Глава 18. Виктория

  ОСЕНЬ 2008.

- Саша, ты только посмотри на него! - смеялась во весь голос Виктория, не сдерживая радости и наблюдая за Алёшкой. Он топал по всей комнате — сам! - и ни к чему ему были опоры.
- Вижу! - Саша в свойственной ему манере улыбался одними лишь уголками губ. - И всё же, Вик...
- Саш, ну как ты не понимаешь — это победа! - продолжала ликовать она.
- Да. Но какой ценой...
- Неважно. Всё в этом мире имеет свою цену.
- И ради того, чтоб этот мальчик был с тобой, ты пожертвовала собственным счастьем.
- Саш... - он затронул болезненную тему. Очень. Виктория и сама беспрестанно об этом думала. Но слишком большой и болезненный путь она прошла ради того, чтоб Алёшка был с ней, чтоб теперь отказаться от него.
- Вика. Ты несправедлива к нему. Ты не имеешь права судить о его чувствах и о том, как он поступил бы. Это лишь твои домыслы, предположения, - ему даже не надо было называть имени того, о ком шла речь. Всё и без того было яснее ясного.
- Саша, не рви мне душу! - попросила она, вынимая из кроватки Олежку и опуская его на пол. Малыш тут же залился смехом, увидев Алёшку, и проворно пополз к нему. Виктория и Саша улыбались, глядя на это. Следом на свободу была отпущена и Эмилия.
- Ты сама себе её рвёшь и не замечаешь этого!
- Саш... Но ведь Алёшка — он часть моей души, понимаешь?! У меня изначально было ощущение, что это будто тот самый ребёнок, которого потеряла когда-то, и вот он вернулся ко мне...
- Вика, не говори глупости! - он даже прикрикнул. - Ты ради этого ребёнка пожертвовала любовью и счастьем своей жизни. Единственным человеком, которого когда-либо любила. Причём, жертва совершенно напрасная. Ты всё решила за него. А права на это ты не имела. Мы не можем с уверенностью судить о мыслях и чувствах других людей. Даже самых близких.

   Оба мысленно снова вернулись в тот день, когда Виктория вернулась со встречи с Еленой Петровной, бабушкой Алёшки. Она тогда сразу позвонила Саше и всё рассказала — просто не знала, что делать и куда бежать, а он мог одним словом направить её по нужному пути. Если только она не поддавалась разрушительной силе собственного упрямства...

   ...Добравшись до квартиры Елены Петровны после того внезапного и встревожившего её звонка, Виктория с замиранием сердца позвонила в дверь. Ей открыли почти сразу, и она узнала в этой женщине ту самую, которая была с Алёшкой в отделе детских вещей некоторое время назад. Сразу бросился в глаза нездоровый, будто желтоватый цвет лица, который не скрывал даже тщательный макияж. Виктории вспомнились слова Кристины, что с женщиной будто что-то не так. Теперь она поняла, что подруга, похоже, была права.

- Добрый день. Проходите, - приветливо поздоровалась женщина в ответ на приветствие Виктории и  пропуская её в квартиру. Та прошла и взглядом инстинктивно поискала Алёшку, ожидая, что мальчик выбежит ей навстречу. Женщина заметила взгляд Виктории и улыбнулась. Её поведение очень отличалось от того, что было в магазине детских вещей. - Его пока нет. Он пошёл на прогулку с моим мужем. Тот для него как любящий дедушка, они очень тепло воспринимают друг друга, мне кажется, Алёшка его любит больше, чем меня. И это правильно.
- Почему вы так говорите? - изумилась Виктория.
- Потому что обстоятельства таковы, что мальчику действительно лучше не привязываться ко мне... Идёмте, я вам всё объясню.

   Они оказались в большой светлой комнате. Обе сели на диван напротив друг друга, и Виктория выжидательно посмотрела на Елену Петровну. Та вздохнула и проговорила:
- Во-первых, мне хочется вас поблагодарить. Я знаю, вы очень помогли моему внуку, лечили его у каких-то людей, что дало ему шанс в буквальном смысле на ноги встать.
- Я не поверила глазам, когда он сделал мне шаг навстречу в магазине, - всхлипнула Виктория, снова переживая тот момент.
- Но я хочу поговорить с вами о другом, пока мы одни.
- Откуда вы знаете обо мне, как нашли?
- Это было несложно. Мне Лариса Владимировна помогла. Я позвонила ей, спросила о вас. Она поначалу отпиралась, говорила, что вы всего лишь волонтёр, и то в прошлом, потому что сейчас у вас на руках двое грудных детишек.
   Виктория кивнула, подтверждая сказанное. Ей снова вспомнилась первая встреча с Алёшкой. Год прошёл с тех пор... И калейдоскоп событий...
- Это правда, да. У меня двое детей, двойняшки, Эмилия и Олежка. Им около полугода.
- Вы замужем? - поинтересовалась собеседница. Но, мельком глянув на руки Виктории, уже знала ответ.
- Нет. Это сложная история...
- Вы расскажете мне... Если захотите. Как-нибудь позже. И всё же жаль, что не замужем, это во многом облегчило бы дело...
- Дело? Какое дело?
- Об этом я и хочу с вами поговорить. Пожалуйста, выслушайте меня по возможности спокойно, - попросила собеседница. Виктория машинально кивнула. - Дело в том, что я больна. Серьёзно. Очень жалею, что это не обнаружилось сразу, но... Правду говорят, от судьбы не убежать. И всякая болезнь нам даётся как расплата за наши грехи, а у меня их немало за всю жизнь, к сожалению. Упустила дочь, отказалась от внука...
- Вы не отказались! - пыталась возразить Виктория.
- Отказалась. Испугалась. Смалодушничала. Как угодно называйте. Всё будет правдой. Мне казалось, ДЦП — нечто страшное, казалось невыносимым, что люди будут тыкать пальцем на улице, что у меня такой вот внук, не похожий на других. Да, для меня общественное мнение было определяющим... До недавнего времени. Даже муж не знал, что на свете существует Алёшка. Собственно, вот как узнал, так и настоял, что мальчик должен жить в семье. Вы не можете себе представить, как я боялась, идя на первую встречу с ним. Боялась, что увижу какое-то неразумное существо... - женщина была жестока в словах, но предельно откровенна. - А Лариса Владимировна рассказала мне, что это замечательный малыш, очень чуткий и всё прекрасно понимающий, любимчик волонтёров. Теперь понимаю, что она имела в виду прежде всего вас.
- Не только меня, - улыбнулась Виктория. - Алёшку и правда все любили.
- Но вы были — да что там были — вы и есть особенная для него. И он покорил меня с первого взгляда. Я же не видела его даже когда он родился — у нас с дочерью трудные отношения, мы не общаемся. Очень жалею теперь, что не спохватилась раньше и не забрала внука сразу... Хотя теперь понимаю, что во всём есть определённый смысл судьбы. Он узнал вас, вы ему помогли... Знаете, в тот день, когда я его забирала, он ведь беспрестанно кричал и звал маму. Мне сказали тогда, что это инстинкт, что дети всех нянечек так называют, но что-то мне говорило, что неспроста он вот так... Что это адресовано кому-то конкретно. И не ошиблась. Хотя не сразу об этом задумалась — не до того было. Мне важнее было спокойствие мальчика, его адаптация в новой обстановке. Тут мне очень помог муж. Мальчик сразу потянулся к нему, даже больше, чем ко мне. Именно с поддержкой и убеждениями мужа исчезли мои предрассудки относительно того, что у Алёшки есть некоторые проблемы со здоровьем. Слава меня убедил, что вместе мы всё преодолеем, что мальчику прежде всего нужна наша забота и любовь. Мы, конечно, показывали его специалистам, нам сказали, что состояние мальчика в норме, да, есть ДЦП, но при соответствующей терапии со временем это станет менее заметно. Медицина, к счастью, на месте не стоит.

   Виктория кивнула — так и есть. Она оглядела обстановку. Квартира была обставлена элегантно и даже роскошно. Но её волновало иное — хорошо ли здесь Алёшке? Да, видно, бабушка заботится о нём, любит его, но как он чувствует себя среди всего этого? Ведь дело не в обстановке и игрушках... Елена Петровна продолжала:
- Всё же немного жаль, что вы не замужем, это осложняет дело.
- Дело? Какое дело? - Виктория никак не могла взять в толк. В начале разговора женщина упомянула, что серьёзно больна, и это по-настоящему испугало её. Что же будет с мальчиком? Неужели опять детдом? Нет, нельзя допустить этого!
- Я... Серьёзно больна. Надежды на выздоровление нет. Слишком поздно спохватилась. Я бы и не жалела об этом, если бы не внук...
- Не говорите так, прошу вас! Если вы мне расскажете, что с вами, может, я сумею вам помочь.
- Мне уже ничто не поможет. Я испробовала всё. Не всё и не всегда можно купить за деньги. Я многое пересмотрела за время своей болезни. Поняла, что во многом была не права. Наверное, для этого и было дано испытание болезнью. Жаль, что многое нельзя исправить. Самая большая моя боль — дочь. Упустила я её. Материнская любовь бывает до того слепа, что доводит до предела... У неё всегда было всё только лучшее. И сколько угодно моего времени. Я никогда ей не отказывала в просьбах, чего бы они ни касались. И не заметила, как вырастила бессовестную потребительницу, которая плевать хотела на чувства окружающих. И мои в том числе. Она лишь умело использовала эту любовь. Я часто думаю теперь — где я ошиблась, в чём? И не нахожу ответ. Наверное, изначально слепо любила её, думая, что девочке тяжело без отца, стремилась исполнить всё, думая, что иначе нельзя, вот и... Славы в моей жизни тогда ещё не было, мы познакомились полтора года назад. А до этого... Моя жизнь покатилась под откос, когда я однажды пришла домой и не обнаружила дочери и некоторых её вещей. Лишь записку на кухонном столе, что теперь она будет жить у «любимого человека». Я знала, с кем она встречается, и не в силах была одобрить эти отношения. Во-первых, он был старше её почти на десять лет. Во-вторых, не имел постоянного места работы, хотя жильё было — его родители, как я знала, в своё время подсуетились. Они же, жалея сыночка, давали ему деньги «на жизнь» в те периоды, когда он не работал. И очень скоро он понял, насколько это удобно и искать работу перестал вообще. Я могла бы привести дочь домой силой. Но боялась, что она меня возненавидит. Решила всё оставить как есть, думая, что она испугается трудностей и вернётся домой. Не тут-то было. Я её встречала иногда, но она неизменно делала вид, что не знает меня. Никто не видел, как рыдаю в подушку, - по щекам Елены Петровны и сейчас текли слёзы, но она не замечала их. - Я делала для дочери всё, а что получила взамен?! Потом до меня дошли слухи, что она беременна. Вот тогда я была уверена, что она непременно вернётся ко мне — она же была совершенно беспомощна в бытовом плане, а тут — ребёнок... Тем более, ни она, ни её спутник не имели постоянного места работы. Но, как вы знаете, всё вышло совершенно иначе. На последних месяцах беременности моей дочери они постоянно ссорились. В один прекрасный день он просто выгнал её из дома буквально на сносях. У меня в том районе живёт одна знакомая, она и держала меня в курсе событий. Сплетница та ещё, но я была рада её новостям — вот до того момента. А потом... Глухая стена несколько недель. Я с ума сходила, пока не встретила одноклассника дочери. Он сказал, что встретил её на улице, но никакого ребёнка с ней не было, она сообщила, что родился дебил, и она оставила его в роддоме. Её так называемый кавалер тоже дал ей понять, что ему такая обуза ни к чему, хотя к тому моменту, как родился Алёшка, между ними воцарился хрупкий мир. Она снова вернулась к нему — одна, без ребёнка. И вроде это всех устраивало. Никаких лишних обязательств, никакой ответственности. Признаться, даже я испугалась, узнав, что с ребёнком что-то не так. Для меня аббревиатура ДЦП казалась кошмаром. Я думала, что все такие дети имеют необратимые умственные отклонения. Вы же знаете, наше общество подвержено стереотипам. Вот и я была такой, ведь никогда не сталкивалась с подобным. И отчасти испытала чувство облегчения, узнав, что дочь оставила неполноценного ребёнка в роддоме. Да-да, именно так я думала о нём — неполноценный. И мне проще было думать, что его как будто нет. И конечно, не было и мысли о том, чтоб его забрать. Как ни странно, но я считала этот поступок дочери правильным. А она избавилась от лишнего груза и вернулась к своему так называемому избраннику. Они успели помириться, особенно его порадовало то, что она решила оставить ребёнка. Я не знала, как на неё можно было повлиять. Да, она была на тот момент несовершеннолетней, но характер её был таков, что сладу с ней никакого не было. Я не знаю, почему она выросла такой. Я же всё делала для неё, а вышло...
- Вы не виноваты, - Виктория примирительно накрыла руку собеседницы своею. - Характер даётся человеку от рождения, и иногда лишь вопрос времени, чтоб проявились какие-то тёмные стороны. Вы простите, но... Мне кажется, это как раз случай вашей дочери. Наследственность тут ни при чём. И вы ничего не могли поделать, от вас ничего не зависело. Так иногда бывает.
- Я знаю. Теперь знаю. Мне раскрыл глаза Слава. Я вообще не понимаю, чем заслужила этот подарок судьбы. Он наполнил мою жизнь смыслом, который исчез, когда я поняла, что дочери совсем не нужна. Она ведь оставила меня, едва окончила школу — почувствовала вкус взрослой жизни. И повлиять на неё не было никакой возможности. По крайней мере, я не могла это сделать. Наверное, это неправильно, наверное, это слабость, за которую мне не будет прощения. Моя болезнь — вот наказание за эту слабость. Я жалею лишь о том, что мне было отмерено так мало времени на счастье рядом с любимым человеком, который мне так много дал и помог на многое взглянуть иначе. Благодаря которому я оценила радость общения с внуком. И несказанно жалею о том, что скоро этого не будет. Меня не будет. Так уж получилось, два самых близких и родных человека мне были даны лишь ненадолго, на закате жизни. Простите, я вас наверное напугала, - Елена Петровна заметила испуганный взгляд Виктории. - Но это правда. Мне осталось недолго. И я спешу привести все дела в порядок, самое главное для меня — Алёшка. Лучшего опекуна, чем вы, ему не найти. Я категорически не хочу, чтобы после моей смерти он снова оказался в детском доме.
- Не думайте об этом, я прошу вас! - взмолилась Виктория. - Может быть, вы ошибаетесь, и вам можно помочь. Расскажите, что с вами. Если, конечно, доверяете.
- Для самых близких это не секрет. У меня рак. Рак поджелудочной железы. Уже неизлечимая стадия. Операция не поможет. Об этом врачи сказали честно. Можно некоторое время протянуть на препаратах. Поэтому я и тороплюсь решить некоторые вопросы. Важнее всего судьба внука. Поэтому я и позвала вас.
- Чем я могу вам помочь?
- Вы — идеальная кандидатура для опекуна, а то и усыновителя Алёшки.
- Елена Петровна, но я... Я наверное не смогу стать ни опекуном, ни тем более, усыновителем Алёшки, как бы я этого ни хотела, как бы я ни любила его. Да, он совершенно особенный малыш, я обожаю его, да, я лечила его, но... усыновить его я не смогу при всём желании, хотя это наверное самое заветное желание, одно из таковых. Я очень сочувствую, что у вас так получилось со здоровьем. Может быть, всё же есть надежда? - не отставала она.
- Надежды нет. Я испробовала всё. Всё, что можно. Даже зарубежные клиники отказали. Я бы вообще не стала бороться, если бы не Слава и не Алёшка. Приняла бы свою участь, ожидая конца.
- Не говорите так!
- Но это правда. Я бы давно сдалась, приняла свою участь как должное, если бы не присутствие Алёшки, судьбу которого я тороплюсь устроить, и любовь Славы, которой я просто... наслаждаюсь. Наслаждаюсь каждым мгновением с ним рядом и жалею лишь об одном — что не встретила его раньше, что мне так мало времени отмерено на счастье. Тороплюсь им надышаться, с трудом отпускаю его от себя, сегодня сделала это ради разговора с вами.
- Я глубоко поражена вашей историей, но так до сих пор не могу понять, зачем вы меня пригласили.
- Я знаю, что оторвала вас от маленьких детей, что вам скоро нужно уходить. Поэтому подведу краткий итог сказанному. Я ищу опекуна внуку, потому что не хочу, чтоб он попал в детский дом. И я категорически, слышите, категорически не желаю, чтобы к внуку подпускали его мать!
- Но почему? - изумилась Виктория. - Вы же любите дочь, неужели ваша обида насчёт того, что она бросила Алёшку, так сильна, что вы не хотите её простить? - не могла взять в толк Виктория. Хотя понимала правоту женщины. Мать, бросившая ребёнка, не имеет права на прощение, ибо поступок этот необъясним.
- Нет, - вздохнула Елена Петровна. - Я её давно простила и по-прежнему очень люблю, несмотря ни на что, но... Мне очень грустно и больно признать это, но... Моя дочь скатилась по наклонной в пропасть. Она пристрастилась к наркотикам.
- Что?! - в ужасе выдохнула Виктория.
- Да. Это так. Я узнала об этом случайно. Решила пару месяцев назад навестить их и... Застала там настоящий ужас. Хотела покаяться перед дочерью, попросить прощения — я всё же чувствую себя перед ней очень виноватой, и рассказать о том, что больна, я к тому времени уже об этом знала. Вот и хотела рассказать. Не рассчитывала на жалость, мне это было не нужно. Просто хотелось капельку искреннего внимания дочери. А в квартире той оказалось сборище маргиналов. Очень было заметно, что многие «под кайфом», не просто пьяны, а именно под действием наркотиков. Моя дочь и её молодой человек в том числе. Она, увидев меня, начала смеяться — презрительно и зло. Сказала, мол, я пришла полюбоваться на результат своих усилий — то есть на то, кем она стала. Мне было очень больно слушать её, ещё больнее — смотреть в её пустые, ничего не выражающие глаза. Я поняла, что напрасно пришла, рассчитывая на понимание и в какой-то мере сочувствие. Я выслушала вылитый на меня ушат грязи и ничего не стала говорить ей о себе. Сказала лишь, что забрала к себе внука, ребёнка, которого она бросила. На что она лишь рассмеялась и сказала, что это самое дело для меня — воспитывать дебила. Я чуть было не набросилась на неё за эти слова. А потом подумала — Бог ей судья. Как ни крути, ведь именно она сделала мне самый драгоценный подарок — внука. Я тогда так ничего и не сказала ей о своей болезни, не смогла. Меня поразило увиденное. Поняла, что для неё пути назад нет. Меня это привело в ужас, хотя мыслей и чувств своих я не выдала. Моя родная дочь стала наркоманкой, мне стало страшно находиться в той квартире. Я ведь пошла к ней, не посоветовавшись со Славой. Он потом меня ругал. Ну, не то, чтобы ругал, но говорил, что я должна была рассказать ему о своих планах. Сказал, что меня могли побить или ещё что-то, ведь люди под воздействием наркотиков на всё способны и родственные связи им не важны. А я ведь даже не подумала об этом. Да и не знала, какую обстановку застану. Хотела просто повидать дочь. Вот и повидала. Окончательно поняла, что потеряла её. Я не знаю, когда началось её падение, но, судя по всему, несколько месяцев назад. Мне не удастся уйти со спокойной душой. Меня до последней минуты будет преследовать чувство вины. Но знаю одно — теперь её категорически нельзя подпускать к Алёшке. Но и отдавать его в детский дом после... После того, как меня не станет, я не хочу. Потому разыскала вас.
- Елена Петровна, но... У вас есть муж, разве он не мог бы... А я... Мне наверное не дадут... - от волнения и всего услышанного Виктория буквально потеряла дар речи.
- Слава хороший и любит мальчика, но... Он не сможет должным образом позаботиться о нём. Алёшке нужна мать. А я знаю, что вы заботились о нём, я навела справки у Ларисы Владимировны о вас, не сомневаюсь, что информация объективна. Ей нет смысла ни лгать, ни преувеличивать.
- И она рассказала вам о том, что я... Не совсем здорова?
- Да. Я знаю и это. Но по вам этого совсем не видно.
- Видно или нет, а для органов опеки важнее иное. Статус. Я незамужняя и из тех, кого принято называть людьми с ограниченными возможностями. У меня на руках двое детей. Мне вряд ли дадут под опеку или на усыновление третьего, как бы я его ни любила, как бы он ни стремился ко мне, - Виктория заплакала, говоря об этом, снова вспомнив встречу в магазине. - Скажите, я смогу его сегодня увидеть?
- Да, совсем скоро они вернутся с прогулки, и вы сможете пообщаться, сколько захотите, ведь вам предстоит снова привыкнуть друг к другу, - она, казалось, не замечала того, что сказала Виктория.
- Елена Петровна, но вряд ли...
- Я понимаю, что вы имеете в виду и знаю наши глупые законы. Но положитесь на меня, - несмотря на явную физическую слабость, женщина держалась великолепно и была уверена в своих словах. - Конечно, приготовьтесь к тому, что это будет долгий и непростой процесс, но я уверена в нашей победе. Главное, чтобы нам хватило времени. И сил мне. Дай, Боже, мне сил! - тихонько взмолилась женщина. - Но скажите, вы согласны? Согласны на непростую борьбу?
- Ради Алёшки я готова на всё, - твёрдо сказала Виктория.
- Значит, решено. Только, пожалуйста, учитывайте, что вам иногда придётся отлучаться из дома.
- У меня хорошая няня и есть друзья, которые смогут выручить в свободное время. Я им доверяю, дети их любят. Так что, думаю, я смогу иногда оставлять детей с ними.
- Ну вот, а мы в это время будем добиваться того, чтоб опеку над Алёшкой передали вам.
- Я не уверена, что...
- У нас получится! Будет непросто, но получится. Верьте мне, - без тени сомнения сказала Елена Петровна, сжимая руку Виктории.

   И тут обе услышали звук открываемой двери и лепет Алёшки нараспев: «Ба-ба-ба-ба». Сердце Виктории ухнуло вниз, а на лице невольно появилась широкая улыбка. Елена Петровна внимательно за ней наблюдала. И тоже заулыбалась, когда Алёшка возник на пороге комнаты, протянув ему руки навстречу:
- Здравствуй, моё солнышко, нагулялся с дедом?

   Малыш заулыбался, увидев бабушку, пошёл к ней, тоже вытянув руки, в том числе и для равновесия. Но вдруг рядом с бабушкой он увидел Викторию и уже не улыбался, а смеялся, изменил немного траекторию движения своих шажков и пошёл к ней, приговаривая: «Маммммм, маммммм...» Бабушка исчезла из поля его зрения, осталась только Виктория. Она встала с дивана и протянула руки ему навстречу. Слёзы потекли по её лицу. Он буквально упал в её объятия, как и тогда, в магазине, приговаривая: «Маммммм, мамммм», и крепко вцепившись в рукава её кофты. Она взяла его на руки, обливаясь слезами, прижала к себе так крепко, что, того и гляди, раздавит, но он и сам прижался к ней, совершенно счастливый, положив голову на плечо. Этот жест напомнил ей первые встречи с ним там, в детском отделении больницы.

   Елена Петровна внимательно наблюдала за ними. Нет, ни капли зависти не было в её глазах, что внук предпочёл пойти не к ней, а к этой женщине. Они ведь должны заново привыкнуть друг к другу, хотя, по всей видимости, и не забывали друг друга. Женщине важно было убедиться, что она оставляет внука в надёжных руках. И вовсе не физические параметры тут имели первостепенное значение, а отношение. Да, она по закону так называемый «человек с ограниченными физическими возможностями», но силе характера этой девушки можно было позавидовать — хотя бы взяв во внимание факт, что она решилась родить двойню, будучи без мужа.

   Елена Петровна чувствовала, что история этой девушки изобилует трагедиями и жизнь её во многом на преодоление. Подходит ли она на роль опекуна и фактически матери Алёшки? У Елены Петровны не было ни единого сомнения — да! Достаточно было посмотреть на то, как они относятся друг к другу, она вот сейчас, глядя на них, откровенно любовалась и с трудом сдерживала слёзы — Виктория, держа его на коленях, шептала ему всяческие нежности, а он сначала ощупал её кофту, а потом лицо и волосы крохотными пальчиками, словно удостоверяясь, что это и вправду она. И нельзя было не заметить блаженное и счастливое выражение его личика. Елена Петровна вынуждена была признать — её дочери, ведущей асоциальный образ жизни и считающей, что «дебилы» не имеют права на существование, вряд ли удалось бы завоевать расположение собственного сына. А Виктории это удалось. Было ощущение, что эти двое связаны какими-то неразрывными нитями.

   На пороге показался представительный мужчина лет пятидесяти с небольшим, высокий и лёгкой проседью в волосах. Улыбнулся, увидев Викторию, и приветливо кивнул:
- Добрый день. Я Вячеслав Михайлович, а вы наверное Виктория? Наслышан о вас.
- Здравствуйте, Вячеслав Михайлович. Даже не представляю, где и что именно вы могли обо мне услышать, - Виктория посмотрела на него и отметила, с какой теплотой он смотрит на Алёшку, сидящего у неё на коленях.
- Ну, как это — где? От своей жены, разумеется. Она в последнее время часто и много о вас говорит, особенно после той встречи в магазине детской одежды и после своего разговора с заведующей детским отделением, откуда мы забрали Алёшку, она всё время твердила, что надо вас найти. К счастью, та же заведующая помогла вас найти, дала координаты. Вы уже поговорили?

   Обе женщины одновременно кивнули. Елена Петровна обратилась к мужу:
- Дорогой, нашу гостью надо бы подвезти до дома, я её и так задержала, а у неё двое малышей, которые наверное уже потеряли свою маму...
- Машина у подъезда, - с готовностью кивнул мужчина.
- Не нужно, я прекрасно доеду сама, - пыталась отказаться Виктория.
- Об этом не может быть и речи! - решительно возразила Елена Петровна. - Я оторвала вас от детишек и хочу хоть как-то компенсировать...
- Всё уже окупилось... - эту тихую, едва слышимую фразу прекрасно поняли и Елена Петровна, и Вячеслав Михайлович. Алёшка, совершенно счастливый, сидел у неё на руках, они снова были вместе, а всё остальное не имело значения. Да, она вернётся к детям, она по ним очень скучает, хотя не видела всего-то три с небольшим часа, но вот эти бесценные моменты с Алёшкой у неё никто не отнимет. Вячеслав Михайлович подошёл к Виктории, чтоб забрать мальчика — нужно было умыть и накормить его, но малыш вдруг навзрыд разревелся, понимая, что его хотят оторвать от Виктории. И вцепился в её кофту с протестующим визгом. Она сделала предупреждающий жест Вячеславу Михайловичу, чтоб не трогал Алёшку и отошёл, а сама снова что-то зашептала на ушко мальчику. Тот буквально через минуту успокоился, но с её рук слезать, а тем более, отпускать её, категорически не желал, а потому ей пришлось задержаться — она его и умыла, и накормила. Всю кашу он съел подчистую, потому что его кормила она, и ни единого протеста не выразил. Елена Петровна, наблюдая за ними, всё больше убеждалась в правильности своего выбора. Да, им предстоит непростая борьба, случай наверняка не имел прецедентов, но они должны выстоять, обязаны выиграть. У них нет выбора. Оставалось рассчитывать на себя и... Помощь Вселенной. И какие-то человеческие чувства людей, занимающих ключевые посты в органах опеки...

   Виктории пришлось звонить няне и попросить остаться с детьми на несколько лишних часов. Она знала, что её это не особо обременит — она жила неподалёку. В разговоре она также подробно расспросила, как они себя чувствуют, хорошо ли ели — она всегда оставляла в холодильнике небольшой запас сцеженного молока на форс-мажорный случай, и вот он наступил... Няня обнадёжила, что с детьми всё прекрасно, но она волнуется за саму Викторию — так неожиданно та куда-то сбежала... Виктория не стала ничего рассказывать по телефону, сказав, что обо всём они поговорят, когда она вернётся домой. Ей ведь понадобится помощь няни, когда придётся ездить с Еленой Петровной по делам... Дай Бог сил этой женщине и терпения — им обеим, чтоб одержать такую важную победу...
Алёшка не пожелал её отпустить и после ужина, и Виктория впервые за долгое время почувствовала, как сердце словно раздвоилось — одна часть была там, с Эмилией и Олежкой, а вторая тут, с Алёшкой. И воссоединить его можно было лишь при условии, если все они будут вместе. Даже признание Вадима отошло куда-то на второй план после всего, что пришлось узнать. Хотя и это, безусловно, заслуживало внимательного отношения. Но сейчас она старалась не думать о том, что тогда, в пансионате, напрасно оттолкнула от себя. И всё сейчас могло быть иначе... Были, как ей казалось, более важные вопросы, решением которых следовало заняться. Появился реальный шанс, чтоб Алёшка остался с ней. Всё, что поведала Елена Петровна, было трагично и ужасно, но Виктория прекрасно понимала желание женщины успеть устроить судьбу внука до того, как... Виктории не хотелось об этом думать. Может быть, случится чудо... Ведь бывают же они! Вот в её жизни случилось маленькое чудо — она снова увидела Алёшку, обнимает его, не спускает с рук...

   После того, как она его покормила, он с деловым видом повёл её в детскую комнату, где она увидела множество игрушек и книжек. И интуитивно поняла, чего он хочет, вспомнив дни, когда она приходила к нему в детское отделение. К ним заглянула Елена Петровна.
- О, это любимое его занятие, может часами слушать! - понимающе улыбнулась она, посмотрев на них. Виктория улыбнулась, кивнув. - Вы простите, что вам пришлось задержаться, вас ведь детки ждут... А вам приходится...
- Ничего. Дети в надёжных руках, с ними всё в порядке. А я давно не видела Алёшку, так что...
- Ну хорошо, я оставлю вас, - улыбнулась Елена Петровна, прикрывая дверь.

   Виктория, не спуская Алёшку с коленей, читала ему книжку, а он, радостно улыбаясь, водил пальчиком по ярким иллюстрациям в книжке, то вдруг переводил взгляд на её лицо, будто убеждаясь, что она не исчезла никуда, и, хитро улыбаясь, проговаривал: «Мамммм, мамммм», отчего она чувствовала жаркую волну нежности в сердце. Оба наслаждались каждым отведённым им мгновением, а он, по всему было видно, ещё и с удовольствием внимал её голосу и был совершенно счастлив. Они вот так просидели более часа, а потом он постепенно разомлел и уснул у неё на руках. Отложив книжку, Виктория аккуратно уложила его в рядом стоящую кроватку, молясь, чтоб он не проснулся.
   
   Снова всплыли в памяти моменты прошлого, как она спешно убегала по коридору детского отделения, зажимая уши, чтоб не услышать его плача... Она же не сможет тогда его оставить, а ей надо домой, к своим детям... Она и так задержалась дольше, чем планировала. Глядя на него, спящего, разметавшего полусогнутые ручки по бокам, Виктория беззвучно заплакала. Есть шанс, что он будет с ней. Но какой ценой... Бедная Елена Петровна... Она не заслужила такой участи, ничем не заслужила. Виктории очень хотелось бы, чтоб вся эта ситуация оказалась не более, чем страшным сном. Она согласилась бы просто иногда вот так приходить к Алёшке и быть с ним некоторое время. Лишь бы с Еленой Петровной всё было хорошо... Но её рассказ не оставлял сомнений, к сожалению. Надо готовиться к худшему... Всё это молниеносно пронеслось в голове Виктории, пока она тихонько отворила дверь, вышла и затворила её за собой. В коридоре её встретили Елена Петровна и Вячеслав Михайлович.

- Уснул? - спросила бабушка Алёшки.
- Да, - кивнула Виктория. - Вы простите, но мне пора. Позвоните мне в ближайшее время, и я надеюсь, мы вскоре начнём процедуру...
   Теперь кивнула Елена Петровна:
- Непременно позвоню. Нам нельзя терять времени. Я очень надеюсь, всё у нас получится! Слава, отвези девушку, - попросила она супруга. - А то мы порядком её задержали.
- Это не вы. Знаете, я ведь вот так же уходила от него там... Потому что он меня не отпускал...
- У меня такое ощущение, что вы предназначены друг другу свыше, что это не только мой внук, но и ваш, - произнесла она с нажимом, - сын. Именно ваш, а не моей дочери. Не знаю, возможно ли такое, но...
- Лена, всё будет хорошо! - подбодрил её подошедший муж, беря с трюмо ключи от машины. От одного только звука голоса мужа и его нежных интонаций, а также поцелуя в щёку на недолгое прощание, Елена Петровна расцвела и словно наполнилась внутренней уверенностью и силой. И кивнула, безропотно соглашаясь с мужем. Он — её радость и счастье, пусть данное на совсем недолгий срок, ну как можно ослушаться его...

   Две женщины, которых объединила любовь и забота о ребёнке, тепло приобняли друг друга, договорившись, что начнут процедуру передачи опеки как можно скорее. А в машине, пока они добирались по названному Викторией адресу, Вячеслав Михайлович рассказал историю знакомства с ней — они встретились на дне рождения у общего знакомого, Елена Петровна была сногсшибательна, весела и остроумна, а глаза её грустны и задумчивы, а ещё в ней чувствовалась огромная внутренняя сила. Это и привлекло...
- Я сразу почувствовал — моя женщина. Знаете, бывает так, что видишь человека и тебе уже не хочется отпускать его от себя, хочется проводить с ним рядом каждую минуту... Я будто чувствовал, что у нас их немного в распоряжении, минут этих... А потому мы после того дня рождения и не расставались — я проводил её, на следующий день мы встретились, и я был поражён, насколько мы похожи: любим одинаковые блюда, фильмы, музыку, обсуждали всё на свете, кроме... Её семьи. Я-то не скрывал, что несколько лет разведён, есть сын и дочь, взрослые уже, и трое внуков. Что сохраняем хорошие отношения и видимся по возможности. А она долго обходила эту тему стороной, пока... Я как узнал, что у неё есть внук, тут же настоял, что он должен жить с нами — мы к тому времени зарегистрировали отношения, и она могла получить опеку. Она поначалу боялась диагноза мальчика, но я убедил её, что такие дети по умственным характеристикам — что пугало её больше всего — мало чем в большинстве случае отличаются от нормальных детей, и мало ли, что её Юлька собственного сына дебилом считает. Это она по себе его меряет... Итак, мы забрали мальчика, и с того дня Лена преобразилась. Алёшка ведь почти ничем не отличается от обычных детей, ну разве что пошёл немного позже остальных...
- Я когда увидела, что он ходит, буквально дар речи потеряла, - призналась Виктория.
- Могу представить, - улыбнулся мужчина, следя за дорогой. - Я знаю, что вы лечили его, пока он в этом учреждении находился. Мне кажется, это во многом подействовало на него.
- Возможно, - кивнула Виктория, думая, что воздействие Саши не могло не подействовать. Она же судила и по себе в том числе — какой была до встречи с ним и какой стала. Возможно, если бы не он, она не смогла выносить и родить детей, тем более, сразу двойню...
- И вы стали для него той, кем не смогла и не захотела стать Юлька. Бог ей судья. А мне пацан понравился — он очень смышлёный и забавный, всё понимает. Жена очень привязалась к нему. А потому ей далеко небезразлично, что с ним будет после того как...
- Я в шоке от её истории, - призналась Виктория. - Даже предположить не могла...
- Никто из нас не мог. Мы перепробовали всё, но... Но, как бы там ни было, а я очень благодарен судьбе, что она есть, - он сосредоточенно следил за дорогой, но Виктории показалось, что он вот-вот заплачет. Она поняла, что его любовь к Елене Петровне глубока и искренна настолько, что ему сложно принять факт, что скоро это всё оборвётся... А может, не оборвётся всё-таки, может, это всё жестокий розыгрыш... Но Виктория понимала, что пытается обмануть себя.
- Вячеслав Михайлович, а почему она не хочет, чтобы после... Чтобы опекуном Алёшки стали вы? Всё-таки вы её муж...
- Всё-таки после её смерти я останусь одиноким стариком, который будет просто считать дни до... Встречи с ней там, - горько проговорил он. - Нет. У меня мало шансов.
- У одинокого инвалида, воспитывающего двоих детей-грудничков, шансов не больше.
- Ну зачем вы так о себе... - смутился мужчина.
- Но это же правда. Мне очень хочется, чтоб Алёшка был со мной, но... Я смотрю на ситуацию реалистично и объективно. И понимаю, что шансов мало. Катастрофически. Никто и не будет смотреть на наши взаимоотношения с мальчиком — закон превыше всего. Вроде это можно понять, но...
- Мы победим. Вот почему-то есть у меня такая уверенность. Только... У меня к вам просьба...
- Говорите, - улыбнулась Виктория. Ей стал очень симпатичен этот мужчина. Такую любовь и преданность любимой женщине, смертельно больной, было ещё поискать...
- Когда... Вы слышите — не «если», а «когда» - вам дадут право опеки над мальчиком, я очень хотел бы видеться с ним хоть иногда.
- Вячеслав Михайлович, если это будет зависеть от меня, вы сможете приходить к нему, когда захотите и проводить времени, сколько захотите. Этому я препятствовать не буду, - она положила свою руку на его, лежащую на рычаге передач.
- Спасибо! - он на мгновение отвлёкся от дороги и посмотрел на неё. - Это много для меня значит. Частичка Лены...

   Она прекрасно его понимала. Лучше, чем он мог представить. Ведь она и своих детей, частичек Вадима, воспринимала, как благословенный дар... И потому не могла остаться равнодушной к истории этих людей, ведь она затрагивала и Алёшку. Им всем предстоит нелёгкая борьба. И у них нет выбора. Они должны победить. Потому что Алёшке не место в детдоме.

   В тот день она вернулась домой вся в слезах — расплакалась, прощаясь с Вячеславом Михайловичем, и никак не могла успокоиться. Няня пришла в ужас, увидев её в таком виде после почти целого дня отсутствия. К счастью, дети спали. Она сразу прошла к ним, тихонько поцеловала обоих, стараясь не потревожить. Глядя на них, вспомнила о Вадиме, о его последнем письме-исповеди, и это вызвало новый поток слёз. Валентина Васильевна по-настоящему испугалась, стала расспрашивать, что случилось, но Виктория взяла себя в руки и твёрдо проговорила:
- Завтра, хорошо? Мы обо всём поговорим завтра. Не волнуйтесь, пожалуйста. Ничего смертельного, - по крайней мере, для меня, подумала Виктория. - Завтра я постараюсь собрать всех — крёстных моих детей и вас, мне понадобится ваш совет и помощь. Няне ничего не оставалось, как согласиться. Просто она впервые за всё время видела её такой...

   Но она в тот вечер, когда дети уснули, всё же позвонила Саше, чтоб попросить его снова заниматься с Алёшкой. И заодно рассказала историю встречи с его бабушкой. Он лишь попросил её, чтоб она не делала глупостей. Слишком хорошо он её знал, что-то, ориентируясь на ощущения, умел предвидеть.
 
   Надо отдать должное друзьям — все единодушно поддержали её в важном деле, когда она их собрала и обрисовала сложившуюся ситуацию. Равно как все испытали шок, узнав, что бабушка Алёшки смертельно больна, а мать стала конченой наркоманкой. И каждый невольно подумал: судьба... Только почему она так жестока к двоим, которые поздно друг друга обрели и не успели ещё в полной мере насладиться счастьем, и к ребёнку, у которого после смерти бабушки не останется на свете никого родного...

- А потому хорошо, что есть ты, - подытожил всеобщее молчаливое мнение Кирилл. - Конечно, мы поможем, сделаем всё, что в наших силах, будем нянчиться по очереди и помогать Валентине Васильевне. По-моему, это судьба. Вы с ним сразу потянулись друг к другу ещё год назад, так что лишь вопрос времени, чтоб он был с тобой. Да, я знаю, все наши бюрократические проволочки и дурацкие законы, но... Бывают же чудеса, правда? Ради него мы все тебе поможем пройти через цепочку испытаний. Но...
- Что? - Виктория воодушевилась речью Кирилла, видя понимание и одобрение в глазах всех остальных друзей. Вот это было самое важное.
- Обещай мне кое-что.

   Она уже хотела было сказать: «Всё, что угодно!», но увидела в глазах то же выражение, с которым он настаивал, что она должна всё рассказать Вадиму и моментально поняла, о чём он попросит.
- Кирилл, я...
- Ты мысли читаешь? Да, я снова об этом. Отец имеет право знать о детях, ты обязана всё рассказать Вадиму.
 
   И вот тут плотину прорвало. Она больше не могла себя сдерживать. И рассказала всем присутствующим обо всём — о возникновении виртуальной переписки с Вадимом сначала в его гостевой, а потом и через почту, о том, как он проникся доверием к неведомой МЕЧТЕ и поведал ей подробности личной жизни вплоть до того, что признался — он вдовец и одинокий отец. Что по всему выходит, именно она примерно пять лет назад спасла жизнь его дочери — Виктория впервые рассказала этот эпизод пребывания в Москве во всеуслышание. Спустя столько лет ей и самОй с трудом верилось, что это было, но факты — вещь упрямая...
- Вот это да! Невероятно! - не сдержал вздох изумления Сергей, играя с любимой крестницей. И она относилась к нему со взаимным обожанием. - И что теперь? Мне кажется, никаких сложностей — у тебя просто появится ещё одна дочь. Ты обретёшь семью, о которой всю жизнь мечтала. Расскажи ему всё откровенно. Лучше позвони. Мне кажется, голосом ты сможешь передать больше.
   Всё, что говорил Сергей, было логичным и правильным, так думали все присутствующие. Но Виктория, побывавшая на встрече с Еленой Петровной, теперь думала на сей счёт немного иначе. Все были шокированы её коротким ответом:
- Нет!
   Все хором воскликнули:
- Почему?!
- Потому что есть Алёшка. Вы понимаете, что есть реальная перспектива, что он будет со мной? А Вадим вряд ли сумеет принять чужого ребёнка. Своих-то примет, да. Это несомненно. А Алёшка — он же особенный... Во всех смыслах...
- Ну и что? - не понимал Кирилл.
- Он не захочет. Я уверена.
- Да почему?! - вступила в разговор Кристина. - Ну ты подумай сама! Вот посмотри. У вас двое общих детей. Тебе ведь не составит труда принять его дочь, так? - Виктория кивнула, на мгновение вспомнив фото, которое видела в пансионате — такая родная улыбка у неё, улыбка Вадима... Да, несомненно, ей не составит труда принять девочку, не знавшую материнской любви. Но примет ли он вот так же легко Алёшку? Вот тут были сомнения... Одно дело — собственные дети, и совсем другое — чужой мальчик... Кристина продолжала: - А теперь представь — тебе не составит труда получить опеку над Алёшкой, тем более, с протекцией его бабушки, если вы с Вадимом...
- Ты предлагаешь мне насильно тащить его в ЗАГС лишь ради того, чтоб получить опеку над ребёнком, которого он ни разу в глаза не видел?
- Ну зачем же ты так?! Вы же любите друг друга и...
- При получении опеки над Алёшкой это вряд ли играет роль. Ну вот сама представь — ну расскажу я ему всё, и тут же скажу: «Мы должны пожениться как можно скорее, потому что мне нужна опека над ребёнком.» Ты считаешь, это нормально? У него есть дочь, у нас есть общие дети, как ты думаешь, воспримет он всерьёз моё желание? Скорее, посчитает не совсем нормальной.
- Ты уверена, что хорошо знаешь его? Вообще-то, как бы там ни было, ты не имеешь права решать за него. Однажды ты уже ошиблась. Тебе не кажется, что надо спросить его мнение?

   Но Виктория упрямо стояла на своём — не нужен будет Вадиму чужой ребёнок. И переубедить её не было никакой возможности. И потому все были вынуждены хранить молчание, даже зная правду, потому что были вынуждены после долгих дебатов признать, что ситуация и впрямь неоднозначная — слишком много всего произошло за последнее время.

- Считайте, что моего признания насчёт Вадима вы не слышали, не было его, - попросила она. - Да, я по-прежнему люблю его, больше жизни люблю, и дочь его приняла бы, но... Для меня сейчас важнее Алёшка. Я не могу его бросить, не могу не оправдать доверие Елены Петровны. Нельзя допустить, чтоб мальчик оказался в детдоме, слышите? Это для меня сейчас важнее всего. Я обещаю вам, что при малейшей возможности расскажу Вадиму о детях. Не знаю пока, когда и как, но скажу. Верьте мне.
- Ты жестока, - покачала головой Кристина. - Это неправильно, - она всё же придерживалась собственного мнения. - Он, узнав обо всём, мог бы приехать, помочь, поддержать, а ты сама от себя отталкиваешь собственное счастье.
- Я не уверена, что в этой ситуации он захотел бы меня поддержать.
- Но почему, если он тебя любит?! - Кирилл был солидарен с Кристиной и почувствовал, что настал переломный момент, когда можно настоять на своей точке зрения. - Когда любишь человека, ты не только принимаешь его самого, но и стремишься во всём ему помочь, разделить все его тяготы, преодолеть какие-то препятствия. Мне кажется, это вот и есть твоя ситуация. Не решай за него, ты не имеешь понятия, как бы он мог поступить. Мы все тебя поддержим в этом деле, это ведь нужно не только тебе, но и мальчику. Но лично я тебе впервые наверное за всё время нашего знакомства говорю, что ты не права. Категорически не права. Но это твоё решение и оспаривать его я не буду. Я не на твоей стороне и не на стороне Шаганова, хотя все мы знаем, что он изменился, знаем теперь и его ситуацию. Я на стороне любви. И дай Бог, чтоб она — слышишь, именно она — тебя вразумила в конце концов, если это не под силу всем нам. Я знаю, ты и Алёшку любишь, сама судьба ведёт тебе в руки этого ребёнка. Но ты не понимаешь, что нет причин ради него чем-то жертвовать, а конкретно — любовью и счастьем всей жизни. Надо лишь решиться на откровенный разговор. Но мы прекрасно видим, что сейчас ты ориентирована на иное — на борьбу за ребёнка. Ну что ж, пусть так. Просто помни — один решительный шаг может многое в твоей жизни изменить.

   Эти слова Кирилла она потом неоднократно вспоминала. Когда началась непростая борьба за Алёшку в органах опеки. И когда они с Еленой Петровной столкнулись с непониманием и даже откровенным хамством. Когда им на каждом шагу давали понять, что закон не на их стороне, что шансов получить опеку у Виктории ноль, тем более, у неё на руках двое своих детей, которых она воспитывает в одиночку.
- И зачем вам третий? Ему светит богатое наследство? Не от того ли вы так торопитесь? - цинично спросила напыщенная дама, занимающая высокий пост в органах опеки. Елене Петровне стало плохо от этого выпада, им пришлось тут же покинуть тот кабинет и выйти на улицу. Там Виктория, поддерживая её под руку, усадила на скамеечку. И попыталась дать понять:
- Елена Петровна, вы, пожалуйста, не думайте, что это я из-за...
- Девочка, прекрати. Всё я знаю, всё понимаю. Да, квартиру со всем содержимым, где есть редкая посуда и произведения искусства, я оставила внуку. Завещание давно готово. А душеприказчиком внука будет назначен его опекун или законный родитель, усыновитель. Это правда. Но мне важнее иная правда. Я вижу ваше отношение к Алёшке и вижу, как он воспринимает вас — вам ведь во время встреч с ним приходится ждать, пока он уснёт, чтобы уйти. Вот что для меня важнее. Я на вашей стороне, помните это. Я знаю, что вы делаете это ради мальчика, а не ради его наследства. И мне безразлично, что думают другие. Несмотря на все наши злоключения, это не конец борьбы, а лишь начало, а потому не будем сдаваться. Нам нельзя отчаиваться. Я уверена, что победа будет за нами!

   Уверенность и жизнелюбие Елены Петровны поражали, хотя от Виктории не укрылось, как она во время разговора достала из сумки какие-то таблетки и бутылочку с водой, достала одну и запила её несколькими глотками воды. После чего как ни в чём ни бывало поднялась и сказала:
- Нам пора. Это лишь одна из битв, но не сражение, помните об этом.

   Виктория кивнула. Очень хотелось в это верить. Но ситуация была непростая. Она вроде тоже верила в победу, но именно после того визита в органы опеки впервые задумалась над словами Кирилла. «Пусть любовь всё рассудит и на всё даст ответ...» И ей нестерпимо захотелось, чтоб рядом оказался Вадим, именно вот в эту минуту, обнять его... Просто обнять и помолчать... Она часто разговаривала с ним мысленно, хоть и понимала, как это глупо. Ей пришлось написать ему письмо от имени МЕЧТЫ, где она выразила надежду на то, что он обязательно отыщет достойную спутницу и у его дочери будет заботливая мама. Это было жестоко. Потому что она знала теперь всю правду о нём, а он понятия не имел, кому доверился. Да, Виктория понимала, как прав Кирилл. Но считала, что не имеет права обременять Вадима чужим ребёнком. По крайней мере, нужно было выждать время для такого признания — так она думала. И никто не в силах был разубедить её, даже Саша, у которого были свои рычаги воздействия на неё. Она во многом стала другой, но иногда сложно, почти невозможно было переубедить её, если она считала себя правой. Хотя сколько шишек уже было набито из-за этого упрямства...

   Среди всей начавшейся борьбы были, безусловно, и радостные обстоятельства. Полным ходом шла подготовка к свадьбе Кирилла и Кристины. Эмилия и Олежка росли не по дням, а по часам на радость маме и всем, кто их знал. Они были самой большой радостью и любовью для своей мамы и в моменты, когда она их обнимала, весь мир словно замирал. Хотя теперь больше приходилось не обнимать, а догонять — они научились шустро ползать в свои неполные восемь месяцев, уже не желали спокойно сидеть или лежать, и за ними приходилось следить куда пристальнее чем раньше. Но это были счастливые, незабываемые минуты. И она жалела лишь об одном — что рядом с ними нет Вадима. Что она невольно лишает их присутствия отца и старшей сестрёнки... Но выхода из сложившейся ситуации она не видела. Потому что не могла отказаться от Алёшки. И ей казалось, что для Вадима он будет лишним.

   Очень часто ночами, когда дети спали, а ей уснуть не удавалось, она брала в руки телефонную трубку и... через пару секунд клала её обратно. Сердце её рвалось на части. Она всей душой любила и Вадима, и Алёшку, но ей казалось, что оба не могут одновременно быть с ней. Она честно пыталась преодолеть этот барьер и не могла. Казалось, что-то должно было произойти, чтоб она решилась разрушить эту стену между ними. Но с некоторых пор Виктория стала бояться неожиданностей. Лучше пусть всё идёт своим чередом.

   Саша возобновил занятия с Алёшкой. В такие дни Вячеслав Михайлович привозил его к Виктории и оставлял на несколько часов. Мальчик очень подружился с Эмилией и Олежкой, заливался радостным смехом всякий раз, как видел их. И они воспринимали его очень благосклонно. Когда они впервые увиделись, то двойняшки поначалу настороженно посмотрели на него, но уже через мгновение, когда он затопал им навстречу с радостным визгом, и они засмеялись, глядя на него, а потом Олег протянул ему свой паровозик, а Эмилия — пирамидку. Он сгрёб всё это и плюхнулся рядом с ними на пол, после чего началась весёлая игра, но дети ни разу ничего друг у друга не забрали. Алёшка лишь изредка оглядывался в поисках Виктории: «Маммммм?» На что она неизменно отвечала: «Я тут, мой хороший!», наблюдая за ними. А он довольно улыбался и кивал. Потом они так же весело обедали, Виктория ухитрялась кормить всех троих одновременно. И снова подумала, что здесь для полного счастья не хватает двоих людей...

   Вот и Саша сегодня опять об этом напомнил. Отчасти безжалостно, но это было одним из действенных методов его работы. Причём действовало в разных ситуациях. Она понимала, что он прав, что надо решиться на откровенный разговор — именно разговор, как советовал Кирилл, а не письмо. Ей было важно, чтобы во время признания Вадим слышал её голос, чтоб она вот так же могла слышать его реакцию, и тогда она поймёт, хочет ли он быть с ней в свете вот таких обстоятельств, или же... Ей не хотелось никаких «или», они её страшили. Страшно было представить, что она больше никогда не увидит его, не прикоснётся, не обнимет... А потому она оттягивала момент разговора как могла, хоть и была здравомыслящим и полагающимся на интуицию человеком. Тут она предпочла интуицию выключить и слушать разум вопреки советам Саши. Потому что никто не мог переубедить её, что, если у мужчины есть трое своих детей, то ему совершенно не нужен четвёртый, чужой. Это для неё Алёшка мало чем отличался от Эмилии и Олежки, которых, конечно, Вадим примет всей душой. Но дело в том, что она без Алёшки не сможет, и он без неё — тоже. И это обстоятельство заставляло Викторию трусливо молчать, скрывая от Вадима правду. Сердце ревело кровавыми слезами и даже разум иногда давал понять, что вечно так продолжаться не может. Что дети имеют право знать отца, и он — их. А всё остальное решится само собой. Что друзья, настаивающие на своём, правы, и она — эгоистка. Но как же трудно было найти в себе сил на трудный разговор, который окончательно прояснит, есть ли у неё право на счастье рядом с любимым человеком или нет...