Игрушечный король 1

 Шуршащие обрывки сна шоколадными крошками сыпятся на мою белую рубашку.
 Я прерывистыми движениями смахиваю их, желая поскорее очиститься, стараясь делать это как можно осторожнее, слегка касаясь, чтобы не втереть эти остатки шоколада в ткань.
 Что ж, - вроде чисто... и весьма приятно. Их больше нет...
 Издали слышится песня в исполнении Bobby Darling I will waiting for you...
 Я стою на сцене сам и говорю:
 “Я приглашаю Вас потанцевать со мной, юная миледи!
 Но куда же Вы? Постойте...”
 “Мне пора”, - сказала она обернувшись, сбегая со сцены в одной шлепке,    оставляя мокрые следы на паркете.
“Вам нравится со мной?”
“Очень,” – рассмеялась она.
“Но, почему же Вы тогда уходите?”
“Мне правда пора… меня ждут”.
И она убежала…
Я смотрел ей вслед, в лицо дул ворвавшийся через распахнутое окно порывистый осенний ветер, беззастенчиво хлопая ставнями, впуская фальшивое холодное октябрьское солнце и я думал. О чем я думал?
If it takes forever, I will waiting for you…

 Я открыл глаза и уперся взглядом в подушку.
 Затем потерся об неё носом и нечаянно размазал по своему лицу текущую изо рта слюну, которая продолжала свисать с подбородка, когда я, приподнявшись над подушкой, упёрся ладонями в бежевые простыни...
...  Я застыл в этом не особо эстетичном положении и подумал:
 "Давно пора бы сменить мелодию на будильнике...” – и как только я об этом подумал песня Bobby Darling зазвучала на столе вновь.
“Стоп! Который раз он уже звенит!? Сколько время, черт подери!?” Затем я опустил свои большие ступни на прохладный пол, от чего мне захотелось тут же их отдернуть и вернуть под теплое одеяло.
 Сделав это, я обхватил руками колени и остался сидеть в таком положении на кровати.
Я не знаю почему я сидел, а не накинул истрепавшийся халат, что висел в моем стареньком шкафу, не включил радио, не открыл окно, не закурил.
На часах было уже восемь… в коридоре меня ждал обделавшийся, но довольный Джек, которого я так четко забываю выгуливать.
Мои ноги сами направляются на кухню, рука открывает дверь шкафчика под раковиной, далее беру совок с веником и само собой собираю испражнения своего пса, выбрасывая их в мусорку.
Просидев некоторое время, глядя на стол и вслушиваясь в слова старины Бобби под дребезжащий мобильник я вспоминаю только что увиденный сон…
Найдя в себе силы встать с постели, я обнаружил среди своих разбросанных вещей, валявшиеся “забытые” женские трусики и бюстгальтеры… нет, я не фетишист.
Просто, изредка навещавшие моё скромное холостяцкое жилище дамы,  частенько считают должным оставить их здесь… их накопилось уже довольно приличное количество, можно было совершить несколько охапок двумя руками этого всего добра. Они определенно носят с собой по два комплекта нижнего белья, а то и больше. Как будто направляясь ко мне, они специально достают его ловким движением из кашемировой сумочки и вуа-ля:
«Тут, Свен, моему нижнему белью самое место! А почему? Да потому что оно сочетается с твоим абажуром, не находишь?»
И правда ведь. По цвету они действительно сочетались с моим интерьером, который был приобретен исключительно для определенных целей. Но женщины обладают неисчерпаемым запасом фантазии и, пребывая у меня в гостях тщательно исследуют абсолютно все укромные уголки!
И они каждый раз находят что-то новое у меня в квартирке, чего я и не подозревал… Что уж говорить, что находят женщины во мне.
Эти леди жаждут поговорить со мной об искусстве, так искусно, заглядывая мне в рот, а в их глазах, в их выкрашенных дешевыми тенями и черными карандашами, приобретенных в переходах я чувствовал не поддельную жажду  похоти и наслаждений.
Вчера одна из “посетительниц моей скромной жилплощади” так хотела поговорить об искусстве, что во время моего повествования про амфитеатр  античных времен, она приближалась ко мне всё ближе и ближе, сначала я думал, что её так вдохновила Илиада Гомера, но тут до меня отчетливо донесся запах лососины у неё изо рта.
«Как неловко Свен… - подумал я сам себе: - Ты должен быть джентльменом, ответь девушке взаимностью, посмотри ей в глаза, что ли…»
Но я устал… Я просто устал и вчера я сказал:
- Дорогая, я устал.
Эта обладательница лососевого запаха из ярко подчеркнутых алых уст, отодвинула от меня своё лицо, и, первое о чем я подумал, так это что эти три слова тот час же предстали для меня в виде волшебного заклинания, что избавили меня от мучений, приносящее мне обостренное обоняние. Она рывком откинула голову назад, рассыпая по плечам золотистую копну вьющихся локонов и сделала надменную усмешку:
- От чего!?
Это даже был не вопрос. Это было что-то заданное с таким отсутствием эмоционального интеллекта, как будто представительница этого самого прекрасного пола полностью осознает себя в абсолютном эпицентре всего происходящего. Есть только она, с её лососевым запахом изо рта, крашеными локонами и химической завивкой, кашемировой сумочкой и похотью.
Я ни на мгновение не сомневался, что в её сумочке уже существует запас различного рода контрацептивов. Я просто знал это. Я знал, что она усядется мне на колени, закидывая правую ногу на левую, своими длинными руками обовьет мою взмыленную шею, уцепится своими алыми губами за мои - сухие, обветренные, вялые, уставшие …
Я брал её. Хватал за бедра и валил на диван, срывая эти вульгарные черные чулки, ощущая сигаретный запах у неё изо рта, но мне было плевать. Я рвался в неё. Всё моё нутро возжелало снять напряжение, которое только накапливалось за весь день у тридцатидвухлетнего работника полувидимого фронта. 
Сколько раз мы с ней предавались плотским наслаждениям я не считал, да и она думаю тоже. Ей это было нужно, так же как и мне. Но вчера я захотел быть честным и мне было необходимо как воздух увидеть её реакцию.
КАК она поведет себя?
И ЧТО я значу для неё?
- Петрушка херов, буратино, бревно, а я устаю за то время пока твой прелый хрен одеревенеет, тебя игрушки заводят, наверное? Ну, признайся или ты гей?
А что ты там за ширмой дрочишь я догадывалась!
- Что ты сказала? – произнес я тихим ледяным голосом.
Нет, мне было не столько больно и обидно из-за прелого хрена, бревна, игрушечного короля, называйте как хотите, а то, что я обладал ощущением, что всё уже знаю наперед. Я ни на секунду не сомневался, что эта куколка выплеснет на меня свои наболевшие эмоции за те мгновения, когда она вставала, поправляла чулки, накидывала на плечо кашемировую сумочку, доставала оттуда пачку тонких ESSE, засовывала их в свой рот и, под цоканье каблуков направлялась в сторону выходной двери, а стоя у выхода, положа руку на дверную ручку, она оборачивалась ко мне и на прощание задавала в пустоту риторический вопрос, на который я никогда не отвечал, потому что уже мирно посапывал в своем ложе: «Проводишь?… ну и не надо…».
- То, что слышал! – истошно проорала она.
- А у тебя лососем пасет из жерла!
 Хлесткий удар по щеке. Всё как подобает сценарному жанру бульварных романов и дешевых пьес. А вот теперь цоканье каблуков в сторону выходной двери были решительными, поворот через плечо многозначительным, а на прощание я слышал уже не вопрос, а утверждение адресованное только мне, персонально, лично, приватно тет-а-тет:
- Мудак!