Она. Часть 4. Сhaleur

  На следующий день у меня было три заказа и я рано ушел, а когда вернулся нашел ее сидящую на полу и рассматривающую фотографии. Они были раскиданы по полу, она так вглядывалась в каждую деталь, изображенную на этих безжизненных листах, что становилось жутко.
- Ты никогда не фотографировал меня, - не поднимая головы сказала она.
- Не было возможности…
-Или не хотел.
  Без слов я поднял камеру, висевшую на шее. Я начал снимать ее. Ей не приходилось ничего делать, она была растрепанная, в каком-то старом свитере, который свисал ей чуть ли не до колен. Она была так естественна в этой серой комнате, с сотней снимков на полу, с этим мутным светом из окна. Я снимал каждое мгновение, каждый ее шаг, движение. Она взяла скрипку сыграла что-то, раскидывала фото, просто стояла или смотрела в окно и она, Грета, смотрелось намного лучше, светлее (не смотря на отвратительное освещение), чем эти длиноногие, «суперидеальные и безупречные» модели в душных студиях. В ней было кое-что, что перекрывало все их качества, всю их «идеальность». Она была настоящей. Такой реальной. За этими мыслями я не заметил, как она уснула.
  На следующий день мы снова ушли гулять. «Я знаю одно волшебное место, ты не пожалеешь!» - уверила меня моя подруга. Мне было не принципиально. Была середина дня, мы пошли на метро, потом долго ехали на автобусе. Я не имел ни малейшего понятия куда ведет меня эта маленькая придумщица, но я полностью доверял ей. Мы вышли из автобуса уже за городом, кажется тут недалеко село Никольское. Она повела меня в лес, так уверено шагала, будто точно знала все эти тропинки наизусть, будто ходила здесь часто и подолгу. Зайдя глубже в лес, мы замедлили шаг. Мы шли рядом. Я слышал ее дыхание, стук ее сердца и, кажется ее мысли. Я не разобрал ни одной, но если это были не ее мысли, то что? Она смотрела на деревья, в небо и улыбалась им как старым знакомым, а потом начала читать стихи. «Дух пряный марта был в лунном круге…» - ее голос был хрустальный и спокойный. Он гипнотизировал меня. Она вроде пела, а вроде шептала, я не могу сказать точно. Она знала так много стихов! Все двадцать сонетов Марии Стюарт, много Маяковского и Есенина. Я был в полудреме от всего что крутилось вокруг, все это снова смешалось, я был полностью погружен в зимне-весенний дурман ее холодности и свежести голоса и леса. Она взяла меня за руку. Как-то аккуратно, и совершенно легко. Я почувствовал, что ей холодно и отдал свою куртку. Мы долго шли. Наконец мы куда-то вышли. Перед нами оказалась остановка. Мы поехали домой.
Вернувшись, я «слегка» удивился, увидев там Кошкина. Он понял мой взгляд.
- Ключи. Знаешь, хотел зайти, тебя не было, а ключи были.
В руках у него была моя камера. Грета ушла на кухню.
- Я тут не удержался и посмотрел. Надо сказать, они не такие скучные, как все предыдущие. Могу сказать, что ты нашел свою Музу. Помнишь, я говорил об этом. О том, что тебе нужно научится дышать заново? Так вот. Тебе удалось.
Я не сдержал улыбки, был смущен как 5ти летний мальчик, которому говорят, что он настоящий герой или вроде того.
- И да, если тебе надоело быть бомжом, я могу организовать выставку. Обещаю, все будут в восторге. Фотографии легко продадутся… Что?
- Я не продам эти фотографии, их вообще никто не должен видеть!
-А, вот как. Ну ты подумай,-он ухмыльнулся,- бомж-романтик, черт тебя дери.
И ушел. Я посмотрел на фотографии, и полюбил Грету еще больше. На пленке она была живой. Она села рядом.
- Красивые, да? Лучше всех других? Ты можешь их продать. Нам ведь и правда нужны деньги. Фотография — это твоя мечта, а это, - она положила руку на камеру, - твой шанс.
  - Не хочу, чтобы хоть кто-то еще видел тебя.
- Ты эгоист.
- Ты еще хуже.
 

Я долго думал над предложением Кошкина, и решил, что это необходимо. Но это в первый и последний раз.

  В отличии от многих фотографов нашего круга, мой худой друг не был пошлым дураком. Он знал истинную красоту. Организацию выставки он полностью взял на себя. Только вот с названием ничего не могли решить. Нужно было что-то звучное, но простое, под стать самим фотографиям. Как-то вечером, мы сидели у нас на кухне и лениво разговаривали об этом, Грета же, вообще молчала, а потом выдала: «Сhaleur,» - что означало «тепло», звучало красиво и мы решили так и оставить.
  Все было готово через месяц. Открытие было грандиозным (Кошкин постарался и прожужжал все уши Питера). Все было утонченно и просто. В огромном зале с белыми стенами и самым простым освещением весели наши фотографии. Все они были разных размеров, какие-то были на стенах, какие-то свисали на нитках с потолка, в одной из комнат они были проецированы на стены, потолок и пол. Зрелище, сводящее с ума. Страшно подумать сколько денег отгрохал Кошкин. «Успокойся, девочка моя, окупится еще как» -с ухмылкой говорил мой друг. Было очевидно видно, как он гордится этой выставкой. «Лучшее мое детище!» -говорил он немного выпив шампанского.
  Мы встречали гостей троем. Грета сидела на табурете подобрав ноги, она с ребячьим интересом наблюдала за всеми, кто проходил мимо нее. Тему выставки никто не знал и ее воспринимали как мою сестру или вроде того. Женщины, зная чьих рук эта работа, начали посыпать сахаром нас с Кошкиным. Сначала и он отвечал на их флирт, но потом, как всегда бывало, они начали ему надоедать. Я знал многих, кажется, даже имел отношения с парой из них, но сейчас все они были мне отвратительны и противны. Их высокие прически, нешуточные декольте, французские духи, все длинноноги и стройны как одна. Они были изящны, бесспорно прекрасны и милы, но меня воротило от них как . Одна, в надежде как-то заполучить мое расположение, прижалась ко мне и сказала на ухо довольно громко, что моя новая спутница (видимо она имела ввиду Груте) никуда не годная замарашка, ее подруги засмеялись. Грета высокомерно и саркастично улыбнулась. Я оттолкнул эту леди и проводил в зал, где её ожидал сюрприз, ведь ей пришлось практически весь вечер лицезреть «никуда негодную замарашку». Люди знающие и хоть что-то понимающие в искусстве, завидя Грету, сидящую на табурете, с улыбкой приветствовали ее, а увидев фотографии - восхищались. Конечно, в большинстве своем, это были не женщины. Спустя пару часов, у нас наметилось приличное число покупателей. Осмотрев все залы гости начинали скучать за светскими беседами. Тогда Кошкин подмигнул нашей девочке. Замечу, что у них были какие-то особые отношения. Они редко разговаривали, но часто ерничали на счет друг друга. Они соревновались в подколах и понимали друг друга с полуподнятия брови. В общем после знака, Грета достала скрипку и заиграла. Это было очень трогательное соло, как я узнал позже – Равель Павана. Это, конечно, дало свой результат. Кто-то из дам, даже прослезился. Ну а вы предствавте эту сцену: маленькая босая хрупкая девушка, с черными волосами и длинными тонкими пальцами, играет на скрипке в легком платье в полуосвещенном зале. Разумеется, это идея худого. Я поймал вопросительный и веселый взгляд моего друга: «Ну как тебе? Мы сделали этих надутых!».  Я кивнул.
  Грета отправилась домой раньше всех, объяснив, что ей все наскучило и утомило. Ее можно было понять. Я вернулся домой за полночь, ее не было. Теперь был серьезный повод для волнения, ибо ни сумки, ни скрипки я не нашел. Я волновался, но не бесился. Где-то в глубине души я знал, что она вернется. Надежда была слаба, но все же была. Я был совершенно без сил и уснул.