Разговор

-- А я думала, что знаю тебя.
-- Никому не дано знать другого человека.
-- Но как же любовь? Как можно любить, не зная?
-- Мы любим не человека, а образ. Наше представление, нашу заботу о нём, наши  подсознательные мечты, нереализованные желания и т.д.
-- Нет. Мне не нравится твой ответ.
-- А это ничего не меняет. Данность даётся, а не выбирается. Мы с тобой -- всего лишь данности, пришедшие в мир, встретившиеся волей случая и пока остающиеся вместе.
-- Пока?
-- Всё довольно условно. Сегодня мы любим друг друга... А завтра?
-- Завтра...
-- Кто знает? Кто может дать гарантии?
-- Я! Я всегда буду любить тебя!
-- Не надо так легко бросаться словами. "Всегда", "навечно" -- слишком    неподъёмные символы для человека. Он сам не вечен. К тому же слишком быстро многое забывает. Не надо зацикливаться на таких словах, чтобы не испытывать потом разочарования или стыд.
-- Значит: ты меня не любишь.
--  Люблю. Но тебя ли? Разве я знаю все твои желания, мысли? Разве я могу в любую минуту с уверенностью сказать: о чём ты думаешь и как поступишь? Разве можно быть полностью уверенным в другом человеке? Даже свои собственные поступки иногда удивляют.
-- Я знаю в чём дело. Ты всё ещё любишь её. Ту, которая была до меня.
-- Не надо ревновать к прошлому. Неужели ты хотела бы, чтобы я пришёл к тебе пустым? Без багажа знаний и опыта? Форма, не залитая содержанием? Но тогда это был бы не я, а другой, лишь внешне похожий. Ведь я люблю твоё прошлое, которого не знаю.
-- Но как можно любить, не зная? Я этого не понимаю. Я всегда хочу знать: о чём ты думаешь.
-- Не будем разочаровывать друг друга. Иногда лучше и не знать. От многих знаний -- многие печали. В любви всегда есть тайна. А наше прошлое такое, каким мы его представляем. Я знаю твоё прошлое. Просто моё знание не соответствует твоему.
-- Всё-таки ты странный. Зачем выдумывать моё прошлое, если я могу рассказать сама?
-- Ой ли? Ты расскажешь не прошлое, а свою трактовку, видение событий.
-- Ты не веришь в мою честность?
-- А дело не в честности. Память -- довольно коварная штука. Она услужливо подсовывает одно и глубоко прячет другое.  А кое-что стирает ластиком начисто, без следа. И в каждом, даже самом постыдном поступке находит рациональное зерно. Фраза: "У меня не было другого выхода!" -- это индульгенция, которую мы выдаём себе сами.
-- Мне не нравится наш разговор. Я его не понимаю.
-- А я и не прошу. Цель женщины -- влюбляться и рожать, а не бродить в дебрях философских школ и софизмов.
-- А! Я знаю! Ты считаешь, что место женщины -- это три "К". Кюхе, киндер, кирха. (Кухня, дети, церковь.) Против таких как ты и борются феминистки.
-- Нет! Три "К" слишком мало. Я не низвожу роль женщины до поварихи, всегда готовой раздвинуть ноги, а в перерывах замаливающей грехи. Женщина для меня -- прежде всего муза. И не важно, что не каждый мужчина может заниматься творчеством. Она должна быть музой его жизни. А феминистки -- это те, кого обделила природа. Обделила красотой или хотя бы миловидностью в первую очередь. Отсюда и мужененавистничество. Как можно хорошо относиться к тем, кто не обращает на тебя никакого внимания. Неудовлетворённая сексуальность -- страшное оружие. Надо им всем подарить фаллоимитаторы. Может, станут добрее?
-- Ты серьёзно?
-- Да! Во мне мало толерантности в том виде, как её сейчас понимают. Мне странно, когда нельзя назвать негра -- чёрным, а японца -- жёлтым. Мне не нравятся восточная музыка и североафриканская кухня. Зачем я должен кривить душой? Терпимость? Только на основе взаимности. А иначе это унижение моей личности. К тому же я не прошу мир быть толерантным ко мне. Ненависть придаёт жизни пикантность. Как и любовь.
-- Так для тебя любовь и ненависть -- всего лишь приправы?
-- Самые сильные и важные. Любить до беспамятства и ненавидеть до боли. Разве тебе никогда не хотелось убить человека?
-- А тебе?
-- О, да! Долгими безумными ночами я до мельчайших подробностей представлял: как бы сделал это. И наслаждение накатывало горячими волнами. И перехватывало дыхание. Реальность и вымысел переплетались кальмарами при спаривании. Я бродил в переулках подсознания и ужасался видом своих желаний. И не было равного мне в жестокости. И осуждённые на казнь убийцы, в чьих васильковых глазах мелькают образы не смятых цветов, серийные насильники, любящие терзать чужую плоть, проститутки и гомосексуалисты, садомазохисты и мечтательные онанисты, и все остальные, которые растоптали, смешали с дерьмом людские и божьи законы (А значит по-своему смелы и дерзки. Ведь любой вызов порождает уважение, иногда и зависть, граничащую с любовью.) -- все они поражались мощи и силе моих фантазий. А монстры преисподней гладили меня по голове за смелость. И душа моя вибрировала в такт пронзительным воплям жертв.
-- Молчи! Молчи! Я не хочу этого слушать! Ты меня пугаешь!
-- Но ведь это тоже часть меня. А не тот образ, который ты любишь.
-- Я думала, что знаю тебя.
-- Никому не дано знать другого человека.