Связь, мать вашу...
за неисправность связи взыскивалось очень
строго. В особенности было тяжело, когда
приходилось оборудовать новый узел связи.
С.А.Сучелов, бывш. рядовой
285-го обс 2-й ударной армии.
"Связисты штаба армии" (В сб.
"Долина смерти/Трагедия 2-й
ударной армии". М., Яуза. С. 437.
Бой шел уже вторые сутки, затихая лишь на время, когда противник прекращал обстрел, видимо, останавливаясь на краткий отдых и обед. А потом начиналось все сначала: артиллерийский и минометный обстрел, а потом атака при поддержке танков. Время от времени налетали и самолеты с крестами, поливающие наши позиции из пулеметов.
- Твою мать, - ворчал пожилой сержант Ванюков. - Да откуда у них столько снарядов и патронов? Мы свои бережем, считаем каждый патрон, а они поливают и поливают, словно у них в окопах патронный завод работает.
- Ты, Михалыч, не ворчи, - остановил командира отделения связистов рядовой Петрунько. - Лучше бы побеспокоил командование в отношении кабеля. Тут его без конца перебивает и впору самим здесь открыть кабельную фабрику.
- Ту, умник, займись лучше делом - соединяй вон в целое обрывки немецких проводов, что мы насобирали, - огрызнулся сержант.
- Зачем? - спросил Петрунько. - А если понадобится короткий конец для восстановления линии? Потом снова длинный конец делить на части?
- Не умничай, - остановил его командир. - Посмотри лучше, все ли у тебя в подсумке на месте? Сейчас снова начнётся...
Не успел он договорить, как со стороны противника донёсся свист первых снарядов.
- Сволочи, - ругнулся связист Силенков. - Как по часам работают.
- Башки спрячьте, а то отшибет, - прикрикнул Ванюков подчиненным, высунувшим было головы из окопа. - А ты, Петря, смени в командирском блиндаже телефониста - пусть отдохнет.
- Чуть что - Петря, - проворчал Петрунько, но, согнувшись, пошел исполнять приказ.
Командир взвода лейтенант Стриговец некоторое время наблюдал за противником наблюдал за противником в бинокль, а потом обернулся и крикнул:
- Связь!
Петрунько бегом выскочил из блиндажа и подал ему телефонную трубку.
- Витя, помогай, - закричал лейтенант в трубку. - Танки справа, накрой их.
На другом конце провода ему что-то ответили, на что командир прокричал:
- Ну, хоть сколько можешь! Хоть пару залпов! Выручай, друг!
А потом надрывно стал громко повторять:
- Что? Не слышу! Что? Связисты, обеспечьте связь - обратился он к Петрунько.
Тот немедленно кинулся к своему старшине:
- Михалыч, порыв на линии...
Тот немедленно распорядился:
- Петрунько и Силенков, пошли на линию.
А когда те уже вылезали из окопа, добавил:
- Осторожней там, ребятушки. Вот что там творится. Вы ползком, но бегом...
Те ничего не ответили и поползли, стелясь по земле. Один из них держал провод связи, а второй волок катушку с резервными проводами.
Когда снаряд падал недалеко от них, они замирали и вжимались в землю, словно хотели закопаться в ней.
Метров через пятьсот они на мгновение остановились, чтобы осмотреться. Невдалеке лежал труп немецкого солдата.
- А этот как здесь оказался, - ошалело раскрыл глаза Яшка Силенков. - Они что, прорвались на этом фланге? Выходит, наших здесь нет?
- Выходит, - согласился Петруня.
- А чего делать-то? - не отставал напарник.
- Чего, чего, - ответил тот. - Как ни крути, а связь нужно наладить. Вперед...
Они обогнули тело фрица и поползли уже осторожней, постоянно поглядывая по сторонам. Метров через сорок они обнаружили обрыв связи и стали ползать вокруг, отыскивая второй конец оборванного провода.
Им пришлось сделать вставку метра в три длиной. Проверка линии показала, что связь работает, после чего повернули назад. Неожиданно Петруня сделал знак товарищу остановиться и когда тот подполз к нему, спросил:
- Слушай, тебе не кажется странным, что перед нашей позицией боя нет, он идет где-то в стороне и позади?
- Ты чего? - напарник сделал изумленные глаза и, приподнявшись, огляделся.
Потом, уставившись на Петруню, растерянно спросил:
- И правда. Чего делать-то будем?
Ни слова не говоря, Петруня подсоединился к линии и зашептал:
- Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!
В трубке послышалось:
- Кто это?
- Это рядовой Петрунько. Мы на линии. Кажется, взвод обошли - они в тылу.
- Знаю, - отозвался командир.
- А нам-то что делать?
- Возвращайтесь, - послышалось с другого конца провода. - Только обрежьте связь и направьте провод в другую сторону - иначе по проводу они найдут нас.
- Есть, - коротко ответил солдат и начал отсоединять провод.
- Ты чего делаешь? - спросил его Яков.
Петруня пересказал ему разговор с командиром а потом распорядился:
- Тащи конец провода в сторону подальше.
Яков, ни слова не говоря, пополз в сторону, волоча за собой уже ненужный конец провода.От отполз уже метров на сорок, когда в воронке наткнулся на еще одного убитого немца. Пошарив у него в карманах, он со словами: "Это тебе больше не нужно", забрал зажигалку и пачку сигарет и пополз к напарнику. Тот, лежа, рассматривал какую-то бумажку.
- Чего это? - спросил Яков.
- На, глянь, - передал тот бумагу товарищу.
Яков повернулся на спину и стал рассматривать картинку - там было изображено, как их вождь и главнокомандующий товарищ Сталин бежит от строя вражеских солдат, у которых в руках были флаги разных стран и самый большой флаг со свастикой располагался в центре нападающих.
- Ты на обороте посмотри, - подсказал ему Петруня.
На обратной стороне листка по-русски был написан длинный текст. Мельком пробежав его, Яков сказал:
- Это пропуск в плен. Я брошу его, а то сам знаешь...
- Да знаю, - нехотя ответил Петруня. - Хотел ее на раскурку или подтирку взять...
С этими словами он разорвал бумагу на мелкие части и выбросил их.
В это время им показалось, что кто-то зовет их. Связисты посмотрели друг на друга и стали вслушиваться.
- Братцы, не оставьте, помогите, Христа ради, - послышался тихий голос слева.
- По-русски кто-то помощи просит, - неуверенно проговорил Яков. - Только откуда здесь свои?
- Может связник к нам пробирался, когда линия была оборвана? - предположил Петруня. - Давай посмотрим.
Они поползли в сторону, откуда доносился призыв о помощи.
- Эй, кто там живой? - негромко крикнул Яков.
- Я здесь, - говоривший находился совсем рядом, недалеко от трупа немца с прострелянной головой, но из-за высокой травы говорившего было не видно.
Связисты подползли и увидели человека в немецкой форме, который прохрипел:
- Спасите, братцы, Христом богом прошу.
- Ты кто? - удивленно спросил его Петруня.
- Русский я, русский, - заговорил тот. - Связист...
- А чего в этой форме-то? - недоуменно спросил Яков.
- У немцев я связист, - нехотя пробормотал раненый.
- Как у немцев? - удивился Петруня. - Как ты к ним попал? Пленный, что ли?
- Нет, казаки мы кубанские. Нас тут целое отделение...
- Казаки у немцев? - не понял Яков.
- Да, - опустил тот голову. - Перетяните мне ногу, а то кровью истеку. Богом прошу...
- Давай бросим его, - предложил Яков. - Или прикончим. На хрен он нам сдался? Тащить еще этого бугая - вон какую ряху наел у немцев.
- О боге вспомнил, - проворчал Петруня. - А когда против своих пошел, тоже с именем бога?
Однако он отрезал кусок провода и стал перетягивать ему ногу выше колена.
- Ничего, к своим притащим - скажем: пленного по ходу дела взяли, - усмехнулся Петруня. - Медальку тебе за него навесят.
- Ага, еще и тащить его! - возмутился Яков.
Не слушая напарника, Петруня спросил казака:
- А этого ты угомонил? - он кивнул в сторону трупа немца с пулевым отверстием в голове, явно полученным от выстрела сзади.
- Я, - прохрипел раненый. - Ефрейтор Клямке, такая сволочь. Мы его давно приговорили, да все случая подходящего не было.
- И много вас таких "отпетых"? - спросил Петруня, затягивая провод на его ноге.
Тот молча полез в нагрудный карман, достал фотографию и передал ее спасителю. На ней виднелась группа здоровых мужиков, одетых в немецкую полевую форму, но в разных головных уборах, в том числе и в кубанках.
- Целое отделение, - проворчал Яков. - Здоровенные мужики, им бы только пахать, а они... Ты сам-то откуда будешь?
- С хутора Р-ва на Кубани, - нехотя ответил тот.
- Дома-то остался кто? - поинтересовался Петруня.
- Батя с мамкой да сестренка маленькая.
- Приятно им будет узнать, что ты вместе с немцами против нас воюешь, - покачал головой Яков.
- Там, в хуторе, сейчас немцы, - ответил раненый.
- Тебя как зовут-то? - спросил Петруня.
- Федор... Ничипоренко...
- Ну, что с тобой делать, Федор Ничипоренко? Может шлепнуть, чтобы ты не мучился? - спросил Петруня. - Как сам-то думаешь? Оставлять тебя никак нельзя: подберут немцы, подлечат и ты заново против нас попрешь. А тащить тебя к своим...
- Не убивайте, - взмолился Федор. - Христом богом прошу, ради моих стариков.
- То-то им приятно будет узнать, что ты против своих воевал, - пробурчал Яков. - Вот радость-то им...
- Я поползу, у меня руки и одна нога целы, - умоляющим голосом прочти простонал раненый.
- Ладно, ползи, а мы поможем, - на правах старшего разрешил Петруня. - Будешь кочевряжиться - пристрелим.
Потом он приказал Якову:
- Катушку с проводом забери у них. Ихний провод не чета нашему...
До своих они добрались без особых приключений.
- Кого это вы приволокли? - сердито спросил сержант. - Кто таков?
- Ты не поверишь, Михалыч. Русский, но немец, - засмеялся Петруня.
- Толком говори, не зубоскаль, - осердился тот.
Петруня и Яков, перебивая друг друга, рассказали, как они нашли этого казака-предателя, который застрелил своего же ефрейтора, но был ранен осколком.
- Ну и чего с ним делать? - сказал сержант. - Не хватало нам еще и этого геморроя.
- Так пленный же, - опять начал дурачиться Петруня. - Ты, Михалыч, похлопочи перед лейтенантом, чтобы нам по медальке выписали.
- Разбежались, = хмыкнул сержант. - Носы не расшибите... Конец-то провода отбросили?
- Ну, как было сказано, - ответил Яков.
- Ладно, пойду доложу лейтенанту, - завершил разговор Ванюков. - Пусть он сам решает, что с этим немецким казаком делать.
Но лейтенант уже пробирался по окопу в их сторону. Следом за ним шли и остальные бойцы.
- Кто таков? - кивнул он на пленного.
- Наш, русский, но только фашист, - пояснил сержант. - Приволокли вот...
- Говорите точнее, Петрухин, - приказал командир.
Петруня еще раз повторил рассказ, как они натолкнулись на раненого, как хотели его пристрелить на месте, но подумали, что он может пригодиться.
- На кой черт он нам нужен? - недовольным голосом произнес лейтенант. - Тут самим бы выкрутиться. В окружении оказались...
- Не убивайте меня, - заныл пленный, но командир глянул на него уничтожающим взглядом, и тот замолчал.
Потом негромко сказал:
- Старшину ко мне!
От сгрудившихся солдат отделился пожилой старшина, которого подчиненные уважительно называли Лукич, и по-простецки объявился:
- Здесь я.
- Сколько у нас раненых и в строю? - спросил у него командир.
- Двенадцать раненых, трое тяжело. Цельных семнадцать человек, - не доложил, а по-хозяйски ответил Лукич.
- Раненых - в блиндаж. Санитар жив? - продолжил распоряжаться командир.
- Нема боле санитара, - грустно покачал головой старшина. - Во время боя перевязывал Фуркова, их обоих и накрыло. Даже санитарной сумки не осталось - всё разметало...
Лейтенант помолчал, а потом приказал:
- Всем - собирать оружие и боеприпасы и занять позиции. Смотреть во всех направлениях - мы, судя по всему, окружены, так что немцем можно ждать отовсюду.
Лукич вздохнул и обратился к командиру:
- Убитых надо бы похоронить, пока тихо...
- Давай Лукич, распорядись, а потом подходи ко мне, подумать надо, - уже попросту ответил лейтенант.
Выделенные старшиной солдаты собрали убитых товарищей в штабель в дальнем конце окопа и присыпали землей с бруствера. Остальные стаскивали неходячих раненых в блиндаж, едва уместив их вплотную друг к другу.
После недолгих переговоров лейтенанта и старшины, было решено уходить к своим, оставив неходячих раненых и несколько человек для их прикрытия в надежде, что они, выйдя к своим, смогут прислать фельдшера и вынести раненых в тыл - прорываться вместе с ними - значит, обречь весь отряд на гибель.
Лейтенант, проходя по окопу и объясняя обстановку, наставлял бойцов:
- Ребята, дорожите патронами, они у нас на счету. Придется прорываться. Во время прорыва экономьте патроны, стреляйте прицельно...
Те согласно кивали головами, о чем, мол, говорить? Дело совсем хреновое...
Подошедшего Лукина лейтенант спросил:
- Как там раненые?
- Плохо дело, командир. Перевязать-то их перевязали - порвали нательные рубахи на бинты, а вот без фельдшера долго они не протянут.
- Совесть меня мучает, Лукич. Бросать раненых, чтобы попытаться спасти оставшихся бойцов? Отсиживаться здесь смысла нет, да и не поможем мы им ничем. Нести на себе тяжело раненых - тоже не выход, они не дадут нам возможности маневрирования. Что посоветуешь?
- Да, дела! - только и вздохнул старшина. - И бросать товарищей - грех великий, и не бросать - остальных погубить. А ведь у каждого из нас дома родители, жены, у некоторых дети... Ждут, небойсь...
Они помолчали. Потом лейтенант принял решение:
- Оставим тяжелораненых здесь - не сидеть же нам в тылу у немцев до скончания века. Оставим им охранять пару бойцов. А сами будем выходить к своим. При первой же возможности попытаемся вытащить их. Здесь без помощи мы ничего сделать не сможем.
- Это так, - согласился Лукич. - А все-таки на душе как-то погано.
- Нет у нас другого выхода, - словно извиняясь, сказал командир.
- Да я понимаю, и все-таки... Я думаю, им надо оставить одного связиста - дать им надежду, что не бросаем, связь будем держать...
- Ладно, пойдем к бойцам.
Собрав всех вместе, включая легкораненых, командир обрисовал обстановку, а потом спросил:
- Есть добровольцы остаться с ранеными?
После некоторой паузы вперед выступил Михалыч:
- Я останусь на связи, только оружие дайте.
Больше никто не пожелал отделяться от основной группы. Тогда лейтенант воспользовался своей властью:
- С Михалычем останутся Фирсов и Крынников.
Это были самые пожилые солдаты, обладающие не только боевым опытом, но и житейской мудростью.
- Каждому из них передать по автомату с полным диском. Фляжки с водой - им же, - продолжал распоряжаться лейтенант, а сам направился в блиндаж к раненым.
- Михалыч, на вот возьми, - Яков протянул ему сигареты и зажигалку, взятые у убитого немца. - Вдруг кто из раненых захочет покурить...
Кто-то из солдат молча протянул остающимся гранату. Тем временем бойцы сливали воду из своих фляжек в бидон, стоящий возле блиндажа.
Из блиндажа вылез Стриговец и, отстегнув с пояса фляжку, передал ее сержанту:
- Водка, - коротко сказал он. - Держитесь, мужики. А мы постараемся вернуться с фельдшером за вами и за ранеными.
Помолчав немного, он глухим голосом объявил солдатам:
- У кого есть какие продукты, оставить раненым. Всё, до последней крошки. Голодным легче бежать. А там свои накормят... если прорвемся.
На расстеленную тут же плащ-палатку бойцы начали складывать немногие банки с тушенкой, высыпать сухари, отложенные на черный день куски хлеба, сахара...
Командир обнял остающихся бойцов, а потом скомандовал:
- Ну, бойцы, вперед. Движение - в сторону леса. Бегом марш!
- Катушку и аппарат береги, - напутствовал Михалыч Петруню, когда тот подошел к нему прощаться.
А Якову строго наказал:
- На рожон не лезь, горячий больно. А тебе еще жить да жить.
- Спасибо тебе за все, батя, - ответил тот. - Постарайся выжить...
- Ладно, беги, а то вон уже где все, - пробормотал растроганный Михалыч.
Опершись на бруствер, сержант смотрел, как бойцы забегали в редколесье и пересекли небольшое озерцо, больше похожее на лужу. Сзади всех Петруня и Яков тянули катушку с проводом, конец которого был в руках у Михалыча.
Неожиданно его связисты остановились, а потом один из них стремительно побежал назад.
- Забыли, что ли, чего? - пробормотал про себя Михалыч и когда бегущий стал приближаться, разглядел в нем Якова.
Когда же тот спрыгнул в окоп, ворчливо спросил:
- Забыл чего, всполошный?
- Забыл, отец. Нельзя тебя оставлять одного - ты же неважно видишь, а с темнотой уж совсем...
- Да я не один, - Михалыч ткнул рукой в сторону сидящих на дне окопа Фирсова и Крынникова.
- Такие же старики, как и ты. Толку-то от вас...
- А ты молодой, резвый? А ну, чеши отсюдова, спаситель! Догоняй, пока наши далеко не ушли.
Но Яков приставил винтовку к стенке окопа и присел на корточки.
- Хватит, набегался, тут побуду.
- Ты чего творишь, пацан? Ослушался командира?
- Где он, командир-то? Один только ты и остался.
- Тогда приказываю: марш отсюда!
- Ты чего разошелся, батя? - Яков спокойно посмотрел на сержанта. - В бою будешь командовать. А сейчас дай передохнуть.
- Да как ты смеешь, неслух?
Но Яков прикрыл глаза, делая вид, что засыпает.
Михалыч некоторое время стоял, не зная, что предпринять, а потом подсел к двум оставленным с ним солдатам.
- Чего это он? - нехотя спросил его Фирсов.
- Говорит, пополнение к нам прибыло, - также нехотя ответил сержант.
- Он что, чокнутый? - спросил второй боец.
- Меня, вишь, прибежал защищать, - безнадежно махнул рукой Михалыч.
- Молодой ишшо, - заметил Крынников. - Дома, небойсь, мамка с батей ждут.
- Сирота он, - тихо ответил сержант. - Меня вон батей величает...
- Вон оно как! - выдохнул Фирсов. - Хороший бы сын из него вышел...
- Да и я его почти за своего мальчонку почитаю. Мой-то помер от чахотки еще во младенчестве.
Пожилые бойцы помолчали, а потом Михалыч на правах командира распорядился, обращаясь к Фирсову:
- Ты, Иван, поглядывай там, что да как. А то немцы пойдут искать своих пропавших связистов и, не приведи господи, нас обнаружат.
Оставшийся сидеть рядом с ним Крынников спросил:
- А чего с казаком-то делать?
- Да пёс с ним, пусть лежит себе.
- Кабы он не натворил чего.
- А ты поди да глянь.
Кряхтя боец поднялся и нырнул в блиндаж. Вернулся он довольно скоро.
- Как там? - спросил его Михалыч.
- Двое померли.
- Ох, Господи! Был человек и нет человека, - проговорил сержант, поднимаясь. - Пойдем, вытащим их - негоже живым лежать рядом с мертвяками...
Едва вынесли мертвых и прикопали их землицей, как Иван обратил внимание командира, указывая в сторону, куда ушли их товарищи:
- Глянь, Михалыч, не наши ли возвращаются?
- Яков, - Михалыч обратился к молодому бойцу. - Посмотри, у тебя глаза молодые.
Тот некоторое время всматривался вдаль, а потом пожал плечами и пробормотал:
- Это ж наши, и лейтенант среди них. Отходят и отстреливаются...
- Нарвались, стало быть, на немцев, - глухо проговорил сержант.
Теперь они уже все четверо смотрели в сторону боя. Отступавшие не пошли в сторону оставленной позиции, а стали уходить правее, в редколесье.
- Куда это они? - удивился Яков.
- От нас отводят, в лес заманивают - там легче оторваться, - пояснил Михалыч.
И действительно, стрельба становилась все глуше, поглощаемая лесом.
Михалыч, словно вспомнив о чем-то, начал тянуть к себе провод связи. На удивление, он легко поддался. Наматывая его на катушку, он пробормотал:
- Обрезали, значит, провод, чтобы нас не выдать.
- Чего делать-то будем? - спросил Крынников.
- Не высовываться, - резко ответил сержант. - Нельзя нам обнаруживать себя - раненые у нас.
- А чего здесь-то отираться, все равно найдут, - продолжал ворчать Крынников. - Вон в лес нырнули бы и вся недолга... Ищи нас, свищи...
- А раненых товарищей бросить? - зло ощерился на него Яков.
- Да им все равно не помочь, - начал горячиться солдат. - А так...
- Свои задницы спасем? - продолжил за него Иван. - Так что ли?
Крынников, видя, что его не поддерживают, насупился и замолчал.
Слегка высунувшись из окопа, Михалыч присел и тихо прошептал:
- Давайте все на дно окопа. Похоронная команда немцев бродит. Может, и пройдет мимо - возле нас трупов-то ихних не видно.
- А ты, батя? - спросил его Яков.
- Я погляжу, что и как.
Им повезло: немцы прошли мимо, не заглянув в раздолбанные снарядами и минами окопы.
Неожиданно Яков прислушался, подняв палец вверх.
- Что такое? - спросил его Михалыч.
- Кажется, в лесу идет бой, - ответил тот.
Все замолчали, обратившись в слух. Действительно, в лесу, где-то в отдалении слышались автоматные и ружейные выстрелы. Минут через двадцать все стихло.
- Оторвались или..., - проговорил Иван, поглядывая на товарищей.
- Да кто же его знает? - вздохнул сержант. - Ладно, уже смеркается, давайте установим очередность дежурства, чтобы нас, как слепых кутят, не накрыли. А пока разведем костерок из сухих веток и вскипятим воду - надо покормить раненых.
От сухих веток, найденных поблизости, дыма почти не было видно. Когда вода в двух котелках закипела, в каждый из них бросили по полбанки тушенки. Образовавшимся бульоном накормили раненых.
- Ничего, ребятушки, выкарабкаемся, - успокаивал их старшой. - Мы - солдаты и не в такие передряги попадали. Главное - вы не одни...
На ночь первым довелось дежурить Крынникову. Михалыч, Иван и Яков улеглись на дно окопа, укрывшись шинелями, и, уставшие от дневных перипетий, довольно быстро уснули.
Примерно через пару часов, когда уже было темно, Ивана словно что-то толкнуло в бок. Он открыл глаза и не увидел часового. "Может быть, к раненым зашел?" - подумал он. Но и в блиндаже того не было. Раненые сказали, что он не заглядывал.
- Сбежал, сволочь, - прошипел Иван и стал будить Михалыча.
Выслушав солдата, сержант немного подумал и произнес:
- Ну, и черт с ним! Лишь бы нас немцам не выдал. Давай, Иван, отдохни, а я покараулю.
Иван пристроился рядом с Яковом и снова уснул. А когда стало светать, Михалыча сменил на посту Яков.
Михалычу показалось, что он только что уснул, как его разбудил молодой солдат.
- Чего ты? - пробурчал было тот, но Яков приложил палец к губам и прошептал:
- Казаки облавой идут. Наверное, своего раненого ищут...
Сон как рукой сняло. Проснулся и Иван. Слегка высунувшись из-за бруствера, они увидели человек шесть вооруженных казаков, идущих в их сторону. Впереди они подталкивали... Крынникова.
- Вот гад, прямо на нас ведет, - сплюнул Яков. - Что делать будем?
- Не знаю, - отозвался сержант. - Боюсь, хана нам... Уходить нельзя - мы будем, как на ладони, да и раненых не оставишь...
- Придется отбиваться, - поддержал его Иван. - А что еще делать-то?
- Никуда не денешься, видно придется, - согласился Михалыч. - Только вы патроны зря не жгите - этих на испуг не возьмешь.
- Понятное дело, - отозвался Иван.
- Занимайте круговую оборону, - скомандовал Михалыч. - И раньше времени себя не обнаруживайте, пока они нас сами не заметят.
Крайний из казаков, находящийся к окопу ближе всех, ни слова не говоря, полоснул в их сторону из шмайссера. К счастью, стрелял он неприцельно.
Трое бойцов из своего укрытия открыли ответный огонь. Бой был скоротечным - один из казаков, укрываясь за бугорками, подполз ближе и метнул гранату точно в окоп.
Михадыч очнулся и увидел Якова и Ивана, лежащих рядом с ним. Якову осколок гранаты попал в голову, из которой вытекала темно-красная струйка. У Ивана был распорот живот, а на груди расплывалось огромное красное пятно. Самому Михалычу осколки попали в бедро, правую руку и плечо.
Приподняв века, он увидел стоящих на бруствере и хохочущих казаков.
- Что, краснопузый, отвоевался? - презрительно плюнул в его сторону казак в папахе.
- Раненых не троньте, - едва прохрипел Михалыч.
- Не тронем, - усмехнулся все тот же казак и спустившись в окоп и откинув плащ-палатку, закрывающую вход в блиндаж, бросил внутрь гранату.
Когда дым рассеялся, он заглянув внутрь, посветив себе спичкой. Но вскоре выскочил наружу и заорал:
- Федора они схватили - он там раненый лежал.
А потом подскочил к Михалычу и заорал:
- Сволочи, какого казака угробили, - и разрядил весь рожок автомата в грудь пожилому солдату...
Свидетельство о публикации №215033001403