Сила притяжения

Первый раз я встретил ее двадцать лет назад около небольшого безымянного городка на окраине леса; она была столь прекрасна и невинна, что я не мог даже помыслить, что имею право приблизиться к ней. Подобных мне люди всегда боялись: мое имя Валенис, и я принадлежу древнему роду волков. Таким, как я, в обычном мире людей нет места, и такие, как я, привыкли жить в лесу, в дикой природе, несмотря на то что имели прекрасную возможность перевоплощаться в человека.

На протяжении нескольких месяцев я наблюдал за ней со стороны, не смея сделать хоть шаг в ее сторону. Она всегда улыбалась и часто смеялась; у нее замечательный смех.

Ее звали Ларрия.

Впервые я услышал ее имя, когда губернатор города, ее отец, позвал домой. Ларрия очень любила своего отца, почти боготворила его; матери у нее не было, она умерла при родах.

У Ларрии были серо-голубые глаза. В них всегда отражалось небо и сверкали яркие звезды. Ее взгляд был устремлен куда-то за грань реальности, и я был готов вечность отдать, чтобы хоть одно жалкое мгновение быть рядом с ней.

У Ларрии были светло-русые волосы. Она никогда не плела никаких кос, как другие девушки, за что служанки, постоянно бегающие вокруг нее, разражались охами-вздохами и громкими негодованиями, а Ларрия в ответ, смеясь, убегала от них.

Однажды она забежала слишком далеко к лесу. Это был самый разгар зимы, на улице царил лютый холод, и шел снег. Звезды на небе ярко отражались в ее глазах. Она первый раз меня увидела. В тот момент я понял одну важную вещь: я буду для нее кем угодно – братом, другом, защитником. Я буду ее оберегать, даже если она никогда не скажет мне «спасибо», даже если она будет меня ненавидеть и проклинать.

Я думал, Ларрия испугается, закричит и убежит, но я ошибался: она сначала немного удивилась, а потом по-прежнему стала улыбаться. Так нежно и ласково, будто уже давно знала меня. Знала, что я наблюдаю за ней. Ларрия аккуратно присела, протягивая ко мне свою ладонь. Я непроизвольно подался ей навстречу и легонько коснулся носом ее руки: она была очень холодная, почти ледяная, и немного дрожала. Ларрия осторожно погладила меня.

– Не бойся, – прошептала она, все продолжая так же улыбаться. – Я не причиню тебе вреда.

Ее голос был похож на мелодичную песню, такой приятный. Наверное, она очень хорошо поет.

– Это ведь ты постоянно за мной смотришь, да? – после минутной паузы вдруг спросила Ларрия.

Я резко одернул морду, невольно оскалив клыки, но даже это не смогло ее напугать: она лишь шире улыбнулась. Ларрия не боялась меня; я кивнул, подтверждая ее догадки.

– Ты… ты понимаешь меня? – ответом ей вновь послужил слабый кивок. – Меня зовут Ларрия, – она опустилась на колени, напрочь забывая о том, что сейчас не самое подходящее время года для таких рассиживаний на земле.

«Я знаю, Ларрия, – в воздухе раздался низкий голос, – Я Валенис». Ее удивлению не было предела: уж чего-чего, а того, что я разговариваю, она явно не ожидала, но это лишь побудило в ней еще больший интерес ко мне, к волку. Я никак не мог понять, почему же в ней нет того страха, который я чувствовал во всех остальных людях. Она была особенной, иной и именно по этой причине я хотел быть рядом с ней.

– У тебя очень красивое имя, Валенис, – и Ларрия рассмеялась, искренне и звонко. Ее смех эхом раздавался в воздухе.

«Спасибо. Но оно не так прекрасно, как твое», – больше всего на свете в этот момент я хотел обрести человеческий облик, но не осмелился: такого она могла не принять и не понять. Ларрия смущенно опустила глаза, прикрыв ладонью рот; я носом ткнулся в тыльную сторону ее ладони, что она убрала ее: у Ларрии слишком красивая улыбка, чтобы ее закрывать.

– Оно самое обычное, – отчего-то в ее голосе я услышал тоску.

Ларрия убрала от лица руку и вновь погладила меня по голове, заставляя приятно поморщиться. Я понимал, что ради нее готов вилять хвостом, подобно жалким псам, которых ненавидит любой уважающий себя волк.

***


С того момента она каждую ночь приходила на то самое место, где мы первый раз встретились. Ларрия рассказывала мне обо всем, что с ней случалось; даже о том, чего обычно не говорят. Я никогда не встречал настолько чистых душой и искренних людей, она казалась мне богиней, ангелом, спустившемся на землю, и в своих мыслях я превозносил ее до самых небес, дорисовывая невидимым карандашом белоснежные крылья у нее за спиной.

Она рассказывала о том, какие книги она прочитала, что ей больше всего в них понравилось. Она говорила, что подарил ей отец на день рождения и что очередной ухажер признался ей в любви, а она вновь дала отказ. Ларрия всегда отказывала молодым людям, но никогда не объясняла причины: ни мне, ни даже им. Когда я спрашивал ее, почему же она никому не дает шанса, она лишь смеялась, а я не смел настаивать. Она рассуждала о смысле жизни, о религии, а иногда о том, отчего же небо голубое или почему светил солнце и луна. Она замечала абсолютно незначительные вещи, такие как первый снег или увядающие листья, последний весенний закат или восходящее солнце, дворовую кошку, всегда спящую около ее дома, и круживших воронов вокруг кладбища. Все эти детали были настолько ненужными, но крайне важными для нее, а значит – и для меня тоже. Я стал замечать и радоваться мелочам, потому что Ларрия радовалась.

Я был счастлив тогда, когда была счастлива она.

Я проклинал все на свете, когда она грустила.

Ларрия рассказывала, что она выучила за последнюю неделю со своими гувернантками, иногда углублялась в науку, чаще всего – в историю. О да, она обожала историю. Больше всего – Древний мир: Рим, Греция, Междуречье, Вавилон. Часто ведала мне мифы Древней Греции, некоторые рассказывала по несколько раз, а потом, немного виновато улыбаясь, извинялась за свою назойливость, после чего обязательно гладила меня по голове, зарывалась лицом мне в шерсть.

Я любил, когда она так делала.

Как-то раз Ларрия заговорила о своей матери: она никогда ее не видела, знала только по фотографиям и редким рассказам отца. Ее отец не любил говорить о своей жене, поэтому сама Ларрия могла лишь догадываться, какой же была ее мать. Ларрия любила мечтать: она выдумывала различные небылицы и делилась ими со мною. Ей всегда было интересно мое мнение, хотя она знала, что я никогда не скажу ничего плохого.

Я видел ее улыбку, ради которой готов был сворачивать горы; я видел ее слезы, из-за которых готов был растерзать на части любого, кто довел ее до такого состояния. Я полюбил Ларрию своей жалкой душой со всей несвойственной мне нежностью. Это чувство настигло меня, как гром среди ясного неба, нахлынуло, словно морская волна во время шторма. С каждым днем я понимал, что не могу находиться без нее ни минуты, но разве волк мог быть рядом с человеком?.. Конечно, нет. Мой вожак никогда бы не позволил мне уйти из стаи ради жалких людишек. Забрать же ее в дикую природу было еще большим безумием: Ларрия не выживет там. Я хотел умереть лишь от одной мысли, что рано или поздно эти встречи под луной прекратятся.

– Валенис, мне так хорошо с тобой! – постоянно восклицала Ларрия со столь искренней радостью.

«Ларрия, ты очень любезна», – зачастую я отвечал ей скромными фразами, которые были совсем не к месту, но я не знал, что еще ей можно ответить.

А она понимала. Все понимала, даже когда я молчал. Чувствовала всего меня, мою душу и сердце.

«Скажи, а будь я человеком, ты бы тоже так говорила?» – однажды спросил я у Ларрии.

Она откровенно удивилась, не понимая моего вопроса, но потом честно призналась:

– Я не знаю, Валенис, – она закрыла лицо руками и заплакала. – Прости меня, прошу. Прости меня, мой дорогой Валенис! – она горько плакала, зарывшись лицом мне в шерсть, и просила прощения за свою искренность.

«А если бы я мог стать человеком, тогда что?» – после небольшой паузы вновь спросил я.

Ларрия тут же перестала плакать и медленно подняла голову.

– А ты можешь?.. – едва слышно прошептала она, вытирая с замерзших щек почти высохшие слезы.

«Обещай мне, что не испугаешься».

И она пообещала. Дала слово, что не будет страшиться, не закричит и не убежит. Я еще немного колебался, стоит ли это делать, но точно знал, что она сдержит свое обещание. Верил ей, как самому себе.

***


Начиная с того дня, я мог ее обнимать, и лишь одно осознание этой простой вещи делало меня самым счастливым. Вот только Альк, наш вожак этого не одобрил; конечно же, он обо всем узнал, ведь трудно было не догадаться, когда один волк каждый день уходит на полночи и возвращается лишь под утро. Он пытался не пускать меня: сначала были просто разговоры, потом в ход пошла и грубая сила, потому что по-другому решать проблемы волки не умеют. Побеждает сильнейший, и Альк оказался сильнее.

Ларрия нашла меня чуть дальше от города, чем обычно, лежащего на снегу и истекающего кровью. Она не знала, что нужно делать, и могла лишь шептать мне на ухо успокаивающие слова и накрыть своей белой накидкой, которая насквозь пропиталась моей кровью. Ларрия вновь плакала, намного сильнее нежели в прошлый раз, а я не мог даже посмотреть на нее, потому что едва ли мог держать глаза открытыми. Ларрия боялась, что я могу умереть, и провела со мной всю ночь, даже наутро не вернувшись домой.

В городе поднялась паника: дочь губернатора пропала. Отец Ларрии даже не догадывался, что родная дочь тайно встречается ночами с тем, кто не принадлежит роду людей.

– Валенис, – шепотом позвала меня Ларрия, – хочешь я сбегу из дома? И мы всегда будем вместе.

«Дурочка, даже не думай об этом. Тебе не место в моем мире», – каждое слово давалось с трудом, я слишком сильно устал. Нет, я не умру, в этом я был уверен. Волки не умирают от таких царапин, но вот обрести человеческий вид у меня не получалось: все свои силы я потратил на то, чтобы дать отпор Альку и сбежать сюда. На что я был готов ради нее? Ради того, чтобы провести с ней хотя бы мгновения?..

– Но я готова, правда…

Обыскав весь город в поисках губернаторской дочки, охотники направились за пределы города, а значит – в лес. И значит, что они скоро должны были быть здесь.

Я не ошибся: шаги становились все громче, крики все слышнее. Если они увидят Ларрию рядом с животным, то, скорее всего, убью меня, а ее посадят под арест или приставят постоянную охрану. Ларрия не любила, когда рядом с ней постоянно находились люди. Она вообще не любила людей, а незнакомых – всегда боялась.

– Ларрия! – кто-то позади окликнул ее по имени, но она не даже не повернулась, чтобы узнать, кто это.

Кто-то вновь выкрикнул ее имя, но Ларрия не обращала на них внимания ровно до тех пор, пока не услышала выстрел. Тут же вскочив на ноги, она готова была сама лезть под пули, только чтобы они не причинили вред мне. Зачем?

Когда же подошел ее отец, она попыталась завести беседу, объяснить все, но никто не захотел слушать Ларрию.

– Немедленно отойди от него, он может тебя убить, Ларрия! – кричал ее отец. – Иди сюда, дорогая, быстрее.

– Папа, это мой друг, он не причинит мне вреда! Пожалуйста, поверь, – но разве одна девочка могла убедить нескольких взрослых мужчин с ружьями в руках?

И тогда они начали стрелять, чтобы прогнать меня; да я бы и сам ушел, если бы были силы. Ларрия взвизгнула и закрыла меня собой: выстрелы почти сразу же прекратились. Ее оттащили от меня на сильно и, увидев, что я ранен, не стали меня трогать. Ларрия очень сильно кричала, пыталась высвободиться из стальной хватки, но все бесполезно.

Это был последний раз, когда я ее видел.

После этого я много раз приходил в этот город в обличие человека, расспрашивал о ней. Многие просто пожимали плечами, другие гнали вон, третьи отвечали что-то про дальние страны. Кажется, губернатор отправил свою дочь учиться в пансионат где-то очень далеко. Я понял, что уже не доберусь до нее, во всяком случае, в ближайшем будущем.

А ведь мы даже не успели нормально попрощаться.

Я не успел сказать ей самого главного: я не сказал, что люблю ее.

И сейчас мне лишь остается надеяться, что она счастлива и ни о чем не жалеет.