Betula szaferi 20

Глава двадцатая
Захария


Рация моргнула лампочкой, с шипением воспроизвела фоновый шум электромагнитных помех, и исторгла:

- Я – пятый. Католик вышел. Прием.

- Я – первый. Принято. Пятому – отбой. Шестой!

- Я – шестой, прием.

- Вести Католика совместно с четвертым. Через тридцать секунд – радиомолчание.

- Принято.

Заморосил мелкий дождь, высокий сутулый мужчина с неровной сединой в волосах и белым воротничком католического священника, раскрыл зонт. Католик, конечно же, не слышал радиопереговоров, он был сосредоточен, голоден и зол.

По белому пятну, что движется высоко,
Видать, что солнышко идет по небосводу
И дремлет на ходу, не радуя природу(*Адам Мицкевич. Пан Тадеуш).

Католик звался Захария. Это имя он получил при воцерквлении, крещен же он был сорок четыре года назад мирским именем Ольгерд. Ольгерд Ян Лычага. Католик служил в Люблинском католическом университете.

Точнее, занимал пост ректора факультета общественных наук Люблинского университета, что в Сталёвой-Воле. В среде студентов шел под кличкой «Геббельс» за потрясающую способность управлять как огромной аудиторией, так и отдельными личностями. 

Его рыжеватые прежде волосы, ныне поблекли и поседели. Поседели хаотично и неровно, не сумев придать прическе импозантности, так характерной для польских евреев. По причине отсутствия этой самой импозантности, а, может, и по какой-то другой причине, стригся Католик коротко.

Правды ради, следует сказать, что еврейской крови в нем не было ни капли, но что-то неистребимо еврейское в нем ощущалось постоянно. Некогда голубые глаза его, к возрасту немного поблекли, но стали цепкими, как рыболовные крючки. Они буравили собеседника с неутомимостью перфоратора Хитачи, проникая к самому дну души.

Он был близорук, и когда снимал очки, чтобы протереть стекла, становился почти беспомощным, но люди в этот момент подсознательно напрягались. Многим казалось, что Католик вот-вот поднимет взгляд, и вот этими самыми близорукими глазами расковыряет всё самое непотребное, что каждый из нас прячет глубоко внутри. И от этого многим становилось не по себе. Крючковатый тонкий нос, короткая шея, и всегдашняя легкая небритость, делали его лицо воистину мефистофелевским.


Католик направился к ближайшей едарне, чтобы полакомиться на ужин кнедликами, которые очень любил. Направился пешком, благо было совсем недалеко.

Закуска для мужчин была совсем иною –
Язык, копченый гусь и сало с ветчиною (*Адам Мицкевич. Пан Тадеуш)

Осенив пищу святым крестом, с удовольствием поужинал, на выходе кивком головы поприветствовал невысокого гражданина, и направился в сторону церкви.
Непритязательное белесое здание университетской церкви также было недалеко. Шустрый крепкий мирянин небольшого роста присоединился к Католику.

- Я – шестой. Католик встретил Агента Смита. Делают вид, что не знакомы. Прием.

- Я – первый, продолжайте вести.

Спутники вели неспешную беседу, к содержанию которой «топтуны» не прислушивались. Докучный дождь прекратился, и Католик сложил длинный зонт, а его спутник отвернул ворот серого плаща.

- Приезжал папаша Зенон , теперь он настроен решительно. С первых слов заявил мне, что со смертью Иоанна Павла II, истинные католики закончились.

- А Вы сами что думаете?

- А что я? Вы слышали, что Папа заявил третьего дня?

- Нет, я не в курсе внутрицерковных дискуссий.
- Иисус с Вами! Какая внутрицерковная дискуссия? Великий Понтифик должен излучать благость, а этот…  призвал геев «не быть маргиналами», и «внедряться в общество».

- Вы против интеграции геев?
- Я, друг мой, прямо-таки вижу плакат: «Геи доброй воли! Не будьте маргиналами! Внедряйтесь!». – Католик сделал эффектную паузу. – Фееричный пидарас!

Католик и его невысокий спутник прошли в церковь, и сели в дальнем углу. Католик отрешенно прикрыл глаза, а Агент Смит сцепил пальцы в замок, приложил ладони к лавке, и поник к ним лбом. Услышать и записать то, о чем говорили Католик и Агент Смит, стало невозможным.

- Мы отслеживаем ситуацию. Итальяшки у папского престола усиливаются. И количественно, и качественно. – Негромко сказал Агент Смит, не отрывая головы от рук.

- Ну, это только высшие посты. – Еле слышно, одними губами, возразил Католик.

- Я о том же.

- Если по-Вашему рассуждать, из нашей партии на римском престоле был только Войтыла.

- А как я должен рассуждать?

- Глубже, глубже надо смотреть. Главное – кто осуществляет основную организационную работу. В наших руках сейчас весь секретариат, финансы и образовательный процесс. Вспомните Сталина…

- Вашими бы устами…

- Не паясничайте с Вашими русскими поговорками.

- И что? Вы и меня назовете «фееричным пидарасом»?

- Восемь из девяти Конгрегаций нам полностью подконтрольны. – Ничуть не смутившись грубостью, ответил Католик.

- Что с девятой?

- Нужна помощь.

- По какой конгрегации?

- Конгрегация по делам епископов.

- Оно как! Там аргентинец, помнится.

- Бразильянец.

- На кого делаем основную ставку?

- Сейчас? – Католик пожевал губами, снял очки, наклонил голову, выдерживая драматическую паузу. – Сейчас – на пана Кирилла.

- По восточным церквам который?

- Да.

- Хорошо. Подготовьте записку и предложения по девятой конгрегации. Теперь главное. У меня для Вас новость.

- Да.

- Всплыли следы предмета, которым Вы так интересовались.

- Подробнее…

- Похоже, эти следы нащупали нацики.

- Насколько точны сведения?

- Нацики настроены крайне серьезно и не прочь пострелять. Но тут одно «но». Вы говорили, что эту хренотень можно напялить на любую башку.

- Это не хренотень, а артефакт огромной силы.

- Будь по-вашему, артефакт. Короче, среди нациков объявился один весьма занимательный пан. Похоже, эта штука как раз для его головы.

- С артефактом всегда так, он возникает на публике вместе с претендентом. Во всех случаях – крайне пассионарной личностью.

- Что же Вы молчали, Ваше священство?

- Не хотел расстраивать.

- Так вот, этот Ваш, как Вы сказали, пассионарий, уже расколол нацистов на два лагеря. Старая гвардия, похоже, не против его убить. А он – не прочь уничтожить старую гвардию. Лидер варшавской Фаланги уже исчез.

- Сколько на стороне пассионария? И что о нем известно?

- Его зовут Михал Духинский. Другая информация проверяется. На его стороне уже большинство нациков. Похоже, грядет «Ночь Длинных Ножей – Два».

- Это хуже. Я думал над этим. Возможно, наилучшим для всех нас вариантом будет то, что артефакт он все-таки получит. Но получит из наших рук.

- Рассчитываете на его благодарность?

- Нет, просто действие артефакта устроено именно таким образом. Будет гораздо хуже, если он сам найдет артефакт. Тогда он… - Католик опять выдержал паузу. – Тут я вынужден привести один древний предикат…

- … он не будет никому должен? – Резко закончил невысказанную мысль Агент Смит. – Вы не на кафедре, Святой Отец, не надо цитат.

- В целом верно, если без цитат.

- Так. Мы не хотели распылять своих средств, хотели бы предоставить нацикам самим разобраться с проблемой поиска. У них хватит и сил и энергии.

- Ни в коем случае! Артефакт этому Вашему Духинскому, может, и придется отдать. Но сделать это должны мы. Точнее, это должен сделать я сам.

Он истинный поляк, хоть и чудак без спора,
Но в революции нельзя без фантазера!
Годится и дурак, давно известно это,
Лишь только б слушался разумного совета.(*Адам Мицкевич. Пан Тадеуш) 

- Признайтесь, Ваше Святейшество, Вам самому хочется напялить эту хреновину.

- Нет. Моё предназначение – быть Серым Кардиналом. Для меня ничего не изменится, кроме масштабов. Раньше я двигал эсминцами, сидя у себя в кабинете, теперь же я буду управлять флотами.

- Я понял, изменяем план. Нациков придержим, используем японцев.

- Каких еще японцев? – Нахмурился Католик.

- Проверяем информацию. Похоже, совершенно «левые» люди, случайно чемоданчик перепутали. – В свою очередь нахмурился Агент Смит.

Какое-то время Католик и Агент Смит, беззвучно шевеля губами, повторяли слова молитвы.

- Вы любите стихи, Ваше священство?

- Это Мицкевич. Я люблю не стихи. Я люблю Польшу, ясновельможный пан.

Собеседники сотворили крестное знамение, и, щурясь на дневной свет, вышли из храма независимо друг от друга.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2015/03/31/1865