Генерал Ермолов
Будучи при этом сержантом срочной службы. Да-да, сынок, это Армия. Не можешь - научим, не хочешь - заставим.
Комдивом у нас был генерал-майор Ермолов - рослый, статный военный, нормальный дядька, не кичился никогда своим генеральством. Однажды наградил отпуском ефрейтора, который на стрельбище набрался наглости обратиться по всей форме и спросить у него закурить.
- Родной ты мой! - сказал тогда Батя. - У меня уж лет двадцать никто закурить не спрашивал!
Такой вот был. Скромный, но яркий. Конечно же, мы тихо гордились нашим комдивом.
Кроме действующего радиоцентра, в Штабе строился ещё один, более современный. Мне приходилось буквально метаться между стройкой и текущей работой связи. Я ещё курил тогда, дурак, неизвестно для чего.
А туалет, прошу прощения, был в Штабе на третьем этаже, причём по отдельной лестнице, попасть на которую можно было, только сначала спустившись к нам в подземелье. То есть полковнику или генералу с четвёртого, например, этажа надо было преодолеть семь этажей туда и семь обратно.
Легче всего в этом смысле было нам, радистам - три этажа вверх и три вниз. Но мы и эту трудность быстро научились обходить. Бегали, если по-лёгкому, на закрытое со всех сторон антенное поле за Штабом и всё.
Да и штабные офицеры тоже, бывало, пока никто не видит, сворачивали с пути истинного к антеннам: шесть лишних этажей по пять раз в день кого угодно ввергнут в великий соблазн.
И вот как-то раз выбрался я на свет божий и курю у длинной лестницы, ведущей к нам вниз. Внешний вид у меня - служившие поймут. Звезда на пилотке намалёвана извёсткой, пальцем, так же, как и лычки на погонах. Стройка же!
Ремень - бляхи нет, завязан на животе геракловым узлом. Из полы кителя вырван треугольный клок - дурачился со сторожевыми собаками. Всё, от пилотки до сапог, под щедрым слоем известковой пыли. Словом, отдельные нарушения формы одежды имеются.
Тут мимо идёт генерал Ермолов.
Я - срочно - прячу в кулаке ценность, окурок, который вообще-то обязан в таком разе выбросить, вытягиваюсь во фрунт, но, поскольку я не по форме, не козыряю. Генерал делает вид, что не замечает мои манёвры и военные хитрости с окурком.
Но он-то одет по форме! Поэтому в ответ отдаёт мне честь, как следует. Только бесёнок мелькнул в генеральском глазу, из-за некоторой комичности положения. Вдобавок мы же оба понимаем: он идёт на антенное поле, и оба знаем, зачем он туда идёт.
Я, как полагается, стою навытяжку, пока Батя проходит мимо, и провожаю его взглядом. Вдруг вижу - ба! у него воротник кителя сзади загнут вверх и сложен вдвое!
- Ни хрена себе! - думаю. - Это он весь день так ходит по штабу, и ни одна зараза ему не говорит?! Боятся? или глумятся?!
И, движимый жаждой справедливости и порядка, громко говорю:
- Товарищ генерал! Разрешите обратиться? - (всегда млел от столь богатого комплекса несуразностей - товарищ или генерал? я уже обратился или теперь разрешите?) - в общем, нарываюсь на диалог.
- Да? - с некоторым удивлением оборачивается Ермолов.
- Товарищ генерал, у Вас воротник кителя сзади не в порядке. Заправьтесь, пожалуйста.
Чёрт. Ну я сержант, что взять.
Совершенно машинально вот это "заправьтесь, пожалуйста" у меня нехорошо прозвучало. Как рядовому в казарме: недобрым, приказным тоном; тоном, не допускающим возражений; тоном, исключающим малейшие сомнения в том, что сказанное будет мгновенно выполнено и об исполнении бегом доложено.
Генерал Ермолов потрогал рукой воротник... разогнул, поправил его... хмыкнул. Оглядел меня снизу вверх. Медленнее, чем обычно, произнёс:
- А-а... спасибо... - сделал ещё пару шагов к антенному полю... остановился.
И можно понять Батю. С одной стороны, вроде как всё правильно. С другой стороны, какое-то ни уха ни рыла пугало ещё и замечания делает генералу. Опять внимательно посмотрел мне в глаза, но, видимо, ничего такого в них не нашёл.
Вдруг заботливо усмехнулся и смачно так, с наслаждением, с южным фрикативным "г" говорит:
- На себя посмотри, стиляга... *)
Я прыснул и ссыпался обратно в лестницу.
Побелка к вечеру была закончена, и впредь я выглядел, как всякий уважающий себя сержант, то есть практически безупречно.
Служба продолжалась. При виде комдива, что бывало нечасто, я лихо, но подчёркнуто уважительно вскидывал руку к виску. Ещё бы: генерал-то, как ни крути, знакомый!
И Батя в ответ козырял серьёзно, степенно, с достоинством.
Но настроение отчего-то улучшалось у обоих.
Maul halten und weiter dienen! **)
---
*) Словом "стиляга" в 1960-е официальная советская пропаганда называла молодых
людей, пытавшихся следовать тогдашней западной моде: головного убора нет, причёска "ёжик",
рубашка с коротким рукавом навыпуск (самый писк, если по белому фону чёрные силуэты стоп),
зауженные книзу брюки-дудочки, полосатые либо красные носки, остроносые полуботинки.
Такой наряд считался чересчур смелым, до неприличия.
Старшее поколение тогда носило фуражку-восьмиклинку, гражданскую (чёрную)
гимнастёрку и чёрные же брюки-галифе с хромовыми сапогами "в гармошку".
Так же выглядели школьники, только их униформа была серой. Руководители носили
шляпы, рубашки-косоворотки, двубортные пиджаки, прямого кроя брюки и ботинки.
От описанных событий эпоху "стиляг" отделяло лет семь-восемь.
**) Держи язык за зубами и служи (дословно: морду держи и дальше служи) - нем.
Свидетельство о публикации №215032700437