2. Чернокнижник

В утреннем лесу было совсем тихо. Летом - теплые ночи, но утренний ветерок иногда пробирает до костей. Вот и сейчас я наблюдал, как лучи величественного, просыпающегося солнца, разгонят сумерки и коснутся моего лица.

Я дышал этими капельками света. Жадно глотая его, впитывая в себя как губка.
Солнечный диск становился все выше и выше. Меня захлестнуло волной света. Я упивался этим моментом до тех пор, пока не насытился.

После того, как я утолил свой утренний голод, после продолжительной ночи, зрение восстановилось.

Вообще, не было нужды в таком длительном воздержании, однако, пытаясь найти границы и пределы своих способностей, я, в который раз, придумывал для себя все более жесткие испытания.

Медленно, мои конечности наполнялись жизнью. Я начинал чувствовать скованные члены моего тела. Спустя пару минут я уже ощущал ноги и мог шевелить пальцами рук.

Через десять минут я уже мог встать. Вдохнув полной грудью свежего лесного воздуха, я побрел в направлении цивилизации.

Идти надо было долго. По крайней мере, если за последние десять лет ничего не изменилось. Хотя, размышляя здраво – что тут изменится за такой короткий срок?
Десять лет назад я пришел в эту лесную чащу с одной единственной целью – скрыться от людских глаз подальше.

Каждый день я сидел под деревом все это время, а мои мысли блуждали по вселенной. Не было никакого соблазна напиться солнечным светом каждый раз, когда поднималось солнце – летнее, весеннее, осеннее, зимнее.

Его и сегодня утром не наблюдалось. Просто меня призвали. Призвали, как и много раз до этого. А это значит, что мою медитацию необходимо было отложить на время, и заняться важным делом.

Делом всей моей жизни.

Чувствовал я себя прекрасно. Впрочем, как и всегда. Только одежда поизносилась. Ещё бы. Я-то мог не обращать внимания на погоду. Одежда, как и все, созданное человеком – нет.

По моему внутреннему «одометру» до захолустной деревенской трассы было двести сорок четыре километра.

Километров десять, наверняка, придется пройти пешком, пока все силы не восстановятся.

Мои стопы, обутые в остатки какой-то обуви, истрепанной за десятилетие временем, ощущали плотный лесной мох, различные шишки, опавшую листву и ветки.
Прекрасные ощущения.

Несколько раз, параллельно моему маршруту, я чувствовал на себе взгляд диких хищников, и прочих лесных обитателей. Никто не тронет меня. У них нет надо мной власти.

Чутье зверей благоразумно подсказывало держаться подальше, но моя внутренняя аура, которая разгоралась во мне с каждым проделанным шагом, притягивала все сильнее и сильнее.

О, да. Я знал про эту особенность. На то была воля вселенной.

Когда я вышел на очередную лесную опушку, за мной, по пятам следовала уже сотня различных лесных обитателей. Волки, медведи, лисы, барсуки. Даже букашки-таракашки.

На опушке, я в очередной раз подставил свое лицо теплым лучам солнца. Вдохнул грудью воздух и… стал светом. Та субстанция, которая текла по моим материальным венам все это время, вырвалась наружу, и я слился с ней. Это было превосходное ощущение.

Потеряв всякое материальное обличье, я летел над верхушками деревьев, незримый для человеческого глаза. Я потерял свойство массы, времени и скорости.
 
Расстояние, которое мне было необходимо преодолеть, я проделал за десять минут. Мог бы и за две секунды, но хотел полюбоваться лесом.

Спустя десять тысяч лет своего существования я все ещё был сентиментален.
Впереди по курсу лес начал стремительно редеть, и это было верным признаком того, что я приближался к отправной точке своего маршрута. К началу своего нового предназначения. Силы, которые управляли мной, которые создали меня, опять выбрали для меня занятие.

Я не мог противится. Ведь я был сотворен для этого.

Для человеческого глаза, метаморфозы, последовавшие сразу, после моего необычного приземления, выглядели просто как вспышка света, из которого вышло человеческое существо в старой, грязной одежде.

Ещё с километр мне пришлось пройтись пешком, пока я наконец не достиг, одинокой асфальтовой дороги, прорезающей бескрайние лесные просторы и соединяющей разрозненные части бесконечной человеческой цивилизацией.

Асфальт не ремонтировали давно. Может, вообще не ремонтировали с момента ввода в эксплуатацию.

Дело ли, некоторые римские дороги, до сих пор частично находились на территории Британии. А эта дорога находилась здесь. В обычном захолустье.

Вдалеке виднелась обычная автобусная остановка. Столь обыденная в этих местах. По таким ориентирам можно было определить поблизости нахождение каких-нибудь глубоких деревень. Впрочем, до них мне не было дела.

Через двадцать минут эту остановку должен был посетить одинокий ежедневный автобус, курсирующий между ближайшим райцентром и окружающими деревнями.
Подойдя к остановке, я заметил одного колоритного персонажа. Бомж-дедок, мирно лежал на остатках остановочной лавочки и посасывал пластиковую бутылку с мутной жидкостью.

Самогон. Ничего ни обычного. Я сел на лавочку рядом с ним. Бомж заинтересованно поднялся и уставился на меня.

Понятное дело, его тянуло «потрещать» по душам. Да и одежда моя не отличалась по виду от его собственной, что, по мнению бомжа, так же располагало на душевный разговор.

Только сейчас я подумал о том, что от меня, наверное, ещё и воняло так же.

 - Будешь? – Бомж протянул мне недопитую бутылку мутной жидкости.
- Не откажусь, - ответил я, принимая «подарок».

Чудное дело, первый «напиток», который я попробую за десять лет – сомнительного вида самогонка.

Однако, это были первые ощущения, поэтому не стоило так просто пренебрегать ими, да и радушие бомжа – первого человека, с которым можно было насладиться разговором – тоже дорогого стоило.

Необходимо понять, что для меня не существовало как таковых социальных статусов, понятия достоинства, чести, предательства, лжи. Любой жизненный опыт был приемлем.

В конце концов, я видел, как рождались Боги. И ровно три тысячи восемьсот шестьдесят два из них канули в лету за последние десять тысяч лет. Многих богов я создал сам, а потом – спустя тысячелетия, сжигал их капища.
Все это не имело никакого значения.

- Нормальная бормотуха, - одобрительно сказал я, после того, как сделал пару глотков.

- А то! – заулыбался бомж, принимая назад бутылку, -  бабка Зинка из Матвеевки барыжит. Раньше по сорок рублей литр продавала, сейчас – по пятьдесят. Тьфу.
Бомж сплюнул на землю.

- Кризис, говорит, - бомж смачно сделал пару глотков из бутылки, - ты сам-то куда едешь?

- До Каратузовки, - я ответил прямо.

- А чё там? – спросил бомж, потягивая самогонку, - вроде и не осталось считай никого – пару дворов, да и те…

 Бомж в сердцах махнул рукой.

- Да, я оттуда родом, - сказал я слету, - хочу отчий дом повидать. Мать лет пять как умерла.

- Понятно, - многозначительно ответил бомж. Я тоже как с под Нижнего откинулся, думал – куда идти, что делать? Думал домой, а мать умерла давно. Сестра дом продала. Да и я один. Ну куда я пойду? Так и затерялся на просторах необъятной. Летом гружу тут бывает в колхозе у Пахова, когда там сено заготовить, зерно, там.
Бомж участливо посмотрел на меня. Я кивнул. Бомж, учуяв поддержку, продолжил изливать душу. Мне все изливают душу. Так получилось.

- А так, заливаюсь все потихоньку. Жизнь мимо идет. Уже пятый десяток. Да и апатия все какая-то. А я как-то и внимания не обращаю уже. Вот, Крым вернули. Мужики все – Крым, все про Крым, что мне Крым? Я, вон, до Рязани своей, после отсидки даже доехать не смог.

Бомж вздохнул.

- Нет, - ответил я, - такие обстоятельства, они ведь не для конкретных личностей. Про Крым, в том числе. Они ведь абстрактны. Так нельзя сравнивать. Они ведь нужны для того, чтобы маленькие люди себя почувствовали большими.

Бомж задумался и опять затянулся из бутылки.

- Это про людей все может и так, - задумчиво ответил Бомж, - но мы-то с тобой за чертой, за гранью. Мы-то видим жизнь иначе.

Удивительно. Этот бомж, даже не знал насколько он сейчас прав. И хотя, имел он ввиду совсем другое, для меня его слова были важны.

Подъехал автобус. Обычный старый ПАЗик, который едет только благодаря честному слову.

Двери открылись. Я встал, и хотел пройти внутрь.

- Меня Максимом зовут, а тебя? – заорал мне вслед бомж.

Я зашел в автобус, повернулся и с подножки ответил:

- Я – Солнечный Мастер Солен.

Бомж поднял за меня бутылку своего пойла и демонстративно сделал пару глотков.
Меня же ждала долгая дорога в окружении других представителей человеческого вида.
Водитель настороженно сразу озадачил меня своей коронной фразой:

- Тебе куда?

- До конца, - ответил я не мешкая.

- Двести, - он произносил все это механически.

Я потянулся в остатки своего кармана. Внутри была грязь, солома и пятитысячная купюра, которую я протянул водителю.

- Сдачи не надо.

От этих слов водитель повеселел. Мой социальный статус сразу вырос в его глазах, все сомнения улетучились.

- Бухал что ли? Аккуратнее надо. Здоровье - не резиновое.

- Да, что-то нарезался у бывшего сослуживца, - как ни в чем не бывало ответил я.
Более моя персона не вызывала никакого интереса у водителя. В его голове уже крутились образы – куда он потратит, заработанное за сегодня. И, вполне возможно, что завтра на работу он не выйдет, а послезавтра его вид не будет отличаться от моего сегодняшнего.

В этом был особый смысл. Все идет по кругу, и все изменяется.

Нельзя сказать, что остальные обитатели автобуса были в восторге. От меня пахло лесом, сырость, воняло алкоголем (той самогонкой), да и вид у меня был не ахти.
Бабки с сумками завозмущались тихо. Мужики отвели взгляд. Две раскрашенные студентки, которые ехали к бабушкам на лето, потупили глаза.
Никто не хотел быть объектом моего общения.

Меня всегда поражала особенность человеческого существа терпеть всевозможные лишения и молчать.

Хотя я прекрасно видел, что творилось у них в душах – гнев, презрение, брезгливость.

Мне не было до этого дела.

Я слишком хорошо был осведомлен о двойном дне человеческих причуд.

Люди всегда видели красочную картинку, даже там, где её не было. Материальные показатели они ценили больше всего. Особенно вся эта картина вылезала в последнее время, когда они освоили беспроводные технологии и фотоаппараты в мобильных устройствах. Люди делились своими «успехами» в сети – красивые машины, одежда, отдых, тела (в конце концов) – все выставлялось напоказ. И ни у кого не возникало мысли, что за всем этим скрыто.

У человека, передвигающегося на дорогом мерседесе, было как правило больше проблем, чем у того, кто ходит пешком. И эта простая истина не находила места в человеческом разуме. Он рассматривал только красивую картинку.
Они создавали свои искусственные сказочные мирки посредством сотен красочных фотографий, которые не имели, как правило, ничего общего с проблемами, которые крылись в жизни, и тем беспорядком, что творился в душе.

Студентка думала о том, что же будет, когда родители узнают о её беременности. Она и не знала - кто отец. На той вечеринке загородом, после института, было слишком много красивых парней, которым она уделила пару минут своего времени.

Её подруга завидовала какой-то Ленке с параллельного курса, которую окучивал Славик – завидный жених и альфа самец института.

Баба Глаша опять думала о том, что пенсии постоянно не хватает, а внук все пропивает.

Павлик, радовался, что в очередной раз перекредитовался, и на радостях был немного пьян.

Иван, напротив, грустил – его рабочую машину, на которой он каждый день возил капусту на местный рынок в райцентре, разбил какой-то залетный дальнобойщик. Страховая выплатила копейки с учетом износа автомобиля, а самого виновника и след простыл – ищи его теперь по всей стране, размер которой - 1/6 часть суши.
Дела.

И много других красочных образов, которые на мгновенье переключились на мою персону.

Я успокоил их разумы, и в то же время – негативные мысли у них улетучились. Конечно, по истечении времени у них у всех будет болеть голова, но зачем мне внимание к моей персоне?
Я завалился на пустое место в конце автобуса и наблюдал за одинаковым пейзажем из деревьев, которые проносились мимо.

А куда я ехал? Куда меня призвали в этот раз?

Туда же куда и обычно. Время пришло. Колдовство пульсировало в моих венах. Колдовство знало, что я должен сделать.

Я уже видел нити своих учеников. В который раз, я ощущал шестнадцать заблудившихся существ, в чьих венах волею судьбы так же пульсировало нечто.
Их всегда было шестнадцать – четыре четверки. Нас тоже было шестнадцать десять тысяч лет назад.

Осталось только трое.

Моя задача состояла в том, чтобы научить своих новых подопечных превратностям их новой замечательной жизни, пока происходящие пертурбации не скажутся негативно на окружающем мире, и на них самих.

Колдовство, такие как мы не понимали. Мы были всего лишь винтиками в этом загадочном механизме. Оно направляло нас, оберегало, что-то подсказывало. Но на понимание азов этого существования уходили тысячелетия. Не все могли препятствовать соблазнам своей сущности. Но мы и не могли влиять на свое падение. Если оно было очевидным. Колдовство вычеркивало нас из ткани реальности. И, надо признать, вычеркнуло уже слишком многих.

Автобус набрал скорость, которую мог, и уносил меня к месту моего триумфа, или падения. Там, куда прибудут мои «отпрыски», для того, чтобы узнать о истине. О той истине, которую я преподам им. И они запомнят эти уроки. Звезды выстроились в ряд. Их призвало колдовство, пульсировавшее в их венах. Меня – тоже. Я был готов, для того, чтобы подготовить их. Послезавтра их станет 256. Шестнадцать по шестнадцать. Круг замкнется. И начнется новый.

Я не мог телепортироваться на место обучения. Как и мои подопечные. Это был древний ритуал, придуманный колдовством и воплощаемый им же. Пять тысяч лет назад я плыл на лодке по реке Кришау в запретные земли, чтобы обучить неофитов. Сейчас – Кришау высохла (спустя пять тысяч лет), но я все же еду на автобусе для осуществления своего предназначения. Потому что так нужно.

Передо мной была поставлена задача. Передо мной опять были шестнадцать учеников Чернокнижника.