Детские игры - 3

                Окрестности

   Этот старинный уголок Москвы, несмотря на своё центральное расположение - пешком до Кремля всего-то 15 минут, - в описываемые времена был малолюдным и спокойным, да и сей-час он остаётся одним из самых тихих районов старого города. По названиям улиц и переулков легко понять, чем в прошлые времена занимался проживавший здесь люд. В Серебряниках располагался царский Денежный двор и процветало ювелирное дело; в Сыромятниках – трудились кожемяки, изготавливали из сыромятной кожи сбрую, ремни, постромки; в Дровяных пере-улках – заготавливали и продавали дрова для печной Москвы; в Котельниках – мастера делали чугунные котлы; в Гончарах производили глиняную посуду; на Солянке - торговали солью с государевых соляных складов. Ландшафт нашего района – это переулки, набережные и бульвары, застроенные, в основном, не-высокими, в три-четыре этажа домами. Малоэтажное спокойствие ландшафта разрежалось церквями.

   Одной из наших любимых детских летних забав было загорание на крыше. По пожарной лестнице мальчишки и всегда тянувшаяся за нами девчонка Зойка, ловко и шустро поднимались наверх и располагались на раскалённой, железной крыше. Какие оттуда открывались виды! Какая красота! Тогда ещё не было и намёка на массовую многоэтажную застройку и просматривалось всё по всем сторонам света. Глянешь на север – перед тобой усадьба Усачёвых с зелёным парком - творение Жилярди, изысканный ампир. Чуть правее за обрамлённой гра-нитом лентой Яузы видна мощная крепостная стена Спасо-Андронникова монастыря и его храмы.
   Повернёшься на восток, и такая открывается картина, что невозможно сдержать изумление и восторг. Маленькими двух-трёхэтажными особнячками перед глазами выстраивается Ульяновская улица (Николо-Ямская) и карабкающиеся наверх пере-улки. На самой вершине холма монументально возвышается и сверкает позолоченным церковным куполом и высоким шпилем колокольни храм Мартина Исповедника – одно из самых интересных культовых зданий Москвы. Ближе к Яузе ещё одно необычное по архитектуре здание – храм Симеона Столпника, с огромным зелёным сферическим куполом. За ним большая территория Яузской больницы, бывшей усадьбы Баташева со строгой планировкой и постройками – образцами русского классицизма. Ещё дальше хорошо видна Таганка с куполами и шатром храма Николы Чудотворца, а перед ним на извилистой Швивой горке стоит белоснежная церковь Никиты за Яузой. Чуть правее от церкви, контрастируя с окружающей старой Москвой, устремлена ввысь высотка в Котельниках.

   На юге хорошо видна широкая в этом месте Москва–река и плотно застроенное домами и домишками Замоскворечье. Перед глазами крыши, крыши, крыши, но иногда среди них встречаются и островки зелени. Ещё один поворот головы и взгляд упирается в элегантный, точнейших пропорций храм Святой Софии, возвышающийся над низкорослыми особняками и усадьбами набережной и разбегающихся улиц.
На западе взору предстает распластавшийся за кирпичными стенами Кремль, его башни и соборы. Потрясающая красота.

   наших окрестностях действующих церквей было немного. Борьба советской власти за безбожие привела к тому, что в подавляющем большинстве сохранившихся, не разрушенных храмов размещались склады, мастерские. В красивейшей барочной церкви Троицы Живоначальной с колокольней Иоанна Предтечи в Серебряническом переулке размещалась какая-то снабженческая база. Там же, на территории храма била в нос навозным духом конюшня с битюгами, телегами и подводами. Гужевой транспорт в те времена ещё использовался и лошадиная стоянка была довольно большая. И это в храме! Такое было повсеместно. Партийное быдло ликовало - цель достигнута. Высокое в людях побеждено, восторжествовало низкое. В наших самых ближайших окрестностях из всех многочисленных церквей действовали всего лишь две: одна – на Лыщиковой горе, а вторая в Петропавловском переулке.
В дальнем от набережной углу Тессинского переулка раскинулся Маркин сад, так его все величали. У входа в сад располагалась поликлиника, а за ней сразу начинался огромный дикий парк, пышными сиреневыми кустами и высокими деревьями поднимающийся вверх, к Воронцову полю. Весной, когда расцветала сирень, её сладковатый аромат разносился далеко за пределы сада, и благоухание торжествовало в воздухе. На самой вершине горы стояли корпуса Института лечебного питания, в те времена активно работавшего, судя по большому количеству упитанных пациентов. В саду среди деревьев и кустов нашлось место для небольшой футбольной площадки, и мы часто и подолгу там гоняли мяч. Больные из клиники, действительно, пышные, тучные люди, изнывающие от скуки, много гуляли и всегда приходили к нам на площадку. Они были настоящими темпераментными болельщиками, наполненными страстями и запасами нерастраченной энергии. На этой площадке я, мальчишка, впервые понял, что такое сила духа и как она преображает человека, как умножает его силы и творит чудеса. Однажды мы толпой пришли поиграть, и получилось так, что в воротах некому было стоять. Вообще я неплохо гонял мяч, больше всего любил играть в нападении, но сейчас надо кому-то встать на ворота, и я решился. Вокруг площадки собралось много толстя-ков, все ждали начала игры и шумно проявляли свою болельщицкую активность. В те времена, в отличие от сегодняшних, футбол был повально самой популярной игрой среди мальчишек и играли в него всегда с азартом и очень прилично. С первых же минут зрители, как и полагается, разделились на две группы бо-лельщиков, и каждая активно поддерживала свою команду. Сколько криков вырывалось из упитанных дядечек, сколько искренних эмоций они выдавали! Я ловил их азарт, их энергию. Они питали мой дух. Я хотел поразить болельщиков! Я хотел их покорить! Я хотел стать самым главным в этом матче! Я хотел и делал невозможное: бросался в ноги, как Яшин, и замирал на земле с отобранным мячом. Рискуя разбить себе голову о дерево - штангу, но, не думая об этом, прыгал и выигрывал поединок.

   Кульминация наступила, когда кто-то из нашей команды сыграл рукой, и в мои ворота назначили пенальти. Я ни капли не сомневался, что гола не будет. Мяч полетел прямо в девятку. Не знаю, как я угадал место, откуда у меня взялась такая прыгучесть, но какая-то неведомая сила подняла меня в воздух, и я отбил этот мяч. Как неистовствовали толстяки, как орали, свистели, как размахивали руками, улыбались мне, кричали что-то восторженное и одобрительное. Я трепетал от счастья как нико-гда. Не раз и не два потом в жизни я убеждался в том, что без внутреннего душевного подъема, без сильнейшего и страстного желания невозможно сделать хорошо большое, серьёзное дело. Невозможно. Будет пустая трата времени, а на выходе, если что и получится, то будет вымученным и никому не интересным.

                * * *

   Сезонная достопримечательность нашего района – Большой Николо-Воробинский переулок длиною метров в двести. Он пролегает рядом с Маркиным садом и является продолжением естественного холмистого ландшафта. Его неоспоримая ценность для детворы проявлялась зимой, когда снег и лёд толстым пластом покрывали булыжник мостовой. Автомобили зимой по нему старались не ездить, полноприводных джипов тогда не существовало, и забираться в гору или спускаться с неё было занятием затруднительным и часто невыполнимым. По этой причине переулок естественным образом превращался в огромную снежно-ледяную гору, лишь только в самом низу расчищали небольшой кусочек перед воротами завода «ЭМА». Во всех ближайших окрестностях лучшего места для катания на санках, лыжах, на фанерках и даже коньках не сыскать. Конкуренцию могла составить только Швивая (Вшивая) горка около высотки, но до неё ещё надо дойти.

   Самым популярным спортивным снарядом у нас считался таратай, кажется, так он назывался, но, может, я и ошибаюсь, зато конструкцию помню очень хорошо. Сделать таратай не составляет никакого труда: для этого нужна длинная стальная труба или толстый прут, метра три – четыре, не меньше. Наметив середину, трубу плавно сгибают, превращая её в латинскую букву U, а затем каждую из образовавшихся двух вертикалей сгибают ещё раз так, чтобы получилось два параллельных полоза. Размеры надо подогнать под себя, и вот таратайка готова, теперь можно встать на полозья, крепко взяться руками за верхнюю полукруглую часть и, оттолкнувшись, стремительно, с улюлюканьем, спуститься с горы. Ехать на таратае в прямом направле-нии совсем несложно, но маневрировать довольно трудно, требуется хорошая сноровка и ловкость. На таратайках с удовольствием катались и пацаны, и девчонки, и взрослые, а на большой таратай вставали одновременно несколько человек и, держась друг за друга, доверяясь рулевому, летели вниз. Шум и весёлый гомон, задорный смех и крики не стихали на горе до позднего вечера.

   Когда мы с Машкой поехали зимой в дом отдыха в Бекасово, оказалось, что у всех есть санки, а у Маши нет – забыли. Я стал искать по окрестностям и нашёл стальную трубу, за минуты превратил её в хорошую таратайку, и мы пошли с дочкой на гору, где резвились дети. Стоило нам появиться там, как дети и родители столпились вокруг и стали с недоумением рассматривать странную раскоряку. Я показывал всем, как надо держаться на таратайке и управлять ею, потом поставил Машку на полозья спереди, и она крепко схватилась за две наклонные трубы. Сам я встал на полозья сзади, оттолкнулся - и мы рванули вниз. Все тут же побросали свои санки, и выстрои-лась целая очередь из детей, просящих, чтобы их прокатили тоже. До тех пор, пока желания всех не были удовлетворены, да ещё и по несколько раз, с горы мы не ушли. В номер мы вернулись счастливые, довольные и гордые содеянным.

                * * *

   На набережных Яузы в те времена было двустороннее движение, кстати, надо заметить, что об улицах с односторонним движением тогда вообще никто и не задумывался. Наша Серебряническая набережная в одну сторону перетекала в Сыромят-ническую, а в другую – переходила в Устьинскую, там Яуза заканчивала своё самостоятельное течение и соединялась с Москвой-рекой. Для мальчишек двустороннее движение давало инте-ресные, просто фантастические возможности зимой. Была у нас такая забава – катание на коньках по обледеневшей набережной. Амуниция для этого требовалась простая: коньки и металлический крючок, которым можно зацепиться за грузовик и лететь за ним на коньках пока не надоест. А потом точно так же в обратную сторону. Капитальной очисткой улиц и набережных от на-леди или посыпанием их песком никто особенно не занимался, поэтому машины двигались с небольшой скоростью, и такая затея среди нас не считалась опасной.
Было на набережной два примечательных места, которые любили многие и каждый по-своему. Первое место – это ступенчатый спуск к Яузе прямо около нашего дома. Для мужиков – спуск был святым местечком, где всегда, очень удобно, в тишине и без ненужных свидетелей можно выпить и закусить. Влюблённые находили здесь возможности расслабиться и разнообразить свои прогулки по длиннющей набережной.
   Для речников с буксиров спуск служил долгожданной пристанью, где можно быстренько пришвартоваться и сбегать в переулок, в продлавку за бутылкой. Для киношников гранитный спуск был хорошей натурой, выгодным местом для съемки. Действительно, какие там открывались виды на высотку, на эффектное обрамление устья Яузы. А для нас, пацанов, спуск был особенно интересен весной, в половодье. Мы занимались ловлей всего, что плыло по несчастной реке Яузе. А плыло всё, что угодно, всё, что не тонуло, то и плыло. Весенние настроения и любов-ные страсти отражались на увеличении количества презервативов, кои вылавливались, промывались и надувались. Такие мы тогда были дураки. Кроме этого, попадались какие-то игрушки, бытовые вещи.

    Наибольший азарт возникал, когда в реке обнаруживали ужа. Всё было наготове для его поимки. Длинная доска с накинутой на неё специальным образом сеткой опускалась одним концом в воду, второй конец нависал над площадкой. Получался такой рычаг и как только уж оказывался над доской, тут же по команде доска поднималась и быстро вытягивалась на площадку. Часто уж ускользал, но иногда всё-таки удавалось его выта-щить. Димка Титов был самым большим мастаком по этому де-лу, он же потом и ходил везде с пойманным ужом на шее, и, если во время сеанса в нашем придворном кинотеатре «Знамя», раздавался истошный девичий крик, можно было не сомневаться - Димка развлекается.     Второе место – это пешеходный участок набережной под Астаховым мостом. Там всегда, в любое время года совершались любовные таинства. Если не знать предназначения сего места и случайно, пребывая в таком незнании, оказаться под мостом вечером или ночью, то можно растеряться от неожиданного звукового сопровождения. В полной темноте будут звучать страстные стоны, хрипы, сопения, вскрики, шёпот признаний, треск неловко снимаемой одежды – звуки любви. Весной и летом, бывало, пары стояли там плечо к плечу, и всё дышало и стонало под мостом. А куда деваться?
На стене перед моим письменным столом висит картина Виктора Лукьянова «Под Астаховым мостом на Яузе». На гранитной стене набережной красной краской написано «Я б Вас Любил». Каждый раз, когда я смотрю на картину, всплывают в памяти детские воспоминания об этом знаковом месте Серебрянической набережной и великолепный фильм Михаила Калика «Любить». Там одна из новелл со Светличной как раз об этом – куда деваться в Москве со своей любовью.

   Набережная была естественным продолжением нашего двора, там происходило много интересных событий, но больше всего интриговали автомобильные аварии, захватывающие своей острой необычностью. Однажды в переулок со скрежетом под-вески и тормозов влетел «Москвич» - стекло разбито, капот помят. Выскочил водитель и, встав прямо около машины, не обращая ни на кого внимания, расстегнул ширинку и… жёлтая струя потекла в согнутую лодочкой ладонь, а он тут же выпивал мочу. Мы бросили свои игры и в изумлении смотрели на него. Выпив несколько порций, мужик снова нырнул в машину и резко рванул в глубину переулка. Через несколько минут также с визгом тормозов в переулок залетел милицейский мотоцикл. Мы рассказали о том, что видели и показали, куда поехал «Моск-вич», милиционеры ринулись за ним. Эту историю обсуждали все во дворе: оказывается, мужик был пьян и сбил девочку на набережной около Яузского моста. А мочу он пил, чтобы отбить запах спиртного. Его всё-таки поймали и судили. К нам несколько раз приходил важный, толстый следователь и опраши-вал всех подряд: и детей, и взрослых.

   Другая крупная авария произошла у меня на глазах. Я возвращался из школы и шёл по Сыромятнической набережной в сторону дома, в ту же сторону двигался и грузовик с солдатами в кузове. Глядя ему вслед, я увидел, что вдруг автомобиль резко пошёл влево, вышиб чугунные решётки, массивную гранитную тумбу и свалился в Яузу. Солдаты оказались в воде и стали барахтаться, пытаясь отплыть от тонущего грузовика. По течению поплыли бочки, доски, чемоданы, сумки. Несмотря на то, что Яуза - река мелкая, именно в этом месте глубины хватило, что-бы машина почти скрылась под водой. Тут же начали останавливаться автомобили, приехала милиция, скорая помощь, появились военные и даже водолазы. Естественно, про дом я забыл и только жалел, что не могу сообщить своим друзьям о том, что произошло. Но расстраивался я напрасно, новость стала быстро известна всем жителям набережной, и ребята с нашего переулка вскоре прибежали в полном составе. Более того, они даже смогли кое-что из вещей выловить на нашем спуске. На несколько дней других занятий у нас не было, как наблюдать всю суету, связанную с этой печальной историей: и подъём автомобиля, и работу водолазов в поисках погибших при аварии - их всё-таки нашли возле Астахова моста.

   Прошло много лет, и однажды я узнал, что ещё один человек наравне со мной наблюдал аварию с военным грузовиком. Только с другого берега Яузы. Это Саша Арутюнов - мой друг, с которым я познакомился уже после окончания института, но судьба распорядилась так, что мы с самого детства, оказывается, были рядом. Нас разделяла только Яуза. Однажды, вспоминая наши детские годы, он у меня спросил, знаю ли я что-либо о свалившемся в Яузу грузовике с солдатами. Когда я под-робно, в деталях рассказал ему всю эту историю, Саша поразился. Мы, ставшие позже верными друзьями, в тот день, стояли в одном и том же месте друг против друга. Удивительно.

                * * *

   Всё-таки, как ни смотреть, а главной достопримечательностью в наших краях была и остается высотка. Строительство этого колоссального здания на Котельнической набережной меня необычайно интересовало, и я постоянно мучил своего всезнающего отца разнообразными вопросами. Особенно ему дос-тавалось, когда мы с ним шли в Устьинские бани. Вот она - огромная стройка, совсем рядом, мы идем мимо неё, и я, тогда уже умеющий читать и считать, не оставлял без внимания ни одной вывески, ни одного лозунга, коих на стройке было полно. А этажи посчитать! О, тут для меня открывались огромные воз-можности укрепить свои знания и расширить кругозор.
   
   - Пап, а почему подъёмный кран наверху такой маленький, как он может строить такой большой дом?
   И в ответ я узнавал, что это специальный кран и сконструи-ровали его так, что растёт он вместе с домом.
   - Пап, а как же люди будут подниматься на такую высоту?
   Тут я впервые услышал о том, что для этого придуманы скоростные лифты, как в Америке.
   - Па, а правда, что дом строят пленные немцы?
   Из дипломатичного ответа отца я понял, что дом строят многие люди, в том числе и немцы. И он считает, что это правильно, пусть искупляют свою вину. Тут же я узнал, что и мои родители имеют отношение к высотке, поскольку её надо будет полностью телефонизировать, и они, как связисты, участвуют в этой работе.
   - Что значит полностью, па?
   - Это значит, что в каждой квартире там будет стоять теле-фон. Понял?
   - В каждой? – удивлению моему не было предела, потому что в нашем доме телефон стоял далеко не у всех.
   - Пап, а мы могли бы жить в этом доме?
   - Думаю, что нет, хотя лучше спросить у мамы, – и тут отец был совершенно прав, потому что все вопросы нашего жизнеустройства всегда решала мама.

   Дворец рос быстро, его низкорослые крылья раскинулись вдоль двух пересекающихся набережных. Между этими зданиями всё выше и выше вытягивалась сказочная, величественная башня, на самой вершине её виднелись подъемный кран и ма-ленькие фигурки людей. Было интересно наблюдать, как здания отражаются в водах Яузы и Москвы-реки, оживляя тем самым традиционно грязные, мёртвые реки. Высотка очень хорошо вписывалась в ландшафт, полнее всего она открывалась, если на неё глядеть издали, особенно со стороны Раушской и Москворецкой набережных.
Жителей нашего района больше всего интересовало, что будет в этом доме, чем могли бы пользоваться все, а не только жильцы высотки. И когда в доме последовательно стали открываться шикарный гастроном, кинотеатр, почта, огромная булочная, овощной магазин, парикмахерская, сберкасса, народ с инте-ресом повалил туда. Удивлениям и восторгам не было предела, люди восхищались огромными стеклянными витринами, дорогущей мраморной, бронзовой и хрустальной роскошью в отделке. Всё сделано в едином стиле, даже в овощном магазине стены и пол выложены мрамором, а с лепного потолка свисают хрустальные люстры. Для ребятни же самым интересным местом в высотке был кинотеатр и… жилые подъезды, потому что там вверх-вниз летали те самые скоростные лифты, о которых ходили невероятные слухи. Пробраться туда мимо дежурных без труда не удавалось, но мы для этого использовали различные уловки и даже разыгрывали целые спектакли, обманывая бдительную охрану.

                * * *

   Садовое кольцо, где заканчивалась Серебряническая набережная, само по себе для нас - мальчишек не представляло особого интереса. Ну что там может быть такого? Одни машины,  автобусы да трамваи, которые потом заменили на троллейбусы. Но ходить мы туда ходили, потому что через него шла короткая дорога на единственный в нашей ближайшей округе Тетеринский рынок, а там продавали семечки, которые мы очень любили. Целый ряд тёток с мешками семечек на любой вкус стоял каждый день на рынке. И вот здесь нужны подробности. В по-ходах на рынок всегда участвовали только мальчишки, и велась тщательная подготовка к этому событию. У каждого из нас для этих целей имелись специальные курточки, в которых внутри, в районе локтей к рукавам пришивались тряпочные мешочки. По-лучалось что-то вроде чернильницы-непроливалки. Выглядело всё это так:
   - Тёть, а тёть, а у вас семечки жареные?
   - Жареные, жареные.
   - Можно попробовать?
   И, не дожидаясь согласия, покупатель делал движение рукой, при котором край рукава, как совок захватывал желанную порцию и только в конце движения пальцы ухватывали несколько семечек. Рука поднималась вверх, ко рту, а затыренные семечки ссыпались в мешочек. Пощёлкав несколько семечек, можно небрежно заявить:
   - Не, тёть, невкусные, пережаренные.
   Так мы проходили весь ряд и, наполнив потаённые кармашки, удовлетворённые и счастливые, уходили с рынка.

   Кроме этого, по своим мальчишеским делам мы ходили в аптеки на Садовом кольце. Тогда там их было две, одна – на Землянке (ул. Земляной вал), а другая -на углу улицы Обуха (ул. Воронцово поле). В них мы отоваривались пакетиками с сен-сеном, бутылочками с душистым глицерином и картонными цилиндриками с кристалликами марганца.

   Сен-сен – это наш ответ Чемберлену по части жвачки. До сих пор не знаю из чего делали эти мелкие, мятные кусочки, по внешнему виду напоминающие мышиные какашки. Одной маленькой штучки сен-сена хватало, чтобы во рту возникла про-хлада и свежесть. А их в пакетике было немало и стоило это удовольствие то ли три, то ли четыре копейки.

   Марганцовку с глицерином мы покупали для самодельных фейерверков. Делать их было просто, зато результат - фантастический. В картонный  цилиндрик с марганцем наливалось немного глицерина и быстро закрывалась крышка. После этого, отскочив на безопасное расстояние, можно было наблюдать эффектную картину. Химическая реакция начиналась мгновенно, через короткое время раздавалось шипение и с шумом, сорвав с цилиндрика крышку, вверх на небольшую высоту поднимался бело-голубой с вкраплениями красного и жёлто-оранжевого огненный фонтан. А уж если всё это проделывалось с большим количеством марганца и глицерина, то получался целый фонтанище, но и опасность от такой затеи возрастала, так как раскалённые брызги летят в разные стороны и довольно далеко.

   Иногда я ходил на Садовое кольцо со своей бабушкой или по её просьбе в церковь на Лыщиковой горе. Из небольшого количества действующих окрестных приходов эту церковь бабуля любила больше остальных. По причине хворости ходила она туда не так часто, но в Пасху и на Рождество обязательно. Бабуля была неграмотная и иногда просила меня написать имена на бумажке. Я, исправно выведя заголовок «За упокой» или «За здравие», под её диктовку писал в столбик мужские и женские имена. Готовую бумажку я отдавал бабушке, она сворачивала её трубочкой и, беззвучно шевеля губами, читала молитву над ней, потом отдавала мне, и я относил список в церковь.

   Опять интересное переплетение судеб. Эта церковь стоит во дворе дома 52 по улице Чкалова (ул. Земляной вал), где жили мои друзья-приятели, с которыми я познакомился значительно позже, будучи уже молодым человеком. Окна Жоры Наумова, Саши Арутюнова, братьев Голиковых, Славы Белавина выходи-ли во двор, прямо на эту церковь. Удивительно!

                * * *

   Если Садовое кольцо было внешней границей наших окрестностей, то по Бульварному кольцу пролегала внутренняя граница. Конечно, всё это очень условно, но всё-таки какие-то ориентиры.

   Бульварное кольцо! Сколько в нём настоящего московского, обаятельного, тёплого, душевного, родного! Кто-то скажет, что это штамп и пафосно, но слова сами ложатся, и тут ничего не поделаешь. Московские бульвары с застывшими на них навечно великими русскими поэтами – это пока ещё существующий про-тест против бескультурья, против невежества, против безвкуси-цы и дряни, которая наступает со всех сторон.

   Тогда мы, пацаны, не ощущали это никак, потому что просто не доросли до оценок, анализа, пониманий, но всё равно, даже нам - детям передавался аромат истории, к которой мы чувствовали себя причастными. Чувствовали, потому что на бульваре мы вели себя совершенно иначе - не так, как в стороне от него.

   Что на это влияло?
   Чистота ли посыпанных кирпичной крошкой дорожек?
   Быть может, великовозрастные липы, клёны и ясени, видевшие несколько поколений прогуливавшихся горожан?
   А возможно, дома, особняки с мемориальными досками и без них, со своей спокойной, умеренной, неброской архитектурой, в которой проявлялся вкус и изыск?
   Или допотопные трамваи, которые ритмично, по графику двигались вдоль бульваров и назидательно потренькивали звонками?
   Может быть, величественные фигуры Пушкина, Грибоедова, Гоголя, с высоты взирающих на суетливую жизнь?
   А может быть, люди? Может быть, люди, сидящие на лавочках с книжками, с шахматами, стоящие у газетных стендов, что-то всегда обсуждающие, спорящие?!
Бульварное кольцо можно считать московским Гайд-парком, вытянутым в длину. На бульварах всегда собирались особые личности, на всё у них имелось своё мнение, и они его отстаивали перед другими. Внутреннюю свободу они считали главным смыслом в жизни, такие люди не продавались, не могли сделать зла, совершить подлость. Это было и остаётся в традициях Бульварного кольца, аура этих людей с давних времён витала и витает над бульварами. Таких людей всегда преследовали и сажали из-за боязни и недоверия к ним, на всякий случай.

   Вспоминаю прекрасный фильм «Холодной весной 53-го». В финале герой фильма, вернувшись из лагеря, оказывается на Покровском бульваре недалеко от академии Куйбышева и встречает такого же бывшего ЗЭКа. Без слов, с одного взгляда они поняли друг друга и медленно пошли в разные стороны. Как это сделано! Как показано! Я бесконечно благодарен режиссёру и актёрам фильма за то, что они так потрясающе сделали фи-нал на потрясающей московской натуре.

   Яузский, Покровский, Чистопрудный – это были наши бульвары, по ним мальчишеской гурьбой мы ходили в «Аврору» и «Колизей», на уютный, такой домашний каток на Чистых прудах. На ближнем к нам Яузском бульваре мы часто допоздна гуляли своей компанией, рассказывая друг другу разные истории, анекдоты, делясь впечатлениями от книжек, кинофильмов, спектаклей. Здесь мы знакомились, назначали свидания, влюблялись, целовались на лавочках. На бульварах мы умнели, взрослели, пытались в разговорах и спорах разобраться в жизненных проблемах, в отношениях между людьми, мы искали самих себя в огромном мире, чтобы сделать, слепить своё собст-венное Я.

                * * *

   Самое большое наслаждение я получал, прогуливаясь или катаясь на велосипеде по многочисленным переулкам, образовывавшим разветвлённую кровеносную систему нашего района. Основные артерии этой системы – набережные и улицы, а переулки, закоулки и тупики можно считать сосудами, капиллярами, без которых жизнь в городе невозможна. Старая Москва строилась как удобно, а не как надо по плану. Я даже не уверен, что такой всеобъемлющий план строительства в прошлые века су-ществовал. Центр застраивался плотно и естественным образом появлялись прямые, кривые, узкие, широкие, какие угодно улочки, переулочки, дотягивающиеся до основных городских дорог. Когда оказываешься в старой Москве, становится светло и радостно на душе. Здесь нет тисков массового типового строительства, здесь каждый дом – событие, а все дома вместе – торжество вкуса и гармонии, здесь больше земного, соразмерного с человеком, нет ничего давящего и угнетающего, зато во всём присутствует история, какая-то тайна, будоражащая воображение и фантазию. Старые мастера умели и могли проектировать и строить так, чтобы их творения возвышали людей, питали их дух. Они прорисовывали перспективы с разных точек, заботились не только о самих постройках, но и об их гармонии меж-ду собой и гармонии с городом. Незабываемые, отличные друг от друга городские виды - вот, что есть в старой Москве, и чего нет в Москве современной.

   К сожалению, многого сегодня живьём увидеть никому не удастся, очень много разрушено и застроено, начиная с советских времён, без особых раздумий по поводу сохранения городских ландшафтов и видов. В нынешнее время для архитекторов такое понятие если и существует, то только в теории, на практике они об этом не очень задумываются, по крайней мере, в Москве. Печальных доказательств тому более чем достаточно. Массовое строительство снивелировало всё под один серый, безликий уровень и только ленивый не говорит об этом. Но я о другом, я о причине. Кажется, что такой печальный исход в современном градостроении неизбежен, но так только кажется, потому что ответ находится в другом – в общем снижении культуры градостроителей (заказчиков и исполнителей) с послереволюционных лет и по наше время. А что ещё можно сказать об архитекторе, своим нелепым сооружением разрушившим архитектурную среду из-за выгодного заказа - постройки дома для «важных» людей, пожелавших жить где-нибудь в Арбатских переулках, на Бронных, на Лесной, на московских набережных. Таких «архитектурных шедевров» в Москве построено немало, они смотрятся как чужеродное тело, как раковая опухоль на теле Москвы.

   В своих многочисленных командировках я часто приезжал в сравнительно молодые города и всегда поражался одному и то-му же. Казалось бы, на пустом месте строится город, какая прекрасная возможность для архитекторов, градостроителей сделать что-то интересное с нуля. Есть деньги, есть материалы, есть рабочие, техника. Всё есть. Но проектируется и строится город с бараками в виде трёх-четырёх-пятиэтажных домов. Получается, и не случайно, зона, лагерь открытого типа. Таких городов мно-го стоит по России, но я не буду их называть, чтобы не обижать их жителей своими жёсткими суждениями. Люди-то здесь ни при чём.
Часто в кино-телехронике показывают сюжеты из архитектурной мастерской, где главный архитектор проекта, стоя перед дисплеем компьютера или рядом с макетом из кубиков рассказывает о том, как всё будет красиво и удобно в новом жилом квартале. Потом по этому проекту строят дома, и оказывается, что всё некрасиво и неудобно. Конечно, если смотреть на макет сверху, может и будет видна гармония, ритм, удобные коммуникации и прочее. Но человек, к сожалению, не летает. Он хо-дит по московской земле и не видит того, чем так восторгался автор проекта.

   Старая Москва проектировалась без компьютеров, без 3D-технологий, строилась без техники с сумасшедшими возможностями, и получился город, который я люблю с раннего детства и переживаю сейчас за его непростую судьбу.
Не думаю, что эти рассуждения разрушили канву повести, так как они тесно связаны с моими воспоминаниями и переживаниями.

ИЛЛЮСТРАЦИЯ - КАРТИНА СЕРГЕЯ ВОЛКОВА "ЧИСТЫЕ ПРУДЫ"

ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ