Дневник Мартина Гриссома

«24 декабря 1896.

Прошло чуть больше недели с тех пор как этот дурак Денсмор отправил письмо в Сёркл-сити. Позавчера прибыло заметно больше старателей за день, чем обычно. Судя по всему, очень скоро Клондайк станет достоянием общественности. Не то чтобы мы этого не ожидали, но рассчитывали еще хотя бы на месяц относительно спокойной добычи. Иногда мне становится жалко, что перевал Чилкут не может просто проглотить этот неумолимый поток глупых новичков.

К счастью, около месяца назад на один из наших участков забрел индеец. Он рассказал нам, что вождь его деревни знает о месте, где целые залежи золота сокрыты под полуметровыми корками камня и до которого не добрался еще ни один старатель. За информацию тлингит попросил пять слитков, заявляя, что затраты окупятся в первый же день. Тогда мы предложили ему подождать пару-тройку недель в нашем лагере. И вот, сегодня вечером, под давлением обстоятельств, мы приняли его предложение, но пообещали ему не пять, а все десять слитков, если он выступит в роли нашего проводника. Поразмыслив, он принял предложение.

Я выбрал для экспедиции дюжину человек, а остальных оставил охранять и дорабатывать старые участки. За главного остался Джером, мой брат. Он всегда справлялся с дисциплиной на участке лучше меня. Выдвигаться было решено в девять часов утра.

25 декабря 1896 (день).

Этим утром произошла небольшая заминка с провиантом. Оказалось индеец не из племени тлингитов, а из племени ханов и потому путь лежал к заброшенному форту Релайанс, к северу от Доусона. Это означало, что еды, заготовленной с вечера, на всю экспедицию нам может не хватить. Было принято решение взять больше солонины, а также десяток топоров, реторт, медных лотков, флаконов с ртутью и другого оборудования, необходимого для золотодобычи.

25 декабря 1896 (вечер).

За семь часов мы успели преодолеть путь от Доусона до форта, разобрать вещи и разбить лагерь. Помимо прочего, в сумки было сложено немного амуниции. В итоге у каждого имелось личное оружие, а шестерым выдали винчестеры.

Еще на подступах к Релайансу нашим глазам предстала сила жадности человека. Этот форт забыт уже с десяток лет, если его еще можно называть фортом – не осталось ни одной постройки, некогда возведенной на этом самом месте. С обнаружением золота на реке Стьюарт люди разобрали все дома на материалы и унесли все, что смогли утащить. Остальное забрали индейцы, обитавшие в этих краях. На всей площади былого торгового поста остались лишь парочка прочно вбитых кольев, оставшихся от мощного заградительного частокола.

26 декабря 1896.

Оставшуюся часть пути нам придется преодолеть пешком. И даже здесь все оказалось не так просто. Собственно, я был уверен в том, что все ханы живут на западной стороне реки, однако наш спутник вел нас к востоку, туда, где заканчиваются малоизведанные перевалы и начинается снежная пустыня, по которой еще не прошел своей поступью человек старого света. Наш путь пролегает в места, невинные, словно новорожденный младенец. Но при этом ни меня, ни кого-нибудь из моих попутчиков не преследует страх, не смотря даже на то, что в ближайшую неделю мы будем беззащитны со всем своим обмундированием перед гущей лесов, пересекающих полосами эту до безумия неизведанную сторону.

29 декабря 1896.

Прошло всего три дня, но от прежнего бесстрашия не осталось и следа. Люди боятся шорохов. Перешептываются. Мы бы все уже, наверное, разбежались, если б только не пример Брайана, невозмутимого исполина с нервами, черствыми как камень, но очень добрым сердцем.

Он подошел ко мне сегодня на привале. Присев рядом со мной на черное бревно, служившее скамьей, он, скрестя руки на своей волевой груди, молча всматривался в угольный мрак окруживших нас зарослей. Мощный силуэт этого человека мог навести ужас на самого смелого врага и подбодрить самого трусливого союзника. При свете костра его глаза сверкали огнем и были наполнены бессмертной уверенностью. Зрелище в крайней степени воодушевляющее! Я всегда был в нем уверен, ибо ничего на свете не могло погасить пробивного жара его могучего сердца.

Был уверен. До сегодняшнего дня.

Просидев в такой позе около минуты, он вдруг медленно залез во внутренний карман своего пальто. Спустя лишь пару мгновений моему взору предстала его рука, держащая позолоченный трофейный гребень. Однако не эта вещь вызвала мое недоумение. Лишь когда он потянулся гребнем к лицу, чтобы расчесать свои объемные усы, я заметил, что его рука дрожит. Дрожит так сильно, что он не смог сразу коснуться гребнем усов.

Но лишь когда он повернулся в мою сторону, я понял всю тяжесть положения. Его десница не просто дрожала, она лихорадочно скакала по его усам, словно бешеный зверь. Остатки моей надежды в Брайана растаяли после того, как я заглянул в его некогда пылающие глаза. В них не было ложной уверенности, лишь только первобытный страх, вырвавшийся из глубин его сознания.

— Мартин, друг мой, — заикаясь, начал он, — это место пьет наши соки, но я не попрошу тебя о возвращении домой. Пожалуйста, пообещай мне, что мы сделаем все, что от нас нужно, чтобы добраться до этого золота. Не для того мы страдаем, чтобы прийти не с чем. Пообещай. Я знаю, что ты боишься не меньше моего, но даже если ты не уверен, то просто пообещай. Возможно, твое слово – единственное, что все еще имеет здесь вес для меня.

Я был поражен Брайаном, а точнее – его практичностью. Даже до жути испуганный он оставался трезв сознанием. Поняв, что пришло время отплатить долг великому человеку я, не задумываясь, ответил:

— Да, обещаю тебе, — однако на этом я не закончил, почти криком продолжив, — Обещаю вам всем, что вопреки этим деревьям, вопреки снегу, вопреки рассудку, вопреки самой судьбе я приведу нас к этой деревне и уже тогда я пойду на все, чтобы старейшины раскрыли нам местоположение золота. Даже если придется раскрыть ради этого пару черепов! А теперь всем спать! Путь еще не окончен и нам понадобится много сил завтра.

Восторженные рты мужчин в унисон издали хриплый рык:

«Сэр, есть сэр!», а затем все разошлись по своим палаткам.

Даже сейчас, переписывая прошедший день на листок, я не могу поверить, что еще три дня назад я был уверен в том, что мы сможем обойтись без кровопролития. Однако пора смириться со своей ролью в спектакле. Мы – захватчики. Мы, как и любая другая армия в истории, грабим, насилуем и убиваем. Я и сейчас не хотел бы жертв, но иногда приходится выбирать между тем, как поступить правильно и как поступить необходимо. На этом я и оставлю сегодняшний день, без преувеличения, переломный в нашей экспедиции.

31 декабря 1896.

Буквально за два дня мы преодолели почти все остатки пути. В наши ноги вернулась былая прыть. Проводник говорит, что осталось лишь не более пяти километров до деревни. Стоит заметить, что два дня назад, вопреки тому, что он прожил всю свою жизнь в этих местах, его тоже била тряска при виде любой тени. Кажется, лес все-таки на стороне коренных жителей.

1 января 1896.

Наконец, мы достигли пункта назначения. Назвать это деревней не поворачивался язык. Всего в поселении лишь менее пятнадцати типи и еще пару хижин на дереве. Людей же не более пятидесяти, включая стариков, женщин и детей. Однако, как заверил нас проводник, еще около десятка добытчиков охотились в окрестностях. Ужасное предчувствие терзало мое сердце. Первопричиной этого, скорее всего, являлось что-то, что я видел, когда смотрел в глаза своим людям. Они были уверены в успехе нашей экспедиции, но где- то глубоко в их душе все еще гнездился тот страх. Необъяснимое безумие все еще витало черной простыней над их сознанием, и именно оно виновно в том, что произошло.

Аборигены заметили нас еще на подходе к жилищам. Они были довольно сильно удивлены нашему появлению. Но столь быстро сколь их удивление пришло, столь быстро оно сменилось на опасение и даже враждебность.

В попытке предупредить их вооруженное сопротивление я поставил двух стрелков возле деревьев на четыре и девять часов, дабы они не сводили мушек с жителей деревни и могли из тени охранять нас и оказать поддержку в случае, если кровопролития избежать не получится. Однако если Джонсон человеком был терпеливым и спокойным, то Роджерс, стоявший на четыре часа, иногда был непереносимым расистом относительно индейцев. Я почти уверен, что знаменитая фразочка про «хорошего индейца – мертвого индейца» дело уст кого-то из его предков. И именно за тем, чтобы из-за своих предрассудков Роджерс не наделал глупостей, я поставил Джонсона чуть левее, чтобы тот мог контролировать Рождерса.
И когда пришло время очной ставки я, используя нашего спутника как переводчика, (кстати, его звали Мэчитехью или просто Мэчи) попросил всех мужчин поселения выйти ко мне. В итоге, перед нами выстроилось шесть человек, двое из которых оставили место в середине, между собой, но уже спустя пару мгновений и его занял мужчина преклонного возраста, который, в свою очередь и был старейшиной деревни.

Между мной и старейшиной произошел диалог, который я приведу, не исковеркав и не сокрыв ни единого слова, ибо именно он, а точнее именно этот промежуток времени сыграл наиважнейшую роль в событии сегодняшнего дня.

Жители держались ровно, а старец был настолько спокоен, что, казалось, его веки не сдвинулись со своих мест с тех самых пор как он встал в ряд. Простояв в тишине лесного безмолвия около тридцати секунд, я решил начать первым:

— Здравствуйте. Меня зовут Мартин Гриссом. Рядом со мной мои коллеги по исследовательской работе. Мы проводим экспедицию в поисках нового места для добычи желтого металла, который мы называем золотом. Наш, я полагаю, общий знакомый, — я указал пальцем на Мэчитехью, — рассказал мне о том, что где-то в этих лесах скрывается место, в котором довольно много рудного и рассыпного золота. Помимо этого он заявил, что не имеет данных относительно…— здесь мне пришлось сбавить темп, поскольку Мэчи не успевал переводить за мной. Дождавшись, когда он догонит меня, я продолжил, —…относительно точного местоположения, при этом заметив, что вы должны знать нужный маршрут.

Старик забормотал что-то на сэлише (родном языке ханов), а Мэчи начал старательно переводить все его слова:

— Мы знакомы с вашими методами и целями, господин Мартин Гриссом. Меня зовут Сэни, что в переводе на ваш язык будет означать «старый». Пускай мне и досталось это имя при рождении, но сейчас я, как самый старый человек в поселении могу заявить, что ваши методы не несут ничего хорошего нам. Не ваши как человека, а всего вашего рода. Вы убиваете нас, грабите, разоряете исконно наши земли… Однако я достаточно живу, чтобы избежать ненависти к вам. В моем возрасте человек настолько устает, что на ненависть просто-напросто не хватает сил, — он слегка улыбнулся. — Но все же я не расскажу вам о местоположении этого места. Оно священно. Старосты используют его только для ритуалов. Вы не найдете там золота. Ведь вам нужно только оно, да? Извините, но там его нет. Я понимаю, что вы проделали долгий путь к нам. Мы даже готовы дать вам заночевать у нас и снарядить вас едой на обратный путь в знак извинения за ложную информацию, полученную вами от моего сына Мэчитехью. Не удивляйтесь. В нашем маленьком поселении мы все имеем родство…— Не успел он договорить, как откуда-то сзади прогремел выстрел.

Затем началось нечто, что мне тяжело описать даже сейчас, собравшись с мыслями, в связи с пороховым безумием, застлавшим всю видимость действа. Но даже это не помешало мне, в момент выстрела первым делом подбежать к старцу и, схватив его за одежду, увести в место более безопасное. Даже уже не столь из-за гуманности или уважения, а потому, что он и только он, судя по всему, знал все дороги к золотой жиле.

Лишь только я освободился от укрывания старого мужчины, как сразу попытался составить в уме картину произошедшего. В первую очередь я вспомнил, откуда произошел первый выстрел и уже после этого всплыл образ Роджерса, оставленного позади, возле деревьев. Не медля ни мгновения я пробежал что было мочи почти через все поле битвы, попутно уворачиваясь от свинцовых пуль и оперенных стрел, не оставляя отчаянных попыток рассмотреть всех своих людей. Всего за каких-то пять секунд моего спринта я отметил пятерых в укрытиях, но не заметил погибших с нашей стороны, несмотря на шквал копий и стрел. Но стоило мне добежать до точки, на которой был оставлен Роджерс, я понял действительный расклад дел. С высоты пяти метров все это было скорее бойней, чем перестрелкой. Шквал стрел был не шквалом, а лишь бессмысленной попыткой противостоять ружьям и револьверам. Я наблюдал, как мои люди расстреливали беззащитных индейцев одного за другим. Я наблюдал…и понимал их. Они были столь напуганы необъяснимой природой ужасов, постигших их в пути, что представляли собой туго перетянутую связку динамита, лежащую на солнце с фитилем, готовым загореться. Достаточно было искры. И тут я вспомнил про Робертса, человека, со стороны которого и вылетела роковая искра.

Я нашел его стоящим на коленях возле того самого дерева. Его тело почти не двигалось, глаза упрямо смотрели на побоище, а сухие губы шептали что-то неразборчивое. Я протянул к его плечу руку, но он отстранился и, не оборачивая на меня взгляда, сказал:

— Я…я не хотел… Это все моя вина. Я лишь только…хотел спасти Джонсона…
— Что все - таки случилось?! Говори! — неожиданно даже для самого себя выкрикнул я.
— Тлингит… то есть… хан пытался подкрасться к Джиму Джонсону со спины. Видимо это один из охотников. Я подстрелил его, не подумав о том, что может произойти. Извини. Я понимаю, что ты считаешь меня расистом, и, скорее всего, так и есть, но я бы не позволил произойти такому, будь на то моя воля…

Он отвернул голову вправо и произнес много тише:

—Извините… извините меня…

Я не мог не удивиться его сожалению и поручил ему успокоить наших людей, хотя и питал на это крайне малые надежды. Однако парню необходимо было дать хотя бы шанс исправить ситуацию.

Затем я направился к точке Джима на девять часов. Я был уверен, что такой разумный человек как он уже бы смог придумать способ остановить этот кровавый шторм. Спотыкаясь, я пробирался через низкие ветви и мощные корни многовековых деревьев. Наконец, я увидел два силуэта. В первом я сразу узнал стрелка Джонсона, но лишь подойдя почти вплотную, я опознал и второго. Это был Брайан. Мне показалось вполне логичным, что они объединили свои светлые умы. Однако лишь потом я понял, что они ничего не обсуждали. Они лишь стреляли в сторону хижин с детьми и женщинами. Расстреливали индейцев словно мясо.

И в тот момент, когда я уже ринулся их останавливать, это сделал за меня кое-кто другой. На середину красной сцены выбежал Роджерс с одним лишь револьвером в руке. Мои люди не стали стрелять по своему, а индейцы и вовсе были не способны на сопротивление. Он простоял так около минуты, держа обе стороны в крайнем напряжении. Затем он публично проверил барабан, навел ствол револьвера на цель и закончил это происшествие также как и начал. Он совершил второй прицельный выстрел за весь бой – в себя. Стоит ли говорить, что он, подобно Ромео и Джульетте, прекратил конфликт? Однако мы не стали задерживаться и, похитив вождя, ушли в дальнейшие поиски. Сомневаюсь, что мы теперь сможем смотреть друг другу в глаза.

3 января 1896.

Как я и ожидал, за последние два дня никто из нас не обмолвился и словом друг с другом. Мы просто знали куда шли. Могу ли я винить их за демоническую дымку, охватившую нас? Думаю всем нам лучше просто забыть о произошедшем. Главное, что мы почти пришли! Уже завтра мы должны прийти к Холму Вождей как его назвал Сэни, глава расстрелянной деревни. Он словно не беспокоился о том, что произошло. Да и нас он воспринимал скорее как попутчиков. Я не знаю его мотивов, но надеюсь, что подмоги у деревни больше нет, дабы нам не смогли отомстить. На их месте было бы разумней сохранить остатки.

4 января 1896.

Я был в ярости! Когда мы пришли к «священному месту», но не обнаружили ничего, кроме крутого холма высотой не более десяти метров и небольшой пещере в нем, из которой лился маленький поток воды. Однако вождь заверил, что и в этом ручейке золото должно быть. Надо лишь расширить пещеру.

Я, при помощи лотка, в течение часа пытался выловить из воды песчинки золота. В итоге я и правда нашел довольно много золотого металла и, чтобы окончательно убедиться в нем, взвесил его, на случай если это окажется обычный пирит. Однако и такую проверку металл прошел.
Мы нашли золото.

5 января 1896.

Я дал указания разработать шахты и нарубить дров для их закрепления балками, но шахта уже стала на два метра длиннее и немного шире, что, при этом, не мешало прожилкам золота прятаться от наших глаз. А рудное золото было необходимо, ибо просто рассыпного и речного хватало и на родных участках. И все же Сэни говорит, что золото мы найдем и найдем много. Будем надеяться.

9 января 1896.

Да. Сегодня день нашей победы. Мы раскопали небольшую территорию в центре холма и, наконец, проявились первые крупные рудные жилы. Если в таком количестве мы будем находить их еще хотя бы неделю, то количество золота уже будет больше, чем за все время с начала лихорадки. Помимо этого было замечено, что поток воды усилился, следовательно, больше рассыпного золота в наших лотках. И немудрено – мы копали против его потока четыре дня. Не смотря на то, что больше всего шанс обнаружения золота все-таки в пути потока, будет лучше, если мы разработаем и другие направления. Благо, кирок у нас достаточно.

Вождь стал молчалив. Хотя когда ему задают вопрос – отвечает с умиротворенной улыбкой. И мало того, что он не разговаривает с нами – он даже не взглянул в сторону Мэчи, своего сына, с тех самых пор как мы наведались в деревню. Сам же Мэчи ведет себя беспокойно. Кажется, он винит себя в случившихся тогда событиях. Я поставил рядом с ним человека, чтобы он охранял индейца от самого себя. Мало ли что может он с собой совершить.

15 января 1896.

Происходит что-то странное. Причем, как и любые странности в нашем мире, они начались с логичных и даже положительных для нас вещей. Если говорить конкретнее, то в каждый день мы находим золота суммарно больше, чем в предыдущий. Каждая новая жила содержит золото в большем объеме, чем та, что разрабатывалась раньше. Причем увеличивается в геометрической прогрессии! Можно было бы сказать, что мы просто, наконец, приближаемся к массивному месторождению, но прогрессия повторяется и в случае с теми тоннелями, которые идут от центра в диаметрально противоположные стороны. И даже на тех местах, где раньше золотом и не пахло, словно проявляется золотая пыльца. Но и на этом еще не все. В лесу, окружающем нас, я стал замечать особенно странные, нечеловеческие тени. После всего, через что мы прошли, я предпочту избегать таких вещей и лучше пойду вместе с остальными в шахты, работать киркой.

19 января 1896.

Золота все больше, но теперь я обнаружил кое-что интересное. На кое-каком месте в шахте порода довольно рыхлая, словно ее недавно закопали, хотя еще месяц назад тут была глухая толща камней. С завтрашнего дня собираюсь заняться раскопкой этого таинственного «тоннеля».

21 января 1896.

Сейчас я нахожусь в состоянии крайней растерянности посреди леса, и компанию мне составляет один только Мэчи. Как так получилось? Даже я сам не уверен в ответе на этот вопрос. Но ведь у меня нет иного варианта, как описать все подробности последних двух туманных дней? Тогда я так и поступлю.

Я сумел раскопать тот лаз за один день. Буквально за час до окончания работ. Под ним и взаправду оказался небольшой узкий проход, через который пролезть можно было только ползком. Наплевав на фундаментальные законы здравого смысла, я пробрался внутрь. Лишь сейчас я начинаю осознавать, что решение даже взяться самому за кирку принадлежало не мне, а точнее не только мне. Всему виной немыслимая ментальная мощь того нечто, что скрывалось от глаз мира под толщей камня.

Увиденное на той стороне пещерки поразило меня так, что я даже сейчас не могу с уверенностью сказать, что из этого реально, а что – навеянная существом галлюцинация. Моему взору представилось пространство, в котором изо всех стен, поверхностей и вообще любых плоскостей торчали пуповиноподобные отростки с острыми зубами на концах. В своих яростных конвульсиях они пожирали друг друга, а где-то еще вырастал новый отросток, взамен старого. Или же некоторые из них изрыгали из себя металл, подозрительно похожий на наше добытое золото. Однако в их хаотичных вакханалиях начала проявляться системность, и затем я уже видел подобное человеческому лицо, полностью собранное из массы этих черных зубастых отродий. И лишь в тот момент, когда физиономия начала приближаться ко мне, разверзнув собственную пасть, я смог вновь позволить трезвому рассудку вернуть власть над моим телом и разумом, с явным намерением скрыться отсюда восвояси.

В отчаянной попытке убежать, я прыгнул в дыру, через которую и попал в эту цитадель аморфного хаоса. С каждым сантиметром продвижения я все сильнее пытался не вслушиваться в навязчивые литании прямо внутри моей головы. Несомненно они были посланы сознанием того адского монстра.

Выбравшись в основную часть шахты, я был поражен. Немыслимые отростки заполонили и остальную часть проложенных нами катакомб. Я схватил кирку и попытался пробежать мимо них, однако одна особь смогла пробить мне ногу своими клыками и остановить меня. Я нанес удар киркой и, к моему удивлению, она легко разорвала мягкую плоть чудовища, расчленив его надвое. Затем, спотыкаясь и воя от боли в пробитой ноге, я пробил пасть еще одному саблезубому. Наконец, выбежав на свежий воздух, я разорвал еще парочку им подобных, истекая кровью, но меньше их словно не становилось. Я оглянулся и увидел, как весь холм стал испещрен трещинами, словно скорлупа перед своим расколом, а из глубин на волю рвались все новые чудовища. В страхе я поставил недалеко от входа, внутри раскопанной территории, пару связок динамита вдоль поддерживающих балок и поджег фитили, а затем убежал что было мочи в сторону от взрыва.

Затем я, видимо, потерял сознание и очнулся уже оттого, что вождь Сэни накладывал мне на лоб примочку. Он сказал:

— Я не хотел вас пускать сюда. Помните, я говорил, что старейшины используют этот холм для ритуалов? На самом деле ритуал здесь проводится лишь один. Здесь старейшины находят покой и отдают власть над племенем своим преемникам. Мой приемник это ты, Мэчитехью, — взглянул он на удивленного Мэчи, а мне остается лишь вернуться туда, откуда ты сбежал. Духи этих мест заставили тебя видеть то, чего на самом деле нет. Ты прихрамывал, когда бежал. Посмотри на свою ногу.

Я взглянул. Ни царапины.

— И твои люди… Кем бы тебе они тогда не казались, но именно их ты разил своим орудием с силой разъяренного быка вчера. А тех, кого ты поразить не смог ты похоронил под тысячелетней каменной породой, устроив большой взрыв. Помнишь? Помнишь. Ну а теперь, когда ты в порядке я могу уходить.

И он ушел. Ушел к холму. Умирать. Он закончил свою жизнь по- чести. А мы остались вдвоем с Мэчи. Вождь, предавший свое племя и полководец, убивший своих солдат.

Может быть, стоит просто забыть?»

Дневник был обнаружен в частной коллекции человека, чье имя не разглашается. Спустя месяц после нахождения данной рукописи была совершена экспедиция, и в лабораторных условиях было установлено, что никаких животных или иных форм жизни на описанном месте не было установлено и никогда не существовало, однако замечено высокое содержание паров доселе неизвестного психотропного вещества, которое и могло вызвать галлюцинации, описанные в вышеизложенных записях их владельцем.