Мой отец - офицер. Глава 4

Глава 4. Рыбаки Ветлуги.


    Дорога жирно чавкала под усталыми, расползающимися копытами лошади. Нудно моросил мелкий сентябрьский дождь. Лошадь не слушалась, часто останавливалась перевести дух. Да и сам Александр выбился из сил, рука нехотя поднималась и падала плетью, надоело понукать и подгонять лошадь вожжами. Смеркалось. Деревенские избы медленно, вдоль улицы двигались навстречу подводе. И вдруг лошадь фыркнула несколько раз и, откинув уши, уставилась с удивленным видом на выплывающий из дождя знакомый дом. Она резво ускорила свой ход.
    Да и Александр внезапно ощутил всем своим телом тепло родного уюта. Даже хлебный дух почувствовал. И на него как будто дохнул жар из печи в родительском доме. Вот еще немного на горку и ему улыбнулись слабо светящиеся окна дома. Значит, не ложились, ждут его.
    Сегодня он припозднился. До дождя не успели перевезти весь выкопанный картофель с поля, пришлось месить грязь. Бригадир за каждым мешком, за каждой картофелиной следил. Тщательно пересчитывал мешки в подводе, а потом после окончания перевозки, снова все проверил и пересчитал в хранилище.
«А что вы хотите? В нашем сельсовете безобразное отставание с картофелепоставками», - кричал он на колхозников – «Вы свою личную картовку вместо того, чтобы сдавать, как положено на государственные склады, прячете в погребах. Чего ждете? Чтобы милиция по дворам пошла? Так хоть с колхозного поля без потерь все свезем на склад».
    Почти два года прошло с того дня, когда 7 декабря 1934 года для городского населения отменили продовольственные карточки на хлеб, муку и крупу. И в колхозах немного жизнь улучшилась. Но борьба ВКП (б) по выполнению зернопоставок не ослабевала. Продолжались репрессивные меры против единоличников. Нарушители закона о зернопоставках приговаривались к лишению свободы, к принудительным работам.
В деревне шутили: «Прикончилась жизнь слезная – новая пошла колхозная». Правда, были и свои положительные моменты. В Горкинской школе начал работать агротехнический кружок, в котором обучали крестьянскую молодежь близлежащих деревень. В числе первых Александр был принят на учебу, которую через полгода окончил.
   А сегодня, когда он, нагрузив полную телегу, повез последний воз, на картофельное поле приехал председатель. Остановил, посмотрел на него внимательно и по-отечески. Потом сказал, что в селе Богородское организуются от Варнавинской МТС курсы трактористов. От каждого колхоза Горкинского сельсовета будет направлено по одному человеку.
«Ты, Лебедев, парень грамотный, шесть классов закончил, да курсы агротехников, вот и решили на заседании правления послать тебя учиться на тракториста в Богородское. Поедешь в следующем году, когда тебе восемнадцать стукнет» - огорошил Александра председатель. Но в душе парня такая волна поднялась!
   Вот и торопился Саша домой. Знал, что отец тоже будет рад этому известию. Такая новость дорогого стоит. Семья получала взрослого кормильца с серьезной профессией. Хоть Лебедевы и работали в колхозе втроем, но если бы не огород, на трудодни вряд ли обеспечивались питанием. Все забирало государство от колхозов, а по трудодням совсем нечего было распределять.
    Шел сентябрь 1936 года. Еще весной, в конце марта был совершен большой арктический перелет из СССР в Америку. Водопьянов, Махоткин, Фарих своим подвигом прославляли мощь Советского Союза, а на Пленумах ЦК ВКП (б) сетовали на то, «что мало расстреливаем». Борьба с голодом в стране сводилась к ужесточению колхозов, к репрессиям и чистке от «врагов народа».
При создании машинотракторных станций ставилась задача по оказанию помощи колхозам и единоличникам. Технической, агрономической и ветеринарной. А основная задача – проводить в деревне партийную линию по искоренению кулаков, как класса.
    Всех этих премудростей классовой борьбы деревенский парень Саня Лебедев не ведал. Он просто радовался тому, что его первого в Югарах посылают учиться на тракториста.
    «Саня, да ты вымок до самых костей. Разболокайся скорее, да на печку греться», - встретила его мать в сенях, - «Николай, распрягай лошадь. Видишь, Саня-то совсем обессилел».
    Переодевшись в сухую одежду, Александр присел к столу. Мать подала ему ломоть хлеба, картошки, соленых грибов. Уже перебравшись на печь, он сквозь сон почувствовал, что под бок к нему приткнулся Миша. «Большой уже», - подумал Саня, - «В ноябре девять стукнет. Завтра расскажу ему про то, что сказал председатель. И матери с отцом все поведаю».
    Наступил ноябрь. В двадцатых числах начались морозы. И довольно крепкие, ночью опускалась температура до минус десяти и ниже. На Ветлуге в заводях появилась ледяная корка. А с первым осенним льдом в конце ноября, иногда гораздо ранее санного пути начинается самый главный лов рыбы – неводный. Все количество рыбы, пойманное весной, летом и ранней осенью ничтожно в сравнении количеством, добываемым в это время неводами ветлужских рыбаков. Именно поздней осенью и зимой. А летом рыбу ловили мало, потому что сельскохозяйственные работы, естественно, занимали все летнее время, дорогое для крестьянина.
    Николай Лебедев был настоящим неводчиком. Оканчивались работы на полях, и он собирал югаровских мужиков на ловлю рыбы. Ловили рыбу на артельных началах. А объединялись в артель по двум причинам: во-первых, для лова рыбы неводом, а особенно зимой, требуется немало участников; во-вторых, изготовление рыболовных снастей было накладным делом для одного. В артель привлекалось до десяти-двенадцати человек.
    «Сано, завтра собирайся со мной на Ветлугу. Двое рыбаков в артели и рыбы будет больше при разделе улова. Иван-то свою рыбу в Поляки повезет, а мы для себя будем стараться», - отец сидел на лавке, в руках его ловко ныряла деревянная игла. Он в последний раз проверял невод, и завязывал на нем прорехи обыкновенным рыбачьим узлом.
     Этому ремеслу – вязать сети - Александр был обучен с самого детства и мог вязать не хуже отца. Многим югаровским мальчишкам зимой вязал он наметки – большие сетчатые кошели. Их прикрепляли на трехсаженные шесты и ловили рыбу, опуская с берега.
    Утром Николай запряг лошадь, погрузил невод на телегу, в которую посадил Александра с Иваном. На вторую телегу уселись мужики и всей артелью двинулись к реке. Бодрил небольшой морозец. Лошадью правил брат Иван, Александр сидел, привалившись на груду невода.
    Год назад брат вернулся из Красной Армии. За прошедший год успел жениться, и теперь жил самостоятельно в деревне Поляки, которая находилась километрах в двух от Югаров. Иван много интересного рассказывал Александру после возвращения из армии. И про военную технику, и про службу, и про жизнь в других местах Советского Союза. Внимательно слушал Саня про армейский устав, про караульную службу, про чистоту в казармах. А такие слова, как тир, парикмахерская, буфет он впервые в жизни услышал от брата.
    «Так, что, Саня, не бойся, Красная Армия сделает из тебя грамотного, твердого бойца. Главное - слушаться отцов-командиров, и служить тебе, братка, будет не трудно». Такими словами почти всегда заканчивал рассказы Иван о своей армейской службе.
   «Ну, мужики, с Богом. Пусть помогает он нам сегодня», - Николай шел рядом с подводой и похлопал Александра по плечу – «Вот у нас сегодня Сано обрыбиться должен. Как-никак впервой ему невод придется тягать. Хватит удочками баловаться, пора и бережника попробовать. Настоящего рыбного промысла почувствуй, сынок».
    Выехав на берег, распрягли лошадей. Сняли невод с телеги. Привязали за один конец бережник (тяга у невода от берегового крыла). Прикрепили его за кол, вбитый в землю, что бы ненароком не стянуло в реку при заводе сети. Невод с ходовым кодолом уложили в лодку, Николай сел на весла. Двое артельщиков запрыгнули за ним, оттолкнув ее от берега. Невод, точно сам собою, начал сползать за лодкой в воду. Артельщики поправляли и сбрасывали сеть за борт.
    Мокрые поплавки ныряли и вновь показывались над водой. Николай молча, и сосредоточенно греб против течения. Ему давно известна каждая зацепина на дне, всякий подводный камень. Артельщики изредка переругивались. Вот опущено правое крыло и лодка поворачивает поперек течения. Сбрасывают мотню, лодка делает полукруг на середине реки и направляется по течению к берегу. Пошло в воду левое крыло. Пристают к тому же месту на берегу.
    Здесь мужики подхватили ходовой кодол от правого крыла, из лодки на берег выпрыгивает Николай, за ним артельщики, и начинается самая трудная работа. Рыбаки, ухватившись за оба кодола, тащат невод. Пятясь, выволакивают на берег его мокрые крылья, обвешанные водорослями.
    «Кажись, есть, есть рыбка-то!» - весело кричат рыбаки. И Саша чувствует, как исходящие от них азарт, напряженность и веселость передаются ему. Он еще сильнее упирается, передвигая ноги. И вдруг становиться видно, что в полукруге, обозначенном поплавками невода, бьется и переливается серебристое и живое ветлужское богатство. Рыбы столько, что невод встает, как вкопанный. Артельщики прикладывают последние силы, но он ни с места. Веревки впиваются в ладони и звенят, как натянутые струны. Переругиваясь, они кричат, не в силах вытащить на берег мотню. «Пудов двадцать будет! А щука-то что делает, ведь повыпрыгивает вся!».
    «Черти, невод порвем!» - надрывая голос, кричит Николай, и в азарте прыгает в это серебряное, бьющее хвостами, хлюпающее жабрами рыбное царство. Отталкивая плавающие осколки льда руками, он начинает сузьгой (сачок большого размера) выбрасывать рыбу на берег в запорошенную снегом траву. Еще трое рыбаков следуют его примеру. Вчетвером они орудуют сачками, стоя по пояс в ледяной воде.
    «Сано, разводи костер! Мужики, подтягивайте невод! Как пойдет, тяните без остановки на берег!» - кричит Николай, не чувствуя в азартной работе обжигающего холода ветлужской воды.
    Большая гора рыбы на берегу трепещет хвостами, шевелится и растет. Рыбы, как никогда, много – здесь и окунь, и лещ, и щука, и извивающиеся черными телами сомы.
    Александр натаскал хвороста, запалил костер. Наконец, мужики выволокли невод с оставшейся рыбой. Ото всех идет пар, тяжело дыша, они собираются вокруг костра. Николай с мужиками, работавшими в воде, раздеваются догола. На них набрасывают сухую одежду, мешки, приготовленные для рыбы, и пропускают к самому жару костра. Саня подбрасывает охапку валежника, пламя жарко поднимается вверх. От сохнущей одежды поднимается пар, пахнущий рыбой и рекой.
    «Вот, Сано, и обрыбился ты. Богат нынче улов! Пудов пятьдесят будет», - Николай оглядел ворох рыбы – «Одним разом, конечно, все не увезти. Придется еще две подводы запрягать. На сегодня шабаш мужики. Завтра тоню другим неводом сделаем - побольше. Бог даст, еще возьмем рыбки-то. А там уж по льду будем ловить».
    Всю осень и зиму Александр работал в рыбацкой артели. Зимой особенно тяжело дается рыба. На холоде и ветру приходится прорубать лед, собирать рыбу.
    На середине Ветлуги прорубали большую прорубь - мойну, в которую опускали невод. Во всю длину невода поперек реки в нескольких местах в виде овала делали небольшие проруби. Шестом протаскивали сеть подо льдом. У берега, там, где по расчету, должны сойтись оба крыла, прорубали другую мойну, и здесь вытягивали весь невод.
    Александру навсегда запомнился, конечно, тот осенний лов неводом, когда отец, стоя в ледяной воде, выбрасывал сузьгой на берег рыбу. И он всю жизнь восхищался отчаянным поступком отца, который, не раздумывая, бросился в ледяную воду Ветлуги ради общего дела.
     «Героев не надо искать на стороне, герои рядом с нами. Может быть, даже наши родные. Так же, как в студеную воду кинулся отец, любой из нас бросится на спасение своих детей, родителей, близких нам людей. Только готовность к этому надо воспитывать в себе повседневной любовью и бережным отношением друг к другу», - порой думал Александр, вспоминая тот ноябрьский мороз и смелый поступок отца.