Посланец Солнца, или молодец из колодца-4

   
   Белый свет встретил его радостно. Ненастье прежнее куда-то вдруг пропало, и неяркое осеннее солнце с неба ему теперь сияло.
   Наклонился Иван над срубом, в самого себя внимательно вгляделся, но отражение его было совсем обыкновенным. Оно, как и Ваня, смеялось и ни одним жестом чудесного давешнего состояния более не выдавало.
   – Спасибо тебе за всё, солнечный посланец! – помахал ему рукою Иван. – Прощай!
   И таинственный старинный сруб ответил ему колокольным мелодичным звучанием, но голоса молодца из колодца Ваня более не услыхал.
   Видимо, стал наш Иван и сам-то солнечным посланцем, и его второе «я» во всём, наверное, с первым сравнялося.
   А по дороге домой Ваня всё большим и большим негодованием к Веране наполнялся. «Ишь же, подлая негодяйка, – возмущение в душе его клокотало, – повелела братцу своему туповатому меня сожрать! Ну да погоди же у меня – я те тоже устрою подляну!»
   Заехал он по пути в первую попавшуюся аптеку и купил там сильного поносного зелья. Затем выкинул в мусорную корзину Силослабовы эти таблетные кругляки и наполнил опорожнённый бутылёк пилюлями своими слабительными.
   И вскорости пред очи мачехи он явился.
   Как узрела его ведьма не съеденным хищным циклопом, а живым и вполне здоровым, так и застыла там будто изваяние. Ну а Ваньке на её удивление было плевать; положил он на столик снадобье подложное и к себе убрался. Потом слышал он сквозь стенки спальни, как Верана, от злобы, видать, ошалевшая, выла у себя словно сирена, и на Эдгашку подвернувшегося ругалась прямо матом.
   Тем же вечером самым поехала она на своём колёсном экипаже в элитный спортзал. И сыночка Эдгарчика с собою взяла для компании. Часа два они там телеса свои вволю упражняли, а как домой-то возверталися, так накушались прям до отвала и чудодейственными пилюлями подзаправились.
   Желали, видать, чтоб мышца; у них побыстрее наращивалась. Только ага – как бы ни так! Прохватило обоих злодеев до того славно, что они почитай всю ночку с горшка-то не слазили. Бегали они наперегонки в клозет ближайший (коих в доме у Сан Саныча было навалом), и на чём свет стоит бессильно притом ругалися.
   Вот где Ванюха над ними и посмеялся! Не постеснялся он даже и словесно над болезными злодеями поиздеваться. Это вам, говорит, не от амбала Силослаба таблеточки присланы, а от моей особы, мол, лично. Впредь, дескать, ведите себя прилично, и не сметь чтоб больше у меня колдовать! «Да и тьфу, – добавляет, – на вас!
   Поутру Верана оклемалась и Ваньку до себя через Эдгашку призвала. А Ванюха идти-то наотрез отказывается. Не пойду, отвечает, не желаю! Доложи-ка, заявляет, своей маме, что она мне более не мать.
   Тогда ведьмища не удержалася и сама к Ване прибежала в великой ярости. Уставилась она на пасынка немигающим ужасным взглядом и принялась напускать на него гипнотические вредоносные чары. Да только на Ваню смелого её изощрённое колдовство больше не действовало. Как ни пыжилась ведьма отъявленная, как ни старалась, а – фигушки у неё получилось, макушки! От магического сего перенапрягу аж даже дым из ушей у неё показался.
   Затряслась тогда Верана от бессильной яри, позеленела зримо на харю, и не солоно хлебавши к себе убралась.
   Кончилась с тех пор над Ванею её поганая власть!
   А где-то через недельку, в школьный праздник, отправились Иван с Ладою на вечерний дискач. Ну, это место такое азартное, где юнцы с юницами дико скачут. По-всякому они там танцевали: и парно, и каждый сам за себя, и коллективно в общей компании...
   Ну а поближе уже к концу мероприятия приспичило вдруг Ване в туалет отлучиться, по естественной, как водится, надобности. И в это самое время Ладе передали, что кто-то её срочно спрашивает по делу-де неотложному: ждут, мол, её у входа в школу...
   Справил Ванюха свою нужду, руки помыл, умылся, обсушился и, одевшись, наружу вышел. Глядь – а Лады-то нигде не видать. Ну, он у одного, у другого о ней спросил... И поведала ему одна деваха глазастая, что Ладе, наверное, плохо стало, потому что какие-то типы в машину её усадили и в неизвестном направлении увезли.
   Ванька мобилу из кармана хвать, звонит подруге моментально, – а никто-то ему и не думает отвечать. А затем и вовсе телефон её вырубился с концами. «Беда! – ёкнуло сердце у парня. – Похитили, гады, Ладу! Не иначе как Ванька Курняй эту подлость организовал!»
   Что тут делать да как быть? В милицию, может, заявить?.. Да только пока неповоротливые эти менты заяву от мамы примут, то там да сё, – время же потеряем и Ладу, может быть, не спасём...
   «Нет, – решил про себя Ваня, – действовать тут нужно самостоятельно, ибо каждая минута дорога...»
   И торкнула ему вдруг в голову одна дельная мысля; насчёт возможной дислокации Курняевской банды. Прознал Ваня как-то случайно, что они на бывшем, советском ещё, заводе частенько собираются. Завод же тот находился на окраине города и был заброшен уже давно.
   «Надо ехать, пока не поздно!» – подумал решительно Иван. Хватает он такси первое попавшееся и мчится на нём к заводским тем развалинам.
   Вышел из машины он от входа подалее, чтобы внимание лишнее к себе не привлекать, и через бетонный забор на территорию пробрался. Огляделся затем окрест и видит – над одним из зданий приземистых курится вроде как дым. Словно бы там печку затопили, или открытый огонь развели...
   Подобно деду его славному, разведчику былому полковому, перемещался осторожный Иван от дома к дому. И делал, оказывается, он это не напрасно, поскольку у того здания, откуда дым поднимался, вроде как часовой на стрёме-то стоял.
   Ваня и впотьмах его харю узнал: это был член Курняевой банды. Крупный и наглый видом парнище стоял, спиной к столбу прислонившись, и спокойно себе покуривал.
   Похожий на невидимую тень, проследовал наш пластун к намеченной цели. Выскочил он стремительно из темноты, малого этого, точно барс молниеносный, на асфальт выщербленный бросил и тут же его воротом куртки удушил. Оттащил он поверженного врага чуток подалее, прислушался к ритму его дыхания – ничё, думает, дышит! – и в здание крадучись заспешил. Затем поднялся по лестнице немного этак вперёд и вот – открылся перед ним цех бывший какой-то.
   Смотрит Ваня – на полу бетонном кострище горит огромный, освещая всё вокруг пламенными языками. А на старом разложенном диване лежит – вот же радость! – живая и невредимая пока Лада.
   Она была лишь по рукам и ногам связана, а её рот скотчевой лентой был плотно обвязан.
    Тут же стоял и сам Курняй и ещё человек пять из его волчьей стаи. Курняй как раз пасть свою раззявил и Ладе грубо сказал:
    – Ну чё, Ладка, делишки твои, как видишь, неладные! Упреждал ведь я тебя, чтобы не путалась ты с этим ботаником? – Упреждал, а как же... Послушалась ты совета моего товарищеского? – Хрена-с два! Теперь, милаха, придётся за непослушание своё отвечать...
   И он злорадно расхохотался, за бока руками держась. И его приятели-отморозки тоже заржали как лошади. А Лада в путах своих задёргалась несогласно и гневно на них замычала.
    – Сейчас мы водочки тебе дадим хлебануть, –  насмехаясь, сказал Курняй. –  Ага, тяпнешь её чуток для сугреву... С поллитра эдак, не более, а то ещё окочуришься без привычки... Ну а закусишь какашками собачьими, а чем же ещё! Разносолов тута для тебя у нас нету. Ха-ха! А как следует окосеешь, так мы тебе голову наголо пострижём, опять же какашками её всю поизмажем и... и доставим живо обратно. Тайно конечно... Вот слава-то о тебе пойдёт, а! Пьяная, лысая как шар, и вся в собачьем гуано по самые уши!
   Тут Курняй сызнова захохотал, да так похабно, что у сидящего наверху Вани кулаки непроизвольно сжались и горячая в сердце вспыхнула ярость. «Дальше это измывание терпеть невозможно, – порешил он твёрдо, впиваясь взором огненным в Курняеву морду, – что ж я тут, – зритель что ли какой в театре?!»
    И принялся он пламенные вихри в руках своих раскочегаривать. Всё изображение в очах мстителя будто поплыло, и огромную незримую силищу в ручищах своих он ощутил. А эти насильники, наоборот, несмотря на всю их внешнюю грозность, показалися ему вдруг какими-то недоносками.
   Поглядел тут Иван на прихвостня одного Курняевского особым взглядом, и тот нежданно-негаданно к главарю своему подскакивает да – бац ему вдруг по мордасам!
   Молча эдак, ни слова даже не говоря...
   Не ожидал подляны такой Курняй, и на задницу грузно он брякнулся.
   – Ты это чё, идиот?! – бандиту он орёт. – Совсем что ли спятил, а?!
   А тот уже другому громиле по харе-то – бамм!
   И понеслась!..
   Драчка промеж подлецами разгорелася просто классная! Парниши они все были дюжие, единоборствам неплохо обученные, так что колошматили они друг дружку мастерски. Курняй, конечно, как самый крутой из них мачо, пуще других вовсю-то махался. И где-то минуток этак через пару лишь он один на ногах стоять остался, а все прочие валялися там вповалку. Половина из них находилась в тяжёлом нокдауне, а вторая половина – в глубоком была нокауте.
   – Что тут за дела?! – орал разъярённый Курняй. – Чё за хрень тут ещё такая?! Все что ли сошли с ума?!
   «Пора!» – подумал тут Иван и спрыгнул, как кошка, на пол.
   Курняй аж назад подался, врага своего увидав. Но, как и многие хищные индивидуумы, трусости он почти не испытывал, а зато злобы и ража в нём было хоть отбавляй.
   Перестал он вскорости пятиться и на Ваню в неистовстве заорал:
   – Ладно, Ванька – давай-ка с тобою стакнемся! Только, я вижу, ты у мачехи своей магии научился. А без силы-то волшебной ты крыса крысой. Давай по-честному с тобою схлестнёмся: кто кого! Только без этих твоих колдовских приёмчиков. Ну что – идёт?..
   – Хорошо, – сказал Ваня, – я согласен. Драться, так драться...
   И они начали ходить там кругами, недруг к недругу зорко приглядываясь. Курняй был на полголовы Вани повыше и весом на пуд, наверное, его превосходил, так что по весовым категориям они весьма разнились.
   Связанная же и немая Лада оказалась самой заинтересованной там зрительницей.
   Первым на Ваню напал Курняй. Выбросил он ногу свою бревноватую, точно из катапульты ядро, и хотел видно пузо у Ванюхи ею протаранить. Только наш-то борец удалый на месте стоять не остался: в сторону он споро подался, схватил противника за подколенный сгиб, другою рукою за тулово его прихватил, да на бетонный полик и опустил его не слишком нежно.
   Ушибленный сильно каратист едва даже не вскричал от обхождения такого невежливого.
   А Иванушка Курняйку добивать не стал и жестами ему показал: ну-ну, поднимайся, мол, приятель, драчка ещё не завершена!
   Плюнул Курняй в сердцах, а затем на ноги живо подхватился и на Ивана стремительно кинулся. И уже не ногою он попытался его ударить, а правую свою руку выбросил мощно вперёд. Отклонился Ванюха чуток, с линии удара ушёл, а потом с неприятелем сблизился, вкруг себя поворотился, да и брякнул его мгновенно через плечо.
   Удар об пол был воистину силён!
   Курняй от боли ажно ойкнул и рожею весь сморщился.
   На ножки он поднялся теперь не в пример медленней. А потом яростью прежней исполнился постепенно и сызнова на Ваню в атаку бросился остервенело. Ну а Ваня под ноги ему бомбою шибанулся, на плечи тяжёлого амбала взметнул, да и закрутил его в воздухе, точно ветряк лопастями. А потом ка-ак хрястнет тушу негодяя об столик деревянный со всего-то маху!
   Тот на столешницу шумно брякнулся и ножки у стола с хрустом пообломал.
   – А-а-а! – заорал Курняй от боли преявной. – А-а-а!..
   В башке у него враз подурнело, и на ноги подняться он теперь не сумел. Тогда уже Ваня к врагу своему подскакивает и, ухвативши его точно штангу, на вытянутые руки выхватывает.
   – А ну, гад, прощения проси у Лады! – рявкнул Ванька яростно. – А то об пол тебя счас шмякну!
   – Не надо, Ваня, не надо! – завопил испуганно негодяй. – Прости меня, Лада! Не буду я больше!.. Не буду никогда!
   – Что ж, пусть будет так, – согласился на просьбу эту Иван. – Но гляди у меня, хулиган: не перестанешь безобразничать – в мусорный бак жить отправлю!
   И он на ноги вражину облажавшегося поставил, кои у того враз почему-то подкосилися, и грозный допреж Курняй на заднице вмиг очутился.
   Кинулся Иван тогда к Ладе стремглаво, скотч со рта у неё сорвал, и путы верёвочные быстренько развязал. А спасённая красавица избавителя крепко обняла и в губы его, не стесняясь, поцеловала жарко. А затем к Курняю сидящему она подошла и, ни слова не говоря, пощёчину размашисто ему вмазала.
   Обнялись они с Ванею да и пошли себе вон, а Курняй со своей побитой ватагой остались там посрамлёнными.
   И надо вам сказать, чуток вперёд забегая, что действительно после этого случая Курняя стало не узнать. Оказалось, что башка у него была не такая уж и дурная. Приналёг он на учёбу малость, и начал даже пятёрки и четвёрки нередко получать. А насчёт хулиганства и пьянства совершенно он, как говорится, завязал, да и своих бандитов живо от сего дела-то поотвадил.
   Вот таким сделался бывший этот мордоворот!
   ...Конец же у этой истории был таков.
    Папаша Сан Саныч сына своего Ивана сильно в последнее время зауважал. В чём-то он даже стал его побаиваться. И то – сам-то бизнесмен Сан Саныч был мужиком жадноватым, расчётливым весьма и с нижними хамоватым, ну а в Ване сила чувствовалась немалая, заключаемая в его правде.
   От прежнего неудачника вялого не осталось теперь и следа, ибо полностью Ваня себя преобразовал. Полностью, да!
   И вот как-то раз в декабрьскую слякоть сидят они с папой и новости по телеку наблюдают. А там сюжет один показывали про некую дряхлую бабушку. Старушка эта была больная, одинокая, умом чуток тронутая, и жила она в настолько ветхой лачуге, что назвать её домом язык даже не поворачивался. И никто этой бедной бабке помощь не в силах был оказать: ни соседи небогатые, ни родственники разбежавшиеся, ни сельская равнодушная администрация.
   – А вот помнишь, папа, – к Сан Санычу тут Ваня обращается, – как мы с тобою в Италии в прошлом году отдыхали? Ты ещё тогда три номера забронировал для нас в отеле шикарном? Меня ты поселил в одних апартаментах, сам занял вторые, а в третий номер ты зашёл и с грохотом воздух там испортил. А потом ты весело ещё расхохотался и сказал, что в этом номере твой дух останется ночевать... Денег на подобную блажь у тебя всегда почему-то хватало. А вот помочь конкретно этой, к примеру, нищей бабушке у вас, у элиты новоявленной, средств почему-то не хватает никогда. Вы как слепые, ей-богу: смотрите и ничего плохого вокруг словно не замечаете... Наверное, вы просто зажрались и поголовно сделались психически ненормальными.
   Сан Саныч оторопело молчал, слушая упрёки сына, а Ваня головою покачал и твёрдым голосом договорил:
   – Знай, папа – таким, как ты, быть стыдно. Да-да! Мы, молодые россияне, ни за что не пойдём по вашим стопам. Мы станем жить совсем иначе: по-человечески, а не по-зверски, и то, что вы нынче со страною сделали, вам не простится вовек.
   Говорил Иван спокойно, безо всякой истерики, и тону его решительному нельзя было не поверить.
   Вот тут-то Сан Саныч и призадумался.
   Три дня он ходил, как словно в воду опущенный, весь в мрачных каких-то раздумьях, а потом сына к себе позвал и поведал ему о том, что надумал.
   – Уязвил ты меня Ваня, – каким-то непривычно тихим голосом он сказал, – в самое сердце ты меня ранил. Я ведь после того твоего обличения справедливого три ночи кряду почитай что даже и не спал... Вот лежу я во тьме и думаю: а и в самом-то деле – на кой хрен сдалась мне эта гонка вечная за деньгами? Что я – коллекционер что ли зачумлённый? Что мне дадут лишние мои миллионы? Ведь на лишнее богатство лихо лишь одно покупается, что правда то правда! Я же в детстве октябрёнком был, потом пионером, комсомольцем... Я ж за идею тогда душою своею стоял, хоть за идею во многом и ложную! А сейчас?.. Какая у меня идея?.. Корчить из себя богатея? И всё?!.. Нет, так дело не пойдёт! Мразь мы, а не элита! Жадюги ненасытные! Сволочи!.. Короче... Домик для этой бабки мною уже строится. Скоро всё будет готово. Пусть хоть через полгодика, а старушка по-людски заживёт. И ещё... Прости меня за всё, Ваня: дураком был твой папаня, ага!
   А на следующий день поговорил Сан Саныч и с самою Вераною. Долго они о чём-то с глазу на глаз базарили, и когда ведьма от отца вышла, то была она страшно злая, растерянная и вся в слезах. Объявил, оказывается, Ванин батя непреклонно, что учиняет он с женою развод. И всё произошло в соответствии с брачным их договором, а Веранин изощрённый гипноз не возымел более никакого воздействия на миллионера совестливого.
   Удручённый же своим ничтожеством Эдгашка надумал неожиданно стать сильным, как и Ванька. Ага! Заклинание осиное он ведь знал? – Знал. Ну а до остального ему было дела мало.
   Вот седлает Эдгар двухколёсного своего титанового коня, да и поезжает, не мешкая, за город, к иномирным тем вратам.
   Всего-то немного он проехал, ведомый ревнивым азартом, как увидал бабку, впереди него на тротуар брякнувшуюся и не могущую никак подняться... Но эта драма банальная полностью скользнула мимо Эдгашкиного выборочного внимания, поскольку эгоисты собою лишь постоянно заняты, и вовсе не склонны кому бы то ни было помогать.
   Далее он мимо храма крутил свои педали и в протянутую нищим руку плюнул, над тем потешаясь. А как достиг Эдгар последнего уже светофора и на красный свет у дороги остановился, то согбенную трясущуюся старушонку узрел он возле себя.
   – Прошу тебя, добрый молодец, – попросила его бабулечка квёлым голосом, – переведи меня, пожалуйста, на ту сторонушку!
   – Хэ, тоже ещё выдумала! – презрительно юнец на бабку воззрился. – Своими ножками давай вон топай! Я не могу тебе помочь – спешу очень.
   И едва лишь зелёный свет загорелся, как прыгнул он в седельце и через переход поехал.
   А старушка эта загадочная головою покачала укоризненно и такие словеса вослед ему высказала:
   – Поезжай, поезжай, негодник Эдгар! Так и быть, спеши... Только помни пословицу русскую: кто поспешит, тот людей насмешит!
   И будто оттуда она сгинула.
   Только лишь Эдгаха заявляется, куда было ему надо, как глядь – а осина-то упала! Прошедшая недавно буря её, видно, сломала.
    Приставил малец к срубу свой велосипед и пошёл по высокой траве на то место.
    А как пришёл, то поскрёб он себе затылок возле комля вывороченного, плечами пожал в недоумении и принялся вокруг всего дерева ходить, волшебный куплет притом декламируя.
   Да только фигу! Ничего-то у него не получилося: вход в несусветье медным тазом, оказывается, накрылся.
   Обозлённый аж до предела, поплёлся отпрыск Веранин обратно к своему велику. Подходит, и только было хотел за руль он взяться, как вдруг слышит – колокольчики никак в колодце звякнули?! Наклонил тогда Эдгар над водою свою харю – и опа же на! Аж назад он вначале отпрянул.
   Отражение его водное корчило ему дикие рожи! И за ухи оно себя оттягивало, и язык наружу казало, и по-всякому вылупливало глаза... Да ещё и дублировало этот клоунаж звуками разными издевательскими.
   А потом перестало изображение кривляться, головою покачало и сказало так:
   – Дурак ты, Эдгашка, как есть дурак! Говори ещё спасибо, что осина эта чёртова упала, а то бы точно тогда ты пропал!
   Мальца от этого дива как парализовало: стоит он ни жив прямо ни мёртв и в отражение говорящее пялится.
   Ну а солнечный посланец нахмурил тут ряху, в воде отражавшуюся, да как вдруг на пацана рявкнет:
   – А ну-ка марш отсюда, негодяй Эдгашка! Иди вон получше учись, да настоящим человеком стать попытайся!
   Тут уж у нашего остолопа парализация временная закончилась, и приключилась с недорослем офонаревшим медвежья внезапно болезнь. Почуял он внутрях своих тяжесть нежданную и моментально в штаны-то наклал. Да ещё и на задницу в ужасе шмякнулся.
   А из сруба этого непонятного хохот гомерический раздался. Это над вредным поганцем посланец солнца смеялся.
   Не помня ажно себя, Эдгашка на ножки живёхонько подхватился, на велик свой скоренько взгромоздился, и полетел, что было мочи в ногах, к маменьке своей Веранке. И все прохожие на тротуаре от него шарахались, потому что смердюче зело он пованивал.
   А как заявился испуганный Эдгашка к своей мамашке, то всё ей, запинаясь и сбиваясь, рассказал. Потом он помылся кое-как, и в тот же день из дома Сан Саныча они убрались.
   А Ваня с папой стали жить там да поживать и истого добра наживать.
   Тут и сказка вышла вся и больше сказывать нельзя.


    А пропеть – всегда мы сможем,
    Сказку нашу подытожим,
    Чтобы банда наглых рож
    Не творила тут что хош.
 
    Миллионщики, ребята,
    Густо прут – ну как опята!
    С головы и прям до пят
    В топе быть они хотят.

    Словна ржа нас всех покрыла,
    Она благ себе нарыла;
    И стяжанья жадный пыл
    Всю Расею покорил.

    Нам такая дрянь негожа,
    На Иванов вся надёжа;
    Эй, козлы из тайных лож,
    Правду-матушку не трожь!

    Скинь мороку зла, Расея!
    Хватит спать, от сна косея!
    В нави, мати, не косей!
    В поле лада правду сей!

    Ра живёт, не помирая,
    Щедро шлёт он свет из рая;
    Посветлеть и нам пора,
    Кто готов – тому ура!


         КОНЕЦ