Каладриус

Этот рассказ мне всегда хотелось начать с Пушкинского «Мой дядя самых честных правил…», хотя эти строки задали бы неверный тон моему повествованию. Я и сама только по прошествии лет смогла по-иному, более спокойно посмотреть на произошедшее. Объяснения описываемому событию я найти так и не могу, потому надеюсь, что кому-нибудь другому это удастся.

Мой престарелый дядя захворал на склоне лет, внезапно вспомнил обо мне и позвал в свой славный замок Т. Дядя был человеком состоятельным, родственников особо не жаловал, как выпорхнул из родительского гнезда – так на глаза им больше не показывался. Разбогатев, он купил замок, истратил неимоверные суммы, чтобы восстановить его и сделать пригодным для жизни, и, наконец, там и осел.

Меня Т. встретил древним величием толстых стен, слепотою узких окон, духотой комнат и странной сырой пустотой. Дядя отпустил всю прислугу. Осталась только его сиделка, некая Аврора, которая выглядела так, будто сошла с картины какого-нибудь голландского художника Средних веков: бледная, тощая, с высоким лбом и тусклыми волосами, она смотрела всегда устало и недружелюбно.

Весь день дядя проводил в своих комнатах, изредка звоня в колокольчик, чтобы позвать Аврору. Со мной же он почти не говорил. Лишь к вечеру он словно бы набирался сил, опирался на свою старую тяжелую трость, с трудом поднимался и звал уже не Аврору, а меня, и мы вместе шли гулять в лес, который находился недалеко от замка.
Что заставляло больного старика каждый вечер коротать под сенью вековых деревьев, я так и не знаю. Дядя говорил мне, что прогулки полезны для здоровья, а лес «многое помнит». Ходил дядя медленно, говорил немного, потому я успела вдоволь насмотреться на лес, выучить каждую тропинку, запомнить каждое дерево, так что я могла бы уже начать давать им имена.
Ничего примечательного поначалу не происходило: дядя косился на меня стервятником (я списывала это на его слабое зрение), старый лес не таил опасностей. Могучие переплетенные корни напоминали дремлющих ящеров, солнечный свет золотом сочился сквозь густые кроны.

В очередной душный летний вечер, прежде чем скрыться в пряном полумраке леса, опередив дядю на несколько шагов (он лишь изредка позволял брать его под руку), я обернулась и в одном из окон замка увидела очертания белесой фигуры. Помявшись несколько мгновений, я спросила дядю, нет ли в замке привидений.
- Привидений? – дядя скрипуче усмехнулся. – О Т. чего только не говорили. Но я здесь больше, чем полжизни прожил, а никого не заметил. Все это бредни селян, а не привидения.
- А что же это там, в окне?
- Не знаю. Не вижу, - отмахнулся дядя. – Наверняка Аврора. Она белая и передник у нее белый. Вот тебе и кажется, да еще через стекло. Пойдем.
Он зашагал дальше. Я медлила, смиряя беспокойство верой в дядины слова.
Во время всей прогулки я слышала хлопанье крыльев где-то поблизости, но никакой большой птицы так и не сумела разглядеть. Дядя казался мне особенно задумчивым и словно бы раздраженным. На следующий день он окончательно слег. Аврора все время хлопотала вокруг него, а я бродила по замку без дела, думая о привидениях и о том, присоединится ли к ним мой дорогой родственник.

В одной из комнат, скрытые прочным стеклом витрины, в ряд были разложены средневековые бестиарии. Прочитать можно было не больше разворота, рядом лежали переводы. Дядя всегда любил Средние века, и кто-то из его знакомых даже осмеливался предположить, что дядя в прошлой жизни был каким-нибудь средневековым купцом…или графом. Дядя в такое не верил, мне же было все равно. Тем не менее, бестиарии я разглядывала с интересом. Были там упомянуты удоды* (случайно ли именно этот разворот попался мне на глаза?), василиски и грифоны. «Ка-ла-дри-ус*», - прочитала я по слогам незнакомое слово; прочее же не успела: Аврора позвала меня.

- Он совсем плох, - ее тонкие губы едва шевельнулись.
Дядя лежал в постели, укрытый по самую грудь. Его седые волосы растрепались, и в этот момент он мне показался особенно старым. Я подошла к нему поближе и сжала его сухую ладонь.
- Отойди, - выдавил он, - я хочу видеть, неужели ты не видишь? Не загораживай!.. Надежда…

Он кивал, указывая прямо перед собой. Кроме Авроры в комнате я никого не увидела и отошла, удивленно глядя на дядю. Аврора посмотрела на меня с укоризной. Я встала рядом с ней, но затем села на кровать у дядиных ног. Я обернулась, чтобы попросить Аврору выйти, но тут дядя крикнул:
- Не отворачивайся! Не отворачивайся!

Я вздрогнула и краем глаза заметила что-то рядом со мной. Огромная птица, столь белая, что ее перья, казалось, светились неземным светом, сидела подле меня. Она пристально посмотрела на дядю и отвернулась.

Дядя издал разочарованный сдавленный вопль, я вскочила. Никакой птицы на кровати уже не было. Аврора казалась напуганной не меньше, чем я, но, если она поспешила к дяде, то я выбежала из комнаты. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем меня нашла Аврора и известила о том, что мой дядя скончался.

Мысли о птице еще долго не покидали меня. Показалось ли мне или я видела что-то из мыслей умирающего или, быть может, птица и правда была в комнате – не могу сказать. С Авророй поговорить я так и не решилась, а больше мы с ней, к счастью, не встречались. Теперь, наверное, только новый владелец замка найдет ответ… Или, быть может, кому-то из читателей он уже известен?