Назови ее Машей!

   Ситора очень красива. Мне такой рисовалась в воображении лермонтовская Бэла. Кожа у нее ослепительно белая, а глаза при этом черные, глубокие...и загадочные. Во всем облике какая-то одухотворенность, воздушность, будто недоговоренность. Словно что-то в ней скрытое не осуществилось. Но, возможно, я это придумываю, как всегда при встрече с новым человеком. Ситора выглядит моложе своих лет, и хочется назвать ее девушкой, так она стройна, хоть уже второго ребенка родила.

В нашей палате она одна таджичка. Со вчерашнего дня, как поступила, больше помалкивает. Распустила свои роскошные гладкие волосы, сушит после душа. Они лежат на подушке, переливаясь в ярком свете электрической лампы, действительно иссиня-черные, как пишут в старинных романах. А я на нее потихоньку любуюсь, чтобы не смутить.
 
   Таджички в большинстве своем большеглазые, и лица у них не с плоскими скулами, тюркского типа, а нежно овальные. Индо-европейская группа народов… Женщины, пока молодые, бывают изумительно хороши. Вот и Ситора – такая.

   Вечером в палате скучно, потому завязываются лирические разговоры на все темы, как бывает в поездах дальнего следования, где знаешь, что, скорее всего, больше собеседника своего в жизни не увидишь. Дети наши выздоравливают, готовимся к выписке, настроение приподнятое: скоро домой! Тяжелые дни болезни позади...
Ребятишки лежат в отдельной "младенческой" палате, мы скучаем по ним и занимаем себя длинной вечерней беседой.

   Сегодня разговор заходит о том, кто как со своим супругом познакомился. В основном рассказы незамысловатые, простые, но лица женщин светлеют от воспоминаний. Исток обычно бывает светлый, и пусть потом в суете что-то потеряется, померкнет, но начало любви вспоминаешь  с нежностью, овевающей душу.

   Ситора молчит, чуть прикрыв веками огромные глаза, ее никто не спрашивает. Не то, чтобы особо свирепствовал среди нас национализм (советское все же время, это непозволительно), но все-таки…

   Вчера начальница отделения с брезгливым выражением на холеном лице, оформляла Ситору в нашу палату. Двумя пальчиками подняла пакетик с пирожками, который мама пыталась дочке незаметно положить – бросила в урну.

- Вшей нет? Голову часто моешь? Одежду сдай в пропарку!

По лицу Ситоры медленно расходится алый румянец жгучего стыда.

Нам Шамкина так не говорила…

   Я, честно говоря, терпеть не могу такие проявления, по мне, так они свидетельствуют о неудовлетворенной гордости или еще каком-нибудь тайном изъяне души. На физиономии у начальницы так и написано было: «Фи, грязная таджичка».

   Потому Ситора весь вечер молчит. Не хочет нарываться. Листает тонкими пальчиками «Литературную газету»…

Поворачиваюсь к ней:

- Ситора… а Вы где познакомились со своим мужем?

   Огромные глаза открываются, смотрят на меня испытующе: почему спрашиваешь? Потом, как бы создав обо мне для себя впечатление, приподнимается, собирает свои ослепительные волосы, откидывает за спину, они рассыпаются сверкающим шелковым ливнем:

- На свадьбе

   Я заметила: люди часто повторяют действия того, кто в себе уверен. Так и тут. Раз одна из нас признала девушку достойной нашей компании, значит, так и надо. С утра с ней никто не говорил, теперь же лица озаряются доброжелательными улыбками:

- У меня подружка на свадьбе тоже познакомилась
- Между прочим, свидетели часто женятся!
- Ты свидетельницей была?

Ситора серьезно отвечает:

- Нет. Я на своей свадьбе познакомилась

Пауза. Потом все хором:

- Как это на своей? Со своим женихом – на своей свадьбе?

Теперь Ситора даже как-то слегка вызывающе отвечает:

- Да
- Расскажи!
- Да что тут рассказывать?

Но Ситора рассказывает, а мы слушаем с непритворным интересом и удивлением. Нет, ребята, ну, все ж таки конец двадцатого века – и  такая история!

Ситора выросла в интеллигентной семье. Папа учился в Москве, стал юристом, мама преподавала в школе английский язык. Детей для таджикской семьи необычно мало – две девочки - Ситора и ее младшая сестренка. Детство прошло счастливо и беззаботно. Ситора (кстати, имя ее означает «звезда») окончила школу, потом институт, поступила в аспирантуру и стала преподавать русскую литературу в университете, в таджикских группах.

   И тут надо же было ее папе в каком-то из своих разъездов встретить школьного друга!
Обрадовались, обнялись, посидели в ресторанчике, вспоминали детство, разговорились о семьях. Слово за слово: у одного взрослый успешный сын, у другого дочь на выданье. Мужчины договорились детей поженить. Согласия, естественно, не спрашивали…

В глазах Ситоры незабытая обида:

Как будто я самая никудышная, будто своих мужчин не было! Девочки надо мной смеялись...

- Так он что, русский у тебя, что ли?
- Нет… просто не наш, не долинный.
- А-а-а-а-а-а … а это важно?
- Важно. У нас на стороне дурнушкам женихов находят!
  Вот на нашем курсе девочка одна была, познакомилась с кулябцем. Смотрим, а она все плачет, все плачет. И ничего не говорит. Мы с девочками все же выспросили ее. Она замуж за него собралась. Как мы ее отговаривали, как отговаривали!

- Почему?
- Ну, как вам объяснить?..Куляб живет по средневековым традициям. Там женщина ничего не значит. Очень трудная жизнь… Ну, как вот с Кабанихой у Островского в «Грозе». Примерно так.
- Шаг в сторону – расстрел, - понимающе произносит кто-то

Да...Для нас история Ситоры - средневековье, а для нее Куляб...

- И что девочка? Послушалась вас?
- Она сказала – не могу за него не выйти теперь! Что я мужу скажу? Я ведь с ним поцеловалась!

- Ух! - общий изумленный вздох ответом Ситоре. Дружно жалеем несчастную будущую невестку Кабанихи.

- Так вышла она за него?
- Нет. Родители ее из института забрали. Чтобы не испортилась совсем.

- Да…уж… Ситора, ну, а ты ведь послушалась средневековой традиции! И кто? Ты - преподаватель в Университете!

- Мне папу жалко было … он ведь слово дал. Он переживал за меня, когда я злилась… Только я, в знак протеста, свою фамилию оставила. У нас так не делают. Родственники разобиделись. Ну и пусть.

- Ситора… ну, а дальше как? Любишь его?
- … нет
- Бедная…
- Да ладно, я не бедная! Я уважаемая – я муаллима!
- Это что такое?
- Это означает «учительница». У меня студенты, я им «Онегина» читаю, «Первую любовь» Тургенева… Куприна, Пастернака…
  Еще у меня сын. И дочка вот родилась. Я не бедная.

- Ситора, а как дочку назвала?
- Еще не придумала… У нас не положено одним и тем же именем называть, а семья у мужа большая, женщин и девочек много. Это у меня только мама и сестра

И тут я начинаю блистать своими познаниями:

- Назови Рано!
- Это не наше имя, тюркское
- А как переводится?
- Тюльпан
Кто-то вступает в игру:
- А можно Зухрой назвать!
- Нет. Очень грубо звучит по-таджикски буква «ха», хриплый звук, не нравится
- Ой, ну тогда назови Зульфией! Очень красиво!
- Нет, это тоже не наше имя…

Дальше следует целый список – все эти имена в их семье уже есть!

- Зебо!
- Есть такое имя...Знаете, как переводится? Красавица
- Тогда Шахзоде!
- Есть такое имя...Принцесса
- Так Шехерезада - это...?
- Ну, да, да, ребенок шаха. Принцесса
- Здорово как! Мы тут с тобой язык выучим!
- А Бахор - ваше имя?
- Такое есть...Весна
- Лейла!
- Есть...Темноглазая, Черноокая. И еще есть Фарангиз, Нилюфар...

- Ну, Ситорочка, тогда назови ее Машей! Такого имени уж точно у вас нет!
Мы все приглушенно смеемся, больница же! И в глазах Ситоры играют озорные зайчики. 

А я почему-то думаю, какой в ней, Ситоре, таится неразгоревшийся огонь...

А в это время радостно звучит с кровати у окошка:
- Идея! Назови ее Джамиля!

Не сговариваясь, все в один голос дружно верещат:

- Не наше имя!

- И правда не наше, наше - Джемшида! Есть такое...Мой сын  - Джемшид, как в "Книге Царей" Фирдоуси

И опять колокольчики смеха легко летают по палате.

- Да тихо вы! Шамкина придет!
- Мы и так тихо! Мы шепотом!

И случается то, что должно случиться – в дверях появляется Шамкина. Та, которая вчера принимала нашу Ситору. Мы совсем негромко смеялись, в коридоре не слышно, но у Шамкиной нюх!

Шамкина – держиморда по природе. Осматривает нас с подозрением. С явной презумцией виновности. Особенно Ситору. И полчаса читает нам лекцию по поводу обращения с балованными младенцами. И что дети наши вырастут бандитами и преступниками, если мы будем им потакать. Если будем их жалеть. Сначала они будут лениться кормиться грудью, потом получать двойки в школе, потом пойдут воровать!

Шамкина сама себя вдохновляет и накручивает. Ей бы на площади выступать в какой-нибудь революционной стране. У нее бы получилось.

Вечер наполняется чуткой тишиной и покоем. Назавтра объявлена выписка.

И уже жаль расставаться с новой подружкой, в которой так замечательно сочетаются красота и доброта. А уж широте кругозора можно только позавидовать!

Дочку Ситора назвала Мариам.

Можно считать - Маша.

С моей подачи, между прочим.