Дежурный по полку

                Дежурный по полку

      Лето 1989 года. Армия была еще советская. Я, гвардии старший лейтенант, служил в должности начальника отделения.

      Наш полк стоял в лесу, километрах в 10  от городка, где мы жили с семьями. На службу и обратно ездили на двух престарелых автобусах ЛАЗ (которые попеременно ломались и никогда оба сразу не приезжали) и нескольких тентованных КАМАЗах. Потом, правда, полк получил несколько маленьких автобусов ПАЗ.

      Командиром полка был подполковник Савин Алексей Иванович, офицер волевой и решительный. За глаза его называли королем. Командир с редким изяществом носил военную форму, причем в форме он принимал какой-то высокомерный, заносчивый вид (потому и король). А в гражданке был обычным, где-то даже дружелюбным, человеком.
      Начальником штаба нашего полка был подполковник Полещук Иван Сергеевич. Его панически боялись все, солдаты, прапорщики, офицеры. Полещук был прямолинеен, педантичен, въедлив. Голос у него был, как бы так описать, чтобы одним штрихом,...в общем, на плацу его резкий скрипучий голос был хорошо слышен в любой точке. Да и не только на плацу. Я бывало, в казарме, не напрягаясь слушал, как он разделывает кого-то у штаба. Любил он это дело, поорать, я имею ввиду. И любил и умел. Мог мгновенно перейти из спокойного состояния в бешенство. Причем слова подбирал такие , что ни у Даля, ни у Ожегова не найдешь..
      Из внешних примет запомнились его глаза сильно навыкате. И так зрелище не для слабонервных, а уж когда он в гневе их выкатывал «по-настоящему»…спасайся, кто может!
      Офицер он был, конечно, от Бога! Уставы Вооруженных Сил СССР знал лучше, чем те, кто их писал. Потому, что сам был ходячим уставом. И это еще было бы полбеды, беда была в том, что заставлял весь полк жить по уставу. Полк понятное дело, жить по уставу не хотел, потому, что состоял не только из Полещука, а в основном из обычных людей.
      Мимо него, в радиусе ста метров, нельзя было просто мирно пройти, даже офицеру. Остановит и спросит что-нибудь из устава. Если вы что-нибудь из него забыли, не беда. Подполковник Полещук назначит вам время, обычно ближе к ночи, когда вы сможете зайти к нему в штаб полка и дорассказать.
      Замеченные им в невыполнении воинского приветствия могли считать себя почти покойниками.
      Навсегда врезалось в память, как по четвергам подполковник Полещук проводил «день сержанта», причем сам занимался с ними целый день. Все сержанты полка готовились к этому дню серьезно, без дураков. Поэтому всегда были подтянуты, знали устав (не так, как он, конечно, но знали) форма была в порядке, умели командовать бойцами. Потом, когда Полещука перевели в другую часть, занятия с сержантами разом прекратились. А жаль!
      Командир с начальником штаба друг друга не любили, и мы это знали. Видимо, это были те два медведя, которым в одной берлоге не ужиться.
      Командиром моего подразделения был майор Хлынин Анатолий Павлович. Отличный офицер, умный и грамотный командир. Он пользовался серьезным авторитетом не только в подразделении, но и у командования полка. Не боялся никаких проверяющих. Своих офицеров и прапорщиков в обиду никогда не давал. «Вы меня бойтесь, своего командира, а с остальными я разберусь» был его девиз.

Что сказать о службе в полку?
Моего цензурного словарного запаса точно не хватит, чтобы в полной мере емко описать наши полковые будни. Тому, кто сам служил там, не в штабах и управлениях, а в полку, мои воспоминания ни к чему, а остальные пусть понимают в меру своей фантазии и жизненного опыта.
      Служба в полку, это тяжелая, почти не ограниченная временем служба. Бесконечные построения, наряды, учения, проверки. А между ними такие же бесконечные хозработы.

      Выезд в полк из городка был в 8.00. Отъезд из полка в городок был теоретически в 18.30., но я не помню, чтобы офицеры и прапорщики уезжали в это время, только гражданский персонал. Уезжали в 20.00, в 22.00. Или не уезжали совсем. Бывало, по нескольку суток не могли выбраться из полка. Все субботы были рабочие. Три из четырех воскресений были рабочие. В смену на боевое дежурство заступали со вторника по пятницу или с пятницы по вторник. Большинство офицеров мечтали вырваться из полка, на любую должность, только не в полк. А может даже все, большинство просто говорило об этом открыто. Из офицеров, служивших в полку от лейтенанта до увольнения в запас, знаю только подполковника Мясоедова, дослужившегося до заместителя командира. Таким офицерам надо памятники ставить из золота.
      Ладно, думаю, достаточно. Я же не эссе о военной службе создаю.
      Попробую описать один свой день на службе, который я провел в качестве дежурного по полку. Весь день, а в него на самом деле влезло два дня, отобразить в полном объеме не смогу, но конспективно попробую.
      В полку существовало множество способов для того, чтобы служба медом не казалась, но ничто не могло сравниться по нагрузке, которая выпадала офицерам, когда они заступали дежурными по полку. Может, в других частях было не так, или не совсем так, но у нас, стараниями нашего начальника штаба полка дежурство в суточном наряде имело все признаки 24-часового триллера.

      Как-то, в один из обычных июньских дней наступил мой черед послужить Родине в качестве дежурного по полку. Настроение было испорчено еще в начале месяца, когда зайдя по какой-то надобности в штаб полка, я увидел график дежурств на июнь и дату заступления 22 июня напротив своей фамилии.

- Я сегодня в наряд заступаю,- пожаловался я майору Хлынину, когда мы приехали в полк.
- Ну и что?- равнодушно спросил Хлынин, думая о чем то своем.
Я немного обиделся. Конечно, я не ждал, что Хлынин начнет рвать на себе редкие волосы и побежит бить морду Асташкину. Майор Асташкин был ПНШ (помощник начальника штаба) полка и составлял графики нарядов. Офицер был, в общем, нормальный. Но, некоторые командиры подразделений бегали к Асташкину ругаться насчет дежурств, бывало, что и отбивали своих. Так, что Хлынин мог, хотя бы ругнуться в знак солидарности.
- Ничего,- хмуро сказал я,- заступлю.
- Заступай,- пожал плечами Хлынин,- не забудь только…
И перечислил сотню задач, которые я должен был сделать сегодня до заступления на дежурство. Я его не слушал. Я думал, как хорошо бы было, если бы подполковник Полещук сегодня утром сломал себе ногу и его отвезли в госпиталь. Или, на худой конец, заболел бы он гриппом и с температурой лежал бы дома. С температурой не меньше 40, потому, что если меньше, он все равно приползет на службу. Знаю, что грешно желать человеку такое , но что было, то было.
      А свои задачи я знал и без Хлынина. Главной из них было снятие ограждения вокруг дизельной станции. Три дня мои бойцы это самое ограждение восстанавливали, выравнивали, крепили и красили. Полк готовился к инспекции главкома и мы шуршали на закрепленных объектах день и ночь. Прихорашивались. В общем, три дня мы кувыркались вокруг этой несчастной дизельной, а вчера вечером заместитель командира дивизии, проходя мимо дизельной в автопарк, коротко приказал командиру полка «убрать…». Остальные слова были нецензурные, поэтому я их не привожу.
Другие задачи были помельче, вроде «возьми книгу закрепления оружия и проверь в оружейке (оружейная комната) соответствие… пока командир до нас не добрался».
На прошлой неделе были стрельбы, после которых командир полка «вероломно» проверил в третьем дивизионе оружейку и выявил массу недостатков. После этого грыз командиров подразделений на каждом совещании, хотя не помню ни одного случая, чтобы после проверки любой оружейки там не выявлялась тонна нарушений, хоть до стрельб, хоть после.

После полкового построения, майор Хлынин провел утренний развод уже перед нашей казармой . Нарезав каждому дневных задач, которые не сделать и за неделю, он, прихватив с собой нашего старшину прапорщика Малеева, скрылся в казарме. Мой товарищ, старший лейтенант Олег Смирнов забрал своих восемь бойцов и прапорщика Шитова и, посвистывая, ушел. Я остался со своими тридцатью солдатами и четырьмя прапорщиками. Мои прапорщики, все были люди опытные, в возрасте под сорок лет, кроме прапорщика Липского, только закончившего школу прапорщиков. Дело они свое знали. Поэтому коротко напомнив (как будто кто-то уже успел забыть), поставленные майором Хлыниным задачи и, не обращая внимания на недовольное бурчание прапорщиков (солдаты никогда не ныли, им все равно из полка никуда не деться), я объявил, что заступаю на дежурство.
- За меня остается прапорщик Гурин,- закончил я и дал команду разойтись.
- Владимир Алексеевич!- раздался из открытого окна канцелярии крик Хлынина,- не отпускай людей!
- Отставить!- рявкнул я. Отделение, начавшее уже хаотическое движение, снова построилось. Майор Хлынин выкатился из казармы с кислым лицом и таким же голосом объявил:
- Политзанятия в 9.00…забыл совсем…Мамедов (это боец моего отделения) рысью за старшим лейтенантом Смирновым…все в класс!
- Товарищ майор, а задачи на день те же?- ехидно спросил прапорщик Борисов.
Хлынин еще больше насупился, посмотрел на него и сплюнул себе под ноги,- тебе, Борисов, сколько задач ни дай, все будет мало. Заступишь сегодня ответственным.
Все засмеялись.

Занятия по политической подготовке, или попросту политзанятия, были в полку единственным видом занятий, которые никогда не отменялись и не переносились. Поэтому, я был удивлен, что после развода командир группы сразу не загнал всех нас в ленинскую комнату. Вчера он целый час, не переставая критиковать командование всех уровней за отсутствие в штате подразделения хотя бы мелкого политработника, на которого бы он свалил политзанятия, писал конспект на тему «перестройки и нового мышления». Текст майор списывал из потрепанного, отпечатанного на машинке, конспекта, который ему дал замполит полка, который в свою очередь извлек его из «Красной звезды» двухнедельной давности.
      Кроме политзанятий, проводились занятия с личным составом по уставам, строевой и огневой подготовке. Правда, по огневой исключительно перед стрельбами для того, чтобы солдат мог выстрелить тремя одиночными выстрелами в сторону мишеней, а не куда-нибудь в другом направлении (такие случаи были).
      Проводились занятия по РХБЗ по средам, когда на утреннем построении начхим полка, вечно пьяный майор Дашков, швырял на середину плаца дымовую шашку, и следовала команда «газы». Полк натягивал на головы противогазы, потом звучала команда отставить, опять «газы», опять натягивали противогазы. На пятый раз командир полка грозно обещал, что полк будет тренироваться до апокалипсиса или до выполнения норматива, в зависимости, что наступит раньше. Обычно в норматив удавалось уложиться до апокалипсиса, после чего поступала команда «вспышка с тыла» (справа, слева) и полк, не спеша, выбирая место посуше и почище, укладывался на плац. Командир опять свирепел, полк поднимал и укладывал по нескольку раз, пока ему самому не надоедало.
      Ну и физо, куда же без него! Армия все-таки! Занятия проводились в виде утренней зарядки, с кроссом и комплексом упражнений. По воскресеньям проводились спортивные праздники, с тем же кроссом, играми в футбол и волейбол между подразделениями. Вот и все.
      Хотя нет, несколько раз командир полка придумывал развлечение и для офицеров. Утром, на середине пути от городка к полку, транспорт, везущий нас на службу, останавливался, подавалась команда на выход. После этого, транспорт с гражданским персоналом уезжал в полк, а мы оставшиеся пять километров до расположения полка должны были бежать. Конечно, никто не бежал, брели толпой, травя анекдоты. Вот если бы так из полка домой, может и побежали бы. Но командование не додумалось.
      Остальные занятия, вроде тактической и технической подготовки проводились от случая к случаю или не проводились совсем. Конспекты проведения занятий, правда, писать заставляли.
      Но упаси Бог пропустить политзанятие или даже перенести его на другой час! Порвут в лоскутки! В дни (и часы) проведения занятий по полку шныряла не только служба замполита полка (замполиты подразделений, парторги, военные комсомольские вожаки), но и контролеры от начальника политотдела дивизии.

После политзанятий народ разбрелся по своим делам, а я со старшим сержантом Тоболовым пошел в оружейную комнату. Я ошибся, считая борьбу с ограждением дизельной главной задачей на день. Главной станет в этот день оружейка. Вместо пятнадцати минут, которые я отвел себе на это занятие, в оружейке я провел полтора часа. Обычно, что там было… два-три автомата всегда стояли не в своих гнездах, пара бирок всегда оторваны. Это пустяки, минутное дело. За пятнадцать минут нетрудно все устранить. Сегодня дело оказалось похуже, отсутствовал один штык-нож. Это было уже серьезно.
- Зови майора Хлынина,- сказал я Тоболову и принялся еще раз пересчитывать и проверять номера штык-ножей и их соответствие номерам автоматов. Четырехзначный номер, выбитый на рукоятке и ножнах штык-ножей соответствовал номеру своего автомата, поэтому вычислить, что отсутствовал штык-нож рядового Глухого (это фамилия моего бойца) не представляло труда. Я нервно забарабанил пальцами по дверце оружейной пирамиды.
Хлынин влетел в оружейку, как ракета.
Насвистывая себе под нос что-то грустное, командир подразделения лично перебрал все автоматы и штык-ножи, сверил номера и только после этого взял автомат Глухого. Я, прислонившись к пирамиде, смотрел на него. Все это я уже проделал и сам.
- Наряд ко мне,- коротко приказал Хлынин,- двери в казарму закрыть.
Тоболов сходил, привел наряд. Хлынин проверил их штык-ножи, сверил номера и наряд отпустил. Мы перерыли всю казарму, все подсобки, все «кандейки». И когда уже Хлынин подумывал, что о пропаже пора докладывать командиру полка, пришел наш старшина Малеев. Минут десять он, сидя на табурете дневального с интересом смотрел на наши изыскания. Потом лениво сказал:
- Да, товарищ майор…забыл вчера сказать…у Глухого  ремешок на штык-ноже оторвался…я взял починить…лежит у меня в каптерке.
Если кому-нибудь интересно, то Хлынин старшину не убил и даже не контузил. И вообще, рычал на него всего-то минут 10. Больше досталось наряду.
 - Как вы, пингвины, наряд принимали?- было основным вопросом, которым задавался наш командир.
      Бедные заполярные животные, конечно, не виноваты, что пришла их очередь представлять нерадивых военнослужащих. Виды животных, обозначавших солдат, и не только солдат, постоянно менялись. В разное время это были олени, росомахи, дятлы, в общем, почти весь учебник зоологии. Я даже слышал, как один офицер назвал прапорщика птеродактилем, хотя и не представляю, что нужно такого натворить, чтобы его так... прапорщик, помню, довольным не выглядел.
      
      "Раздачу слонов", которую немедленно осуществил майор Хлынин, описывать не буду. Досталось всем, даже мне, раз уж я тут. Ладно, главное штык-нож нашелся.

      Потом я пошел глянуть, что там, с ограждением. Прапорщик Гурин сваркой срезал металлические столбы ограждения, бойцы скручивали сетку в рулоны. Процесс не требовал вмешательства, поэтому я, постояв там минут двадцать, пошел дальше.
Дальнейшее время до обеда прошло у меня в бесконечной беготне…

      Обед в полку был с 13 до 15 часов. Два часа. Солдатский и офицерский рационы отличались не сильно. С него разжиреть трудно, но и с голоду не умрешь. Правда, офицеров, находившихся на боевом дежурстве, кормили получше, по так называемой летной норме. Колбаска полукопченая , фрукты, сыр, сметана, детская шоколадка.

      Пообедав в офицерской столовой, я пошел в свой кабинет. Развод суточного наряда начинался в 16.30, и военнослужащим,  заступающим на дежурство, разрешалось до развода отдыхать. Я сказал дежурному по роте, что «меня нет» и решил пару часов поспать. Впереди была бессонная ночь, и я по опыту знал, что небольшой отдых сейчас лишним не будет. Я полулег на стуле, положил ноги на придвинутые табуреты и затих.
В четырех случаях из пяти, в этот период времени, я  срочно понадоблюсь майору Хлынину, который вспомнит, что уже час, как он не грузил меня новыми задачами, кто-то будет звонить по телефону, что-то где-то случится, что потребует моего присутствия, но отдохнуть не дадут. В одном из пяти случае, я подремлю. В этот раз подремал. Даже Хлынин, как ни странно, меня не нашел.

В 16.15 я в кителе с портупеей и кобурой на боку вышел из канцелярии на уличную жару и двинулся в сторону штаба полка. У нашей казармы стоял замполит второго дивизиона капитан Баглай и о чем-то беседовал со Смирновым.
- Ты куда такой, весь военный?- улыбаясь, спросил Баглай,- в наряд?
- Нет, Витя,- ответил я, не останавливаясь, - люблю, понимаешь, после обеда так пройтись по полку…особенно в жару.
- Понятно…Володя, тогда просьба,- Баглай кивнул Смирнову и пошел со мной к штабу,- у меня в ленинской комнате ночью два зольдера будут стенд делать…
- Да ради Бога…пусть делают. Вот если бы ты попросил, чтобы твои зольдеры поспали ночью, тогда это было бы подозрительно…а в этом полку ночью никто никогда не спит…все работают.
- Суров ты что-то,- вздохнул Баглай.
-Есть немного,- согласился я.
      Баглай был моим соседом по жилью в городке. Мы жили в одном подъезде, я на четвертом этаже, он на втором. Странной и трагичной оказалась судьба этого толкового офицера.
      Летом 1994 года он погиб в нашем полку. Я уже служил в другой части и эту историю слышал от бывших однополчан. В те годы, начиная с 1992 многое было по-другому. Страна под названием СССР развалилась, и мы с тревогой ожидали перемен. И перемены были.
      Внезапно исчез из полка офицер литовец, по фамилии Траускас, построились в колонну по четыре, и пошли строем в Узбекистан солдаты-узбеки. На границе района их задержали, вернули в полк, затем через день отправили в Узбекистан уже официально, как граждан другой страны. Потом через короткие интервалы отправили из полка солдат, призывавшихся в армию из суверенных теперь республик.
Было еще одно новшество. Убрали из штата полка (и дивизии) все должности, связанные с политическим воспитанием. Убрали замполитов, парторгов и комсоргов (это были штатные должности). Потом, правда, опомнились и кое-кого вернули, только под другим названием. Теперь они стали называться заместителями (помощниками) по воспитательной работе. Но все же не в том количестве, что было в советские времена. Кто-то из офицеров-политработников уволился, кто-то продолжил служить на других должностях. Баглаю в этом плане повезло. Его выдвинули на должность командира дивизиона, он получил майора. И вот, в ходе учений, при выходе полка из пункта постоянной дислокации, он погиб. Смерть была, как всегда в таких случаях, нелепой. Головная машина колонны медленно выдвигалась с территории полка. В районе КПП выдвинутая мачта радиостанции машины коснулась высоковольтных проводов, корпус машины оказался под напряжением, а он шел рядом, наблюдая за движением колонны, положив руку на крыло автомобиля…
      Это еще не все. Спустя неделю после похорон Баглая, из машины боевого управления ночью выбежал майор (фамилию не знаю), и с диким криком бросился бежать. В караульном помещении его, трясущегося,
едва удержали вчетвером. Со слов майора к нему в машину зашел Баглай в обгорелой форме и с лицом в струпьях. Майора увезли в психушку, решили, что переутомился от пьянства. На следующий день второй дивизион на вечерней прогулке разлетелся, как стая встревоженных воробьев. Бойцы утверждали, что некоторое время подразделение сопровождал его бывший командир майор Баглай, все в той же обожжённой форме, с тем же лицом в струпьях. Новая деталь, у него не было ног. Его видели несколько десятков солдат, так, что психушку можно уже было открывать при полку. Правда, больше он не приходил…

      Развод суточного наряда проводил я сам. Время от времени, на разводах присутствовал начальник штаба полка подполковник Полещук, но нам повезло, сегодня его не было.
      Помдежем (помощником дежурного) со мной заступал старший лейтенант Хохлов Саша из первого дивизиона, энергичный офицер, хотя я и не слишком хорошо его знал. Вместе мы заступали в первый раз. Да, и в последний, кажется. Дежурным по КПП заступал прапорщик Голубев, тоже из первого дивизиона, хохмач, у которого никогда не поймешь, говорит он серьезно или прикалывается. Дежурным по столовой, прапорщик Воронин, из роты материального обеспечения. По автопарку, старший прапорщик, мой однофамилец Семенов Джан Николаевич, командир автовзвода, обладатель не только редкого имени, но и редкого сложения. В высоту и ширину он был примерно одинаков. Характером обладал незлобивым, его бойцы «ездили» на нем не меньше, чем на своих машинах. Скоро Джан уйдет в ВАИ (военная автоинспекция), вот там развернется во всю ширь своей души. Окажется, что он не так уж и незлобив. Свирепствовать будет на дорогах, как Чикатило. Особенно рьяно будет охотиться за автомобилями нашего полка…

      После прохождения торжественным маршем (наряд провел Хохлов, а я с важным видом, стоя на краю плаца, «парад» принимал) все разошлись для приема дежурства. Мы с Хохловым, двумя посыльными и дежурным по штабу из числа солдат (на этот раз все из моего подразделения, сержант Плескацевич и рядовые Лосев и Чобан) пошли в штаб.
      В дежурке, из окна которой на нас с нетерпением смотрел старый наряд во главе с капитаном Пономаревым, стоял острый запах гуталина, пота и еще черт знает чего. Кроме того, было жарко, как в доменной печи.
- Так, я не понял!- радостно заорал Хохлов,- не создано условий для нормального несения службы! Наряд не принимается!
- Не могли проветрить?- буркнул я Пономареву.
- Володя, окно даже не закрывается,- ответил Пономарев. И правда, верхняя фрамуга окна была откинута.
- А почему такой аромат? Бошки не болят?
- А потому, господин поручик, что офицеры штаба готовятся к строевому смотру.
      Как раз под окном дежурки стояла тумба с принадлежностями для чистки обуви, и там офицеры штаба вдумчиво натирали сапоги гуталином

      Оставив Хохлова принимать документацию и проверять внутренний порядок, я с Пономаревым пошел считать оружие. Ящики с оружием и боеприпасами офицеров полка стояли в комнате отдыха дежурного, отгороженные стальной решеткой. По тревоге оружие выдавалось через узкое оконце, выходящее в коридор штаба.
- Ну, ты пока считай,- Пономарев вывалил мне на ладонь связку ключей от ящиков, весом в килограмма полтора,- а я пойду к себе, журнал заполню.
      Вообще-то сдающему и принимающему полагалось находиться вместе. Но капитан Пономарев был начальник строевой части полка и кабинет его находился как раз напротив дежурки. Да и знал я, почему он не хочет находиться в дежурке при приеме оружия. Боится.
- Давай,- кивнул я,- а где Полещук?
- Здесь Полещук,- ответил голос подполковника Полещука, и в оружейку зашел сам обладатель голоса.
      Я чертыхнулся про себя, принял строевую стойку и доложил о ходе принятия дежурства.
-Семенов! У вас ЛЮДИ НЕ ГОТОВЫ К НЕСЕНИЮ ДЕЖУРСТВА В СОСТАВЕ СУТОЧНОГО НАРЯДА ПО ШТАБУ ПОЛКА (это я не просто так выделил, это НШ говорил торжественно и с горечью, будто Плескацевич, Лосев и Чобан сейчас должны были вносить знамя в зал заседаний Верховного Совета СССР, а пришли в банных халатах и шлепанцах)
Ну, в общем, начинается дежурство!
- Подворотнички грязные, форма не глажена, сапоги не чищены!- продолжал НШ,- 15 минут на устранение недостатков! Жду доклад! Пономарев!
- Я!
- Территория грязная! Штаб засран! Через 30 минут строевой смотр полка, у вас на плацу свалка!!! Барррдак!- орал НШ.
В три секунды, распалив сам себя, Полещук превратился в небольшое торнадо. Глаза выкатились до предельно допустимых природой границ, грозя эти границы перейти. Минут пять он бушевал, потом угомонился:
- Оружие и боеприпасы проверили?
- Не успели, товарищ подполковник,- ответил Пономарев.
- Проверяйте,- буркнул Полещук,- а ты, Пономарев, ни шагу из дежурки до окончания проверки.
- Есть,- без энтузиазма ответил Пономарев.
      Пора рассказать, в чем тут дело.

Год назад в полку при приеме дежурства один наш офицер задумал застрелиться. Не знаю, что там подвело его к такому решению. Разное говорили, но самая популярная версия была про жену, которую он любил, а она его нет. Так или нет, но решил он свести счеты с жизнью. Отомстить жене. А ближайший случай, когда он смог добраться до оружия, было его дежурство по полку.
При приеме дежурства, сдававший наряд офицер склонился к подоконнику и заполнял журнал приема-сдачи дежурства, а принимающий, взяв свое оружие, повернулся к нему спиной и, приставив пистолет к месту, где, по его мнению, было сердце, выстрелил. Но в последний момент рука дрогнула и пуля, поцарапав ему ребра, полетела дальше. И прилетела в спину сдающего дежурство офицера. Оба повалились на пол. На выстрел вбежал помощник дежурного, увидел два тела, из-под которых вытекала кровь, потерял сознание и тоже упал. Но уже головой на угол железного сейфа, который стоял у входа. Итог был таков: один, с черепно-мозговой травмой вернулся через два месяца, другой, с огнестрельным ранением, через четыре, а горе-самоубийца через неделю был в строю….
       Правда, его потом, через психушку уволили из рядов… Начальника штаба (это до Полещука было) перевели в другую часть с понижением, командир полка получил предупреждение о неполном служебном соответствии.

Сосчитав количество хранящихся в ящиках пистолетов ПМ, проверив запасные магазины, коробки с патронами, я уселся на кушетке. Обычно заступающий дежурный ограничивался проверкой принимаемого оружия и боеприпасов, остальное принимали другие участники суточного наряда. Моя задача была ждать от них докладов о приеме дежурства. Можно было не спешить, тем более, что в 17.30 начался строевой смотр полка. Готовились же к главкомовской проверке. В день было по два строевых смотра, то с оружием, то без оружия. То с полной выкладкой, то налегке.
      Пономарев все-таки ушел к себе, а я, облокотившись о подоконник, смотрел на плац. Часа полтора простоят. Жара не спадала. Хорошо, что командир полка разрешил дежурной службе снять кителя, хотя начальник штаба был против. С этого года наступили небольшие послабления. Еще год назад, на дежурстве китель с портупеей не снимали сутки. А если зима, то еще и шинель с той же портупеей. К концу дежурства то ли от шинели, то ли от портупеи нестерпимо болело плечо. Теперь, в жаркую погоду офицерам разрешалось нести службу в рубашках. Солдаты заступали в повседневном обмундировании.
      К 18.00 поступили все доклады о приеме дежурства, тормозил только наряд по столовой. Но там всегда так. Скоро ужин, кто-то сдает, кто-то принимает…суматоха. Тем более, все должностные лица, имеющие отношение к столовой, были на плацу. И начальник тыла полка, и начпрод, и начальники столовых, офицерской и солдатской. Воронин там зашился, видно. Как бы ужин не сорвали!
- Позвони Воронину, - сказал я Хохлову,- что они копаются?…

Около 18.50 часов строевой смотр закончился и колонны подразделений, пройдя мимо трибуны с командиром полка строевым шагом, ушли с плаца.
Как только командир зашел в штаб и прошел к себе, я надел повязку с надписью «дежурный по полку» и мы, с капитаном Пономаревым пошли к нему докладывать о приеме дежурства. Нюанс в этой процедуре был тот, что на вопрос командира, какие выявлены недостатки, нельзя было отвечать «недостатки не выявлены». На это командир раздраженно отвечал «Вранье. Идите, принимайте дежурство!» С точки зрения командования недостатки есть всегда и во всем, а уж у дежурной службы их, как на собаке блох. Поэтому о выявленных недостатках надо было отвечать разумно, не подводя старого дежурного, потому, что завтра ты будешь в его шкуре. Как-то один ретивый офицер, принимая дежурство у старшего лейтенанта Мясоедова, доложил командиру, что не закрываются въездные ворота (их весной перекосило). Командир взвился и Мясоедов еще целую следующую ночь дежурил, дожидаясь, пока переваривали ворота.
      Офицеры эти тонкости знали, отвечали с задумчивым видом, «недостатки есть…устраним в ходе несения дежурства». Обычно подполковник Савин удовлетворялся этим, но иногда под настроение требовал недостатки озвучить. На этот случай заготавливали пару «упущений по службе», вроде перегоревшей лампочки в туалете или отсутствия на стенде с документацией дежурного книжечки с уставом внутренней службы ВС СССР.
      На этот раз, сошло все гладко. Командир недостатками не интересовался. Расписавшись в журнале приема-сдачи дежурства меня отпустил, а Пономарева оставил.

Ну, все, дежурство началось. Вчера, на инструктаже у начальника штаба, подполковник Полещук предупредил, что возможен приезд в полк офицеров штаба армии и даже командующего. Главкомовскую проверку сдавали управление дивизии и два полка, в том числе наш, поэтому армейцы, офицеры штаба армии, ошивались в полку уже вторую неделю. Это у них называлось «оказание помощи». Вначале мы их пугались и норовили спрятаться, потом привыкли и почти не обращали на них внимание.
- Смотри, не проспи командующего,- предупредил Полещук.
      После этого спросил меня обязанности дежурного по полку (это я знал) и обязанности дежурного по автопарку (это я знал хуже…и наплел там отсебятины, а с Полещуком это не проходило). Я боялся, что НШ отправит меня «учить» и через час «доложить», но ему было, к счастью, некогда и, пообещав, что проверит эти знания в ходе дежурства, он меня отпустил.

      Первая глава этого триллера под названием «дежурство по полку» - контроль ужина личного состава. Согласно требованиям командования на ужин, который начинался с 19.00, подразделения прибывали строем в сопровождении офицеров, назначенных ответственными. «Ответственный» это новый вид дежурства, не входивший в состав суточного наряда и придуманный совсем недавно. Целью и задачей ответственных было пресечение неуставных отношений между военнослужащими в вечернее и ночное время. Забегая вперед, скажу, что никакие ответственные никакую неуставщину не пресекли, только добавили офицерам нагрузки, хотя мы и так не страдали от безработицы.
      Моей задачей было, прибыв заблаговременно в солдатскую столовую, вместе с дежурным фельдшером снять пробу с приготовленных блюд и сделать разрешительную запись в книге по контролю за качеством приготовленной пищи. Если я мгновенно «ласты не склеил», то считалось, что пища соответствует…
      В столовой стоял вечный кислый запах, который не могли вытравить никогда и ничем. Хоть главком, хоть министр обороны приезжай.
      Прапорщик Воронин в белой поварской куртке, уже сорвавший голос, носился между столов, и хрипло ругался одновременно с поварами, хлеборезом и всеми, кто был в пределах его досягаемости.
- Не успеваем!- крикнул он мне,- хлеб только привезли…
- На сколько не успеваем?- спросил я невесело, - начальник тыла знает?
-Знает. Минут на тридцать ужин задержим.
      Задержка в приеме пищи расценивалась как ЧП. Из кабинета начальника столовой позвонил командиру полку, доложил о проблемах с ужином. Отодвинув трубку немного в сторону, чтобы не оглохнуть, выслушал его оценку всей дежурной службы и мне лично. Потом прошел через столовую на задний двор, где бойцы из наряда разгружали хлебовозку. Лотки с хлебом несли сразу к хлеборезу.
      Прапорщик Федосеев из продслужбы полка руководил процессом. Руководство состояло в том, что Федосеев матом комментировал действия разгрузочной команды. Увидев меня, Федосеев, не меняя лексики, принялся рассказывать о своих злоключениях. В русском переводе это означало, что машина сломалась еще в областном городе (хлеб в то время возили оттуда). Но поскольку «никому в полку ничего не надо», он за свой счет отремонтировал  автомобиль и доставил хлеб по назначению. По всему выходило, что надо представлять его к медали «за боевые заслуги».
      Потом я вернулся к главному входу, куда начали прибывать подразделения. Ужин, как и предсказывал Воронин, начался в 19.30, с 30-ти минутным опозданием.    Внутри столовой уже распоряжался начальник тыла полка подполковник Иваниско, седой, предпенсионного возраста офицер, уволившийся в запас, кажется, месяца через два спустя.
      Другими задачами дежурного было обеспечение порядка в подразделениях при их прибытии и нахождении в столовой, а также пресечение одиночного прибытия солдат. На это командир полка обращал особое внимание, поскольку «солдаты ходят в столовую, как в ресторан, когда хотят и с кем хотят». Периодически такие солдаты из числа «дедов» появлялись из-за угла и, увидев меня, мгновенно скрывались обратно. Можно спокойно войти через второй вход, со двора, что они и делали. Еще пару, особо наглых я остановил у входа и держал их при себе, пока на ужин не прибыло очередное подразделение. После этого впустил.

После ужина, вернулся в штаб, где мой помощник старший лейтенант Хохлов уже весь извелся в ожидании. Ему тоже хотелось ужинать.
- Где командир?- спросил я.
- У себя. Злой, как черт!- ответил Хохлов,- НШ еще злее. Тоже у себя. Похоже, командующий завтра приедет.
 Отпустив его со вторым посыльным по штабу (Плескацевич и Лосев ужинали со мной), я сел за стол в дежурке. Время было 20.15. До вечерней прогулки личного состава было время.
Звонок телефона.
- Собери ко мне заместителей, начальников служб и командиров подразделений к 21.00,- сказал в трубке жесткий командирский голос.
- Есть!
Я принялся торопливо обзванивать заместителей командира. Нашел всех, кроме Иваниско, тот был еще в столовой. Отправив Лосева оповещать начальника тыла, я взялся за остальных. Долго не мог отловить своего командира, майора Хлынина, как вдруг он собственной персоной сам пришел в штаб.
- Как дежурство?- устало спросил он,- не вешаешься еще?
- Нет, - бодро ответил я,- сам всех перевешаю.
- Это правильно, - одобрил Хлынин, - что за ночное совещание командир затеял?
- Вроде командующий завтра должен нагрянуть…внезапно.
- Понятно, - поморщился Хлынин. – а отъезд будет из этого дурдома?
- Не знаю, Анатолий Павлович,- признался я.
- А ты знай…дежурный должен все знать,- хмуро съязвил Хлынин,- раньше командира.
- Я буду совершенствоваться, товарищ майор, - пообещал я,- расти над собой.
- Давай, совершенствуйся...я до совещания в канцелярии...если что.

Хлынин ушел, а я достал термос и налил себе кофе. Пришло время взбодриться. Наступали самые веселые часы. То, что полк продолжал работать, во всяком случае, штаб полка, не освобождало дежурного от его обязанностей по части контроля выполнения распорядка дня. В 21.00 личный состав должен выйти из казарм и в составе подразделений отправиться на вечернюю прогулку, с обязательным проходом через плац, где дежурный должен зафиксировать это событие, определить количество людей, участвующих в прогулке и утром доложить командиру при утреннем докладе. Потом в 21.50 выборочно присутствовать в одном из подразделений на вечерней поверке и отбое. Обычно дежурные присутствовали в своих подразделениях. Я тоже.

       Вернулся Лосев. С известием, что подполковник Иваниско не найден. С использованием самого популярного солдатского слогана «искал, но не нашел».
       Вдохновив Лосева несколькими крепкими выражениями, я отправил его на поиски снова, причем пригрозил, чтобы без Иваниско не возвращался! На все про все десять минут!

      Пришли Хохлов с Чобаном.
Предупредив Хохлова о совещании у командира, я вышел на крыльцо штаба. Начали подтягиваться командиры. Проходя мимо меня, все задавали один типовой вопрос, насчет отъезда. Чтобы избежать вопросов, на которые не знал ответа, я прошел дальше и вышел на плац. Около 21 часа движение офицеров замерло. Последним пролетел подполковник Иваниско. За ним, через минуту пошли «вечерние гуляки». Бойцы, воодушевленные знанием, что офицеры все еще в полку, глоток не жалели. Каждое подразделение пело свою строевую песню, причем, чем ближе к плацу, тем громче и слаженнее. Я стоял перед трибуной с журналом, слушал этот концерт и ручкой вписывал туда количество солистов за каждое подразделение. Потом зашел в штаб, сунул журнал в окошко плекса дежурки и, махнув рукой в сторону казарм, пошел.
- Начальник штаба приказал обеспечить транспорт к 21.50. Командиры присутствуют на вечерней поверке, потом отъезд, - крикнул мне вслед Хохлов.
- В парк звонил?- обернулся я.
- Звонил. Сейчас подъедут.
      Значит, вечернюю поверку будем наблюдать с Хлыниным. Чудненько. А то Анатолий Павлович уже, наверное, забыл, что это такое. Ответственным Хлынин, как и остальные командиры подразделений, ясное дело, не ходил. Только дежурным по полку раз в полгода, и то норовил вместо себя пристроить туда нас с Олегом.

      Совещание у командира было недолгим. Я не успел еще дойти до своей казармы, как меня стали нагонять офицеры. Понятное дело, все старались обеспечить меня ночной работой, чтобы я, не дай Бог, не заскучал на дежурстве.
Начальник тыла подполковник Иваниско, еще пробегая мимо меня на совещание к командиру, хмуро попросил после отбоя проверить, не привел ли хлеборез своих земляков-джигитов в столовую на банкет, «а то есть информация…»
      Командиры подразделений, в одинаковых выражениях сообщили, что у них ночью в казармах «с их разрешения» будут красить, белить, делать стенды, писать плакаты. Как всегда, в нашем полку с наступлением ночи закипала работа.
      Начфиз полка старший лейтенант Зайцев попросил утром посмотреть на четвертый дивизион, потому что в последнее время они выползают из казармы на зарядку тогда. когда остальные дивизионы с нее уже возвращаются.
      Начвещ старший лейтенант Кардаков просил проходя мимо вещевого склада, глянуть на замки, а то там лампа на столбе не горит.
      Начальник автослужбы майор Белошниченко попросил пресечь ночные катания на КАМАЗах и ЗИЛах по автопарку обнаглевших дедов.

      В общем, все убывающие командиры и начальники выполнили свой долг. Потом, если что, «я же предупреждал дежурного!»
      Терпеливо выслушав пожелания, я пошел на вечернюю поверку в свое подразделение.

Мы стояли с майором Хлыниным перед строем подразделения, слушая, как дежурный по роте проводит вечернюю поверку личного состава. Присутствие командира превратило рутинное мероприятие, на которые обычно дедов приходилось выковыривать из каптерок и курилок, в показное занятие. Периодически Хлынин прохаживался перед строем, внимательно рассматривая лица солдат.
- Товарищи солдаты,- вдруг громко сказал майор Хлынин, прервав свои экстрасенсорные упражнения, - есть данные, что кое-кто из бойцов второго года службы собирается этой ночью в самовольное плавание, с заходом в дружественный порт Кулибово (деревня недалеко от полка). Старший лейтенант Семенов этой ночью будет ежечасно (вот, спасибо!) проверять казарму подразделения и не дай Бог…
      Хлынин повернулся ко мне.
- Владимир Алексеевич, обрати особое внимание на ефрейтора Широкова, рядовых Назарова, Белозо и еже с ними…
      Лица перечисленных дедов выражали такое недоумение и непонимание Хлынинских инсинуаций, что я сразу понял, точно, собирались!
- Есть, товарищ майор, - бодро ответил я и свирепо посмотрел на подразделение.

- Ты, там, посматривай, - продолжал Хлынин, когда мы вышли из казармы и пошли, он на место посадки в автобусы, я в штаб,- у них уже приготовлен самогон, Белозо сегодня купил в городе, у какой-то бабки.
      Понятно. Белозо, водитель КАМАЗа, конечно, мог заехать в город и купить, все, что хотел. Тем более, что старшим машины с ним ездил прапорщик Липский, сам вчерашний солдат,  и по своему уровню недалеко от них ушедший.
- А Липский что же?- спросил я.
- Липский!- сплюнув, ответил Хлынин, - сказал бы я тебе, да обещал Марии Сергеевне (жена Хлынина) не ругаться после 18-ти часов…
- А ты не занимаешься людьми,- не таков был майор Хлынин, чтобы в любой ситуации не найти упущения подчиненных.
- Людьми надо заниматься, - повторил Хлынин свою глубокую мысль, - то, что Липскому повесили на погоны звездочки, не делает его прапорщиком. Прапорщиком ему еще предстоит стать. Это твоя главная задача, как начальника отделения.
      Я сделал озабоченное лицо, выражая стремление немедленно броситься делать из Липского прапорщика.
      Хорошо, что в это время офицеры стали штурмовать автобусы, а то Хлынин так и до утра может…

      Я постоял немного, наблюдая посадку офицеров в транспорт. Когда автобусы двинулись к КПП, я пошел в штаб.
- Володя, зайди к начальнику штаба, зовет,- сказал Хохлов.
      УАЗики командира, начальника штаба и замов командира стояли перед штабом, и я знал, что они не уехали.
- Ничего не накосячили?- на всякий случай спросил я.
- Нет, вроде.
Постучал в кабинет НШ.
- Да!- ответил скрипучий голос подполковника Полещука.
- Разрешите?- я вошел в кабинет,- товарищ подполковник, гвардии старший лейтенант Семенов по вашему приказанию…
- Ты, значит, гвардии старший лейтенант, а я просто подполковник? Обидно, - прервал меня начальник штаба. У него в кабинете сидел подполковник Кортиков, заместитель командира полка. Нормальный зам. В общем, в полку были порядочные заместители командира, не ладил я только с замом по вооружению подполковником Вьюгиным. Тот чего-то невзлюбил меня и цеплялся при любом случае.
      Кортиков был командиром дежурной смены полка и, видимо, только сменился.
- Семенов, завтра отъезд командиров подразделений в полк в 6.00. Обеспечь автобус. Остальные, как обычно, в 8.00.
-Есть!
- Далее…завтра в полк прибудет командующий армией. Если будем знать время прибытия, встретит командир. Ты, в любом случае, смотри в оба…будь готов встретить…
- Есть!
- На КПП проверь порядок и заинструктируй их до слез!
- Есть!
- И последнее! В 6.00, с подъема, на плац выйдут уборщики…возьми на контроль!
- Есть!
- Далее…ужин ты чуть не сорвал! Смотри, чтобы завтрак был…не сорви!
- Есть!
- И последнее! Владимир Михайлович,- НШ кивнул в сторону Кортикова,- оставил в полку прапорщика Емелина из строевой части…знаешь его?
- Знаю, товарищ подполковник.
- Пусть ночью работает в штабе…не препятствуй.
- Есть!
- Далее…
И так еще минут 15, чередуя «далее» и «и последнее» он грузил меня ночными задачами, пока я не осел под ними «ниже ватерлинии».
- Все понял?- наконец утомился Полещук. А может, вспомнил, что пора домой.
- Разрешите уточнить?- храбро спросил я
- Ну?
- Это задачи на ночь или до моего увольнения в запас по возрасту?
Кортиков засмеялся. Полещук нет.
- В нашем полку, что ни лейтенант, то Хазанов,- хмуро сказал он,- свободен...

     Проводив командира и начальника штаба, я вернулся в штаб, записать ночные задачи в рабочую тетрадь, пока не забыл. Получилась колонка размером в две страницы.
Так. Начнем, пожалуй. И начнем со своего подразделения.
- Пройдусь по полку,- сказал я Хохлову.

- Подними Белозо,- сказал я дневальному своего подразделения, - пусть в канцелярию зайдет.
Минут через пять в канцелярию зашел Белозо, делая сонное лицо, хотя на часах было около 23 часов.
- Ну, что, Белозо, где самогон?- я стоял перед солдатом и смотрел в его шкодливые глаза.
- Какой самогон?
- Тот, что ты купил сегодня в городе… у бабки Лукерьи.
Белозо хмыкнул и бросил на меня острый взгляд. Проснулся, значит.
- Товарищ прапорщик Липский сдал?- поинтересовался он.
- Спросишь у товарища прапорщика,- ответил я,- так где, говоришь, самогон?
- За мной должок был…отдал,- нагло ответил Белозо.
Я схватил его за куртку и, как следует, встряхнул. Высокий (выше меня) и худощавый Белозо свалился на пол. Взбесил он меня, честно говоря.
- Это не наш метод, - не поднимаясь, снизу вверх прокомментировал Белозо.
- Не наш, - согласился я,- вставай, простудишься.
Белозо встал, отряхнулся.
- Жаль, Белозо, что мы не договорились,- покачал головой я,- мне казалось, что ты хотел уволиться с первой партией в октябре. Как бы не получилось…с последней, в декабре.
Белозо угрюмо молчал.
      Я знал, что не Липский слил Хлынину про самогон. У Хлынина в подразделении был свой осведомитель, и я знал, кто.
- Иди спать, родной!- сказал я,- ночью зайду посмотреть на тебя. И на твоих друзей.
А самогон, мы с Хлыниным, кстати, так и не нашли...

      Закрыв канцелярию, я кивнул дневальному и вышел на улицу. Было все еще тепло. Я пошел в солдатскую столовую.
Обойдя столовую кругом и не заметив никаких вражин, злоумышляющих совершить налет на ее закрома, я зашел внутрь. Через внутренний двор, тропою «дедов», не желающих ходить в столовую строем. Внутри столовой еще кипела жизнь.
- Сейчас, заканчиваем мыть посуду,- озабоченно закричал прапорщик Воронин,- потом в шахматы сыграем?
Воронин классно играл в шахматы, вечно меня обыгрывал. Он, как всегда, суетливо сновал взад-вперед, причем без особой надобности. Что-то его внешность стала подозрительно красной. Не иначе «залудил» уже стакан где-то. Бойцы наряда мыли металлическую посуду в двух громадных чанах и швыряли ее на стол для сушки.
-В другой раз, - ответил я,- где хлеборез, Виктор Семенович?
- В своей хлеборезке, а что?
- Пошли, покажешь…а чего он не в казарме?
- Ему начальник тыла разрешил ночевать в столовой,- пояснил Воронин.
- Хрен он разрешил…сам мне сказал, проверь, чтобы духу его ночью в столовой не было,- усмехнулся я.
      Мы прошли по коридору вглубь, и зашли в комнату с табличкой на двери «халаты». Вместо халатов в комнате стоял стол, на столе огромная сковорода с дымящейся картошкой с разломанным на ломти хлебом, вокруг стола четыре джигита. Спиртного не было.
Увидев нас, дагестанцы встали. Самый большой из них, тот самый хлеборез по фамилии Наврузов, добродушно сказал:
- Земляки зашли…
- Вижу. А чего после отбоя?- спросил я.
- У них работа в дивизионе на всю ночь...сейчас посидят и тихо пойдут.
- Нет, ребята…сейчас встанете и тихо пойдете,- не согласился я.
Ребята спорить не стали. Встали и вышли из комнаты.
- Виктор Семенович, закрой «халаты»,- приказал я,- ключ до утра держи у себя.
Хлеборез Наврузов, дождавшийся пока его дружки скроются из коридора, подошел ко мне.
- Товарищ старший лейтенант! Не докладывайте начальнику тыла…очень прошу!- улыбаясь, сказал он, уверенный, что его просьбы обязательны для исполнения,- больше  не повторится!
Я смотрел на его наглое лицо, зная, что значат его обещания. И зная, как такие бойцы, как Наврузов, назначаются на эти «хлебные» должности.
-Посмотрим, Наврузов, как ты завтрак проведешь. Сегодня ужин чуть не сорвал,- вмешался прапорщик Воронин.
- Я?- возмутился хлеборез.
      После столовой, возвращаясь к штабу, сделал крюк и завернул к вещевому складу. У вещевого склада была темень, хоть звезды немного и подсвечивали. Лампа на столбе возле склада действительно не горела. Обошел с трех сторон, ничего подозрительного не заметил. С тыла росла крапива в мой рост, и я туда не полез, тем более, что окон там не было. Замки на месте, печать на двери целая. Номер печати, конечно, не разобрать.
      Через месяц после моего дежурства злоумышленники ночью приставили с тыльной стороны лестницу, влезли на крышу, сняли кусок шифера и проникли на склад. Стырили пять бушлатов и какую-то мелочь, вроде пуговиц и погон. На следующий день все добро нашли в каптерке четвертого дивизиона. Злые языки намекали, что начальник вещевого склада прапорщик Лутонин хранил там ящик водки, «жидкую валюту», как тогда говорили, вот за ним и лезли, а бушлаты, так, попутный груз.

      Зайдя в штаб, первым, кого я увидел, был прапорщик Емелин, которому «не препятствовать поработать ночью». Емелин медленно двигался вдоль коридора, придерживаясь рукой за стену. Старший лейтенант Хохлов и рядовой Чобан внимательно следили за ним из открытой двери дежурки. Емелин никак не отреагировал на мое появление, скорей всего даже не заметил. Его безумные глаза были сфокусированы на двери туалета, куда он трудолюбиво пробирался.
      Прапорщик Емелин в нашем полку был человеком особым. Алкогольный трудоголик. Или трудовой алкоголик. Работоспособность его была фантастической. Он мог несколько суток, если надо даже без сна, трудиться над поставленной задачей. Потом у него срабатывал какой-то клапан и Емелин уходил в запой. Пил он так же, как работал, без отдыха и перерыва, несколько суток. Командование эти качества Емелина ценило (конечно, в смысле работы) и использовало. На запои закрывало глаза. Только вот никто не знал, когда у него сработает клапан. Лицезреть это удовольствие выпало мне.
- Чобан, помоги прапорщику, чего глазеешь!- приказал я.
Чобан бросился к Емелину, и бережно приобняв его за талию, поволок в туалет. Емелин, утративший необходимость самостоятельно прокладывать путь в 12-ти бальный шторм, мгновенно растекся. Хорошо еще, что он был небольшого веса и росточка…

      Узнав от Хохлова последние новости, которых было немного и те неинтересные, я отпустил его на ночлег, предварительно уточнив, где тот будет отдыхать.
      Однажды, позабыв уточнить место отдыха помощника (в комнате отдыха помощникам было отдыхать запрещено), я по тревоге поднимал полк. Так мой помощник, жизнерадостно улыбаясь, пришел последним, когда полк уже стоял на плацу, прибыл командир с замами, а меня добивали двое проверяющих из верхнего штаба. Не слышал, сказал...
С тех пор, всегда уточняю.

Сел за стол дежурного, придвинул к себе рабочую тетрадь и отметил выполненные задачи. Так, не дошел еще до автопарка и на КПП.
 По коридору в обратном направлении прошествовал трогательный тандем из Емелина и Чобана.
-Я уложил его на кушетку,- доложил Чобан, вернувшись в дежурку. Рядовой Чобан, из Днепропетровска, в армию попал со студенческой скамьи. Был он парнем интеллигентным, начитанным, знал испанский язык. С ним было интересно беседовать…
- Ты в два сменишься,передай Плескацевичу, чтоб посматривал за ним, периодически, - сказал я,- ладно, я пошел на КПП и в автопарк. Придет Плескацевич, меняйтесь, меня не ждите.

Возвращаясь из автопарка, встретил подполковника Кортикова, спешащего на смену в техническую зону.
- Видел Емелина?- спросил Кортиков,- уработался…
- Видел, товарищ подполковник.
- Не докладывай командиру…утром спрячу его в бане…восстановим!
- Хорошо.
Мы оба знали, что дня три его не восстановит ничто на свете. Емелин проявлял дьявольскую изобретательность при поиске спиртного в своих запоях. Его можно было оставить на необитаемом острове, он бы и там нашел, чем напиться.

      Зашел в нашу казарму, проверил количество спящих солдат по головам, сошлось с контрольной цифрой. На всякой случай проверил главных самовольщиков. Так, Белозо спит, Широков спит. Назарова нет.
- Где Назаров?- тихо спросил я дежурного по роте. Дежурный по роте младший сержант Крупенев развел руками.
 - Может, в туалете?- предположил он.
 - Может,- согласился я,- проверь.
      Крупенев проверил и, выйдя, покачал головой.
- Коля,- задушевно сказал я,- даю тебе 15 минут. Если Назаров не найдется, подниму подразделение. Жду вас с Назаровым в штабе. И захвати этого бездомного, которого вы подложили вместо Назарова. Хочу взглянуть на него.
      Я не любил и не хотел поднимать подразделение до подъема. Но, если Назаров действительно ушел в самовольную отлучку, непринятие мер приведет к тому, что в самоволку будут ходить  все, кому не лень. Вот тогда взвоем!
      Когда я вернулся около 3 часов ночи в штаб, в дежурке сидел сержант Плескацевич, белорус из Гомеля, высокий и крепкий, с красивым, мужественным лицом. Я налил из термоса кофе, и мы с ним выпили по чашке. Голова была тяжелая, хотелось спать. Кофе немного взбодрило.
- Назаров, похоже, в самоход ушел,- сказал я,- придется поднимать подразделение.
- Нет, товарищ старший лейтенант,- покачал головой Плескацевич,- никуда он не ушел. Раз майор Хлынин предупредил, никто рисковать не будет. В полку он.
- А где?
     Сержант пожал плечами.
Через 15 минут я поднялся, потом опять сел.
- Ладно, жду еще 5 минут!
Через три минуты послышался грохот солдатских сапог.
Интересно, что они придумают.
     В штаб вбежал Крупенев. Один.
- Крупенев, я не понял,- грозно рыкнул я,- где Назаров…и бомж?
- Назаров спит, товарищ старший лейтенант, просто лег не на свое место, а сейчас лег на свое. А тот, что спал на его месте, это Крылов, вы его просто не узнали!
      Ага. Вот, как они провернули! Толково.
- Ну, а что?- я задумчиво почесал затылок,- вполне может быть… пойдем, глянем…
      Вышли вместе с Крупеневым из штаба, и пошли к казарме.
- Ну, где был этот иллюзионист? Не бойся, никто не узнает,- добродушно сказал я. Главное, что не самовольная отлучка за пределы полка.
- В карты играл у соседей.
      На территории полка дислоцировалась еще одна часть, мы их называли соседи. Они нас тоже.
- Понятно. А кого подложил на свою койку?
- Духа из РМО (рота материального обеспечения). Из пополнения.
      Посмотрев на счастливую даже при ночном освещении казармы, якобы спящую, физиономию Назарова, я вернулся к штабу. Заметно посвежело, поэтому я надел китель и вышел на крыльцо. Светало. Постоял немного, затем вернулся в дежурку.

- Налей кофе,- сказал я Плескацевичу и присел на стул рядом с ним. Перебирал в памяти события дня и ночи, смакуя ароматный напиток. В это время обычно в полку замирало все, даже «кипящая работа». Пара часов перед подъемом всегда были самыми спокойными за сутки.
- Товарищ старший лейтенант, - Плескацевич кивком головы показал на дверь.
      У двери стоял прапорщик Емелин и расстегивал ширинку, рассчитывая помочиться у дежурки. Вернее уже расстегнул и готовился к действию. Тужился.
      Ну, это перебор! Я схватил его за ворот форменной рубашки и поволок в строевую часть. Открыв дверь собственно Емелиным,  я швырнул его в направлении кушетки, под каковую он благополучно и закатился. Я ему не мама родная!
- В следующий раз, меня не жди!...Тебе же убирать!
- Понял!
      Я достал из своей сумки бритвенные и туалетные принадлежности и пошел в туалетную комнату.
- Саша, пока я привожу себя в порядок, позвони в автовзвод, убедись, что водитель автобуса пошел заводиться.
- Есть!
      Не позднее 5.40 автобус должен отправиться в городок за офицерами.
Я побрился холодной водой, чего страшно не любил, да что поделаешь. Начальник штаба не любил небритых дежурных еще больше. Почистил зубы, всполоснул лицо и бодро пошел в дежурку. День начинался.

В 6.15 приехал командир полка, с ним два командира дивизиона и майор Хлынин. Он жил с командиром в одном доме. Я встретил командира полка на плацу. Приняв рапорт, командир поинтересовался выполнением распорядка дня подразделениями, спросил, отправили ли автобус за офицерами, и ушел в штаб. В 6.20 приехал начальник штаба, потом все остальные. Начальнику штаба я, как положено, представился в штабе у дежурки. Потом доложил о выполнении его поручений. Подполковник Полещук угрюмо выслушал меня. Судя по выкатившимся глазным яблокам, сейчас начнется…
- Почему бардак в штабе?!- заорал он,- почему уборка не проведена?!
- Проведена,- зачем-то возразил я.
- Дома так убирайся!- взревел Полещук,- полы перемыть! Через 15 минут доложить об исполнении!
После этого ураганом ворвался в дежурку и разнес ее на атомы. В помещении дежурного бардак (все было в порядке, пока НШ не раскидал имущество) и конюшня (что есть, то есть), доска документации не укомплектована (вечером майор Асташкин взял график нарядов и не вернул), журналы не ведутся (все были заполнены), а те, что ведутся, ведутся небрежно, с исправлениями. Ну и личный состав суточного наряда обязанностей не знает! Начиная с дежурного по полку, который личным примером разложил весь наряд. В общем, дежурство безнадежно сорвано, на радость потенциальному противнику!
      Определив сроки устранения указанных недостатков, от нескольких минут до нескольких десятков минут, начальник штаба, с чувством исполненного долга, ушел к себе. А мы остались зализывать раны.
      Сколько раз говорил себе, что на все замечания НШ нужно отвечать «есть» и «сейчас устраним!».

В 7.30 пошел в солдатскую столовую проверить готовность к завтраку. Воронин заверил, что все готово. От злости забыл снять китель и, хотя было еще не так жарко, но на солнце уже начинало припекать. С 8.00 стали прибывать подразделения во главе с командирами. Майор Хлынин привел наше подразделение.
- Как ночь?- поинтересовался он,- самохода не было?
- Нормально, самохода не было. Утро хуже,- буркнул я,- Полещук покусал.
- А ты чего хотел? Орден и капитана досрочно? С наряда еще не снимал?
- Нет. Успеет еще, день только начался…
Хлынин ушел с подразделением в столовую. Я остался у входа с теми же задачами, что и вечером.

Развод полка в 8.30 прошел быстро. Командир объявил личному составу полка об ожидаемом прибытии командующего армией, потребовал исключить «бесцельные шатания по полку», в подразделениях обеспечить порядок, дисциплину, и строгое выполнение распорядка дня. После этого полк прошел торжественным маршем (с первого раза) и с плаца ушел.

В 8.45 я стоял возле штаба рядом с командиром полка, он после развода что-то не ушел к себе, как обычно, а остался на плацу.
 Подполковник Савин был в дурном настроении и смотрел на занимающихся строевой подготовкой на плацу бойцов второго дивизиона. Занятия там проводил старый майор Мухин, которому до дембеля оставалось год или два. Мухин, взвинченный присутствием командира полка и его комментариями, команды отдавал несколько нервно, срываясь на крик. Хотя недавно, в курилке доверительно рассказывал Хлынину, что он, ветеран и больше они не дождутся, чтобы он нервничал из-за службы. Они, это все командиры выше его по должности...
      Командир полка стоял на крыльце штаба, а я на площадке перед крыльцом. При его появлении я не успел удрать, и теперь моя задача была хмыкать в нужных местах (я только старался хмыкать негромко, а то Мухин уже пару раз косо глянул), на ядовитые замечания командира. Мне это страшно не нравилось, но уйти было невозможно. Я надеялся только, что командир не будет вечно стоять на крыльце. Да и мне через 15 минут можно было «уйти на покой».
      По дороге, ведущей мимо плаца, показались два бойца. Большой и маленький. Они брели, как только что освобожденные узники Бухенвальда, не глядя по сторонам, а куда- то вперед в одну точку. Три дня назад полк получил очередное пополнение. В том числе из солнечного Таджикистана. Большинство таджиков делали вид, что ни слова по-русски не понимают, потом признавались, что понимают, но не говорят, потом начинали говорить. Некоторые, действительно, плохо говорили по-русски, но к концу службы говорили почти как Рязанцы или Костромичи.
      По всему было видно, что это два таджика из молодого пополнения. Кроме походки, их выдавал характерный внешний вид новобранцев. Форма третьего срока носки была на три размера больше и на них висела, как на вешалках, пилотка на маленьком таджике держалась на ушах, у большого едва прикрывала темя. Им бы поменяться пилотками, может, в самый раз было. Маленький был в сапогах, которые он переставлял, как лыжник, а большой был обут в какие-то чеботы, точнее было не разобрать. Чего этим ребятам приспичило тащиться мимо штаба полка, было непонятно.
- Семенов, приведи сюда эту советскую военную угрозу, - нахмурился командир.
      Я пошел по асфальтовой дорожке, чтобы у угла штаба перехватить ходоков. На тот случай, если, увидев меня, побегут. Гоняйся за ними потом на потеху всему полку. Впрочем, их можно было бы догнать даже ползком.
      Нет, бойцы не побежали. Они вообще не обратили на меня внимания.
- Куда идем, гвардейцы?- нервно спросил я, когда солдаты приблизились.
Гвардейцы молча покосились на меня и, не изменяя скорости погребальной процессии, продолжали движение, связанные единственной, видно, целью «дойти!». Спиной чувствуя взгляд командира полка, я сделал свирепое лицо.
-Стоять!- рявкнул я,- кто такие? Куда идете?
      На этот раз таджики остановились и даже немного повернулись ко мне. На пол-градуса.
- Что тибе?- без интереса спросил большой.
      Проводить с ними занятие, по правилам обращения солдат и офицеров, не было времени, поэтому это «тибе» я пропустил мимо ушей.
- Какой дивизион, куда идете?- повторил я.
Бойцы посмотрели друг на друга, покурлыкали между собой, потом маленький ответил:
- Старшина Пилип пасляль за краска.
- А почему двоих?
- Старшина Пилип сказяль, адын пыныгвин ни данисет.
Прапорщик Пилипенко был старшиной третьего дивизиона. Кулаки у него были одинаковых размеров с головой, а голова у него была обычная. Горлопан (старшина и должен быть такой) и легендарный пьяница Полипенко был личностью известной как в полку, так и за его пределами.
- Пошли, ребята, к командиру полка, - сказал я.
 Не успел я договорить, как таджики повернулись и молча продолжили свое движение «за краска». Я опешил от такой наглости.
В это время, потерявший терпение командир подошел ко мне:
- Кто такие? Наши?
- Наши, товарищ подполковник! Из третьего дивизиона. Прапорщик Пилипенко послал их на склад за краской!
- Ну-ка воины, идите сюда!- с металлом в голосе сказал командир.
Воины обернулись.
- Что тибе?- опять спросил большой. Видимо его русский словарный запас ограничивался пока только этим словосочетанием.
- Я отменяю приказ прапорщика Пилипенко!- повысил голос побагровевший  подполковник Савин,- идите к себе в расположение!
Такого взрыва хохота от солдат в полку я давно не слышал. А от новобранцев никогда. Таджики хохотали, били себя по коленям, утирали слезы.
- Ты дурной, да?- захлебываясь смехом, сказал маленький,- старшина Пилип пасляль за краска! Как ты можишь атминить?! Старшина Пилип узнает, тибе убет!
Отсмеявшись, маленький таджик решил командира помиловать.
- Ладна, ни бойся, ни скажю иму.
      Финал оказался не таким, как я ожидал. Командир не испепелил таджиков молниями, даже не приказал их отвести в штаб в качестве военнопленных. И вообще, потом с юмором рассказывал офицерам про это случай. 
- Вызови-ка ко мне Терехова и Пилипенко,- многообещающе сказал командир. Майор Терехов был командиром третьего дивизиона.

- Не знаешь, зачем?- озабоченно спросил майор Терехов, когда я по телефону передал ему «приглашение» командира полка.
- Знаю,- ответил я и в нескольких словах рассказал ему о предшествующих звонку событиях.
Терехов коротко выругался и бросил трубку.
Через десять минут я, сидя в комнате дежурного, слышал командирский рев из его кабинета. Еще через десять минут Терехов и Пилипенко, как два сверхзвуковых истребителя, пролетели мимо дежурки и унеслись вдаль, опережая слова, в которых не было ни одного цензурного.

      Дежурство продолжалось. Наступило самое приятное время дежурства, если там вообще бывает что-либо приятное, время отдыха дежурного по полку. С 9.00 до 13.00, не раздеваясь и не снимая снаряжения, как написано в уставе внутренней службы ВС СССР. Можно, правда, было снять сапоги.
 Особой издевкой в комнате отдыха дежурного казалось наличие свежего постельного белья на кушетке (начальник штаба подполковник Полещук требовал у начальника тыла полка, чтобы постельное белье у дежурного всегда было свежим).
Вытащив подушку, я бросил ее поверх синего одеяла. После этого сдвинул кобуру с пистолетом на бок и улегся на спину. Некоторые офицеры, в том числе иногда и я, после бессонной ночи могли заснуть даже здесь. Хотя штаб полка, людской муравейник, был, наверное, последним на земле местом, годящимся для сна. Сегодня спать, не спал, а скорее дремал. Видел какие-то обрывочные картины и слышал голоса из дежурки, поминутно спрашивающих дежурного и получающих стандартный ответ «отдыхает».

      В половине первого, когда я видел, как наяву что-то приятное, не связанное с дежурством, меня позвал голос Хохлова.
Через 10 минут я вышел из штаба и направился в сторону столовой. Ну-с, еще выдержать обед, вертелось в голове, и здравствуй, смена. Вдруг стал, как вкопанный.
      В полк въезжала черная волга. Командующий. А командир и начальник штаба в технической зоне. А замы, Бог знает где! Я обернулся к штабу, видит ли Хохлов. На всякий случай, прижал руку к уху, мол, звони, ищи командира. Потом набрал воздуха в грудь, как перед прыжком с трамплина и побежал через плац к КПП. Командующий не стал удирать от меня на волге, а остановился на перекрестке дороги. Из машины вышел генерал-лейтенант. Я его уже раз видел в полку, поэтому узнал.
- Товарищ командующий, во время моего дежурства происшествий не случилось!- заорал я, подлетев к нему,- командир полка находится в технической зоне. Дежурный по полку…
Я знал, что командующий любит, когда к нему обращаются именно «товарищ командующий». Понятно, генералов много, а командующий один.
- Чем занимается полк?- тихо спросил командующий. Или я оглох от волнения.
- Полк занимается согласно распорядка дня.
Командующий кивнул головой.
- Водителя покормите,- так же тихо сказал он и пошел к технической зоне.
- Товарищ командующий, разрешите вас сопровождать?
- Нет. Я знаю дорогу. Занимайтесь, товарищ дежурный.
- Есть!
Я пришел в ужас от того, что командующий один пойдет по полку, но что я мог сделать. Показал водителю волги место на стоянке автомобилей и побежал в штаб.

Хохлов, молодец, встречу  наблюдал и уже доложил командиру полку о прибытии командующего.
- Обзвони всех, начиная с автопарка (парк был по пути следования командующего), что командующий бродит по полку и убивает все, что шевелится!- сказал я,- а я на обед. Буду кормить водителя командующего.
- Приятного ему аппетита,- сказал Хохлов, улыбаясь.
- Передам.
      Выйдя из штаба, я махнул рукой водителю командующего. Из машины вышел прапорщик, и мы зашагали к столовой. По дороге я пытался вытянуть из прапорщика «ценные сведения», вроде надолго ли пожаловали, какие планы и т.д. Но водитель, то ли не знал ничего (вряд ли командующий обсуждает свои планы с водителем), то ли не желал «колоться». Я передал его Воронину, предупредив, чтобы не болтал лишнего.

      Командующий был в полку часа два, зашел  с командиром в автопарк, потом в казарму первого дивизиона. Им всегда «везет». Казарма в четыре этажа, каждое подразделение занимало один этаж. Первый дивизион, первый этаж, второй дивизион, второй этаж и так далее. Редко кто добирался до второго дивизиона. Командующий, вроде, остался доволен. Во-всяком случае, командир полка после отъезда командующего особо не «зверствовал». Конечно, где-то командующий «поводил его мордой по батарее», как без этого. Это армия!

      В 16.30 я с надеждой и нетерпением смотрел на плац, где старший лейтенант Гена Васин проводил развод заступающего наряда.
- Володь, чего, не могли проветрить? – недовольно спросил Васин, зайдя в дежурку.
- Гена! Окно даже не закрывается!
Ну, дальше вы знаете…

      Такое оно, дежурство по полку. Не всегда из него удавалось выбраться с неснятым скальпом. Всякое было.
      Описанное выше, дежурство было обычным, ни легким, ни тяжелым…
Было дежурство, когда я поднимал полк по тревоге, а над душой стоял сам  командующий армии(это будет через год). Недолго, минуты две  (мне показалось два года), но стоял. До сих пор горжусь, что на подведении итогов командующий оценил действия полка по тревоге на неудовлетворительно, а действия дежурного на удовлетворительно.
      Были подряд два наряда, с периодом времени в две недели, когда в мое дежурство гибли люди. Солдат в технической зоне полка погиб от удара стопорного кольца лопнувшего колеса КАМАЗа, а через две недели офицер нашего полка разбился на мотоцикле. Эти жуткие дежурства врезались в память.
      Были дежурства, когда ничего вообще не происходило. Вернее происходило, но так, как должно происходить, без нештатных ситуаций. Такие дежурства, понятно, забирали меньше сил и после смены не чувствуешь себя вернувшимся с фронта.
      А вообще, военная служба это занятие для сильных людей. Слабакам там не место.

12 марта 2015 года