Пробуждение

Разводы. На стекле разводы от дождя. Люди видят в этом столько сентиментальности и метафоричности, они называют осадки «слезами небес» и говорят о том, что в дожде можно спрятать свои собственные слезы. Ложь. Самая изощрённая и самая ненавистная ложь. Когда тебя раздавливает тяжелой пресс гребанной действительности, выкачивая воздух, когда ты остаёшься в вакууме, и солнце обжигает, а не согревает – как тут замаскировать слезы?
Когда хочется плакать – он не скрывает слез. Когда хочется кричать – он кричит. Когда хочет любить – любит.
Когда хочется быть любимым - он умирает.
Между его пальцами была зажата сигарета, и ее отвратительный запах заполонил всю комнату. Вначале все внутренности сводило от противного, выедающего всю душу никотина, а потом… Потом ему стала нравится эта хрипотца, возникающая в горле из-за курения, ему нравилось, как дым согревает душу… Этот запах отталкивал других людей, а он старался скрыться в сигаретном, едком дыме, защищаясь от гребанного мира.
Между его пальцами была зажата сигарета, а сам он был зажал в тисках. И дело не в том, что у него были какие-то проблемы, которые нельзя было решить с помощью связей или денег. Суть заключалась в другом, но он предпочитал об этом не думать, хоть его совесть и его душа не переставали нашептывать о существующих проблемах.
Разводы. На стекле разводы от дождя… Люди видят в этом столько сентиментальности! А он видел лишь грязные стекла. Он совсем перестал видеть что-то волшебное во всем существуем. Раньше манили небеса; снега, выпадающие зимой, напоминали полотна художников, а искусство любимых мастеров казалось чем-то недосягаемым. А сейчас все это потеряло былой смысл и больше не имело той ценности, которую представляли ранее.
Мужчина затушил сигарету, призадумавшись о том, что это уже вторая пачка за последние четыре дня… Слишком много. Как наркотик, табак впивался в плоть, кровь и сознание, а желание заполнить внутреннюю пустоту хотя бы дымом становилось таким же сильным, как голод или жажда.
Он резко обернулся и перевел взгляд на большой аквариум.
Последняя новость стала сенсацией. Девушка, которая дышала жабрами и могла выживать только в водах, привлекла внимание населения всей планеты. За последними часами ее жизни в прямой трансляции следили многие. У этого мужчины даже было преимущество: он мог самостоятельно наблюдать вблизи за столь уродливым божеством. У нее были необыкновенно зеленого цвета глаза. Казалось, что это линзы, а не естественный цвет. И он верил, что ее заставили их одеть, чтобы хоть как-то приукрасить ее уродства. Завораживающие зеленые глаза, словно она была какой-то ведьмой, которая прикинулась невинной овечкой лишь для того, чтобы наказать грешников и падших людей. Он всю жизнь любил зеленый цвет, а сейчас возненавидел его всем своим очерствевшим и почерневшим сердцем. В ее взгляде было столько нежности и искреннего любопытства, словно она была спасена из плена садистов, словно ее с девятого круга ада забрали на седьмые небеса.
Ее зеленые глаза.
Она смотрела на тебя, а казалось, что она смотрит в твою душу, узнавая самое сокровенное, темное. Узнавая то, о чем ты сам хочешь позабыть. Она была стройна и притягательна. Но эта особа, чье имя так и не узнали, все равно больше отпугивала, нежели притягивала. И дело было не только в ее идеальной фигуре, дело было не в ее дьявольском, ведьмовском взгляде зеленых, глубоких и неимоверно красивых глаз. Дело было в жабрах. Они вызывали чувство полного омерзения. Даже самые святые мира сего воротились, не скрывая своего отвращения и своей брезгливости, которую не удавалось перебороть. Уродливые слизкие жабры, покрытые какими-то волдырями, язвами и царапинами. Они открывались и замыкались при каждом ее вдохе. И несмотря на то, что сама русалка была прелестной, тихой и кроткой, никто так и не смог пробудить в себе к ней симпатии или хотя бы жалости. Она плавала в своем аквариуме, словно большая рыба, которую скоро убьют и отправят на кухню для приготовления вкусного и изысканного блюда. Из всяких уродств всегда получаются отличные достояния для публики. Он смотрел на ее жабры, сжимая в своих пальцах сигарету. Он смотрел на нее, понимая, что больше всего в жизни ненавидит ее мерзкие жабры и ее изумрудно-дьявольские глаза.
Никто так и не смог узнать, откуда в ее теле такая аномалия, никто не мог пробить ее по базе данных, чтобы узнать ее семью, происхождение, ведь сама девушка не могла сказать ничего вразумительного. Она вообще не умела говорить. Лишь жабры смыкались и размыкались, насыщая организм спасительным кислородом.
Последние часы ее жизни он будет наблюдать лично, ведь смог купить целый мир… Смог подчинить всю Вселенную, и посмотреть за ее муками доставляло ему удовольствие. Он оглядывал ее унизительным, уничтожающим и испепеляющим взглядом, понимая насколько жалка и ужасна ее жизнь. А рыба продолжала плавать в огромном аквариуме, пальцами впиваясь в толстое стекло.
Он открыл бутылку виски и сел на стул напротив. Он ненавидел ее всеми фибрами своей души, потому что она побила его бесконечный рейтинг и стала новостью всех таблоидов. Он ненавидел ее и больше всего на свете желал ее смерти.
Он вспоминал, как попал под машину несколько дней назад. Под ту машину, когда скрежет металла звучит как церковные напевы, а запах бензина напоминает запах ладана. Именно под ту машину, под прессом которой он находится до сих пор. Именно под ту машину, когда в нем поменялось все его мироустройство: деньги стали лишь бумагой, дорогие покупки значительно подешевели, а бренды превратились в ничто. И он не может прийти в себя после этой аварии. И не придет больше никогда. Именно поэтому он и ненавидел эту русалку, которая скоро умрет и не будет знать горечей проклятого мира.
Именно поэтому он и желал быть на ее месте.
Она появилась словно из ниоткуда, как будто ей надо было появиться на его пути. Появилась, толкнула его на обочину, а сама приняла на себя удар, как это когда-то сделал Ральф*. И теперь она медленно умирает в своем искусственном аквариуме, стены которого начинают медленно сдвигаться, а в воды попадают капельки сладкого, словно сахар яда. Она умирает…
Она умирает…
Она умирает…
Он откинул бутылку, которая в соприкосновении с полом создала гулкий звук. Большими шагами он нагнал клетку бедной девушки и вновь стал внимательно изучать ее взглядом. Ему хотелось вглядеться в ее душу, ему хотелось узнать ее мысли и ему начало казаться, что ее жабры – лишь удачный грим. А что, если она просто «фейк»? Просто продукт, созданный, чтобы привлечь глупого зрителя? А что, если она нереальная? Ведь в жизни не бывает таких зеленых глаз. Ненастоящий цвет. Неестественная красота. Вот только жабры вполне реальны.
А она в это время прижалась к стенке аквариума и положила свои ладони на стекло. Она смотрела на мужчину своими искренними и понимающими глазами, а ее жабры смыкались и размыкались. Он опустил взгляд. А потом снова посмотрел на нее и положил руки на стекло. Их ладони не могли соприкасаться из-за толщи стекла, воды и огромного расстояния. Он внимательно посмотрел на девушку, которая сама делала то, о чем он мечтал: вглядывалась в его душу.
В эту самую чертову секунду они оба жаждали прикосновения. Того прикосновения, что могло бы спасти их потерянные и измученные души. Он бы спас ее из этого грязного аквариума, а она бы вытащила его из под обломков той машины, под которыми он находится до сих пор. В эту самую секунду, когда семь человек прижалось к экранам своих телевизоров – они оба жаждали разбить стекло. Они жаждали спасти друг друга. Их желание было отчаянным и невозможным. Словно заблудшие в Сахаре путники захотели испить несколько глотков спасительной воды. И когда им показалось, что они видят оазис – они ошиблись. Это был мираж. Последняя надежда умирала. А жажда доводила до сумасшествия, до безумия, до той самой грани, которой нет названия, но пересекая которую уже никогда не можешь вернуться в прежнее душевное равновесие.
Жабры смыкались и размыкались. А машина все еще давила на этого странного человека, что стоял по ту сторону стекла. Он был богат, известен, успешен и несчастен. Ее уничтожали сдвигающиеся стены аквариума, а его - тяжелый металл машины. Последние секунды жизни… Проще раствориться друг в друге, как сахар растворяется в горьком кофе.
Проще раствориться и умереть.
Проще не дышать…
Он почувствовал бессилие и пал на пол, ощущая, как непомерная слабость становится неконтролируемой и свинцом наполняет всю его сущность. Девушка села рядом и коснулась руками стекла, желая притронуться к тому, чего вскоре лишится: к жизни. Он смотрел в одну точку, чувствуя, как сонливость становится невыносимой, и ей больше нельзя сопротивляться, как нельзя сопротивляться ничему, что с ним происходит в эти минуты…
Они ничего не знали друг о друге. Они никогда и не узнают. Они умрут в этой шикарной комнате. Он - на полу своей клетки. Она - на дне своего аквариума. Они умрут, не сводя друг с друга взгляда. Ее изумрудные глаза вовсе не были дьявольскими, как ему показалось на первый взгляд. А русалка увидела, что в небесной синеве его взора кроется та невыносимая тоска, что подобна силе взрывного патрона, который спрятан в пустой барабан револьвера. Стоит лишь раскрутить, поднести к виску и нажать на курок… Выстрелит ли оружие, или будет осечка – лишь дело случая. Все в этом мире лишают случаи, но рано или поздно звук выстрела разрежет тишину. Рано или поздно алые брызги ярой души разлетятся в стороны. Тоска уничтожит нас, как уничтожит пуля в револьвере… Все происходит однажды, не так ли?
А потом он прижался к стеклу и смотрел на нее, как раскаявшийся преступник смотрит в глаза судьи перед смертной казнью. Перед смертью мы все очищаемся. Мы словно пробуждаемся от опиумного сна. Мы подходим к зеркалу и видим уродливые жабры на себе. Мы подходим к зеркалу, а там, в отражении, спрятан черный человек**, что вот-вот вылезет из зазеркалья и своими лапищами схватит тебя за горло и задушит, задушит, задушит. Он смотрел на нее, как ребенок, который просит родителя остаться, чтобы защитить его от монстра, спрятавшегося под кроватью. Он смотрел на нее, искренне ненавидя. Он смотрел на нее, понимая, что больше в жизни не познает такой обжигающей, правдивой и уродливой любви.
А жабры смыкались и размыкались. Девушка сидела в своем аквариуме и смотрела на рядом сидящего человека, возле которого валялась недокуренная сигарета…
Она смотрела на него и плакала, но вода не скрыла ее слез. Все сидели соленую кислоту, что появлялась из ее зеленых глаз. Она плакала. Он умирал. А вся публика просто замерла у экранах своих телевизоров. Они не видели еще ничего подобного в своей жалкой и никчемной жизни.
И потом русалка отвернулась от камер. Она повернулась ко всем спиной, словно желая спрятаться в своей же ловушке от своих же палачей, как это пытался сделать он, человек, что разбил ее сердце за какие-то несколько минут. Она развернулась снова к камерам. И теперь все семь человек увидели ее злость. Теперь ее глаза сделались невероятно дьявольскими. Она попыталась закричать, но не смогла. Она даже если бы смогла – то вряд ли бы услышала звук собственного голоса. Схватив какую-то ракушку, которая валялась на дне аквариуме, она замахнулась и ударила ее по стеклу. Такого поворота снова никто не ожидал. И вновь удар. Гулкие удары разносились один за другим. Все прекрасно понимали, что эта изящная, уродливая рыба умрет лишь красивая, если выберется наружу. Все понимали и продолжали наблюдать молча. А уродливое божество било по стеклу ракушкой. Первая сеточка царапин, первый долгожданный звук. Она чувствовала, что если сейчас не спасется, то погибнет и он. Ей нужно вынырнуть из этого аквариума. Ей стоит попытаться дышать! Ведь всегда можно исцелить себя, если очень захотеть. Ведь всегда можно спастись…
Надо просто разбить это чертово стекло.
И слабость, что охватила тело погибшего рядом человека, охватила и ее тело. Словно по венам пустили раскаленный воск. Координация движений притупилась, мир становился каким-то расплывчатым и смазанным, словно ее зрение ослабло. А сонливость подчиняла каждую ее мышцу. Но что-то внутри упорно кричало, надрываясь от отчаянности. Оно что-то кричало, и русалка продолжала бить по аквариуму, а звук разбивающегося стекла доставлял неимоверное удовольствие.
Потом она нанесла последний удар, и вода хлынула из аквариума, разливаясь по дорогому ламинату кабинета. Рыба упала на пол и ртом схватила воздух. Она чувствовала, что задыхается, как космонавт, который остался без болона с воздухом в открытом пространстве бесконечного, ужасающего, одинокого и прекрасного Космоса. Осталось всего лишь несколько секунд. Всего лишь несколько секунд, чтобы раствориться, как сахар растворяется в горьком и противном кофе.
Проще умереть…
Проще не дышать…
Разводы. Развод небесного дождя на грязных, запачканных стеклах. Солнце не пробивается через тучи вот уже несколько секунд. Небо плакало, скорбя по падшему бескрылому ангелу. Оно плакало, наполняя душу невыносимой и поглощающей тоской. Именно той тоской, которая доводит до грани безумия, которой нет названия, но переступая которую, нельзя возвратиться к прежнему равновесию души.
И потом этот дьявольский бескрылый ангел медленно подполз к человеку, который безжизненным телом лежал возле разбитого аквариума. И потом это уродливое божество легло рядом и закрыло глаза. И потом русалка умерла, чувствуя, что вместе со Смертью приходит какое-то невероятное облегчение, словно после долгих мучений тебе вкололи обезболивающее. Словно полили твою душу новокаином…
А дождь барабанил по стеклам, будто он порывался проникнуть внутрь шикарного и недоступного здания. Словно он пытался спасти этих двух, потерянных и уродливых людей…

Она сделала глоток воздуха, открыв глаза. Спасительный глоток одурманивающего воздуха, который напоминал собачий кайф после такого долгого пребывания в каком-то непонятном состоянии. Ей вспомнилась сказка про Алису в стране Чудес. Ей вспомнилось, что Алиса летела в пропасть очень долго. И теперь она поняла, что означает известная фраза: «Если долго всматриваться в бездну, то бездна начнёт всматриваться в тебя». Она закрыла глаза, зажмурилась, до боли сжав кулаки, пытаясь перебороть слезы. И у нее это не получилось. Она закрыла руками лицо и дала волю своим эмоциям. Она плакала, крича во все горло, но не слыша звука собственного голоса.
«Так бывает, - шептало что-то внутри, - когда долго не прислушиваешься к своей душе. Потом она перестает кричать. Или просто ты становишься глухим… А потом на тебе вырастает нечто мерзкое, слизкое и противное подобно жабрам. Нечто, что покрыто волдырями, царапинами и слизью. И чтобы выжить – ты помещаешь себя в комнату. В тесный аквариум, в чьи воды подсыпают сладкий словно сахар, и смертельный как мышьяк, яд. И чтобы выжить, ты должен быть там, если даже очень захочешь выбраться. Ты должен существовать в своем аквариуме, чтобы не умереть от переизбытка чистого воздуха. Так бывает… ты не первая.
Однако ты можешь стать последней».
Она открыла глаза и поднялась. Она открыла глаза и огляделась по сторонам. Берег моря был пустынным, словно здесь никогда никого и не было. Столько людей бродило мимо, с улыбками что-то обсуждая, смеясь и улыбаясь! Столько красивых, притягательных людей, которыми можно просто любоваться: слушать необычайные звуки их голосов, вглядываться в их глаза, которые скоро потеряют свой блеск, наслаждаться запахами их духов. Можно наблюдать их уникальную мимику и изучать их резкую, а порой смешную, жестикуляцию. Можно думать о судьбе того или иного человека, представлять и рисовать их жизнь. Людей было очень много. Но берег все равно оставался пустынными. Здесь просто-напросто не было ни одной души.
Она подняла взгляд к мрачному и свинцовому небу. Туча серой пеленой нависла над пляжем. Море из-за ветра волновалось и буянило, словно прогоняя не прошеных гостей. А первые порывы свежего воздуха заставляли делать глубокие вдохи, насыщая свою душу чем-то, что уничтожает жабры.
«Рано или поздно жабры сомкнуться. Тогда ты уже не сможешь вынырнуть и освободиться, - продолжал чей-то голос шептать в голове. – Ты попадешь в свой аквариум, ты станешь достоянием публики, ведь уродства всегда любят в сегодняшнем мире. И речь идет не о внешности, ты же понимаешь…
Не уничтожай ее. Лучше умри, но не позволь появиться этим уродливым жабрам. У жизни имеются катастрофические побочные эффекты. Лучше умри под прессом машины, как умер он. Тот, что спас тебя».
Пошел дождь, смывая слизь от жабр с ее тела. А девушка поднялась и пошла вдоль берега, в этот раз не прячась от стихии погоды и своей души. В этот раз она решила разбить аквариум.
Она шла вдоль берега, смотря вперед. Она шла вдоль берега, зная, что тот, кто спас ее где-то рядом. Может, он идет позади, охраняя и остерегая. Может, он не ведая, что совершил благо, живет себе спокойной жизнью. Одно она знала точно: он не ангел-хранитель, не Бог. Он обычный человек, который тоже живет на этой планете, ходит где-то рядом, смеется и, может, любит…
 …Она никогда не узнает, что сегодня он очнулся на этом же берегу и тоже пошел вдоль берега, уверенно глядя вперед. Она никогда не узнает, что сегодня он тоже решил избавиться от своих жабр лишь потому, что ее необыкновенные зеленые глаза свели его с ума.
Они никогда друг о друге ничего не узнают. И они больше никогда не встретятся. Но они до конца жизни будут помнить, что однажды исцелили друг друга.
А дождь шумел. Шумел и прибой. Синее бунтующее море. Красота грозовых туч. И два взгляда уверенно смотрят вперед… Так, что же может быть красивее и дивнее этой картины? Что может привлечь больше, чем освобождение от внутренней, гадкой части себя, которая покрыта чем-то мерзким, гадким и противным?
А дождь шумел. Шумел и прибой. Крики чаек приутихли. Проще раствориться.
Проще не дышать…
Но гораздо прекрасней, когда ты разбил стекло, вынырнул…
Освободился.
 
Примечания:
* отсылка к финальной части романа "Бессонница", где главный герой бросился под машину, чтобы спасти ребенка.
 ** подразумевается произведение Сергея Есенина "Черный человек"