вторник, 13 августа 2002

Не так сильно, как вчера, но опять всю ночь несло удушающей копотью. Ветра почти не было. После перебора, в смысле времени, проведённом за компьютером, и из-за не вполне благоприятной обстановки дома, после полуночи снова почувствовал себя крайне не здоровым. Потом плохо спал, и, поднявшись пораньше, заварил, наконец, череду. Вместо кофе пока употребляю настойку зверобоя. То есть, зашевелился наконец-то, явно почувствовав скрытую угрозу в нынешнем своём состоянии и самочувствии. Ну, и в дальнейшем пути тоже определился таким образом: по уже написанному проходя, спасать не то, что могло быть сказано тогда, но спасать себя сегодняшнего, то, что вообще-то должно быть сказано, если есть смысл открывать рот! После чего, сразу стало легче и веселее. Первым дело пересматриваю, уже оснащённый новым концептуальным глазомером, то, на что перевёл бумагу в ожидании… фокуса, погоды, образца. Выправляю вирши также, без особых проблем, не жалея времени на своего рода удовольствие.
Восходит солнце. Предстоит снова очень тёплый день, может быть с дождём, ближе к вечеру. Сравнительно с тем, что сейчас творится по всей Европе, у нас, тьфу-тьфу, благодать Божья. Дождей ждали, как манны небесной, но не потопа же! И думаешь, а что, если и у нас зарядит на неделю! Газеты уже пестрят большими заголовками о предполагаемых местах подтопления. И уже с утра чувствуется, что погода меняется. Можно взять хорошую паузу, отдохнуть, затем, броситься во все тяжкие, не обращая внимания на руки, ноги, состояние и настроение. Всё это – приложение к концептуальному образцу.

                ***
Зависнуть над листом не новость, при освоении пласта,
не вымолвив ещё ни слова, уже слегка успев устать.
Вот, если б знать, чем недоволен, но нет для радости причин.
Свобода воли, верность полю, беззвучный крик неразличим!
Ошеломляет амплитуда, когда ещё не жизнь, не смерть
от полной безнадёги к чуду, как всё и ничего иметь!
И это, так сказать, раскачка в пределах линий силовых,
в которых ничего не значит и настоящий вечный миг.
Как превращался праздник в будни и испарялась новизна,
так забывались беспробудно, и мир заполнила война!
Поскольку кончилось терпенье, до пониманья не дозрел.
Сплошное вяжет мелкотемье определённо крупных дел.
Растёт и ширися презренье, как катит океанский вал.
Любви к себе уваженья, кто вместе с даром не терял?!
«Пора выписывать листочки», а ля Дега, Делакруа,
но с Диогеном, жившем в бочке, ещё прощаться не пора!
Самозабвенно растворишься, сливаясь с вечной тишиной,
где и не видя, и не слыша, увидишь и услышишь всё.
Так претворяется пространство, как вдоха полнится объём,
бездонно чтобы расширяться и мерой быть при всём при том.



                ***
А время мчит неумолимо. Как не уймутся снег с дождём, держась завесой нелюдимой, мизантропическим сырьём! Без отдыха вот так и будем лет сто подряд погоды ждать. «Пока грядущее нас судит», не обессудьте, так сказать! Есть белый лист и состоянья, какая-никакая  смесь из нехотения – желанья…. А что? Иметь, как не иметь!
На что это похоже, Боже, на вскрик при жизни никакой. Ау, цветаевский прохожий, мой восклицающий герой! Ах, если б только было можно акценты жизни расставлять в стихах ещё таких хороших, каких уже не написать?! Но только лишь сопротивленье нам остаётся от любви, от толп людских – определенье – сорваться тенью со стены. С любого явного экрана, где обеспечивает роль тебе навязанная драмой, так что проснись и петь изволь!



                ***
Что значит плотное бессилье, а что реальный страшный пресс,
и совершенствованье стиля, и обязательный прогресс.
Терпеть природную работу, смягчаться как-то суждено,
и подходящую свободу искать как выхода… в кино!
Материал весьма достойный, но ведь когда ещё придёт?
Быть может, доживать не стоит, тогда само собой пройдёт.
Как всё проходит незаметно, оставив баснословный миф,
возвышенный в пути бесследном, к себе все подступы прикрыв.
Вы поняли, о чём я, предки, потомкам же, само собой,
достанется такая редкость, как мышь, рождённая горой!
Как это важно, понимаю, всю безнадёжность осознав
потуг, поползновений, правил законных феодальных прав.



                ***
И расплатившись, будешь должен не как «спине и животу»,
но как уволенный художник, не нужный вольным никому!
Чем завернулась даль удела бессмертной тени мировой,
когда уходишь как бы в дело от всей души и с головой!
Как от заката до рассвета, от мглы до просветленья, факт,
всего лишь шаг до преступленья от добрых побуждений . Так
есть мотылька к огню стремленье, но есть мерцанье светлячка
что улетает в глушь и темень с щемящим отзвуком в сердцах.
               
среда, 14 августа 2002 
Просто августовский летний день. Достаточно спокойный, всё ещё довольно жаркий, но вполне приемлемый, если сравнивать с жарой в начале недели. Вчера совершенно неожиданно пришли фото Николь из Хайфы от Михаила Шомрона, то есть Миши Страшного. Повозился, прежде чем разобраться, как их открывать из сжатого вида, заодно догадался, как удалить Лизины новые заморочки, Интернет-программы. То есть снова просидел за компьютером почти целый день. С трёх до семи в отсутствии Лизы была Юля. Дозванивалась до мест предполагаемой работы. Со здоровьем без видимых улучшений, и по ночам продолжает нести гарью. Зато сегодня Оля с дедом получат паспорта, смогут переоформить доверенность, заберут причитающиеся деньги. Я же, не в силах сладить со свалившимися недугами, с нетерпением дожидаюсь четверга. Поскорей бы в баню, пусть и не такую, как на нашем этаже. Писем ждать уже не буду, как ждал в их в мае-июне. Жизнь быстренько всё расставила по своим местам, что тоже неплохо! Это к тому, что из Кармиэля пока не отвечают, хотя прошло больше недели. До общения в чатах долго ещё буду дозревать. Хватает своей головоломной работы и беспрерывного внутреннего «диалогического монолога». Прочитал с утра Оле вещи, отлаженные в новой концепции, и она их охотно приняла. Мне бы радоваться жизни и своему дару, наслаждаться вполне свободной жизнью, а я просматривал вчера сотни снимков, собранных фанатом Натальи Орейро, в поисках «сокровищ». Таким неожиданно сильным года полтора тому было впечатление, произведённое на меня эстрадным номером – заставкой аргентинского телесериала «Дикий ангел»! Как лет пять тому «Шторм» Ванессы Мэй, которая немного позже оказалась в одном из моих лирических набросков. И тут же слышится голос с хрипотцой Регины Дубовицкой из «Аншлага»: «Вот на этой высокой ноте…» мы и перейдём к делу.

                ***
Что было интересного вчера, чем, интересно, устрашит сегодня,
если о завтра стоит помечтать, как воле выражения природной.
Но вот звучит ночная тишина серьёзная с классическим оттенком.
Свечной нагар – минутный капитал. Куда несёт, ведь что-то надо делать!
Пространства беспримерная волна. И бьётся в предвкушении сердечко.
Какие бы плоды ни пожинал, лишь по мгновенью отпускают вечность!
К тому же, утешительная мгла лжёт искренне, свежо и живописно
скрывая горе сирого ума лиловостью с сиреневой искрой.
Кто бы о чём перед своим окном в беседе с зазеркальном отраженьем,
куда глядящим, сидя за столом, что слышащим в пророческом прозренье
о славе той, что с блеском восходя, отбрасывает тени безобразья
в среде однообразной бытия, где «всё решают кадры», «ревность- зависть»!
Не равновесье хрупкое держать на уровне бессмертного сознанья, –
за выживанья выжимки дрожать в стихах, достойных общего вниманья.



                ***
Как некогда с высокой ноты в отсутствии вокальных данных
приступишь к внутренней работе… до первых петухов однако!
Как бы едва начнёшь движенье, и сразу силы иссякают:
где ты, весёлое броженье, хожденье наизусть стихами?!
Мы ветер северный гоняем, раскрыв восточный веер зоны,
и внесезоньем истекает в сыром тумане белом осень.
.
По звеньям-секторам закрытым пилой поёт тоска такая!
Кому черкнуть? С кем почирикать? Слова, слова – парок дыханья.
И всё это весьма знакомо по Петербургу Мандельштама,
давно сведясь к весьма простому «доперестроечному» штампу.
Что драмой с  примесью кровавой заесть лирическую каплю,
что рекламировать товары всё веселей по всем каналам!



                ***
К анналам стоит обратиться уже всё знающим болванам,
как в солнца свет, пора влюбиться в сияние бессмертной славы!
Есть выбор по любому вкусу людей достаточно достойных,
через которых  путь к искусству, как до звезды подать рукою!
Ведь ты ещё не понимаешь, что если зависть или ревность
отсутствует на заднем плане, то презираешь правоверно.
Себя терзаешь дерзновенно, Тарзаном навсегда оставшись, –
«последний был поэт деревни» до «деревенщиков» отважных!

Как бы добру из дебрей выйти, не вылезая из берлоги,
всю жизнь проспав в саморазвитье, на что был обречён прологом!
Ну, как там тикает сердечко на самом краешке обрыва.
Тебя, конечно, знает вечность… Продолжим после перерыва.
Так, что ещё сказать такого, покуда уши не увяли,
как всем известное оформить, вам и не снилось в идеале?!
Где на себя сыскать управу, бесправье кто моё отнимет,
кто хочет… слева – насмерть правой, но чтобы… просвистело мимо!

Как выходить из переплёта, чтоб в коленкор переплетаться,
и графоманом-рифмоплётом, при всём при том, не называться?!
Как ниже некуда… подняться на недоступную эстраду,
где ни упасть, сто раз отжаться, не выдав ни словечка правды.
И тем, кто вырос на запретах, как будто на одной клубнике
со сливками плохих поэтов, я покажусь, в натуре, диким!
С чужого голоса сверхтрудно лезть на рожон вперёд и с песней,
пить честно, но не беспробудно, корчуя пни родного леса!

четверг, 15 августа 2002
После пропарки почувствовал себя другим человеком. По сути, после ухода от табака и возвращения в баню после заключительного перерыва, уже стал другим человеком. На этот раз даже на второй этаж в женское отделение ехал с большой охотой и нетерпением, не обращая внимания на опоздание, словно знал, что должен, наконец, наступить перелом. В. Сю Ли блистательно отсутствовал, стало быть, напрасно волок ему заказанные в прошлый четверг книги. Зато были Саша и оба Бори, не говоря уже о знакомых, живущих по соседству с домом на Велозаводской. Парился до упаду, Боря-математик помогал привести в норму ноги, за что был удостоен «чести» попить со мной пивка на старом месте, куда мы носа не казали со злополучного 13 сентября прошлого года. После возвращения и нормального отдыха решил пока поменять кресло перед столом в комнате на обыкновенный стул, на тот случай, если кресло тоже оказалось «виновным» в моём невероятном нынешнем кризисе после разлада, связанного с отказом от курения. Лиза от безделья и скуки на стенку лезет, поменяла весь рабочий стол, и битый час пришлось биться, чтобы вернуть всё на прежние свои места. Решила проучиться ещё один семестр до рождения ребёнка. Это значит, надо будет платить за всё сразу, включая свадьбу! Поиски работы Юли может превратиться в очередное адское испытание Оли, которая и так уже перегрузилась надеждами и разочарованиями настолько, что снова мучается геморроем и головными болями, о которых было забыто. С соответственным отражением эмоций на меня, к чему также совсем ещё недавно было не привыкать, и что было как-то счастливо забыто… за другими болезнями и заморочками!
Но вот приближается синий прохладный вечер, ветер с юго-востока снова несёт дым с едкой гарью, который, возможно, являлся и является сильнейшим аллергеном для организма, утратившего многие защитные функции. Оля у Юли. Мне наливать деду чай, кормить, что теперь не особенно приятно, поскольку он в последнее время маразмирует, раскладываясь на контрасты безумной любви к собаке и ненависти ко мне, разумеется, потому что больше не к кому. Любовь открыта, ненависть и презрение глубоко скрыты. Я воплощаю враждебные силы вблизи, и не думаю, что он мне желает всего доброго. Рад был бы ошибаться! Хотя, со своей стороны, при всём моём неуважительном уважении, не допуская даже мысли, чтобы пожелать ему чего-нибудь нехорошего, вынужден признать, что сохраняю мнение о том, что слишком дорого обойдётся нам его опека.  Короче, тоже стараюсь обойти его или пройти так, чтобы лишний раз не пересечься. Больше двух лет прошло, а ничего не поменялось в этом плане, да и не может поменяться! Ну, да ладно, переживём как-нибудь. Кто знает, как говаривал Гоголь, умерший по нашим понятиям совсем молодым, какими мы сами окажемся в безнадёжной старости.