Юлик

Женщины постоянно притворяются. Постоянно. Когда тебе двадцать, это их неумение быть собой забавляет и наполняет чувством собственного превосходства. А вот если уже под сорок, вызывает острое желание схватить очередную тонкую-звонкую за грудки, тряхануть как следует, и, пока с нее будут сыпаться блестки, стразы и накладные ресницы, кричать до хрипоты: «Кончай придуриваться! Покажи мне себя! Покажи!!!».
 
Хочется мне этого, конечно, по одной простой причине: ни одну женщину я так ни разу в жизни не хватал и не тряс. Хотя по детству, чего уж там, пытался. «Юлик, ты не можешь себе этого позволить – ты петербуржец!» – часто повторяла мне мама. Как будто петербуржцы – это особая каста, которой, если как следует разобраться, нельзя почти ничего: пить, курить, материться при дамах, драться и далее по списку. Можно только знать наизусть расписание Эрмитажа и цитировать Бродского или Пушкина – на любителя. Думаете, это расхожий штамп? Думайте себе на здоровье, но у нас в Петербурге эти штампы обрастают таким жирным слоем реальности, что хоть шлепай ими деловые бумаги – след точно останется. «Юлик! – строго хмурила брови мама, если видела, как я слюнявлю пальцы, чтобы перелистнуть страницу книги, или как вытираю промерзший на улице и начинающий оттаивать в тепле квартиры нос тыльной стороной ладони. – Ни одна приличная барышня не захочет иметь с тобой дело! С такими-то манерами!».
 
«С таким-то именем, мама!» – хотелось мне возразить, но я, кажется, ни разу ее в этом так и не упрекнул. По детству духу не хватало – мама у меня женщина нетерпимая и властная, ты ей – слово, она тебе – толковым словарем Ожегова по лопаткам, чтобы не сутулился… А упрекать ее в этом сейчас не то что бы глупо или бессмысленно… Просто… Наверное, все дело в том, что я к своему имени, точнее, его уменьшительно-ласкательному варианту, привык. Бывает, уронишь гантелю себе на ногу или, например, молоко по столешнице случайно разольешь, и сам себя одергиваешь: «Юлик, ну твою ж налево!». Хотя «Юлик», конечно, хорош: почти двухметровый неочевидно лысеющий шатен с по-цыгански черными глазами. Мама говорит, что какая-то из моих пра-прабабок удрала с цыганом, а потом, сверкая пятками, от этого цыгана сама и сбежала – не вынесла ее тонкая петербуржская натура вольной кочевой жизни, не обремененной квартирой, машиной и прочими бытовыми «мелочами». Бабка-то сбежала, да не одна, а с цыганенком в животе. Иногда мама говорит, что у нее родился мальчик. А иногда – что девочка: «Вечно ты, Юлик, все путаешь! Историю своего рода надо знать!». Впрочем, мама много чего говорит…
 
Честно признаться, история рода волнует меня мало. Вернее, очень даже волнует, но исключительно с прицелом на будущее. Мое будущее. Видимо, на своих вольных и горячих предков (если таковые существуют не только в воображении моей впечатлительной родительницы) я похож только черными глазами – тяга же к приключениям и диким страстям у меня отсутствует. Впрочем, со страстями я погорячился: с древнееврейского мое имя переводится как «Пламя бога», так что делайте выводы…
 
Вообще-то меня зовут Юлий – гордо, звучно, как императора. Жаль, что об этом не подозревали дворовые мальчишки, которые по вечерам, после уроков, драли глотки под нашими окнами: «Юлька! Выходи!». Да что мальчишки… Девчонки, которым нужно было срочно списать у меня домашку по русскому, ластились на переменах: «Ну Юльчик, ну пожаалуйста! Ну дай посмотреть, как ты упражнение сделал!». Мама ошибалась: этим «барышням» было совершенно все равно, как я сижу, говорю и выгляжу – главное, насколько старательно я делаю домашку.
 
В общем, у меня было достаточно времени, чтобы свыкнуться со своим именем и принять все его самые дикие варианты – Юлик, Юлец, Юлька, Юк, Юл и, конечно, официальное «Юлий Семенович». Юлием Семеновичем, к слову, меня стали называть совсем недавно. Полгода назад меня перевели в московский офис, и новые сотрудники, особенно выданные «в подчинение» желторотые пареньки, все как один «юльсеменычали». Пару дней меня это забавляло, потом стало рутиной. В отличие от Москвы, которая никак не хотела становиться для меня привычной, своей.
 
Я, коренной петербуржец в пятнадцатом поколении, оказался в столице совсем один. Опять же, поначалу меня все устраивало – после напряженного дня в офисе среди новых коллег вечером хотелось выдохнуть и побыть в одиночестве. Однако время шло, и даже мне, прогрессирующему мизантропу, захотелось его чем-то или кем-то разбавить.
 
Новый ингредиент, вызвавшийся взять решение этой непростой задачи на себя, звали Мариной. Молодая женщина работала в нашей фирме бухгалтером, поэтому неудивительно, что первое «свидание» состоялось, когда я в свой дебютный рабочий день на новом месте зашел в бухгалтерию подписать документы. Я сразу заметил, что понравился: здороваясь, Марина кинула на меня, как ей самой наверняка думалось, совершенно незаинтересованный взгляд. Затем встала из-за стола, чтобы достать из шкафа папку с документами. Надо было видеть, как именно она это сделала. Привстав, Марина провела руками по бедрам, как бы поправляя юбку, которая сидела на ней так плотно, словно вторая кожа. Затем она вышла из-за стола, демонстрируя прочие достоинства фигуры. Встала у шкафа с документами и, словно задумавшись, где искать нужную папку, кончиками пальцев потерла шею, а потом приложила указательный палец к губам. Я видел, как на груди Марины колышется ткань блузки – слишком активно, выдавая учащенное дыхание. Замечал, как напрягся ее живот – женщина была стройна, но все равно действовала по принципу «все в себя» и подтянула мышцы, желая выглядеть в профиль абсолютной статуэткой. Эта наивная женская азбука соблазнения, на которую взрослые мужчины ведутся как мальчики...
 
Пожалуй, из этого правила я был исключением: меня такое поведение огорчало. Становилось очевидно, что женщина смотрит не на меня, а на себя, любимую, в моих глазах. Глядится, как в зеркало. Красуется, принимает «стратегически выгодную» позу, якобы смущенно отводит глаза (знаем мы этих «скромниц!») и может даже продемонстрировать легкий румянец. Одним словом – притворяется кем-то другим, кем угодно, – только не собой.
 
В Марине я не ошибся: притворяться она умела мастерски. Особенно в постели. О, как она кричала. Как царапалась. Как умела грамотно ввернуть «грязное» словечко, чтобы якобы подстегнуть мою страсть. Неплохо изучив женщин, я пришел к выводу, что чем громче они пищат в постели, тем больше вероятность, что симулируют. Настоящий оргазм приходит с тихими стонами, всхлипами, сжатыми от удовольствия зубами, прикушенными губами… И ладно бы, только оргазм – так нет же. Дамы симулируют сам процесс, уверяют мужчин, что каждое прикосновение прожигает их сотней маленьких молний, а сами в это время думают примерно следующее: «Так, сейчас быстро в душ… Не забыть поставить будильник на шесть… Постирать колготки»… И дело вовсе не в том, что он – плохой любовник, а она – бесчувственная деревяшка. Просто если мужчина женщину в целом устраивает, но любви или сильных чувств между ними нет, она, скорее всего, будет притворяться, что в постели ей хорошо, даже если это совсем не так. Зачем портить отношения, в которых все стабильно, «каким-то» сексом? Да и какая, к черту, любовь в наше и без того непростое время?
 
Да, а как Марина ела! Каждый прием пищи превращался в новую вариацию на тему: «Что-то я совсем не голодна… Нет-нет, мне чуть-чуть… Какие котлеты?! Забыл, что я на диете?!». При мне, особенно в самом начале наших отношений, Марина ела всегда неохотно, снисходительно, чуть ли не брезгливо. Ковырять вилкой каких-то несколько соцветий брокколи она могла полчаса и так и не продвинуться. Я почти поверил, что Марина питается святым духом, пока однажды не обнаружил свою девушку глубокой ночью, на кухне, с завидным аппетитом уминающей бутерброд с копченой колбасой. Бедняжка смутилась так, как будто я застал ее за чем-то непристойным. Как ни удивительно, Марина притворялась не только в постели, но и за столом… И, видимо, в жизни. В выборе между «быть» и «казаться» Марина уверенно ставила на второе…
 
Впрочем, судя по амплитуде Марининых криков в нашей спальне, «в целом как мужчина» я ее устраивал. То есть как: в квартиру свою съемную довольно быстро пустил, запасной комплект ключей выдал, еду покупал, цветы дарил. В каком-то смысле мы были если не счастливы, то довольны – и ситуацией, и друг другом. Если бы однажды неторопливым субботним утром за завтраком Марина, оторвавшись от своего ноутбука, не заявила: «Юличек, совсем забыла: нам же сегодня нужно забрать козу!».
 
Если бы Марина сказала, что нам экстренно необходима, например, лиса, я бы решил, что девушка намекает на шубу. Тем более, что до Нового года оставалось меньше месяца – самое время для «маленьких» женских просьб… Но коза? Более того – коза, которую нужно откуда-то забрать?... «У меня маникюр, я не успею, – продолжила мысль Марина. – Подъедешь на Чистые пруды к двум, хорошо? Мы договорились встретиться у памятника. Отдашь ей пять тысяч – у тебя же есть наличные, да?». «Кому – ей? Козе?» – усмехнулся я, сообразив наконец, о чем идет речь: накануне Марина долго выбирала в Интернете фигурку, чтобы в новогоднюю ночь посадить ее под елку рядом с Дедом Морозом… А так как наступал год Козы, моей девушке срочно требовалась коза, и не какая-нибудь там простая, какую можно купить в любом киоске, а непременно авторская, ручной работы. Марина была, во-первых, москвичкой, а во-вторых, – бухгалтером. Оба эти пункта накладывали на ее неокрепшую женскую психику весьма ощутимые отпечатки… Не сказать, что я мечтал встретить Новый год вместе с Мариной. Да и она, наверное, не мечтала. Но вдвоем в любом случае веселее. А теперь вот даже втроем – с козой… «Страницу заказа я тебе открыла, в переписке ниже указан телефон, запиши». Совсем хорошо! Я  – не только «съезди», «заплати», но я же еще и «запиши»! «Все, я побежала!» – лучезарно улыбнулась Марина, и, оставив на столе тарелку почти нетронутой овсяной каши («По выходным у меня разгрузочные дни!»), закрылась в ванной, чтобы навести марафет. Ну конечно, какая приличная девушка позволит себе явиться в салон красоты ненакрашенной…
 
Я подтянул к себе Маринин ноутбук. С монитора на меня смотрела маленькая плюшевая коза, одетая во что-то бирюзовое – то ли платье, то ли пальто. Подпись под фотографией гласила: «Коза Юлька». У меня невольно вырвалось непечатное слово. Коза Юлька, приехали! Спасибо, дорогая моя Марина! Среди нескольких десятков коз, представленных на сайте, тебе приглянулась именно Юлька. Что ж, буду встречать Новый год со своей рогатой тезкой. Я хотел было как-то остроумно съязвить на эту тему, но в ванной шумно лилась вода, Марина принимала душ, напевая что-то из попсы, поэтому я просто переписал со страницы телефон продавца, собрался и поехал на Чистые.
 
Пунктуальный, как любой Козерог, я приехал на место за десять минут до назначенного времени. Прошло еще десять минут, и еще, однако никого, похожего на создателя и по совместительству продавца маленьких плюшевых коз у памятника Грибоедову не наблюдалось. По телефону, списанному со страницы заказа, никто не отвечал. Еще через десять минут я начал одновременно звереть и замерзать. А еще через десять плюнул и зашел погреться в кафе в двух шагах от памятника. «Захочет – найдет меня сама», – зло рассудил я, не дозвонившись до Виктории – так значилось на сайте – в очередной раз.
 
Устроившись за столиком, я решил перекусить. Заказал мясные рулеты и пиво. Снова позвонил – на этот раз абонент оказался недоступен. В метро едет, наверное, – догадался я. И, конечно, опаздывает – как и все девушки… Скучая в ожидании своего заказа, настучал смс: «Здравствуйте, я насчет козы. Не дождался вас у памятника – сижу в кафе напротив. На мне синий свитер». К моему удивлению, ответное смс прилетело почти сразу: «Извините!!!!!!!! Буду через пять минут!!!! Я вся розовая, с тремя бумажными пакетами». И действительно, через несколько минут в двери кафе – осторожно, на вытянутой руке – протиснулись сначала пакеты, а потом – и их обладательница.
 
Начнем с того, что она была вовсе не розовая. Точнее, не вся: куртка Виктории оказалась розовой в ярко-зеленую клетку, а шевелюра – огненно-рыжей: девушка (в такую-то погоду!) была без шапки. Это первое, что я успел разглядеть. Дальше я не успел толком ничего, потому что девушка, высмотрев меня за столиком и угадав во мне покупателя «в синем свитере», чуть ли не побежала в мою сторону. «Извините!!!!!! – переводя дыхание и пытаясь осторожно разместить пакеты на свободном стуле, объяснялась мастерица. – Мне страшно неудобно! Там люди опоздали, я ждала-ждала, замерзла жутко! Надо было в метро договариваться, конечно, но что уж теперь... Я звонила вам, чтобы предупредить, а вы трубку не брали. Ну то есть не вы, а женщина по имени Марина, я же с ней переписывалась. Жена, да? А потом вы – ну то есть я поняла, что вы – это вы, за козой, смс написали, и я чуть с эскалатора не навернулась, когда бежала, потому что боялась, что вы меня не дождетесь, обидитесь и уйдете. Ну вы же от Марины, да? За козой?». Поддерживать этот поток сознания я мог только одним способом – кивая головой, потому что Виктория не давала мне вставить и полслова. «Я вам ее сейчас покажу, подождите, достану только. Ой, пакет мнется, придержите, пожалуйста… Вы знаете, я сначала хотела козлика сделать с усами, ну, мальчика, даже имя ему придумала – Юлиус, игра слов такая – Юлиус-усы, усатый Юлий… Это сложно объяснить. У меня так часто бывает – сначала появляется имя, а потом уже игрушка. А потом делаю-делаю, смотрю – какой это мальчик, если девочка, Юлька. Да-да, вот так, аккуратно, рога… Нравится? Ой, я же не спросила! Я Виктория, вы уже поняли, да? А как вас зовут?». «Виктория… – улыбнулся я, сдерживая смех. – Не хочу показаться грубым, но ваш недоделанный козел находится прямо перед вами… Юлий меня зовут. Усов у меня, правда, нет, но, если что, вы мне их нарисуете?». Виктория очень забавно «зависла» на пару мгновений, потом на ее лице появилось какое-то странное выражение – я уж испугался, что чем-то ее задел, – однако девушка плюхнулась на второй свободный стул и… расхохоталась! Дохохоталась она до того, что начала икать и от этого, конечно, развеселилась еще больше – так, что на глазах выступили слезы. Официантка как раз принесла мое пиво, и я, смеясь, протянул кружку Виктории, чтобы помочь унять икоту. Та схватилась за кружку обеими руками и сделала несколько глотков. Звонко икнув еще несколько раз, Виктория, наконец, успокоилась, однако тут же смутилась и начала оправдываться. «Ой, простите, вы не переживайте, за пиво я заплачу! Юлий, мне очень неудобно, у вас такое редкое имя, я не знала… Ваша жена мне не сказала, что вы вместо нее приедете… Неудобно как, простите меня еще раз за бестактность… Вы спешите, наверное… Я вас задерживаю... Давайте рассчитаемся тогда, и вы идите, а я тут еще посижу, перекушу, а то я сегодня только завтракала, и »… «Бежала я через мосточек, ухватила кленовый листочек», – с улыбкой процитировал я фразу из старого советского мультфильма про козу-Дерезу. – Я, пока ждал вас, тоже перекусить решил. Так что придется составить вам компанию. Не помешаю?». «Ну что вы! – всплеснула руками Виктория. – Конечно! Я только за! Девушка, можно вас? – окликнула она официантку. – У вас есть борщ? Есть? Ура! А он горячий? Можете, пожалуйста, горячий сделать, я очень замерзла! Слушайте, – это было обращено уже ко мне и произнесено несколько настороженно. – А жена ваша нормально к этому отнесется? Она же, наверное, вас ждет…». «Открою вам секрет: я не женат, – сказал я, отпив пиво с той стороны кружки, к которой прикасались губы Виктории, и не без удовольствия отметив про себя этот факт. – Марина – просто моя подруга». «Правда?» – только и сказала Виктория, вскинула на меня глаза, тут же их отвела и покраснела так отчаянно, как умеют краснеть только рыжие женщины. Горевшие уши выдавали девушку с головой. Тут Виктория снова икнула – на этот раз, наверное, от смущения. Она не притворялась…