Поклонник

Скучно... Что мне еще остается делать в моем возрасте? Сидеть и скучать. Я одинок. Людей вокруг много, а я одинок. Нелепо как-то. Ноги болят. Да и зачем они мне теперь? Раньше на этюды ходил, стоял часами, погоды не замечая, а теперь уже все так, по памяти... Погода мне теперь не друг. И жена не друг. Сожитель, соседка. Устала она, горемычная, всю жизнь быть моей соратницей. Устала... теперь отдыхает. Раньше за мной по пятам бегала, теперь в церковь ходит, нашла там себе чего-то. Ничего не просит, не жалуется, таблетками меня вовремя снабжает, то и ладно. А ведь я известный художник! Ну, честно сказать, широко известный в узких кругах. Но известный. Работой до сих пор не обделен, идет народ, заказы делают. Скучный народ... Ничего они не понимают в живописи. Чушь несут порой несусветную. Идут от скуки, потому, что известный.. Потом внукам будут пальцем на стену показывать, такой-то нарисовал, гордитесь, сейчас это стоит немало, после его смерти. Будет так, будет непременно, я знаю. И получают они то, что их достойно. Без души для них пишу, за деньги. Они, конечно, 'сразу видят кисть мастера', а мне смешно. Умение-то оно видно, а без души картина не картина, как с рынка китайского, роботом написана.. Заказчица одна пришла, необычная, не по известности. Хочу, говорит, кусочек сада заброшенного, уютный уголок такой. Вот это я понимаю, работа. Хочет, чтобы душа на картине отдыхала. Постараться надо, думаю. Заказ провалил. Единственный интересный заказ провалил... Понимаю, чего она хочет, вижу этот уголок сада, а совладать с собой не могу. На моей-то душе темень, ели черные, крапива и избушка старая, разваливается. Ну, это и написал. Обиделась по праву. По известности моей картину не взяла, нету в ней такой жадности. А вот душа ее неудовлетворенной осталась, и я в том не помог...
Тут поклонник недавно приходил. Жена обрадовалась, перья пригладила, даже в церкву свою не пошла. Пирогов напекла, хоть знает, что нельзя мне. То одни заказчики, а тут - поклонник, пообщаться хочет, о жизни потолковать. И я, надо признать, распушился на старости. Приятно, но попробуй кому сознаться, засмеют. И так, мол, в узких кругах известный, чего еще надо для амбиций? А мне приятно.
Пришел мужчина молодой, опрятный. Улыбается. Печенье принес диетическое. Наслышан, видать. Руку трясет, в глаза заглядывает. Я себя гуру почувствовал, жизни научить его захотелось, знаниями поделиться. А знать ему, что скучно мне, не обязательно. Главное ведь то, что на виду, известность. Ведь за этим пришел. Я даже сел изысканно, не в старое любимое кресло, а в качалку плетеную, пледом укрылся. Не хватает, думаю, только трубку закурить, чтоб беседа лучше текла. Но не курю я, бросил давно, а теперь здоровье не позволяет. Мог бы, конечно, но раскашляюсь и вся эта изысканность с качалкой пропадет.
Беседа течет у нас в одностороннем порядке. Я говорю, поклонник слушает. Восхищается, соглашается. Потеплело у меня внутри. Чай пьет, ложечкой серебряной сахар помешивает. Жена на радостях ложки эти из закромов достала. Раньше ведь много людей у нас в гостях бывало, и знаменитости и богема. А теперь никто не ходит, так, чтоб по-душевному, с чаем. Заказчики люди обычно занятые. Примчатся, как с ревизией, все обсмотрят, пересмотрят, только номеров инвентарных не ставят. Ткнут пальцем: 'хочу такую же' и уходят. И отказать не могу. А картина, бывает, по многу раз писана-переписана... Душа, она эмоций новых просит, вдохновения. А тут не творчество, а чистописание сплошное получается. Скучно.
Но я поклоннику об этом не говорю. Зачем лишнее? Я ему про молодость, про путешествия свои, про путь творческий рассказываю. Внимает, приятно. Вспоминаю, как долго боролся за свой стиль собственный, отстоял, выдержал. Почти как Малевич. Поклонник оживает, услышав имя знакомое. Вспоминает про черный квадрат. А вы другие картины Малевича, вообще, знаете? Интересуюсь. Понимаю, что не знает. Да и ладно, что это я? Ведь не знаток он какой, не искусствовед. Он со мной общаться пришел, ему меня слушать удовольствие доставляет. Да и кто сейчас знаток? Уже ни за что не боремся. Юбилеи сплошные пошли, достижения. Так и ходим друг к другу на 'выставки жизни'. Медали друг другу передаем, грамоты. По кругу. Лица одни и те же, знакомые. Хвалим друг друга, как петухи, почести воздаем. И власти всегда кого-то важного присылают, с листочками, с букетами огромными, страшными. Такие букеты даже писать не хочется, они будто неживые. Мог бы и не ходить туда. А что поделаешь? Требуют. И жизнь и люди. Пару раз не придешь, потом забудут про твою известность, другие прижмут, заступят. И заказчики мои к ним переметнутся, с них не убудет. И об этом я тоже не рассказываю, ни к чему это юному почитателю. Я ему про горы Кавказа песни пою, жил там долго. Когда-то. Поклонник спину распрямляет, цитирует восхищенно строки о Кавказе. Пушкин, говорит. Школьная программа. Лермонтов, исправляю. У меня просто память хорошая, иногда за ненадобностью того. А перепутать любой может, он же не за поэзией ко мне пришел, а талант мой почтить.
А что талант? Его я сейчас прячу ото всех. Напишу, что душе моей угодно и прячу. Не поймут, сложная слишком философия. Заказчику цветочки в вазах подавай, пейзажи русские, рябчиков убиенных в натюрморте с хрусталем. Скучно.. И ни к чему это поклоннику, я ему лучше вспомню, как родители во мне талант обнаружили, да как развивать стали, царство им...
А нынче даже внуки мои картины не понимают. Показываю им новое, свое стремление души к свету показываю, а интереса не вижу. Дедушка, спрашивают, а дорого это будет потом стоить, когда помрешь? Дорого родной, дорого... И это поклоннику моему знать не надо. Слушает, какая семья у нас дружная, как все они меня любят, поддерживают, гордятся... Внимает с почтением. Внуки не внимают, а этот внимает...
Вечер приходит, пора прощаться. Провожаем его с женой. Она сияет, тоже ожила, вспомнила времена благостные. Поклонник свое восхищение выразить не может, все руку к сердцу прикладывает, приятно. Уходит. Я сразу в кресло старое любимое и за книгу. Жена суетится, горсть таблеток очередных сует и видно, сникла малость. Ну ничего, может за одним поклонником и другие потянутся, вспомнят старика. И старушка моя может расцветет, церкву свою позабудет. И заживем опять весело, с чаем и пирогами. Ух..., таблеточку бы мне еще одну, а то защемило от пирогов-то...
А после поклонника ложечка серебряная пропала... Классика жанра какая-то... Обидно поначалу было, мог бы этюд какой забрать с моей подписью. Известнее, да и дороже. Ан нет, ложечку... Потом тешил себя мыслью, что он так, на память обо мне все-таки. Пришел бы еще..., я бы для комплекта ему пару выделил, и картину подарил, из новых... Поклонник как-никак...