Child hunting

Присутствовать на их планете всегда страшно. Каждый раз как в первый: выходишь из капсулы, сканируешь местность и с опаской начинаешь шагать, не опуская дула винтовки. Знаешь, что произойдет дальше, а все равно содрогаешься, когда они начинают петь. Вначале чуть слышно, порой даже кажется, что пение идет откуда-то изнутри тебя; но чем дальше в горы, тем отчетливее становятся их голоса. Они тонкие-тонкие, некоторые даже срываются на писк, но стоит их увидеть, и самому захочется запищать от страха. Только такие как я - бывалые - имеют доступ сюда, прошедшие все круги ада, видавшие такое, от чего нормальные люди совершают самоубийства, не в силах справиться с ночными кошмарами. Пускают, но не сводят глаз, прикрывая мое передвижение дронами, сидя в сотнях километрах от сюда на военном космическом корабле, в сопровождении еще десятков.
Я шагаю все выше в горы цвета песка далекого Марса, слышу как в темно-багровом небе рокочут пропеллеры дронов, но от этого не становится спокойнее. Совсем. Иллюзия безопасности.
Своеобразные ясли. Врачи объясняют молодым - или не очень - родителям, что мол их ребенок останется их, и они смогут всегда его вернуть после аборта. В любое время. Ведь для абортышей отсчет жизней не начат. Никаких восемнадцати попыток. Их Зион тут - на этой планете и чем больше абортов совершается во вселенной, тем сама планета становится больше. Переполненный зал ожидания. Говорят, солнце в одной из солнечных систем куда меньше, чем она. И только такие, как я могут дать старт настоящей жизни пока еще не родившихся детей. А пока они тут. Некоторые - навсегда.
Дохожу до испепеленных строений, которые, кажется все еще тлеют, как и местами сама земля под ногами. Чертово место; замираю. ОНИ меня еще не видят, но знают, что я пришел. Пока еще не ищут, подготавливаются, наверняка исполняя один из своих дьявольских ритуальных танцев. Хотят, чтобы ни я их всех забрал от сюда, а чтобы они меня оставили у себя. Ведь теперь это их дом, из прошлого мы их выгнали.
Вернее, выгнали те, на кого я работаю, на тех, кто хочет исправить свои ошибки и вернуть одну из этих тварей обратно на Землю. Будь моя воля, я бы вышиб заказчикам мозги, чтобы впредь такие, как они думали, прежде чем делать выбор, да вот плата слишком щедрая. Как я говорил - лишь единицы способны заниматься чайлдхантингом.
Вот они. Маленькие, не больше литровой бутылки газировки, кто-то и вовсе похож на игрушечного солдатика размером в несколько сантиметров. И их тут целое море. Как показывает сенсер в левом глазу - пятьдесят тысяч триста восемьдесят семь.
И тот, что мне нужен - вернее моему заказчику - где то у левого края этого моря. ОНИ прекратили свое пение и стараются раскрыть глазки, принюхиваются, чтобы определить мое место положение; и начиная с этого момента, отсчет пошел на секунды. Нужно двигаться молниеносно, продумывая каждый свой шаг на сотню вперед.
Дроны замерли в воздухе, готовые измельчить все эти пять с лишним тысяч в мелкий фарш.
Поехали.
Срываюсь с места, осторожно перешагиваю мелких уродцев, пытаясь добраться до нужного. Мне остается десять метров до цели, но тут меня за ногу хватает один из них. Кодекс чайлдхантеров гласит, что нежелательно уничтожать объекты, пока те не представляют прямую угрозу. Поодиночке, конечно, они ничего не смогут мне сделать. Одного моего плевка достаточно, чтобы перебить все их позвонки. Но когда их тысячи... Когда из соседних гор и деревень прибегает еще больше, когда их становится миллион и больше...
Страх начинает подниматься судорогой от ноги к сердцу. Я пытаюсь стряхнуть уродца, но он очень крепко вцепился. Ладно, главное добраться до цели.
На бегу раскрываю контейнер и тут же закидываю в него нужный мне объект. Все! Теперь только выбраться.
Я замечаю, как еще двое уцепились за меня. Нужно выбраться из гущи кишащих нерожденных младенцев, а потом разом их всех стряхнуть с себя.
Они меня обнаружили. Они знают кто я, они знают, что я забираю одного из них, а я знаю, что они сейчас предпримут все возможное, чтобы оставить меня тут. Они хотят любви и заботы, которых их лишили родители, совершив аборт. Чертова планета неродившихся детей!
Теперь они все идут на меня, тянут свои микроскопические ручки. Они скривили лица в немом крики. Они умеют только петь, но сейчас они не хотят петь, они хотят меня оставить тут.
Главное без паники, главно никого из них не раздавить, ведь возможно, родители абортированного младенца, чью черепушку я могу нечаянно раздавить, одумаются и захотят вернуть с того света свое дитя. А не получится - он мертв даже в аду. А никак иначе это место я назвать не могу. Умерев тут, им никто больше не даст попыток. Они умирают, так и не начав свой восемнадцатижизненный путь. А умереть они тут могут только благодаря неаккуратности чайлдхантера. Профессионала...
И этот профессионал пробирается сквозь море крохотных, протянутых к нему ручек. Стараюсь стряхнуть с себя налипших лилипутов, уж слишком меня это раздражает. Почти выбрался из деревни. Еще три осторожных шага, и сразу бегом к капсуле - домой.
Два шага...
Я не заметил, как один из них сумел добраться по моей спине до шлема скафандра и неожиданно повис на плече, шевеля губами, как рыба.
Я вскрикиваю - возможно это работа и не для меня! - а вместе со мной и вся планета.
Отвлекся, и не заметил, как на подошве возникло багровое месиво из косточек и кожи. Я раздавил одного из них... Я замер и обернулся.
ИХ глаза раскрылись, у всех до единого, даже у одномесячных... Они раскрылись и загорелись дьявольским пламенем. Мне конец.
Они уже не тянут ручки, они хотят моей смерти. На том месте, где у них могли бы прорезаться молочные зубки, не окажись их матери столь безответственными и жестокими, на моих глазах у них быстро лезут острые, как у пираньи клыки.
Сейчас меня перемелют, как индейку на день благодарения в кругу родственников. Чертова планета!
Я срываюсь с места, выбегаю из сожженной деревни и несусь по склону горы вниз - к капсуле. Мне на перерез мчится лавина из детских тел; еще одна; они выползают ото всюду: из нор, пещер, ручейками вытекают из соседних деревень. Вся планета теперь охотится на меня, оскалив острые клыки. Она уже не поет, она с хладнокровием убийцы молчаливо посылает на меня свои орды и единственное что я слышу - шлепанье нескольких миллионов босых ножек.
Я совсем близок к капсуле, но младенцы один за другим набрасываются мне на спину. Огромная лавина из таких, как они, мчится мне в след; я отстреливаюсь, пули рвут их крошечные тела на еще более мелкие части. Одной пули хватает на трех-четырех - тела-то хрупкие, легко пробиваемые свинцом; но и этого не достаточно. Их слишком много.
Те, кому удалось забраться на меня, изо всех сил стараются прогрызть нано-скафандр, у них это неплохо получается; я вскрикиваю от боли,  когда один из них прогрызается сквозь защиту и добирается до плоти. Я чувствую, как кровь начинает заливать всю спину, пока абортышь продолжает вгрызаться в меня, как бур в землю. Кровь заливает стекло скафандра изнутри и я теряю визуальный контакт вначале с поверхностью по которой бегу, а затем и со спасительной капсулой...
Силы быстро покидают меня. Я замедляю бег и чувствую, как лавина из детишек-людоедов быстро поглощает меня. Ну что же, меня к такому готовили, ведь я профессионал... И профессионалы допускают ошибки...
Закрываю глаза и лишь слышу безустанное чавканье моей плотью и звуки ударов зубов о скафандр. Дроны открывают огонь из малокалиберных пушек, метко срывая с меня мелких гадов, и не прекращают огонь, даже когда я оказываюсь освобожден из-под завала людоедов. Дроны палят, что есть мочи, не давая лавине вновь подступиться ко мне, встав в круговую оборону и перемалывая все живое, переступающее черту. Планета не сдается и напирает все сильнее, бросая в атаку многометровые волны своих подданных... Я медленно ползу в том направлении, где последний раз видел капсулу, и спасительный круг из дронов движется со мной. Я уже почти не чувствую поверхности: вся она залита гильзами, которые словно дождь продолжает сыпать откуда-то сверху. Даже, когда я оказываюсь внутри и дверь герметично закрывается за мной, я все равно слышу звуки выстрелов. Но это невозможно, а значит выстрелы сотрясают мою голову изнутри; идут из глубины души.
Члены команды забирают у меня контейнер с испуганным абортышем, и сразу помещают в инкубатор под наркоз. С меня срывают изгрызенный и залитый кровью скафандр, и укладывают мое изуродованное тело на кушетку, обрабатывая раны. Док говорит, что мне срочно нужно на корабль, где есть необходимые препараты.
Челнок отрывается от проклятой земли и я наблюдаю в иллюминатор, как детские не рожденные личики вновь обретают свойственный им вид, вновь заходятся немым плачем, протягивая ручки к покидающим их взрослым. Челнок-капсула набирает высоту и фигуры мелькнут. Лишь бесконечное шевелящееся море из не родившихся тел. Но вскоре и оно исчезает. Я плачу; не от боли. Ведь они ни в чем не виноваты... Их родители должны жить в этом аду, а не они.
Когда мы добираемся до Земли, заказчик получат своего здорового ребенка из инкубатора, которого они уже когда-то убили, а я прошу себя умертвить - ведь мое тело уже ни к чему не пригодно - и стереть напрочь память о трех прошлых жизнях, которые я посвятил чайлдхантингу.