок синий! Или ещё с творогом слоёные пирожки! Как у меня их в деревне бабка готовила! Побольше надо нам тестов разных-нужных и вкусных! Молодец мужик! Хоть кто-то про вкусные вещи пишет, а то всё рецензии, нате вам, драные! Поубивав бы! Это я себе! Сам себя не похвалишь, сидишь, понимашь, как оплёванный. По одной и будет две, а у меня седьмая! Или седьмой? Как у кавалерист-девицы. Типа: могла, мог! Путалась девка. А мне и вовсе не грех! У нас в городе Коломне медный бунт был? Был! Народ восстал? Восстал! А сидели бы по кабакам, да ханку жрали, тишина. Так и мне принять на грудь не грех! После, тишина! А красиво сказано! Надо бы мне роман про это название написать!
Тут ко мне приятель-поэт заходил. Наш человек, Коломенская верста! Ха-ха-ха! Шутю! Так он стихи про Кремль написал. Душевные такие. Хороший человек, не то что этот, который на ты и мужик! И чего взялся про тесто писать? Такая тема неблагодарная! В сон потянуло, знать совесть чистая! Так, что там у меня ещё? Нахерачил? В смысле? Отхерачил знаю, про забил с этим предметом слышал. Некоторые его кладут. Но нахерачить? Впрочем, хорошая мысля приходит опосля! Сейчас быстро отправлю рецензию, а думать после можно будет. Лети с приветом, не жду с ответом!" Посылает. Глубокий сон. И сниться дивный сон маститому прозаику. Лично сам Израиль Хусейнович Абамкин в Овальном зале Белого дома вручает ему Шнобелевскую премию по литературе. А премия из себя вся пухленькая такая, многослойная, крем отличный, и надпись треугольная имеется: "За мужество великолепное при омужичивании и охерачивании!" И диплома при ней: "Кушай с разным тестом, думай мягким местом, ты, теперя, номинант при одной из доминант!". И тут стоящая рядом с просветлённым лицом мадам Псаки вручает ошалевшему писателю фигуру Бори Моисеева из очень жёлтого сахара в натуральную величину и слова святые говорит: "Весь на тебя изливаю елей, о маститый писатель! Жизнью своей и борьбой матерью сделал меня! Трудное дело свершал ты, но Боги хотели, ты завершил их хотенье и будешь со мной сладкоструйный!" Действительно, тут же зажурчало! Это изливались новые непревзойдённые формы, в которые, непременно завтра, а, в крайнем случае, надысь, будут влиты самые яркие фантазии автора. В голове вертелась надоедливая мысль. Это ещё никто не знает, что "Домик в Коломне" не господина Загоскина или Лажечникова, а моё произведение! Надо бы об этом в Википедию сообщить!

Опыт в стихах автора рецензии из Коломны.

Тут у меня как бы прозрение произошло. Плесканул в трусы, глянул, стишата выпали. Публикую!

"Резиновый утёнок
И Вахмарка чертёнок,
Шалили на дороге, по ней гоняя мяч.
Проехала машина,
Шуршала грозно шина,
И горе на пороге, по всем страничкам  плач!

Сычи литературы,
Дешёвки и фигуры,
Принять решили меры, собрались на совет.
Все запретить колёса,
И напрочь, без вопроса!
Мы тут, отнюдь, не серы, тушите, в общем, свет!

Утихло в буче этом,
Чудак всегда с приветом,
Наш книжный мир, в натуре, на вымысел хорош.
Поганцев схоронили
В обтруханной могиле,
Деяние в культуре – народу острый нож!

"Колёса" запретили,
Наркоты в голос взвыли.
Урон от механизмы, а к нам пришёл абзац!
Кто были эти двое,
Уроды, иль герои?
От этой катаклизьмы проблема на глаза!

Но тут встаёт прозаик,
Как волк он среди заек.
В интригах закалённый, в рецензиях востёр.
Да тут и дела нету,
Кричит он всему свету,
Собою воспалённый, пылает как костёр!

Братва, он глаголает,
Пусть сердце и пылает,
Мы не дадим наркотам и прочим шушерам...

Дальше я ещё не сочинил пока. С головой проблемы после вчерашнего! Пойду, забудусь сном. Кстати, знаете ли вы, что у алжирского бея под носом шишка?