Клинки на ветру

Swords on the Wind


Пролог

Я буду твоим мечом,
Я стану твоим бичом, —

Тени шарахнутся прочь,
Отшатнётся в испуге ночь.

Покажи мне незримое,
Проведи в небытиё…

Я твоими буду крыльями, —
Ты подставь лишь мне плечо.


Ты и я

Ты — всего лишь моё развлечение?
Нет, друг мой, ты — нечто гораздо большее.
Ты — весь этот мир, с которым я играю. Древнее, с полуистёршимся смыслом слово Игра…
Склоняю перед тобой голову, Единственный Возлюбленный, Вечный Противник — Тот, Кто Напротив, за то, что не ржавеет клинок души в моём теле и отражает незапятнанное лезвие блики твоего Пламени.
Пусть нет такой дороги, чтобы свела нас лицом к лицу — я всегда чувствую тебя за своим плечом.
И когда ты, в другом лице, встаёшь в полный рост, открытый всем ветрам, Я встаю у тебя за спиной, Я кладу руки тебе на плечи, Я говорю тебе: «Иди! И ничего не бойся!»
Пусть никогда не разглядеть мне твоего лица, ибо ты меняешь их.
Пусть. 
Но вижу я, как и ты наклоняешь голову в поклоне и волосы падают на лицо, и из-под волос мелькает улыбка твоя, Любимый.
И вылетает меч из ножен, салютуя мне. И я выхватываю свой и прижимаю холодное перекрестие ко лбу.
В этом мире никогда нам не скрестить их. 
Пусть.
Но надеюсь я, что настанет время, и «ты» и «я» станут одним целым.


Сны и грёзы

Кинжал, больше не чувствующий себя оружием, быть таковым не перестает. 

И посему, я Меч. 
Не ножны, но меч.
Чья ладонь ляжет на мою рукоять, взметнёт меня в приветственном жесте перед пылающим миром?

Я жду. И вижу сны.
Меч, которому снится, что он девушка. 

А может, я Кинжал, пущенный умелой рукой и грезящий в полёте?..

Любой сон завершится пробуждением.
Любой полет достигнет своей цели.

Я подожду, Господи.


Ночь. Улица...

Улица, на которой я провела первые семь лет своей жизни. 
Как давно меня здесь не было. 
Как все изменилось…
Пожалуй, только пруд остался на том же месте, посреди дворов. 
Я медленно ступаю по оттаявшей земле, по только начинающей зеленеть траве и вижу все двойным зрением: то, что было, и то, что стало. 
Здесь вечно были выбоины-лужи, где я как-то нашла иностранную «копейку». 
Тут шелестела ветвями старая дуплистая ива.
Там была большая деревянная горка под теремок. По крайней мере, она казалась большой. Тут — песочница с крышей на четырех столбах. 
Однажды сюда пришел художник, сел на скамью и рисовал нашу песочницу. Это было, когда детский городок только поставили. 
А вот и пруд. 
По берегам стояли раскидистые ивы. Мы, дети, забирались на них, ложились на подрагивающие сучья и глядели в воду…
Посреди водяной глади — как и прежде, — грязно-белая льдина, последний осколок, на котором охорашиваются вечные утки.
Я закрываю глаза и вдыхаю пряный воздух московской весны, пьянящий запах оттаявшей земли. Запах тления и собачьих «подснежников», запах новорожденной травы. Запах смерти и запах жизни, так смешавшиеся, что не разобрать, где кончается один и начинается другой. 
Я вдыхаю его и вспоминаю летний день, когда мы с мамой встретились тут с бабушкой. 
Ты стоишь за моей спиной и молчишь. 
Моя тень между жизнью и смертью.
Ангел.
Скоро наша свадьба. 
Я даже знаю день. Ты столько раз говорил мне о нем, а я догадалась только сегодня. 
Сегодня, пятница, тринадцатое. 
Волшебный день. Волшебное число.
Только поэтому я здесь, на улице Красных Зорь.
Я поворачиваюсь и иду обратно к дому. 
Вот палисадник, где я нашла крутую тамагочу. Но, увы, она не работала. Я использовала ее в качестве компьютера для кукол. Куклы были довольны.
Наших окон со двора не видно. 
«Позадидома» — любимое место для игр, но там сейчас грязь наверняка непролазная.
Еще я хотела бы увидеть своего отца, но он сейчас далеко. 
Хотя… если мы смогли оказаться здесь…
Я оборачиваюсь с немым вопросом.
Ты прикрываешь глаза и медленно качаешь головой. 
Ты так красив. 
Скоро, скоро, я смогу смотреть в лицо твоё, не отрываясь. 
Ветер проносится среди голых деревьев и я с трудом отвожу взгляд. 
Где же луна? Полнолуние было… когда? Я помню, что недавно, на днях. 
До конца пятницы остается всего ничего — что-то около часа. А ведь еще моя школа, и мой детский сад, и, знаешь, если выйти через дворы к магазину… там был магазин, я помню… там пустырь, весной покрывающийся цветущей мать-и-мачехой, и оттуда в хорошую погоду можно увидеть верх сталинской высотки… 
Теплая ладонь ложится мне на плечо.
Ты прав… это все неважно. 
Пойдем.
Уже скоро. 

«И взойдет ликующее вешнее солнце…»*


Эпилог

Я кричу — ты не слышишь. 
Я говорю — ты оборачиваешься.
Но только когда я начну шептать, ты подойдешь ближе…



*цитата из книги Марии Семеновой «Валькирия».