Снег

Снег. Смачный, питательный, бессовестно белый, сугробы выше роста. Свежий, легкий, он не успевал слежаться, падал снова и снова, слой за слоем. Хотелось купаться в нем, закопаться с головой, есть пригоршнями. Рождественская сказка в апреле, роскошный подарок Спящего Саяна.

Турбаза располагалась на пригорке. Меланхоличный пожилой тувинец еще затемно начинал чистить тропинки между корпусами, чтобы с обеда продолжить по второму кругу. Как  результат -  двухметровые окопы, снежные тоннели. Женя шутил, мол, до своего корпуса можно в полной темноте из кафе добраться, даже пьяному, главное – за стенки держаться.

…А снег падал и падал, медленно, методично. Неторопливо. Неотвратимо. Словно и турбаза, и машины внизу на стоянке, и эти пестрые смеющиеся люди с их лыжами, все они приговорены навсегда остаться под его покровом. Рано или поздно.

***
Женя заказал солянку, Юра взял пива:
-  Давно мечтал вот так дерзко нарушить режим. А поем попозже. Еще покатаюсь.
- А я отдохну немного. Это не бугель, а испанская инквизиция.

Коренастый, плотный Женя с непривычки растирал сведенные судорогой ноги. Десять лет не катался, шутка ли!

- Да вообще капец. Ехать двадцать минут по кочкам, да сам бугель кривой какой-то. Фактически, на левую ногу вся нагрузка.

Юра был худощав, последний год из спортзалов не вылезал, но тоже оказался не готов к такому.

- Два подъема всего, а по итогу час на полусогнутых. Слушай, ну они тут за сезон нормально денег поднимают, могли бы и по-людски все организовать.

Друзья погрузились в расчет рентабельности. На момент, когда принесли, наконец, едва подогретую солянку, пришли к выводу:  жадничают хозяева. Причем, немилосердно.

Женя принялся за суп. Юра отхлебнул пива и огляделся. Соседний столик тоже был осчастливлен солянкой. Девчата-тинейджеры в одинаковых красно-желтых куртках фотали дымящиеся пластиковые тарелки.

Еще глоток, и Юра неторопливо принялся за житейскую философию:
- Вот слушай… Сколько же информационного мусора оставит за собой наша цивилизация! Одной еды миллионы, миллиарды фотографий. А ведь были века, когда люди вообще никаких свидетельств после себя не оставляли! Века молчания сменились веками сплошного шума…

Женя облизал ложку и подхватил тему. Вообще-то, такие рассуждения были именно его коньком:
- Вот придут после нас динозавры какие-нибудь, которые не умеют ни читать, ни электронные носители пользовать, и наша эпоха тоже покажется им эпохой молчания. И вообще, откуда нам знать, может, предки наши кучу всяких свидетельств и знаков оставили? А мы прочесть не умеем.

- Ну, вообще-то, практически все древние языки расшифрованы…

- А тут, может, не в языке вообще дело. Может, они свою информацию как-то принципиально по-другому фиксировали. Вот в степях хакасских камней кругами натыкано – может, это никакие не могильники, а древняя переписка?

- Супер! Или вообще информацию через природные объекты передавали. Есть же теория, чудик один продвигает, что наши Столбы рукотворные. Или местный Каменный город – может, это книга древняя?

Оба задумались. Очередная порция легкой умственной гимнастики.
- Ну что, готов кататься? Смотри, пока мы тут сидим, трассу снегом засыпало уже!

***
К вечеру поднялась метель. Снег кружился над вершиной плотным облаком, видимость метров двадцать. Женя вконец вымотался и отправился подремать, а Юра, наоборот, поймал кураж, да и к бугелю как-то приноровился.

…Тишина, особенная горная тишина. Почти все сходят с бугеля на середине трассы, за восьмой опорой, не рискуют соваться в сплошную пелену. Юра понял, что едет один, по звукам, оставшимся внизу. Только шелест снега да скрип роликов.

Вот и вершина. Стайка сноубордистов. Видимо, долго готовились, решались, и вдруг с криками восторга и страха скользнули поперек склона, на целину, в густое снежное месиво. И мгновенно исчезли из вида, остались только голоса.

Внезапно замер ветер, но крупные снежинки продолжали кружиться, словно сами по себе. Сквозь завесу пробилось солнце, точнее, застряло в снежном мареве. Все вдруг засветилось изнутри, каждая снежинка заискрилась, засияла неповторимыми формами.

Юра застыл. Он понял, что отчетливо видит каждую снежинку невдалеке от себя. Каждую. Одновременно. Он снял очки, но необычное желтое свечение только усилилось. Да, он знал, что ни одна снежинка не повторяет своего узора, но вдруг понял, что все эти узоры – буквы гигантского, безразмерного алфавита, древнего, как сама Земля. Миллиарды букв, и этот снег, этот бесконечный снег – повесть, точнее – лишь маленькая глава бесконечной саги, смысл которой ему вот-вот откроется…