Однажды в Тбилиси

Эта история не о политике или дружбе народов, а о находчивости.

Однажды мои ереванские друзья, этакие мажорчики, решили прошвырнуться на выходные в Тбилиси. Собрали большую компанию и на двух машинах рванули в соседнюю республику. Поскольку доходы родителей позволяли не экономить на мелочах, устроились в лучшей гостинице грузинской столицы - Иверии.
Пошатавшись по центру города и показав грузинам новинки, как им казалось, зарубежной моды, день закончили шумным застольем в ресторане гостиницы с плясками, песнями и соревнованием с местной публикой по количеству поднятых тостов, выпитого вина и исполнением народных групповых и сольных танцев ( см. "Мимино").

На следующее утро команда приезжих спустилась в ресторан на завтрак. Аппетита после вчерашнего не было, поэтому решили обойтись яичницей, свежим пури, сыром, тарелкой нарезанного  кружочками сервелата, зеленью и редиской. крепким мацони, а на десерт - свежей ранней клубникой - на дворе был май. Запивали вчерашнее похмелье Боржоми.
Долго и лениво жевали вкусный, свежий пури и яичницу. Потом похлебали мацони, пахучий сыр вместе с цецмадой свернули в трубочку, захрустели редиской. Разговаривать не хотелось, разглядывали редких посетителей из-под припухших спросонья и с похмелья век. Больше всех жеманились и капризничали девушки: клубника кислая, яичница невкусная, колбаса жирная, Боржоми теплый, мальчишки надоедливые. "Поехали домой,"- в конце концов сказала Мара.
"Ахчи, инч ес хосум? Я почти не спал, я не могу сесть  за руль в таком состоянии, мне нужно принять ванну , выпить чашечку кофЭ, ВАААЙ!"- возмутился Ашот, владелец роскошных Жигулей пятой модели цвета "кобальт" со встроенным стереофоническим магнитофоном Pioneer и песней Андрея Державина " Три недели, только три недели, море, солнце, пальмы и песок". Передавая пачку Мальборо по кругу, все закурили, включая девушек.
- Закажи кофе",- сказала Ашоту Лилит, прикуривая от козырной зажигалки в виде чемоданчика.
- У вас же кипятильник есть,"- Ашот потянулся к зажигалке.
- Вот жмот,"- сказала Лилит Маре.
Ашот помахал официантке:
- Сколько с нас?
Девушка подошла к столу полусонных, расслабленных армян и с очаровательной улыбкой сказала:
- С вас пятьсот рублей.
- Пятьсот рублей? - Ашот аж подпрыгнул. Сон как рукой сняло, причем со всех. "Пятьсот рублей, пятьсот рублей?" - Как эхо повторяли за Ашотом все и даже капризные девушки.
- Почему пятьсот? Где счет? Я не позволю, безобразие, - закипел Ашот, напомнив всем Кису Воробьянинова  на аукционе стульев из музея мебели.
- Минуточку, - сказала красавица, продолжая лучезарно улыбаться, - я сейчас позову главного официанта.
Она зашла за какую-то перегородку и оттуда буквально через секунду, как будто ждал наготове, появился огромный человек в черных брюках, белой сорочке с закатанными по локоть рукавами и в лопающемся на необъятном животе серебристом атласном жилете. Человек был рыж и мрачен. Походкой чемпиона греко-римской борьбы в самом тяжелом весе рыжий грузин-официант направился к друзьям.
- Пятьсот рублей, - рявкнул он.
- Слушай, друг, - миролюбиво сказал Ашот, - вчера мы в этом самом ресторане, десять человек, слушай, выпили все, что у вас было, съели шашлык, хинкали, хачапури и что там у вас еще было...
- Купаты, - подсказала Мара.
- Молчи, женщина! И купаты. Десять человек! И заплатили восемьсот рублей. За все. За вино, за еду, за музыкантов. А сегодня завтрак на шесть...
- Семь, - поднял руку Артур.
- Хорошо, на семь человек, потому что трое еще не проснулись, пятьсот рублей? Давай, друг, все посчитаем.
- Давай, друг, - милостиво согласился человек-гора.
- Яичница, - сказал Ашот и приподнял сковородку перед собой.
- Десять яиц! - рыкнул великан и показал пальцем в пустую сковородку.
- В магазине ячейка яиц: два рубля.
- Слушай, какой магазин, это тебе не магазин, это тебе ресторан, Интурист, это тебе деревенские яйца, я всех куриц, слушай, знаю.
- Хорошо, пятьдесят рублей, по пять рублей за яйцо, согласен?
- Бу-бу-бу,- пробормотал что-то старший официант.
- Колбаса, генацвале, пусть будет тоже пятьдесят рублей, зелень-мелень -  пятьдесят рублей, мацони, боржом - еще пятьдесят. И что там осталось?
- Пури и клубника,-  сказала Лилит. Все посмотрели на одинокую клубничку, сиротливо примостившуюся на кромке блюда.
- Клубника, слушай, ранняя, - обиделся генацвале.
- Еще пятьдесят, - кинул с барского плеча Ашот.
- Итого мы имеем двести пятьдесят рублей, хаскацар?
Грузин закатал рукава еще выше, встал в боевую стойку: ноги на ширине плеч, руки в боки, взгляд как у быка, завидевшего ненавистного матадора. Субтильные армяне вжались в стулья, бросив Ашота на произвол судьбы: вах, мама джан, что щас будет!
 И вдруг гигант схватил со стола забытую маааленькую тарелочку с мааалюсеньким засохшим, свернувшимся калачиком, последним кусочком сыра, поднял к небу глаза и указательный палец, образовав с большим пальцем прямой угол, и на весь ресторан крикнул:
- МЭжду прррочим СЫР ---- уочен дАрАгой, мамой клянусь!

Сколько заплатили в конечном итоге горе-пьятьюшествэнники не знаю, врать не буду. Мамой клялись, что так и заплатили грузину-тяжеловесу пятьсот рублей за находчивость, упрямство и волю к победе, но фраза " Между прочим, сыр - очень дорогой" прочно вошла в лексиконы всех друзей Ашота и моих, впрочем, тоже.

Шел 89-й год, до перемен, навсегда изменивших нашу жизнь, разорвавших семьи и дружбу, оставалось два года. Все еще были живы, молоды, всего двадцать с небольшим, веселы и с оптимизмом смотрели в будущее. Через два года, многих не стало, как и страны.

Имена героев изменены до неузнаваемости.