Долгое возвращение 2

 Кинороман.(по мотивам повести В. Краснера "Ради тех, кого любишь")

                Часть II "Пережить зиму"



Над тайгой нависла ночная мгла.
По едва заметной тропе, освещенной лунным светом, молча идут один за другим Комаров, Шпала и Кот. Прерывает молчание Кот.

      - Комар, ты уверен, что  мы  правильно идем? Я чё-то не помню, этих мест, - спрашивает он, озираясь по сторонам.

      - Уверен. Мы тут на перекур останавливались. Вишь, трава примятая, - отвечает ему Комаров.


      - Ни хрена я не вишь! - передразнивая Комарова, чертыхается Кот. - Шпала, как ты думаешь, тот водила, успел уже до дому добраться! -  задаёт вопрос Кот.

      - Я думаю, времени у нас осталось до утра, так что шевелите мослами, -  раздраженно отвечает Шпала.

                - ХХХ -

Семён приходит в себя. Обводит глазами избу

      - Где я? - спрашивает женщину.

      - У меня, - сухо говорит она через косынку, которая по-прежнему закрывает её лицо.


      - А где …

      - Твои ушли – прерывает его на полуслове женщина и спрашивает:  - Тебя как зовут?

      - Семён.

      - Скажи мне, Семён, что у тебя болит?

      - Спина и ноги. Сломал, наверное.


Женщина ощупывает его ноги. От болезненного прикосновения, Семён скрежещет зубами, стонет.

      - Похоже, у тебя сломано правое бедро и левая нога вот тут, - говорит женщина.

      - И что  теперь делать? -  озадачено спрашивает Семён.

      - Что-что? - пожимает плечами женщина. - Штаны снимать, вот что! - насмешливо говорит она

      - Зачем? - задаёт неумный вопрос Семён.

      - Не бойся, приставать не стану, - с ухмылкой отвечает она. - Давай помогу.

Склонившись над Семёном, она осторожно стягивает с него брюки.
  Семён остаётся в одних кальсонах.

      - Это тоже придется снять, - говорит женщина.

      - А может, как-нибудь так, обойдемся, - смущается Семён.


      - Слушай, кто из нас мужик ты или я? Чё я должна тебя уговаривать?! Сказала надо снять, значит надо. На, прикройся, - бросает ему простынь. - Больно мне надо смотреть на твои прелести, - ворчит она недовольно.

Помогает Семёну снять кальсоны. Осматривает ноги еще раз.

      - Ну и задачку ты мне задал, - говорит озабоченно.

      - Надо бы дощечки какие-нибудь положить вместо шины. Я, если что, помогу. Мне  доводилось на фронте санитарам помогать.

      - Тоже мне помощник выискался! Лежи уж!

Она накидывает на плечи телогрейку и выходит на улицу .Вскоре возвращается с деревяшками в руках. Вынимает из сундука кусок старой цветной материи, рвет его на бинты. Подходит к Семёну.

      - Вы раньше когда-нибудь накладывали шины? – спрашивает он у неё.

      - На курсах сандружинниц показывали, - отвечает она коротко.

      - Вы, главное, не бойтесь. Это совсем несложно. Если я буду стонать, кричать - не обращайте на меня внимания, делайте своё дело. Даже если сознание потеряю - всё равно, продолжайте.

       - Да уж разберусь как-нибудь, - язвит женщина.


Отложив в сторону свой «перевязочный» материал,  она идёт к полке, что висит на стене у печки.

Отдёрнув краешек занавески, берет с полки бутыль с самогоном.   Наливает полный гранёный стакан мутной жидкости и подносит его Семёну.

      - На, выпей. Легче будет.

Семён пьёт и закусывает ломтиком хлеба. Самогон ударяет в голову.

      - Ну, как? - спрашивает женщина.

      - Порядок в танковых войсках, - весело отвечает Семён. - Можно начинать, - закрывает глаза.

                - ХХХ -

К машине зэки приходят за полночь.
Шпала заводит грузовик и командует:

      - Живо в кабину!

      - А справка? Ты же обещал! - засуетился Комаров.

      - Ты не слышал, что я сказал?! - зло кричит Шпала.

Кот грубо вталкивает Комарова в кабину.
Трогаются. Выруливают на большак.

      - Братцы, отдайте справку! Выпустите меня! Свободой клянусь, я не выдам вас! - умоляет Комаров.

     - Ты долго бакланить будешь?! Последний раз предупреждаю, ещё раз вякнешь - выкину на перевале к чертовой матери! - грозится Шпала.

      - Комар, тише будешь - дальше уедешь! Шпала слов  на ветер не бросает! Так что закрой свою хавалку! - угрожающе произносит Кот.

      - Дай прикурить, - обращается Шпала к Коту.

Кот достаёт пачку «Севера», прикуривает папиросу и вкладывает Шпале в рот.
      - Себе тоже возьмите, - говорит он.

Кот достаёт  папиросу, подаёт Комарову.

      - Закуривай.

Предупреждение Шпалы подействовало на Комарова. Он притих. Молча берет папиросу. Курит вместе с зэками.
Машину  крепко трясёт на ухабах.

     - Шпала, ты не боишься, что на грохот наших костей, легавые сбегутся? - шутит Кот.

     - Ты свои хиханьки оставь хаханькам! - хмуро отвечает тот и нажимает на педаль газа.

По кустам и деревьям испуганно прыгают, мечутся два желтых луча.
Кот и Комаров устало склоняются друг на друга и засыпают. Поглядывая на них, начинает клевать носом и Шпала.
Одолели перевал. Машина быстро катится вниз.
Голова Шпалы всё чаще и чаще падает на грудь. В полудрёме он не замечает крутого поворота, и машина, на полном ходу, подминая под себя кусты на обочине, ныряет вниз с крутого обрыва. Она переворачивается несколько раз. Взрыв -  и грузовик вспыхивает ярким факелом.

                - ХХХ -

Та же изба. В комнате ещё темно. В печи потрескивают берёзовые полешки, на стенах и оконном стекле подрагивают огненные блики.
Хозяйка, вытянув ноги, дремлет на табуретке. Её лицо освещает слабое пламя керосинки.
Семён, укрытый одеялом с Катиной постели, лежит, распластавшись на топчане, поверх овчинного полушубка.
Сон Катерины нарушает какой-то разговор в доме. Одним махом она соскакивает с кровати, бросается к окну. Сердце со страху вот-вот выскочит из груди.
На улице  тихо.
Шарик  мирно спит в будке.
Вновь слышится бормотание: «Прикрой меня! Огонь! Лена! Поточная линия …»
Катерина понимает, что это бредит её постоялец. Подходит к нему, поправляет сползшее одеяло.
У Семёна сильный жар, он без сознания.
Она мочит под рукомойником полотенце и кладёт ему на лоб.
С любопытством разглядывает Семёна.
Он старше её. Худой. Лицо заросшее. Стрижка короткая. Нос прямой. Губы обветренные и растрескавшиеся.
В сердце Кати шевельнулась жалость к больному.

      - Держись, касатик, я сейчас травки заварю и твой жар, как рукой снимет - ласково  произносит она.

Поит Семёна отваром из трав, что висят вязкой у печки, ещё раз смачивает полотенце. Семён  затихает.
Не раздеваясь, она ложится на свою кровать. Сворачивается клубком. Лежать неприкрытой зябко, поэтому она встаёт, снимает с гвоздя телогрейку, укрывается ею. Из кармана телогрейки торчит краешек справки, оставленной Шпалой. Она вытаскивает и разворачивает её.
Повернувшись к свету, читает:

      - Комаров Иван  Алексеевич… странно, а назвал себя Семёном, - задумчиво произносит она, медленно складывая справку.

                - ХХХ -

Утро третьего дня.
Сознание к Семёну возвращается медленно. Щетина на его лице стала ещё больше. Он с трудом открывает глаза. Скользит взглядом по небеленой печи, потрескавшимся стенам.
Хочет повернуться, но острая боль в ногах, тут же напоминает ему о травме.
Он откидывает одеяло, смотрит на ноги, перебинтованные цветной тканью. Из-под  ситчика торчат дощечки разной длины.
  Горло перехватывает кашель. Кашляет.

      - Вот, чертяка, напугал! - выходит на кашель женщина. - Одыбался? - спрашивает она.
 
      - Попить бы чего… - обращается к  ней Семён.

      - Сушняк одолел? - ухмыляется женщина.

      - Есть немного.

Женщина черпает ковшом воду из ведра, приподняв ему голову, поит.

      - Теперь ты поправляться будешь, - говорит она.

      - Я долго спал? - задаёт вопрос Семён, после того, как она его напоила.

      - Двое суток, - присаживаясь на краешек топчана, отвечает женщина. - У тебя был сильный жар, бредил, я уж  подумала, что  не жилец ты. Слава Богу, обошлось. Ты, наверное, хочешь есть? Я покормлю тебя сейчас.

Она хлопочет у печи.

      - Я, наверное, матерился, когда вы мне шины накладывали? - спрашивает Семён.

      - Материться, нужны силы, а ты сразу скопытился. У нас бабы в деревне, я не говорю уж о мужиках, по стаканчику - другому дерябнут и в пляс,  ты же после одного, на двое суток, отвалил.
 
      - Правда, ваша. Танцор из меня никудышный, - с легкой иронией замечает Семён.

      - На вот, супчика, похлебай, - подходит к нему  женщина.

Он ест с жадностью и торопливо. Тарелка быстро пустеет. Семён смотрит на хозяйку голодными глазами.

      - На сегодня хватит. Тебе больше нельзя. Ты голодал долго, - говорит она, забирая,  пустую тарелку.

      - Ну, тогда заберите и это, - вздыхая, Семён подаёт ей ложку. - А  как вас зовут, хозяюшка? - задаёт вопрос.

      - Кто как, но чаще всего Катькой, - отзывается женщина.

      - Спасибо вам, Катерина. Если б не вы…

      - Да будет, благодарить-то! - Резко обрывает она его. - Скажи мне лучше,  ты ноги свои чувствуешь?

      - Да, - Семён шевелит ногами.

      - Это хорошо, -  говорит довольная Катя.

      - Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего, - понуро   отвечает Семён.

      - Чё скис-то вдруг? Может, выпьешь для настроения? - неожиданно предлагает ему Катя.

      - Нет, - отказывается  он.

      - Дело хозяйское, а я, пожалуй, ради такого случая, пропущу стопарик.

Катерина наливает себе из бутылки самогона. Повернувшись к Семёну спиной, по-мужски опрокидывает рюмку и шутит:

- Ты, главное, не падай духом, а то ушибешься! Ух, зараза, и крепкая! -  занюхивает рукавом.

                - ХХХ -

На следующий день…
Семён дремлет.
Резко распахивается входная дверь и на пороге появляется взволнованная Катерина.

      - Что случилось?! - испуганно спрашивает её  Семён.

      - Вы на чём сюда добирались? Пешком или на машине? - запыхавшись, спрашивает Катя.

      - На машине, а что?

      - Я так и думала, - выдыхает  она.

      - Ну, говорите, говорите же, что стряслось?! - нетерпеливо просит Семён.

      - Бабы сейчас в сельмаге сказывали, что на перевале нашли сгоревший грузовик и три обгоревших трупа. Говорят, это были  беглые зэки. И  машина, якобы, тоже была в розыске.

      - Почему сразу зэки? Мало ли…

      - Из лагеря приезжали, признали их…

      - Эх, Шпала, Шпала! - досадует Семён.

      - Шпала это, который длинный и худой был? - спрашивает Катя.

      - Тот самый, - кивает Семён.

      - Выходит, он тебе жизнь спас. Если б не он, лежал бы ты сейчас вместе с ними на перевале.

      - А по мне - лучше  там, с ними, чем прятаться теперь всю жизнь, скрываться! Какой толк от такой жизни! - В сердцах произносит Семён.

      - Не понимаю, зачем тебе прятаться, если у тебя есть справка? - искренне удивляется Катя.

      - Какая справка? О чём это вы?

      - Вот эта, - Катя подаёт ему справку Комарова.

      - Семён открывает её.

      - Откуда она у вас? - оторопел он.

      - Длинный, то есть, Шпала дал. Сказал, что она твоя. Семён, это ненастоящее твоё имя? - глядя на него в упор, спрашивает Катерина.

      - Настоящее, - вздыхает Семён. - Комаров тот, у которого было лицо разбито. Это его вольная. Шпала обещал ему вернуть её, если он выведет нас к деревне. Почему он вам справку отдал, а не ему? -  внимательно смотрит на Катерину.

     - А вольный-то как к вам попал?! - спрашивает его в свою очередь Катя.

     - Вот так вот и попал. Шёл после отсидки домой, да в лесу на нас наткнулся. Не повезло бедняге…

     - Вы из тюрьмы втроём сбежали? - с волнением, спрашивает Катерина.

     - Втроём, только не из тюрьмы, а с этапа, - раздраженно поясняет Семён.

     - Хрен редьки не слаще. Скажи, вас в бегах троё числилось? - уточняет она.

     - Трое.

     - И в сгоревшей машине тоже было трое.., - подытоживает Катя. - Хотела б я знать, за что тебе Шпала сделал такой подарок?!
Семён молчит, до него только сейчас, начинает, доходит смысл происшедшего.

     - Не хочешь говорить - не надо, - продолжает Катя. - Держи, - кладёт справку рядом с Семёном. - Она теперь твоя. С этой минуты ты Комаров Иван Алексеевич, вольный человек и никакого отношения к  тем,  на перевале, не имеешь. Понял? - категорически заявляет она.

Внутри Семёна все клокочет. Из груди вырывается надрывно:

     - У-у-у-у! Какого чёрта! Кто тебя просил, Шпала?!

                - ХХХ -

На улице трещат декабрьские морозы, а в избе Катерины тепло и уютно.
Интерьер избы изменился к лучшему. Щели и трещины на стенах затёрты, забелены. Не кажется громоздкой свежевыбеленная печь. На окнах появились занавески.  Катина кровать  отделена  ситцевой шторкой в  мелкий цветочек.
Многое изменилось в этом доме, кроме одного.  Катерина до сих пор в платке, завязанном под самые глаза.
Она домывает полы.
Первое, что видит, проснувшись, Семён - это что-то вроде самодельного костыля,  который стоит у стены рядом с его топчаном.

      - Это мне? - удивлённо спрашивает он, дотягиваясь до него.

      - А кому ж ещё? - выжимая тряпку, отвечает Катя.

      - Мать честная, неужели сами смастерили?

Семён рассматривает Катину работу.

      - Работящая вы, Катерина. Всё умеете, и дом побелить и костыль смастерить. Когда только успели! Целыми днями, как белка в колесе! Устали, поди, от такой суеты!

      - Ты жалеешь, меня что ли? - усмехается Катя.

      - Скорее хвалю, - тушуется Семён. – По правде сказать, мне перед вами неудобно. Вы трудитесь с утра до ночи, а я бока  отлёживаю.

      - Так что ж, мне ради твоего удобства рядом с тобой теперь лечь и ничего не делать? Насчёт, того что «удобно», а что нет, у наших баб на ферме поговорка есть: «Неудобно штаны через голову снимать», а остальное всё - ерунда.

      - Видать, кусачие у вас бабы на ферме. Да и за вашим языком не поспеешь и босиком, - острит Семён.

      - Шибко разговорчивый стал, как я на тебя посмотрю, -   сердится Катя, шутка Семёна ей пришлась не по душе.

      - Не сердитесь на меня, Катерина. Я понимаю, что надоел вам хуже горькой редьки. Потерпите ещё чуть-чуть. Я скоро уйду.

      - Вольному - воля, иди! Думаешь, держать стану! - сказала Катя, будто отрезала.

Семёна задевают её слова и тон, с которым она их произнесла. Он откидывает одеяло и пытается встать.

      - И пойду!  - говорит он.

  Катя подходит к нему.

      - Ты давай не ерепенься и дурь эту выкинь из головы! На таких ногах, далеко не уйдешь в декабрьский  мороз, - смягчив тон, говорит она.

      - А что ноги? Левая уже шевелится, значит, кость срослась. Вот глядите, - Семён приподнимает ногу. - Я думаю, что шину уже можно снять. Помогите мне.

      - Рано, - коротко бросает Катерина.

      - Тогда я сам  сниму, - упорствует Семён.

      - Ладно, уж. Давай сюда ногу, - вынужденно соглашается Катерина.


Она не спеша, освобождает от повязки левую ногу Семёна.

      - Вы поможете мне подняться? - спрашивает он Катю.

      - Нет. Ходить ещё рано, - не разрешает она.

      - Для чего тогда костыль, если вы мне ходить запрещаете?! Ну, постоять-то хоть можно?! - слегка нервничая, спрашивает он.

      - Постоять можно, но только минутку, - подумав, даёт согласие Катерина.

Семён опускает ногу на пол и с помощью Катерины встаёт на неё.
От долгого лежания у Семёна кружится голова, он едва не падает.
Катерина обхватывает его обеими руками, с трудом укладывает на топчан.

     - Голова закружилась, - оправдывается Семён. - Сейчас отдохну немного и попробую ещё раз встать. А, может, мы и правую ногу освободим?

      - Даже и не думай! Бедро дольше заживает. Надо ещё немножко подождать.

      - Сколько - немножко? - с нетерпением спрашивает Семён.

      - Думаю: недели две,  не меньше. Лежи, пока лежится.

      - В том - то и дело, что уже не лежится, - смиренно отвечает Семён.

      - Давай я помогу тебе подняться повыше. Держись за мою шею, - говорит Катя.

      - Судьба всё-таки милостива ко мне, она послала мне вас, Катерина. Вы  замечательная добрая, женщина. И глаза у вас красивые, только всегда грустные.

Поднимая Семёна повыше, Катерина вдруг чувствует, что её платок скользит под его рукой вниз. Она хочет поправить его, но не успевает и взору Семёна открывается её лицо. Оно сильно травмировано: на подбородке, верхней губе, на лбу глубокие, сравнительно свежие шрамы.
Семён онемел от изумления, таращит на Катю глаза.
Она   смущается, но потом быстро  берёт себя в руки.

      - Чё пялишься? - грубо спрашивает она.

      - Простите меня, Катя, я честное слово не хотел, так получилось, - отводя глаза, извиняется Семён. - Кто это вас так? Неужели муж?

      - А где ты тут видел мужа?! -  ехидно улыбаясь, Катя смотрит на Семёна.

      - Кто же тогда? - допытывается Семён.

      - Бабы, - с напускной весёлостью, отвечает Катя.

      - Какие бабы? - недоумевает он.

      - Деревенские, какие же ещё!  - огорошивает она Семёна.

- Они что, били вас?! Женщины - женщину? – у Семёна округляются глаза.
- Да ну вас, вы разыгрываете меня, - недоверчиво машет он рукой.

      - А если я правду говорю? Ты тут соловьём заливаешься, мол,  «хорошая» я и «добрая», а я ведь не такая вовсе, - с вызовом говорит она. - Не веришь, можешь у председательской жены,  Марьи Васильевны, спросить - она закопёрщицей была.

      - Вы с Марьей Васильевной можете говорить, что хотите, а я все равно от своих слов не отказываюсь, и повторяю, что вы - славная женщина.

      - Кончай «сюсю-мусю» разводить! - обозлилась Катя. - За что тогда, по-твоему,  меня, бабы  так поколотили?!  За просто  так, что ли?!

      - А, в самом деле, за что? - спрашивает Семён.

Чувство обиды за себя, на свою жизнь захлёстывает Катерину.

      - За любовь! - выкрикивает она Семёну  в лицо. - И не приставай больше ко мне со своими дурацкими вопросами! Отстань от меня! Я тебе больше ничего не скажу! - истерично кричит она и заходится в плаче.

  Уходит к себе за шторку. Рыдая, плюхается плашмя на кровать.
Семён сползает с топчана. Опираясь на костыль, с трудом идёт  на её  половину.
Присев на край кровати, какое-то время сидит  молча, потом осторожно касается её плеча, утешая, гладит по спине.
Катерина постепенно успокаивается. Садится, обняв подушку. Начинает рассказ:

      - Это дом моей тётки. Она умерла в тот же год, что я приехала к  ней.

      - Так вы приезжая? Откуда вы родом? - спрашивает Семён.

      - С Украины.

      - Значит, вы эвакуированная? А я думал вы из местных.

На слове «эвакуированная», Катерина подалась чуть вперед, желая, очевидно, что-то добавить или поправить, но потом передумала и продолжила  дальше:

      - Так вот, мужики деревенские стали липнуть ко мне, как пчёлы на мёд. Я была хороша собой, к тому же новенькая, а свои, им  видать, приелись. Работала я на ферме. Трудно было поначалу, потом втянулась. Бидоны с молоком таскала, как заправский мужик. Однажды, вызывают меня в правление, к Кузьме Спиридоновичу, председателю колхоза…

Восстанавливая в памяти события, Катя закрывает глаза.
 

                - ХХХ -


Кабинет председателя колхоза времён 1948-1949 годов.
Стену украшает портрет И.В.Сталина, пара лозунгов того времени.
На подоконниках горшки с геранью.
В кабинет входит Катерина. Ей примерно 23 года. Высокая, стройная, темноволосая. На плече лежит толстая, длинная коса. Одета скромно, но аккуратно.
Председатель поднимается ей навстречу.

      - А, Катя, проходи. Я давно тебя поджидаю.

Катерина проходит к столу, садится.

      - Вот значит, какое дело, Катерина, - начинает разговор председатель. - Тётя Шура с завтрашнего дня уходит на пенсию. Не хотела бы ты, вместо неё убирать в правлении? Мыть здесь немного: три кабинета и коридор.

Катя молчит, не зная, что ответить на такое предложение.

      - Соглашайся, не пожалеешь. Я буду писать тебе  те же трудодни, что и на ферме, так что в заработке ты не потеряешь, - уговаривает  её председатель. -  Желающих на это место много. Оно и понятно. Работа несложная. Это же не  бидоны на ферме таскать. Убирать  можешь по вечерам, так что  день  получается свободным.

     - А почему, Кузьма Спиридонович, вы меня выбрали, для этой работы? - спрашивает Катерина.

      - Да так…- пожимает плечами председатель. - Думал трудно тебе на ферме …  Нашим - то  не привыкать…а ты… А потом, здесь тоже нужны молодые  руки - находит, наконец,  подходящий довод председатель.

      - Когда надо выходить, Кузьма Спиридонович? - спрашивает Катя.

      - Завтра.

      - Хорошо, я согласна, -  соглашается Катерина.

                - ХХХ -

      - Дура! - лучше бы я не соглашалась! - прерывает воспоминания Катерина. - Лёгкой жизни захотелось!  - мутузит подушку кулаками.

      - Полы мыть, это тоже  нелёгкий труд, - осторожно замечает Семён.

      - Да лучше было бы бидоны таскать, чем… Вообщем, прихожу я как-то на работу, захожу в председательский  кабинет,  а Кузьма Спиридонович там водку хлещет  в одиночку.
Предлагает мне выпить вместе с ним, я отказываюсь, говорю, мол, вас дома Марья Васильевна ждёт, ну, и всё такое прочее. А он мне: «Я её видеть не могу!». Марья у него действительно злая, как овчарка. У нас её все боятся.  Со Спиридонычем они, как кошка с  собакой. Правда  на людях  Марья ему не перечит, но дома, говорят, будто с цепи срывается!  Короче, отношения меж ними ни к черту. Мне бы, дуре, понять тогда к чему он  клонит … - сокрушается Катя.

      - И что же было дальше? - Семён  вопросительно смотрит на неё.

      - А ты будто не знаешь, что в таких случаях бывает дальше? - сверкнула на него глазами Катя.

Семён опускает глаза.

- То-то…- укоризненно протянула она.

Воспоминания опять возвращают её в прошлое.

                - ХХХ -

Поздний вечер. На улице темно.
Катерина собирает на стол.
Слышится стук калитки, тяжёлые шаги в сенях.
Входит Кузьма Спиридонович.

      - Кузьма Спиридонович? - удивляется Катя, увидев председателя.

      - Не ожидала? А я вот, решил к тебе на огонёк заглянуть, посмотреть, как ты живёшь, - говорит он.

      - Проходите, гостем будете? Вы ужинали? А то давайте вместе со мной за компанию.

      - Можно и поужинать.
Кузьма Спиридонович, вытаскивает из кармана бутылку водки, ставит  на стол.

      - Зачем это? - спрашивает Катерина.

      - Стаканы есть?

      - Обижаете, Кузьма Спиридонович, - Катя ставит на стол стакан.

      - Себе тоже возьми, - говорит председатель.

      - Я не буду пить, - отказывается Катерина.

      - Что, значит, «не буду»? Я к ней в гости пришёл, а она: «не буду»! - обижается  Кузьма Спиридонович.

      - Где у тебя посуда, я сам возьму, - по-хозяйски настаивает Кузьма Спиридонович.

Катерина уступает его нажиму, ставит  и себе стопку.

      - Вот это другое дело. А то можно подумать, что председатель к ней каждый день в гости ходит, - журит он Катерину. - Давай, Катюша, выпьем за твою новую работу, - поднимает он стакан.

      - Какая же она новая, я уже два месяца  в правлении работаю! -  удивленно восклицает Катя.

      - Тогда выпьем за тебя и твою красоту, которая свела с ума всех мужиков в деревне.

Катерина не спешит поднимать стопку.

      - Тебе, что мой тост не понравился?

      - Тост хороший, только…

      - Ну, раз хороший, то давай выпьем без всяких «только».

Председатель касается стаканом её стопки, пьет большими глотками.
Катерина выпивает четверть стопки и ставит её на стол.
Кузьма Спиридонович заставляет её допить  водку.

      - До дна, Катюша, пить надо, до дна!

Катя допивает содержимое стопки, хрустит, закусывая свежим огурцом. Председатель закуривает.

      - Что же вы, Кузьма Спиридонович, не закусывает? Опьянеете, - проявляет о нем заботу Катерина.

      - А я давно пьяный. Не заметила? - смотрит на неё с   вожделением.

От его откровенного взгляда Кате становится не по себе. Скромно  потупившись, она перебирает свою косу.

Застенчивость девушки,  придаёт  уверенность Кузьме Спиридоновичу.

      - Давай Катюша еще по одной, - чувствуя себя хозяином положения, говорит он.

      - Может не надо больше? Хватит? - пробует остановить его Катя.

      - Надо-надо, - не слушает её председатель, наливает и пьёт. - Понимаешь, Катерина батьковна, нравишься ты мне, и давно. Влюбился в тебя, как последний пацан. Не могу я на тебя смотреть спокойно, душа вся переворачивается. И не видеть тебя, тоже долго не могу. Я потому и домой не иду, сижу в правлении допоздна, чтобы на тебя посмотреть.

От его признания у Катерины  и вовсе голова «идет кругом». Она выходит из-за стола. Кузьма Спиридонович тоже поднимается, подходит к ней, крепко обнимает за плечи.

      - Не надо, Кузьма Спиридонович, - отстраняется она.

Он ещё крепче сжимает её в своих объятиях.

      - Не надо. У вас семья, Кузьма Спиридонович! Вас Марья Васильевна ждет! Сын!  Я прошу вас, не надо! - пытаясь вырваться из его объятий, умоляет Катя.

Кузьма будто оглох. Им обуревает страсть. Ломая её сопротивление, он закрывает ей рот страстным поцелуем…
В маленькое окно подглядывает луна. Она освещает комнату холодным светом. Неожиданно набежавшая туча накрывает её своим плащом и наступает кромешная мгла…

      - С тех пор председатель стал ко мне частенько заглядывать. Но село есть село, вскоре о нас узнали. Слухи дошли и до Марьи Васильевны, - продолжает свой рассказ Катерина.

                - ХХХ -
 
В дверях правления сталкиваются Катерина, Марья Васильевна - жена председателя и сам Кузьма Спиридонович.

      - Вот и краля собственной персоной! - злорадно говорит  Марья Васильевна.

Она раскрывает дверь нараспашку и пропускает Катерину вперед.

      - А ты пошел отсюда, кобель драный! - выталкивает мужа за дверь, на улицу.

Не сопротивляясь особо натиску супруги,  Кузьма Спиридонович ретируется.
Катя провожает его растерянным взглядом.

     - Не смотри, не поможет! - гремит над ухом Кати  голос Марьи Васильевны.

Она тут же хватает Катерину за ворот и зажимает в угол.

      - До меня дошли слухи, что ты с моим  мужем таскаешься?! - грозно спрашивает она Катю и  в целях устрашения, больно наступает  ей на  ногу.

Физическая боль и обида на Кузьму Спиридоновича, сбежавшего поспешно с «поля брани», вызывают у Катерины обратную реакцию - злость, а не страх.

      - Это не я, а он ко мне таскается! - выкрикивает она.
      - Не надо! Сучка не захочет, кобель не вскочит! - парирует Марья Васильевна.

      - Так кто тебе виноват, что ты не хочешь?! -  вызывающе  отвечает Катерина.

      - Ты еще голос имеешь?! - Лицо Марьи Васильевны искажает гримаса злобы и ненависти.
 
Она с кулаками накидывается  на Катю. Между ними возникает потасовка.

      - Привяжи своего труса возле себя, и карауль, чтобы не сбежал! -выкрикивает Катя. Кусает Марью Васильевну за руку.

Марья Васильевна  вскрикивает, дует на укушенную руку и говорит злобно:

      - Ну, курва! Еще раз услышу или не дай бог, увижу: космы        повыдираю! Поняла?!

      - Попробуй только! - с видом победительницы,  отвечает Катя.

      - И попробую! Смотри, только, чтобы потом жалеть не пришлось! - предупреждает Марья Васильевна и выходит на улицу. 
               
      - Сама смотри! – кричит ей вслед Катерина.

Оставшись одна, Катерина обдумывает происшедшее. Вдруг на неё нападает нервный смех. Она смеётся. Смех сменяют слёзы. Плачет, но недолго. Успокоившись, прибирает растрёпанные в драке волосы. Для поднятия духа напевает «Катюшу»,  и приступает к уборке  помещений… 
А в это время,  по дороге к правлению идут троё воинственно настроенных женщин. Возглавляет их Марья Васильевна.
Они с шумом открывают дверь в правление. Разъярённые словно тигрицы, стеной идут на Катерину.
Катя, молча, отступает к стене.

      - Это тебе за наши слёзы! -  выкрикивает одна из них, и бьет Катерину кулаком в лицо.

      - А это за то, чтоб хвостом не крутила перед нашими мужиками! - бьёт другая.

      - Бабы, да вы что? Я не знаю ваших мужиков! - плачет, вытирая кровь, Катерина.

      - Я предупреждала тебя, потаскуха! - шипит ей в лицо Марья Васильевна.

Замахивается и  наносит Катерине сильный удар.
Бабы валят Катерину на пол и с остервенением бьют. Увидев, что она прикрывает лицо, держат её руки.
Марья Васильевна хватает со стола мужа письменный прибор, с силой бёт им Катерину в лицо. Кровь заливает Катерине глаза и рот.

      - Хватит с неё. Теперь к ней ни один мужик не подойдёт, вон,  как отделали! - останавливает бойню Марья  Васильевна.

Они берут беспомощную Катерину за руки и за ноги и выносят на улицу. Бросают в кусты возле правления. Расходятся.
Катерина,  ухватившись за ветки кустов, с трудом поднимается. Дотрагивается рукой  до разбитого в кровь лица, пальцы  попадает в липкую массу.

      Еле передвигая ногами,  она бредёт домой.
Заходит в  избу, опускается на пол, лежит без движения.
В горле пересохло, хочется пить. Подползает к ведру с водой.
Приподнявшись, черпает ковшом и подносит ко рту, но не может разомкнуть разбитые и опухшие губы.
Оставив ковш на полу, подползает к зеркалу в простенке.
Опираясь руками о стену, поднимается, заглядывает в него.
Лицо, представляет сплошную рану.
Катя в отчаянии сползает вниз.

                - ХХХ -

Из прошлого Катерину возвращает голос Семёна:

      - Да какие ж они после этого женщины! Они - звери! - возмущается он. - Простите меня, Катюша, -  ласково  говорит Семён.

Катерина смахивает  слезу,  берёт косынку и выходит к Семёну.

      - Тебя-то за что? – спрашивает она.

      - За то, что заставил вас вспоминать такое.

      -  Причём здесь ты! Я с этими воспоминаниями живу каждый божий день. Захочешь забыть - не забудешь. После  всего этого я завела собаку. Шарик верно службу несет. Некоторые теперь, мой дом за версту обходят, - многозначительно с горькой усмешкой говорит  Катя. - Ты вообще-то первый, кто увидел, что со мной сталось. Нет больше той красавицы. Умерла.

      - Знаете, Катя, вы меня не стесняйтесь, ходите дома без платка.

      - Оно тебе надо: смотреть на это уродство! - машет рукой Катя.

      - Ерунда всё это. Без платка заживёт быстрее. К тому же не так уж всё и плохо, - явно привирает Семён.

     - Видел бы ты меня раньше, враль несчастный! - улыбается Катя, завязывая косынку у небольшого зеркала на стене.

     - А можно и мне взглянуть на себя в зеркале, - просит Семён.

Катерина снимает с гвоздя зеркало, подносит его Семёну. Он смотрит и не верит своим глазам.

      - Меня, вон тоже, укатало! - произносит печально.

      - Может, побреешься? - предлагает Катерина.

      - А есть чем? - спрашивает он.

      - Нет, но я что-нибудь придумаю.

      - Да ладно уж, пусть будет так, как есть, - отказывается Семён. -  Вот от папироски, я бы, пожалуй, не отказался.

      - Не имеется, - разводит руками Катя.

                - ХХХ -

  На листке календаря 31 декабря.

      - Вот и дождались. Что принесёт нам Новый год на этот раз? - говорит Катерина, переворачивая листок. - Какие сюрпризы  он приготовил нам?

      - Я в  этот день всегда в баню с сыном ходил, а Лена, моя жена, стряпала пирожки с повидлом. Ей кто-то сказал, что если в новогоднюю ночь выставить на стол много сладостей, то жизнь в наступающем году будет слаще, - с грустью вспоминает Семён.

      - Сколько твоему сыну лет? - спрашивает Катерина.

      - Мы его с Леной в 46-ом родили.

      - А я в 46-ом, - начала было Катерина, но тут же осеклась и  переводит разговор. - Как ты думаешь, что сообщили твоей жене?

      - Наверное, что погиб или убит при попытке к бегству. Теперь  вся жизнь под откос! - угрюмо отвечает Семён. - Вы что-то хотели рассказать о себе в  46-ом? - вспоминает он.

     - Да ничего особенного. Так пустяки, - уклончиво отвечает Катерина.  - Семён, если твоей семье сообщили о том, что ты мёртв, то идти тебе некуда? Так получается?

      - Даже если им этого и не сообщили, то все равно,  я не могу к ним вернуться, - хмурится Семён. - И всё из-за него!

      - Из-за Шпалы? - спрашивает Катя.

      - Из-за сержанта - начальника конвоя. Он надрался как зюзя, и хотел сбросить меня с поезда.

      - Он же конвоир! За что?! - изумляется Катя.

      - Я за Шпалу заступился. Вот он и решил свести со мной счёты. Но не получилось, промахнулся и вывалился сам. Кому теперь докажешь,  кто поверит, что я не виноват! Все  против меня! - насупился Семён.

      - Что думаешь делать? - спрашивает Катя после паузы.

      - Придумаю что-нибудь. Кривая выведет.

      - Шпала говорил, что ты сидел за какой-то пожар на заводе.  Это правда? - спрашивает  Катя.

      - Что он вам ещё успел рассказать? - недовольно уточняет Семён.

      -   Сказал, что ты не вор и не убийца…

      - Ишь, ты! Правду сказал. Не соврал.! - А-а, что  мы всё о грустном, да о грустном. День-то, какой! - говорит он  вдруг приподнято.

     - Это я виновата. Устроила тут допрос! - извиняющимся тоном, произносит Катерина. - Знаешь, а я тебе подарок приготовила. Вот, - протягивает ему папиросу.

      - Ух, ты!  Шикарный подарок! Где взяли? - приходит в восторг Семён.

      - Где взяли,  там уже нет, - озорно отвечает Катерина.

Семён с жадностью затягивается  дымом папиросы.

      - Как будто заново родился! Немного оказывается  человеку для счастья надо. Вот я, затянулся пару раз и  от счастья на седьмом небе!

      - А я, дура, грешным делом думала, что осчастливлю тебя другим. А тебе оказывается, для счастья достаточно одной папироски, - изображает разочарование Катерина.

      - Интересно, Катерина, к чему вы клоните? - спрашивает Семён.

      - А к тому, что мне уже надоело на тебя смотреть колчанного! Скачешь по хате, как заяц беляк! Гаси папиросу, шину снимать будем! - деловито закатывает рукава кофты.

      - Господи, умеете же вы удивлять, Катерина!  Да от такого известия, я не то, что на седьмом небе от счастья,  я, просто не нахожу слов!

Семён делает несколько торопливых затяжек.
Катерина снимает повязку, и подаёт ему костыль.
Опираясь на него, Семён встаёт.

     - Порядок в танковых войсках, говорит он, делая несколько шагов по комнате. Потом отдаёт костыль Катерине, ходит, прихрамывая без него.

     - Броня крепка и танки наши быстры, -  напевает он счастливо.

     - Ну вот,  а теперь, готовься принять  мой третий подарок! - объявляет Катерина и командует. - Одевайся!

Она стаскивает с топчана полушубок и  подаёт его Семёну.
Семён растеряно смотрит на неё.

     - Ну, что смотришь? Одевайся! - торопит она его.

     - А у меня для вас нет подарков, - виновато улыбается Семён.

     - Лучший для меня подарок, это то, что ты на ногах стоишь. Ну, пошли, что ли?

Выходят в сени.

     - Куда мы идём? - спрашивает Семён.

     - Сейчас увидишь, - загадочно произносит она.

Выходят на улицу. Полкан заходится злобным лаем.

      - Да, цыц, ты! Звягучий, какой! - ругается Катерина на пса.

 Полкан  замолкает, однако глаза его по-прежнему злы, и он сердито рычит, готов в любой момент защитить свою хозяйку, бросится на её спутника.
На улице тихая, морозная ночь. Небо сверкает чистыми и ясными звёздами. Полная луна светит будто фонарь. Сказочным блеском мерцает снег.

      - Попариться не хочешь? - спрашивает Катерина Семёна.

      - Шутите? Где?

      - В бане, конечно, - Катя кивает в сторону небольшой баньки во дворе. -  Пойдем, покажу тебе, где и что.

      - Вот это подарок! Спасибо, Катюша! Я давно не был в настоящей бане, - ещё в больший  восторг  приходит Семён.

Заходят в маленький предбанник.
Катерина зажигает керосиновую лампу, правит фитиль.

      - Горячая вода здесь, холодная в той бочке, камни для пара найдёшь тут. Как разденешься, лампу возьмешь с собой, поставишь на эту полку. Ну, а я пошла. Мойся.

Уходит, оставив Семёна одного.

Семён  раздевается и проходит в горячий рай. Приятно обжигающий воздух, окутывает его тело.
Ставит лампу, оставляет костыль. Оглядывается. Вдоль стены широкая лавка, на ней: таз, мочалка и мыло.
В печь вмонтирована бочка с горячей водой, сделана ниша для пара.
Внутри ниши небольшое возвышение выложено речными камнями. В другом углу стоит бочка с холодной водой. Но самое главное - под потолком полка для парилки.
Семён набирает ковш холодной воды и плещет на камни. Из ниши валит густой обжигающий пар.
Постояв еще немного, аккуратно лезет на верхний полок и, блаженно растягивается на нём.
Здесь же стоит ушат с замоченными берёзовыми вениками. Распарившись, он берёт веник и хлещет себя по бокам, животу, спине.
Нахлеставшись до красноты, устало ложится.
Тело и душа Семёна млеют. Немного погодя, он спускается вниз, набирает воду в таз, ставит на лавку.
       Внезапно открывается дверь, в дверном проёме обнажённая Катерина.
Она медленно распускает пучок длинных волос. Тяжёлые волосы падают вниз, окутывая будто плащом, её обнажённое тело.
Семён  поражен увиденным, стоит как вкопанный.
Катерина закрывает дверь и идёт к нему. Словно завороженный, он делает ей шаг навстречу. Тела их соприкасаются.

      - Катюша, - одеревеневшим языком произносит  вполголоса Семён.

Прижимает бережно к себе, целует её плечи, шею, грудь. Он чувствует под руками напрягшееся в ожидании нежное тело, слегка подрагивающие груди.
Катерина тянет его к лавке. Смахивает рукой таз, опускается на неё. Тазик гремит на деревянном полу, как взорвавшаяся бомба, но они этого не слышат. Их тела, истомлённые ожиданием, отвыкшие от нежности и ласки, сливаются в едином порыве чувств…