Плейбой

PLAYBOY

Плейбой, рядом со мной, мой милый бэби,
Плейбой, клевый такой, одет как денди,
Плейбой, просто герой, с тобой я леди,
Сладкий мой бэби я так люблю тебя.
Незатейливый мотивчик в исполнении блистательной Натальи Ветлицкой и сегодня звучит чуть ли не из каждой радиоточки, навевая ностальгические воспоминания об эпохе 90-х: «малиновых пиджаках», цветных поляроидах и Лене Голубкове из злосчастной «МММ».  Да уж, лихое было время, заповедное… Мы быстро, как на фронте,  мужали, словно на излете учились любить, транжирили подчистую свою никчемную юную жизнь, проспиртовывали совесть и здравый смысл, стремительно отдавая  долги отвергнутого поколения «АССы» своим псевдоучителям. «Дальше действовать будем мы!», - пел когда-то наш пророк, но злой рок унес его прямо накануне распада. Мы отворили себе вены, распахнули свое сердце, положили душу на эшафот, шагнув в эпоху соблазна, алчности и цинизма. Мы стали выживать, но не жить! Кто-то из нас слег на Хованское с простреленной грудью, кто-то в цинке вернулся из Грозного, кто-то утопил свое горе в хрустальном бокале отчаяния, а кто-то, надев двуликую маску Плутоса, продолжил чахнуть над фальшивым златом. Надолго ли? Ни дня не проходит без сожаления. Ни одного дня без понимания того,  что весь этот нарядный мир призрачен и иллюзорен, весь этот пафос и гламур лишь суета, а настоящая истина осталась где-то там -  на задворках концертных подмостков с хрипом Кинчева, в «Мажорах» Шевчука из заводского репродуктора, на квартирниках Наутилуса, где «Скованные одной цепью». Мы вышли оттуда и туда же уйдем! Тогда мы не врали себе, так не будем же сейчас! Мы навсегда лишь «дети проходных дворов», а наша реальность – лишь циничное "happy birthday" , но не суть…
                ***
Холодная пустая квартира. На столе лишь пустой граненый стакан, да пачка сигарет. Он подошел к зеркалу. Трехдневная щетина, синие круги под глазами и помятое усталое лицо отпечатались в зазеркалье. «Ну, это нормально!», - успокоил он сам себя. Прошлепав на кухню, он достал из-за батареи початую бутылку портвейна, и, щелкнув спичкой, блаженно выпустил дым. «Ох, и терпкое же это пойло!», - поперхнулся он и судорожно закашлялся.  За стеной гнусаво запел старый кассетник:
Я очнулся рано утром,
Я увидел небо в открытую дверь.
Это не значит почти ничего,
Кроме того, что, возможно, я буду жить.
Я буду жить еще один день,
Я не смертельно болен.
Но я в лазарете, стерильный и белый
И не выйду отсюда пока не придет,
Не выйду отсюда пока не придет
Доктор твоего тела,
Доктор твоего тела.
Доктор твоего тела,
Доктор твоего тела.

                Nautilus Pompilius

«Живем б…!», - чокнулся он с бутылкой, и, махнув второй стакан, вновь недовольно поморщился. За окном уже занимался новый день, где-то вдали маленький буксир тащил по Неве утлое суденышко. Питер пробуждался ото сна…

                ***
Да уж, мрачная картина получается…  Увело  меня наследие Достоевского в кущи словесной казуистики. Прости великодушно, дорогой мой читатель, ибо обещал вызвать слезы радости, а продуцирую лишь безнадежную тоску-печаль за «бесцельно прожитые годы». Исправлюсь сию минуту!
Итак, о чем же мы? Ах, да – Playboy!!! Именно он – молодой повеса, сибарит и одноименный журнал нестареющего Хью Хефнера! Однако, с вашего позволения, истинное значение этого слова я раскрою немного позже. Будем держать интригу, так сказать! Вы не пожалеете – обещаю!
Ну, а речь в нашем повествовании пойдет об эпохе горбачевской перестройки, когда «новое мышление», «ускорение» и «гласность» со скоростью «Шанхайского экспресса» ворвались в тихую и размеренную жизнь обычного советского гражданина. Последний генеральный секретарь решил «начать, а затем расширить и углубить» многочисленные адовые реформы, которые, в общих чертах, призывали народ «пойти туда – не знаю куда, и найти то – не знаю что».  Старые идеалы опять были попраны, свободы розданы, а моральные принципы низвергнуты с пъедестала. С прилавков магазинов стали пропадать товары первой необходимости и продукты питания. Однако, наряду с этим, народилось невероятное количество кооперативных забегаловок, которые изобиловали суррогатом далеко не гостовского качества. Все это в дальнейшем бросило страну в горнило рыночной экономики, оморочило ее свободными выборами, а в итоге, привело и к распаду СССР на отдельные мелкопоместные княжества. «Но, что имеем, то имеем!», - как говорится.
В ту пору я, обычный советский школьник  обычной советской школы, представлял собой, пожалуй, идеальный объект для форсированного идеологического зомбирования и тотальной субкультурной обработки, ибо с жадностью впитывал все те пошлые нормы и ценности, всю  ту китчевую жвачку, которая активно и бесконтрольно стала продвигаться во всех средствах массовой информации и на телевидении. Принцип «все или ничего»  стал символом свободы целого поколения! Молодежный «Ровесник» стал мне ближе «Пионерской правды»,  невзоровские «600 секунд» заделались вдруг «примером» гражданской позиции, а видюшник в бабушкиных рюшах заменил мне уроки в музыкальной школе. Вместе с тем, будучи членом Районного пионерского штаба (РПШ), я все-таки умел «делить на два», да и «большой брат» - комсомол был всегда на чеку! Вспоминаю, как однажды, школьная пионервожатая принесла нам пласт Modern Talking. «Их слушать нельзя! Они голубые!», - грозно предупредила она. Сейчас конечно это вызовет лишь улыбку, но тогда…
 Как бы то ни было, в общей массе, остановить эту лавину инфопотока было уже не под силу никому. Шлюзы были открыты, и мутная прозападная водичка благополучно побулькивала в черепных коробках будущих молодых строителей коммунизма. Но, есть одно НО! Развалили систему не МЫ! И по одной простой причине – мы были слишком малы! Да, мы шили штаны-бананы, выбривали ирокезы, плавили октябрятские звездочки над газом и горланили «тоталитарный рэп». Да, бабушки-старушки у подъезда сходили с ума от нашего слэнга, а родители от помятой «Примы» в карманах. Да, мы носили рабочие фуфайки, чтобы быть в тренде, и возносились до небес с инопланетной Агузаровой. Да мы ломали брейк, чужие челюсти и навязанные стереотипы, но не СИСТЕМУ!
Наше сердце работает, как новый мотор,
Мы в четырнадцать лет знаем все, что нам надо знать,
И мы будем делать все, что мы захотим,
Пока вы не угробили весь этот мир.

В нас еще до рождения наделали дыр,
И где тот портной, что сможет их залатать?
Что с того, что мы немного того,
Что с того, что мы хотим танцевать?

Так завещал нам наш кумир Виктор Цой, и так мы и жили…
И таким был и я, обычный 14-летный подросток пертурбационного периода. Как и миллионы моих сверстников слушал ту же  музыку, смотрел те же фильмы и читал те же книги, хотя… Вот в этом месте я хотел бы сделать одно маленькое, но важное отступление, касающееся моих библиофильских пристрастий. Читать я любил всегда, читал много и охотно: от классики до «Книги о вкусной и здоровой пище». Это сейчас книга - побочный субпродукт цивилизации, а в СССР наличие приличной библиотеки было таким же правилом хорошего тона, как и сейчас – приличная сумма на карте Visa. Итак, мои родители традиции блюли и интеллектуальным багажом сына грузили по полной, чем я  с радостью и пользовался в любое свободное время.
Однажды, на антресоли мною была найдена весьма и весьма занимательная книжица известного критика и искусствоведа А.В.Кукаркина  «Буржуазная массовая культура». Купленная когда-то матерью в годы ее светлой аспирантской молодости, она сразу привлекла мое пристальное внимание. Рассматривая  классовые истоки массовой культуры Запада, ее философские и эстетические принципы, механизмы воздействия на сознание миллионов людей, автор раскрывал и содержательные отличия внутри популярных жанров — детектива, мелодрамы, вестерна, комедии, вместе с тем обнаруживая то новое, что было привнесено в культуру Запада бурным развитием техники в средствах массовой коммуникации. Иллюстрации поражали своей откровенностью. Здесь были и постеры из «Звездных войн» Лукаса, и поп-артовские коллажи Уорхола, и рекламные проспекты известных западных компаний типа Pepsi, и, конечно же долгожданная «клубничка» на десерт. По мнению автора, все это откровенно пропагандировало «торжество силы, беззаконие, жестокость и агрессивную экспансию». За красочными обложками, как правило, скрывались «серое содержание, порожденное убогостью мысли и стремлением любым способом отключить читателя от подлинно реальных проблем». Не могу не привести описание оскароносного «Спартака»: «Такого рода мелодраматические фильмы на исторические и библейские мотивы отличаются обилием пышных постановочных сцен, призванных прикрывать нищету мысли и трафаретность персонажей…» Вот оно как, товарищи! В общем, буржуазный образ жизни и его ассоциальность клеймились на чем свет стоит!   От терминов на заморском языке рябило в глазах. В конце книги были даны развернутые определения каждого слова. Мелким забористым почерком я аккуратно выписал все эти красивые заокеанские словечки на новенькую обложку своего дневника. Первый же поход в школу показал, что это было сделано совершенно напрасно. Мало того, что политически подкованные учителя не оценили моих лингвистических стараний, но и мои родичи были сразу же вызваны в школу. Пошел отец. Я дрожал от страха как осиновый лист, потому что знал, что добром это не кончится. Его тяжелая рука, а тем более его крепкий флотский ремень, не гарантировали ничего хорошего для моей мальчиковой задницы. И вот, наконец, отец возвратился домой. Еще с порога я услышал его громкий бас и недовольные интонации в голосе. Не снимая форму, он сразу прошел в зал и сел на диван прямо напротив меня
- Ну, давай рассказывай как в школе? – начал он издалека
- Все хорошо! – сделал я вид, что не понимаю о чем речь
- Все хорошо, говоришь? – металлические нотки в его голосе мигом вжали меня спинку стула, на котором я сидел
- Ну, да! – продолжал настаивать я
- А вот скажи-ка мне, сын! Почему я, член партии, капитан второго ранга, заслуженный человек, моряк-подводник, должен выслушивать лекции и позориться из-за всякого гов…а? – приступил он сразу без прелюдий к основной теме своего долгого монолога
- Какого э…? – запнулся я
- А вот этого! – достал он из-за пазухи мой бежевый дневничок, сверху и до низу испещренный запретными словечками из модной книжки
- Я… Э… - потерял я способность членораздельно выражать свои мысли
- Ты хоть знаешь значение этих враждебных нам слов, диссидент ты хренов? – продолжил учительствовать мой папа словно на партсобрании
- Ну… В общих чертах – осмелел я ненадолго
- В общих чертах! И это говорит мне советский школьник, пионер, без пяти минут комсомолец! Нет, ну, ты посмотри на него! – обратился он к плачущей в сторонке матери, – Стыд-то какой!
- Я… - совсем сник я, вжав голову в плечи
- Вот, например, Superman! Ты знаешь, вообще, кто это такой? – попытался  батя выяснить степень моего морального разложения
- Суперчеловек – тихо сглотнул я слюну
- А ты что у нас суперчеловек? Супермэн? – произнес он с явной издевкой.
Супермэн – это тот, кто учится на одни пятерки! Ты что у нас отличник, мать твою за ногу? – стал он закипать
- Нет – задрожал я
- То-то и оно! А Playboy? – продолжил он линчевание
- Не знаю – решил я больше не нарываться
- Плей – это играть, бой – мальчик: играющий мальчик, т.е. онанист!!!  – с чувством, с толком, с расстановкой пояснил он с чудовищным акцентом типичного RUSSO-TURISTO, – Ты что онанист? – взорвался наконец отец
Разговор был окончен. Я пулей метнулся к двери.  За мной, сотрясая коммуналку отборными ругательствами и с ремнем наперевес уже гнался батя. Единственным убежищем могла стать общая кухня, но на ней, как назло, не было ни единой соседской душонки. В общем, отгреб я тогда за всех янки вместе взятых! Ни Синявский с Даниелем, ни беглый Солженицын, ни отвергнутый Бунин не испытали бы большего позора за свои вирши. Ну, а Playboy с тех пор я не читаю. Совсем…