Лидия Дмитриевна

Эта, небольшого роста, с изящной, почти кукольной формой, русыми волосами, чуть-чуть тронутой рыжиной, появилась у нас в детдоме летом 1947 года и тут же получила кличку "Рыжая лиса". Может, из-за оттенка своих волос, а может, потому, что была у нее повадка: очень тихими шажками подкрадываться к своей "жертве", хватать за руку, больно сжимать ее, так выражая свое недовольство. Но несмотря на это, Лидию Дмитриевну любили. Она никогда не кричала, не возмущалась, не отправляла на "экзекуцию" к директору провинившегося воспитанника. По субботам и воскресеньям собирала вокруг себя детей и пересказывала содержание прочитанной книги или просмотренного ею довоенного кинофильма. Мы очень любили эти пересказы.
   Жила она в одной из комнат нашего дома со слепой матерью, которая потеряла зрение еще во время войны. Их комната соседствовала с нашей спальней. Однажды я заболела, и Лидия Дмитриевна подкармливала меня жаренной на рыбьем жире картошкой.
   Так я подружилась с Лидией Дмитриевной. Она не была моей воспитательницей, она была завучем. Часто встречая меня из школы, спрашивала:
- Ну, что сегодня получила в школе?
- Пять?
- Да!
- Какую награду ты за это хочешь?
- Очень хочу померить Ваши туфли.
    Туфли у Лидии Дмитриевны были красивые: на высоких каблуках, комбинированные, с лаком и белой кожей., 33 размера. Она отводила меня за дверь рабочей комнаты, снимала свои красивые туфли, и я с радостью надевала их и прохаживалась в них по узкому темному коридору. Эта продолжалась всегда, когда я получала пятерку. А в то время я училась хорошо, поэтому переобувания происходили часто. Иногда она брала меня на базар, где покупала дробленую гречку, потом ее варила, и мы с удовольствием ее ели. Я любила эту трапезу. Еда пахла домом. Однажды Лидия Дмитриевна подарила мне настоящие голубые ленты, которые заменили марлевые бантики в моих косичках.
   Еще одним отличалась Лидия Дмитриевна: когда надо было что-то вспомнить, она хлопала себя по лбу, приговаривая:"Ну, Балда Ивановна!" Эту привычку заметили воспитанники и часто сами использовали: "Ну, Балда Ивановна". В моей речи она слышится до сих пор: забуду что-нибудь, хлопну себя по лбу и тут же вспоминаю то, что хотела найти.
   Встретились мы с ней через 20 лет.
- Светка, это ты? - тихо спросила она и, словно испугавшись, добавила - Ой, извините меня за фамильярность. Как Вас теперь называть?
- Как в детстве, - улыбаясь ответила я.
   Приезжая из Литвы к своим подругам, первым делом приходила к ней. Привозила подарок, всякие вкусности и, конечно, розы.
   Мы долго разговаривали, вспоминали прошлое детдомовское житье-бытье, обсуждали текущие события, литературные новинки и удивлялись, как часто суждения наши совпадали.
   И так все девять лет.
   Летом 1983 года, в очередной приезд, я снова была у Лидии Дмитриевны и заметила, что она нездорова. Уходя, пообещала, что в понедельник утром, перед отъездом, обязательно зайду. Когда в понедельник утром я подходила к ее дому, почему-то у меня заныло сердце, почуяв что-то неладное. Быстро вбежав по лестнице и открыв дверь ее квартиры, я увидела людей, бывших детдомовцев, склонивших головы, а перед ними лежала та, которая для нас всех была учительницей, матерью - родным человеком.
   Я горько заплакала:
- Как? Почему? Так неожиданно...
- Ну, что Вы...В последнее время она очень болела  и любила говорить: "Вот приедет Светка, тогда и уйду на покой.
- Говорят, она приехала и где-то здесь, - произнесла женщина, подошедшая ко мне.
- Да, - ответила я.
- Вы ее знаете?
- Да.
- Покажете?
- Это я.
   Женщина с удивлением и в полной растерянности стала пятиться назад: меня не узнали...
   Ушел из жизни человек, очень скромный, очень любящий детей...И очень немногие знали, что она, эта хрупкая, с кукольной фигурой, женщина в свои двадцать лет спасла 241 ребенка, детдомовских детей, попавших в страшный водоворот военных действий под Сталинградом в 1942 году, за что была награждена правительственными наградами, но самой большой наградой для не нее было уважение коллег и любовь детей, которым она отдала всю свою жизнь.