Изгой

               
               
                Альбина
                Шукшина-Просмицкая.

               
                Рассказ из сборника "Мы жили в СССР"
               
               
                И З Г О Й
               
                -  1 -
 
    Иосиф открыл глаза. Напротив, за окном,  сквозь тюлевую штору, забрезжил слабый сиреневый рассвет. В кустах, что росли под окном, послышался звенящий голосок пернатого гостя. Ему откликнулся второй. Но скоро, испуганные ветром, короткие песни затихли.
   — И им не спится. Какая печаль их-то мучает? — подумал Иосиф. И тонкие черты бледного лица, исказились словно, проглотил что-то кислое и противное. Уставшим сознанием, он попытался понять, сумел уснуть или не спал до утра. Слишком мучительная, в раздумьях, была ночь.
     Рядом, небрежно разбросав по белой подушке пышные русые волосы, спала жена. Переведя взгляд на любимую женщину, раздражение исчезло. Любуясь, как крылья ноздрей, её прямого острого носика, слегка раздувались и издавали еле заметный звук, он улыбнулся. Иосиф любил это кругловатое, милое сибирское личико, с заострённым подбородком. Ему было любо все в этой женщине: и редкие прямые крашеные брови, и низкий лоб, и резкий мужской характер. Ему казалось, что спящая, она божественно прекрасна, с бесконечным румянцем на мягких щеках. Вот её алые губы при вздохе зашевелились, и Иосиф затаил дыхание. Сейчас он смотрел на эти дорогие черты, возможно, последний раз, пытаясь запомнить  образ на всю оставшуюся жизнь.
Сквозь длинные густые ресницы, его темные с прозеленью глаза,  вернулись к светлеющему окну. Мысли блуждали где-то далеко. Хаотично прыгали от одного сюжета к другому, но каждый раз возвращались вновь к любимой, которая сладко посапывала рядом.
    — Она не слишком похожа на женщин моего народа. Польские, большую часть бледнолицые, с удлинёнными овалами лица, — подумал Иосиф.— А, впрочем ... какая разница? Кто, какой национальности. Все мы ходим под одним Богом, ... хотя с разными судьбами, — продолжал размышлять он.В данное время его мучила мысль, что жена носит под сердцем его ребёнка:- Что станет с ним?
      Опасаясь разбудить любимую, Иосиф осторожно протиснул под одеялом к её животу худощавую руку. Тут же ладонь ощутила слабое шевеление. Это Божье создание, словно почувствовав нежный импульс родного человека, сильным толчком дало о себе знать.
    — Господи! Увижу ли я тебя когда-нибудь? — с болью подумал Иосиф и убрал руку. 
В груди защемило, и сердце сжалось до боли. На глаза навернулись слезы. — Почему? За какие грехи я должен терять дорогих мне людей?
   
                -2-

    Вмиг в памяти всплыли картины из жизни и чередой потянулись перед глазами. Ему показалось, что всё произошло, словно, вчера. Это было четыре года тому назад. Шел 1930 год. Начало строительства социализма в стране. Тёмной ночью к загородной даче его родителей, подкатила машина, называемая в народе «чёрным вороном». Люди, в кожаных куртках, с шумом разбудили жителей  дома. Ворвавшись в холл первого этажа, они от прислуги грубо потребовали появления хозяев. И когда господа, сонные и испуганные, предстали перед непрошеными гостями, те, не предъявляя обвинения, вытолкали их полураздетых на улицу. Посадив в машину, укатили.
   Перед арестом семья обсуждала, что по ночам в округе исчезают люди из аристократии. Почему-то ждали появление «блюстителей порядка» и в этом доме. Родители заранее предупредили детей, чтобы, услышав  неожиданный шум, не выходили из своих спален, которые находились на втором эта-же.
Иосифу в ту пору было всего 16 лет, а сестра немного старше. Когда ураган стих, в холле появились остальные обитатели: двое детей, старая нянька и кухарка. Они ни о чем не спрашивали престарелого дворника, который отпирал дверь. Молча расселись по креслам и диванам. Зачем спрашивать? Всем было ясно, что наступил черёд пережить трагедию и этой семье. В молчании просидели до рассвета. Как только поднялось солнце, молодые люди кинулись на поиски родителей. Но усилия оказались безуспешными. С той поры дни медленно  потянулись в ожидании.
      Потеряв надежду на возвращение хозяев, к разговору присоединилась старая нянька, прожившая в этой семье много лет и помогавшая госпоже  воспитывать детей. Всё это время она молчала и частенько тайком плакала.
     — Простите меня, глупую старую женщину, — обратилась она,  к молодым господам. — Я вас знаю с пелёнок и мне небезразлична судьба каждого из вас. Идя на рынок, мне приходится встречаться с простым людом. Трудно и голодно им живётся, но, однако всё равно видят, что в миру творится, что-то неладное. Пришла какая-то народная власть, и ищут каких-то «врагов народа». Гребут всех поголовно. Только вот беда ... мне непонятно, почему родителей ваших забрали? Какие они «враги»? Жили спокойно, мирно торговали. Никого не грабили, не убивали. Странно. Ничего не понимаю. Ото-брали все ваши магазины. Забрали в городе особняк, со всем добром. Особенно жаль библиотеку вашего батюшки, – и женщина принялась вспоминать мирные дни:– Любила я по молодости читать. Ваша матушка приучила. Попрошу, бывало у хозяина книгу, а он спрашивал: «Тебе о чём?» Мне стыдно признаваться, но я ... краснея, ... отвечала: «О жизни». А он, смеясь, говорил: «Да скажи прямо, ... о любви». Взяв книгу, я убегала. Читала по вечерам, после того, когда вас укладывала спать. Много перечитала. Жаль библиотеку. Жаль, — и, помолчав, добавила: — Пусть бы забрали и дачу.  Мы бы переехали в летнюю кухню. Им мало всё! Забирайте, грешники! — внезапно воскликнула нянька: — Но, зачем людей-то губить?! Зачем? — уже тише произнесла она, разводя пухлыми старческими руками. Иосиф до сих пор помнил, как эти теплые руки прикасались к  головке, когда она укладывала его  спать. Нянька продолжала возмущаться:— Что же с вами будет? Что будет? Боюсь за вас. Вам бы надобно куда-то спрятаться. Неровен час, и за вами придут. Надо бы бежать. За дом не беспокойтесь. Я сторожить останусь. Вас дожидаться буду. Бог даст, может быть, и родители вернутся. Детки, детки, что с вами будет? — продолжала причитать женщина, ставя на стол скудную пищу.
— Кристинке, твоей сестре, легче спрятаться, а вот тебе, Иосиф, труднее, — обратилась она к подростку.
      — Почему? — неторопливо принимаясь за еду, спросил он.
      — Она может выйти замуж и сменить фамилию. А что ждёт тебя? И второй совет: не ищите более родителей, не мозольте глаза властям. Думаю, лучше  я буду ходить. Я - старая и спрос с меня таковой. Похожу по тюрьмам. Послушаю люд. Может быть, что и разведаю: — и женщина на некоторое время умолкла.
      Ещё при родителях, нянька давно стала членом семьи. Из всей прислуги только ей было разрешено сидеть за одним  столом с хозяевами.
      После обеда сестра принялась  помогать кухарке мыть посуду. А нянька, взяв котомку с продуктами, отправилась на поиски своих господ.
      Шли дни. Старая женщина оббивала пороги всех тюрем, но нигде не находила ответа. Однажды вернулась расстроенная и   в слезах. От людей узнала, что якобы по городу ходят слухи, что тёмной ночью кто-то видел, как выводили группу заключённых на крутой обрыв, далеко от города. Людей расстреливали и сбрасывали в реку. Тела  уносила быстрая мутная вода.
    — Что же делается? Что же делается? Да кому нужна такая власть? Кричат на каждом углу, что строят «прекрасное будущее» для простого народа. Да кому это счастье нужно на крови безвинных людей? Боюсь я. Боюсь, детки, за вас. Как бы вам перебраться в Польшу? Там живёт вся ваша родня. Там бы переждали грозные годы, — плача, причитала расстроенная нянька: — Я здесь буду поджидать вас, мои дорогие. Всю жизнь прожила в вашей семье и ни разу не слышала худого слова от хозяев.  Ни  я, ни остальная прислуга. Какие они враги? За что же их убивать? Будем надеяться, что Бог не допустит  такое несчастье, — и она снова вытерла передником влажное от слез лицо.
    Казалось, остановилось время. Однообразные дни тянулись один за другим. Жить было не на что, и сестра с нянькой приловчились ходить на толкучку, торгуя хрусталем и китайским фарфором. Покупали плохо. Люди больше кидались на продукты, а не на роскошь. Иосиф тоже вносил в семью посильную лепту. Жили рядом с рекой, и он каждое утро ходил на рыбалку. Теперь этот продукт был деликатесом во всех видах. Сестра стала главным поставщиком хлеба и растительного масла, скорее всего суррогата.
Но и этот ритм однажды днем нарушил посыльный, принеся в конверте вызов в ЧК.
    — Вот и до нас добрались, — с шуткой сообщил Иосиф: — Видно, настала и наша пора собирать вещички, которые неизвестно … понадобятся ли?
     Нянька в испуге всплеснула руками:
    — Что же делать? Когда надо явиться? — переспросила она, заглядывая в повестку.
    -Завтра утром, — ответила сестра и тяжело опустилась в кресло.
    — Срочно собирайте чемоданы. Ты, Кристина, поезжай в деревню к моей сестре. Автобус идет утром. А ты, Иосиф, к брату на золотые прииски. Поезд ... ночью. Брат работает на руднике. Он тебя устроит к себе. Я напишу письмо. Брат - рабочий, но добрый и хороший человек. Не бойся его. Он очень порядочный. Будет тебе, как отец. Я же ... пойду с повесткой завтра сама. Скажу, что вы уехали давным-давно и не ведаю ... куда. Разузнаю, зачем вызывали. Потом в письме обо всем напишу.
    — Нянюшка, все драгоценные фамильные вещи перенесите в летнюю кухню. Особенно, прошу, сохраните альбомы с фотографиями. Из вещей ничего не жалейте. Продавайте. Вам надо как-то жить.
      — Вы за меня не волнуйтесь. Я - старая  и мне надобно мало.
               
                -3-
     Так Иосиф, покинув родительское гнездо, оказался в глухомани Алтайского края, где из жилья, главным образом, были бараки. В одном из них поселился и семнадцатилетний, худощавый паренёк, выше среднего роста. Его элегантность и холёный вид сразу же привлекли внимание начальства. Среди соседей Иосиф считался племянником человека, который его приютил. Ещё гимназистом Иосиф помогал отцу в бухгалтерских делах. Эти знания помогли ему устроиться на работу в контору. Да и грамотных людей здесь было, раз-два и обчёлся. Поэтому молодой скромный паренёк пришёлся по  вкусу главному бухгалтеру.
     Иосиф трудился добросовестно и прилежно выполнял все порученные бухгалтерские операции. Преклонного возраста «главный» не мог нарадоваться своим новым помощником. Здесь, в конторе Иосиф познакомился с круглолицей стройной девушкой, работающей кассиром. Она оказалась старше его на три года. Вначале были хорошими друзьями, но через два года дружба переросла в любовь. Но о замужестве с «барским отпрыском» Лидуська и не помышляла. Однако Иосиф был настолько хорош своей обходительностью и вниманием к девушкам, что сводил всех её подруг с ума. И она не хотела его терять. Особенно он был привлекателен на танцах. Любая молодая особа воспринимала за честь его приглашение. Тонкий, стройный он ловко вальсировал со своей партнёршей, и все внимательно следили за его плавными  движениями. Его аккуратно прилизанные русые волосы и строгий подтянутый вид не всегда нравились парням из шахты, но его миролюбивая интеллигентность предотвращала ненужные стычки. Скоро у Иосифа появились и друзья. Однако, к сближению он особенно не стремился. Боялся лишних расспросов.
    Нянька тем временем в письме сообщала, что большой дом забрали. А она перебралась в летнюю кухню. И ещё ..., что вызывали по повестке для того, чтобы молодые хозяева усадьбы не выезжали из города. Они должны находиться на строгом учёте. Нянька же в свою очередь начальнику ответила, как договаривались ранее. Но тот грубо рявкнул: «От нас не скроются!»
После письма Иосиф начал колебаться, правильно ли сделал, что расстался с сестрой? Он долго размышлял. Расставлял, как шахматист все фигуры. Но каждый раз страх заставлял приходить к выводу, что принятое решение было  верным. Слова из письма «от нас не скроются» опять взбудоражили успокоенное сердце. А когда его вызвали в ЧК, Иосиф совершенно потерял покой.
     — «Добрались!» — подумал он после первого длительного допроса, из которого он так и не понял, что же от него хотели услышать. Здесь же сделали строгое предупреждение о не выезде. На работе Иосиф заметил косые взгляды сослуживцев. Ему стало казаться, что и они теперь тоже считают его отпрыском «врагов народа». Его родители по-прежнему величались именно этим смешным именем.
С представителями власти, при закрытых дверях, главный бухгалтер что-то громко кричал. Из обрывков было слышно, что он отстаивал Иосифа. Однако, это не помешало забрать его на следующий допрос.
    
                -4-

    Шёл 1934 год. Случайно на глаза Иосифа попалась газе-та со статьей о XVII съезде партии, что проходил с 26 января по 10 февраля. Из этой статьи он узнал, что «основной политической задачей плана провозглашалась окончательная ликвидация капиталистических элементов в стране». Эти слова совершенно уничтожили духовное равновесие безвинного беглеца. После наступивших тревожных дней закончилось супружеское счастье, которое длилось всего один год. Теперь Иосиф вздрагивал при каждом случайном стуке в дверь. Нервы были перенапряжены от ожидания.
      — Что тебя мучает? — однажды спросила Лидуська. И ему пришлось признаться в своих опасениях.
      — Что будем делать? — спросил он в свою очередь: — Напугалась?
      — А чего мне-то бояться? Я из рабочей семьи. Меня арестовывать не за что. И при том, я беременная женщина: — заявила она, каким -то чужим голосом. Но, закрыв серые, глубоко посаженные глаза, задумалась: — Вру. Я тоже боюсь. Твои же родители ни в чём невиновны, но их-то арестовали.  Разве они станут разбираться кто прав, кто виноват? Боюсь. Но что же делать? Будем сидеть и ждать, когда придут за нами?
     — Нет, конечно.
     — Тогда что-то надо решать.
     — Надо. Но первое ... не делать поспешных действий. Займём выжидательную позицию.
     — Ага!  Когда откроется дверь и вот они: ... «Здравствуйте... Мы за вами пришли»: — с иронией проговорила она. И бросила укоризненный взгляд на Иосифа, который молча, закинув руки за голову, задумчиво глядел в потолок.
    — Подождем следующего вызова. Тебя пока не трогают. Вот если ... за тебя возьмутся, ... тогда надо что-то делать. А пока я буду думать, как поступить дальше: – уговаривал он.
     Теперь в семье супругов исчезли смех и радостные визги подруги, когда счастливый муж хватал ее на руки. Кружась, спотыкался о грубо сколоченный столик, сбивая табуретки и бросая ее на двуспальную железную кровать.
     Последние дни по вечерам они молчали. В гости тоже не ходили. Потихоньку, незаметно для себя готовились к отъезду. И каждый думал о своем.
     — Очень трудно жить в ожидании. Я устал: — лежа в постели,  как-то заявил муж.
     — Я с тобой согласна. И на работе у меня не ладится. В расчетах ошибаюсь. Нарываюсь на упреки. Хожу какая-то не своя. Скорей бы в декретный отпуск. И я бы уехала рожать к родителям.
     — Ты правильно приняла решение. Надо написать заявление и на увольнение, после родового отпуска. Сюда возвращаться больше нельзя. Господи! При мысли, что меня заберут, а ты останешься одна, меня кидает в дрожь. Если ты уедешь, мне будет легче. Я буду знать, что один. Пусть забирают, убивают. Что хотят, то и делают. Я устал и на все готов.
     — Тебе, конечно, уволиться не дадут? — тихо спросила она, уткнувшись теплым носом в шею мужа.
     — Разумеется…. Теперь, когда меня нашли, они своего шанса не упустят. Я же сын «врагов народа». Значит и я такой же. Ты, дорогая, не волнуйся. Если пройдет все благополучно…. Уволюсь и я. Тут же прискачу к вам. Мне без вас не жить. Если бы ты знала, как не хочется вас одних отпускать. Так бы и полетел с вами вместе, но слишком тяжелые оковы.
      — Романтик, ты мой, … — с нежностью проговорила жена и плотнее прижалась к нему: — Мне жаль тебя. Не давайся в руки. Тебе надо опять бежать.
      — Но куда?
      — Ты прав. Куда? В нашей стране не спрячешься. Они найдут.
      — Куда? Куда и зачем? – глухо, с какой-то обидой спросил он, ласково поглаживая  белую руку жены, что лежала на его груди.
      — А что … если бежать в Китай? Граница находится где-то за горой. Там-то они не достанут.
      — Можно и туда. Но кто там нас ждет?
      — Ты не понял. Я останусь у родителей, а ты один.
      — Боже милостивый! Как же я? Я потеряю вас навсегда. Ты подумала об этом?
      — Но я не могу. Забыл? Скоро мне рожать. Я с ребенком стану тебе обузой. Я не хочу, чтобы расстреляли нашего отца. А так, … кто знает,… может быть, свидимся. Да и я буду знать, что ты где-то живой: — и Лидуська погладила по своему животу, где бился ребенок:— Прошу тебя, … подумай. Не давай себя арестовать. Арест - явная гибель. Тогда-то мы, действительно, не увидим друг друга. Подумай: — с трепетом в голосе взмолилась она.
     — Наверное, так и сделаю. Если вызовут еще раз, отправлю тебя к родителям и кинусь в бега.
     В ожидании разлуки, супруги жили уже несколько месяцев. В отличие от Иосифа, жену власти не трогали. Но та каждый раз спрашивала его после последующего допроса, с тревогой и боязнью:
     — Как?
     — Не пойму их. Почему не арестовывают? Что они от меня хотят? Запугивают? Причины нет на арест? Странно. Родителей арестовали сразу, без предупреждения. Может быть, готовят на высылку в Сибирь? Смешно.  Мы в такой глухомани, что хуже не придумать. Здесь уже высылка. Нет. Нет. Они что-то выжидают. Чует мое сердце, … закончится арестом. Скорей бы тебе в декрет. Душа изболелась. Устал я от напряжения.
Для жизни время летит неумолимо быстро. Но для ожидания тянется черепашьими шагами.   
      
                -5-

       Наконец, решение принято и пришло время расставания. Наступил последний рассвет с любимой женщиной, которая безмятежно спала. Иосиф с нежностью смотрел на спокойное лицо человека, с которым хотел связать всю оставшуюся жизнь: легкую или трудную, горькую или сладкую. Но судьба распоряжается по-своему.
     — Что же будет? — подумал он и откинул голову на подушку.
 В его глазах было отчаяние, печаль и боль. Острое лицо еще больше вытянулось и побледнело. Из двадцатилетнего юноши он давно превратился во взрослого уставшего человека. Угасло прежнее озорство. Сгорела юность.  Не успев распуститься цветением, как счастье выпало из линии жизни. Остались только   душевная нежность и любовь к спящей. И даже эти чувства ему приходилось почему-то скрывать. Приобретя внешнее хладнокровие и спокойствие, он был рассудительным и неторопливым. Может быть, именно эти качества и раздражали.  Они   старались его сломать, согнуть и уничтожить. А всё потому, что не был похож на них, кому была дана беспредельная власть. Он для них являлся буржуазным элементом, который необходимо искоренить. Их не интересовало, виновен он или нет.
        А за окном разгорался алый рассвет. Вот уже розовые оттенки игриво ложатся на белые стены барачной комнатки. Впереди  наступал ясный солнечный день.
Иосиф еще раз перебрал в голове, что должен  сделать для жены, перед ее отъездом.
      — Телеграмму родителям отправил. Они встретят: — подумал он, и заглянул к порогу, где уже стояли потертый чемодан и поклажа. Снова защемило сердце. Ему хотелось сложить больную голову на грудь спящей, но боялся ее потревожить. Та спокойно спала. Ее душа была безмятежней, чем у Иосифа. Она же ехала в родительский дом, где ее всегда поддержат и помогут.
      Тут он вспомнил ночной разговор. Лидуська, уткнувшись в подмышку мужа, лежала на костлявой его руке и выслушивала последние наставления:
       — Как родишь,…если меня не будет, … уезжай куда-нибудь. Скройся с глаз долой.
       — Не волнуйся. У меня все будет хорошо. Лишь бы с тобой ничего не случилось: — и она заерзала под боком.
      Иосиф, тяжело вздохнув, тихо прошептал:
      — В трудное время встретились, милая. В ненужное. … Да еще и ребеночка решили завести. Бедное дитя, не будет у него семьи. Несчастный ребенок: — и поцеловал жену в мягкое белое плечо.
      — После всего этого, ты веришь в Бога? – спросила она.
      — Верю. А ты нет? Почему? —  удивился  Иосиф.
      — Не знаю.
      — А твои родители верующие?
      — Как все. Я была из детей самая младшая. Нас было пятеро. Отец плотничал. Мама — домохозяйка. Жить было трудно. Взрослым было не до меня. На Божественную тему со мной  никто не говорил.
      — И в судьбу не веришь?
      — Конечно, нет. Я верю только в себя.
       После этого разговора жена вскоре уснула. Но Иосифу было не до сна. И рассвет он встречал в одиночестве. Может быть, к лучшему. Никто не мешал размышлять и перелистывать некоторые страницы жизни. Теперь в тишине, боясь шевельнуться, поджидал полного рассвета. И когда солнечные лучи ворвались через ажурные тюлевые шторы, Иосиф по-смотрел на часы, которые тикали на стене.
       — Пора будить спящую красавицу: — решил он.
Лидуська, раскрасневшись ото сна, словно прочитав его мысли, потянулась и открыла серые глаза.
      — Подъем, дорогая. У нас время только на чай, — и поцеловав её в лоб, добавил: — С добрым утром, любимая.
      — Что, уже? — сонным голосом пропищала она: — Ты чайник на плиту поставил?
      — Конечно. Скоро закипит.
      — Как не хочется вставать. Сегодня воскресенье. Если бы не ехать, … поспала бы всласть: — потягиваясь и сложив на него ноги и руки, шутила Лидуська.
      — Мамочка и малышка, вставайте! — и Иосиф приложил ухо к животу жены: — Слышишь? Он тоже проснулся! Шевелится. Бьется ножкой мне в щеку! — воскликнул он, как удивленный мальчишка. И убрав с её живота  ночную сорочку, снова прильнул ухом.
     — В том то и беда, что уже пинается. Если бы … нет, … то легче было бы от него избавиться. Не ко времени завели ребенка. Надо было вначале подумать о будущем, — упрекнула она.
    — Зачем ты так? Ты же знаешь, что я потерял  всех любимых и близких мне людей. Женитьбой и ребенком хотел восполнить утрату. Разве мог предполагать, что произойдет именно так. Я решил, что власти окончательно отстали от меня: — виновато заглядывая ей в глаза, с обидой проговорил он.
      Поняв, что обидела мужа, Лидуська, что-то промычала себе под нос. И чтобы перевести разговор на другую тему, вдруг, спросила:
      — Когда успел обработать ногти?
      — Когда ты уходила к соседке.
      — А-а. А я в поезде займусь: — и она убрала со своего живота светло русую голову мужа.
      — Что все? Больше слушать нельзя? — и он поцеловал в теплый бугорок, словно прощаясь со своим, еще не появившимся ребенком.
      —Испортил бедную девушку. В колобка превратил, … :— попыталась шутить Лидуська, сбрасывая с ног одеяло.
      — Согласен, но чуть-чуть. Ты и с животиком … как королева. Не волнуйся, твой «недостаток» не бесконечен. Скоро родишь, и вернется твоя красивая фигура. Станешь еще изящнее и стройнее. Я в это верю:— и он, глубоко вздохнув, спустил босые ноги с кровати: — Очень хотелось бы знать, кто родится? Мальчик или девочка?
       Вытянувшись во весь рост перед мужем, Лидуська  подбоченившись, решила подбодрить мужа:
       — Спляшем  русский танец? Чего-то ты сегодня совсем  раскис! Меня торопил, а сам сидишь.  Вставай! Вставай! — и принялась его поднимать: — Шевелись!
      Не желая сопротивляться, он резко поднялся и всем телом прильнул к жене:
       — Вот ты и попалась: — обнимая и целуя ее, шутил Иосиф.
       — Расшевелился? Теперь хватит. Хватит. Мы, действительно опоздаем: — возразила она, вырываясь из крепких объятий мужа.
       – Хорошо. Подчиняюсь: — и, отпуская её, добавил: — Ай, момент. Сейчас  буду готов, как огурчик. «Долго ль голому собраться, только подпоясаться».
        Чтобы не волновать любимую, Иосиф говорил спокойно, даже как бы в шутку. Да и самому хотелось отвлечься от ноющей боли, что занозой сидела в душе. Однако приготовленные вещи у порога ежесекундно напоминали о разлуке.
       
                -6-

    После короткого завтрака, супруги были готовы отправиться в путь.
       – Присядем на дорожку? — предложил Иосиф, показывая на табурет. Лидуська, придерживая широкие полы бежевого плаща, опустилась рядом. Он взял ее руку в свои горячие ладони и поднес к дрожащим губам:
       — Господи … за что? — взмолился он: — Что за грех совершили предки, что ты так жестоко наказываешь меня? — почувствовав, что слезы сдавили горло, он еще раз поцеловал руку жены и тут же поднялся с места: — Пора.
       Скоро они прибыли на вокзал. Не заходя в убогое здание, остались на привокзальной площади, где бродило несколько пассажиров. Поезда еще не было.
       — А ты меня торопил: — упрекнула Лидуська.
       — Лучше раньше, чем опоздать: — отговорился он, держа в одной руке потертый чемодан, в другой поклажу.
        Лидуська, ухватившись за его локоть, переминалась с ноги на ногу. Расклешенный  плащ скрывал ее беременность. И она возле стройного юноши казалась миловидной привлекательной девушкой. Ветер раздувал ее темно русые, с медным отливом, густые волосы, приводя в беспорядок модную стрижку.
      Иосиф уверенно держался в присутствии этой женщины. Она словно вливала в него какую-то непонятную силу, исходящую изнутри. Эта молодая пара будто была создана для того, чтобы дополнять друг друга, но судьбе было угодно разорвать этот союз.
Некоторое время они стояли молча. Каждый думал о своем. Но мучила одна мысль, расстаются навсегда или нет? И была одна боль … прощание.
      — Поставь вещи на землю: — наконец попросила жена, словно хотела разбудить его от тяжелого сна.
      — Согласен: — ответил он, и тут же спросил: — Не забыла билет и документы?
      — Конечно, нет: — и подняла серые глаза на растерянное красивое, чисто выбритое лицо мужа: — Как ты? Мне лично жаль.  Я не хочу расставаться. У меня плохое предчувствие. Мне кажется, что расстаемся навсегда. —
      И Иосиф впервые увидел у сильной женщины слезы. Они быстрой струйкой  стекали по раскрасневшимся щекам.
      — Не плачь, милая. Будем молить Бога, чтобы помог нам. Хотя, …: — начал он, но остановился, чтобы не усугублять волнение жены. И только прижал ее голову к своей груди.
       Лидуська, уткнувшись в плечо мужа, плакала.
      — Не плачь, … – приговаривал Иосиф. Но мысленно повторял: — Как мне дальше жить? Я опять теряю дорогих мне людей. Как мне дальше жить? — и вынув из кармана серого плаща носовой платок, вытер с лица жены слезы.
      — Ты-то хоть не плачь: — увидев, слезы на глазах мужа, проговорила она.
      — Я не плачу. Они сами. … Не слушаются меня: — и супруги сквозь слезы  тихо рассмеялись: — Вот и хорошо. Ты уже улыбаешься, — обрадовался он.
        Только сейчас Лидуська, по-настоящему ощутила, что теряет дорогого человека.
      — Прошу тебя … береги себя. О нас не беспокойся. Мы будем тебя ждать: — перестав улыбаться, вытирая слезы, просила она.
      — Нет! Нет! Если не появлюсь через месяц, не жди. Сделай так, как договорились. Поняла? — с испугом заговорил он, вновь прижав голову жены. Его голос звучал как можно тише, словно, боясь чьих-то ушей.
        Скоро появился поезд. С громыханием и шипением пронесся паровоз. За ним замелькали неопределенного цвета запыленные вагоны. Наконец, неуклюжая махина, выпуская пар, остановилась. И пассажиры кинулись по вагонам.
Дождавшись, когда люди рассеются, Иосиф с Лидуськой отправились на посадку. В вагоне было душно и мрачно. Найдя предназначенное по билету место, Иосиф еще раз обнял  жену.
      — До свидания, милая: — и отпрянув от нее, медленно отправился к  выходу.
      — Я буду ждать! — крикнула она вслед и прильнула к окну, чтобы ещё раз увидеть Иосифа.
                -7-      

      Вагоны стукнули буферами, и чугунные колеса заскрипели по рельсам. Мимо поплыли оставшиеся люди на перроне. Она следила, как  Иосиф широко шагая, некоторое время шёл рядом с вагоном.  Шел человек, с которым она расставалась, возможно, навсегда.
      Иосиф же остановился, когда  исчезло раскрасневшееся лицо любимой женщины. Оставшись без подруги, ему показалось, что  теперь он один во всей огромной вселенной. Одиночество объяло с головы до ног, окутывая и сдавливая в своих безжалостных тисках. С этим болезненным чувством устало побрел к своему серому, грязному бараку. Он не замечал, что апрель сильно потеплел и бурно растапливал потемневший снег. Весенние воды звонко журчали по дорогам. Солнечные зайчики весело прыгали по лужам.  А с прозрачного неба доносилось многоголосье птиц. Жизнь продолжалась, но только для Иосифа она остановилась. Он чувствовал полное опустошение души.
      Войдя в маленькую каморку, где был совсем недавно, счастлив, он, сбросив плащ и обувь, упал на кровать. Долго плакал, как ребенок. Скоро силы его покинули, и он впал в глубокий гипнотический сон. Иосиф проспал весь день. Проснулся, когда в окно смотрела круглая желтолицая луна. Чиркнув спичкой, увидел на ходиках три часа ночи. Мысли хаотично забегали в отдохнувшем мозгу. Иосиф принялся выстраивать план на будущее.
      — Что делать? По возможности надо бы выждать еще время. Но если начнут таскать? Ждать не придется. Бежать к жене нельзя. Начальник знает, что она поехала к родителям. Там поставлю под удар себя и безвинную семью. Что же делать?-
При каждом тупике решения, его голова, словно в бреду, металась по подушке. Перебрав все варианты и не находя приличного ответа, порой погружался в безразличное забытье. Проснувшись окончательно,  вновь лезли назойливо  одни и те же мысли. В душу возвращалась та же жгучая мука от безысходности.
      — Может быть, сразу, … прямо сейчас, утром бежать? В таком раскладе я не дам себе шанса проверить, будут ли продолжать вызывать? А вдруг! … Оставят в покое. Я же ничего не совершил. Да и родители ... В чем их вина? Что жили зажиточно? Может быть, потому что вовремя не приняли российское гражданство? — успокаивал себя. Но тут же ловил себя на мысли, что необходимо бежать: — Какого благочестия от них ждать? Они не охнут, … уничтожат, … сотрут в порошок: — проговорил Иосиф вслух.
      Утром, как только заиграл алый рассвет, Иосиф вышел из дома. Холодный ветер пахнул в лицо. Поправив лямки тяжелого рюкзака, он направился за безлюдную околицу, где проходила центральная дорога, ведущая к сосновой роще.Идя по каменистой дороге, Иосиф постоянно оглядывался. С каждым шагом, скорость его увеличивалась. Порой ему хотелось не идти, а бежать, боясь, что кто-нибудь окликнет и сердце оборвется от страха. Но вокруг стояла тишина. И слышны были только его тяжелые шаги в кирзовых сапогах. Скоро от быстрой ходьбы ему стало жарко. Ватная выгоревшая телогрейка показалась тесной. Он расстегнул верхние пуговицы и расслабил ворот от вязанной черной кофты. Махровый полосатый шарф выбился из-под серой фуфайки и теперь небрежно болтался на шее. Пройдя хвойную рощу, он остановился у поворота. Еще раз оглянулся на поселок и, убедившись, что следом никто не идет, стянул шарф с мокрой шеи и спрятал его в карман. Тяжелый рюкзак давил плечи.  И усталость дала о себе знать. Он сбавил шаг. И чем дальше уходил от поселка, тем реже оглядывался. Уже смелее шагал в свою неизвестность, оставляя все страхи позади. Вначале путь тянулся по широкой проезжей дороге, которая то и дело изгибалась между острых скал. Иногда по краям чернели крутые глубокие обрывы. Иосиф прижимался к отвесной стене с противоположной стороны. В этих таинственных просторах утро коснулось только вершин. А внизу торчал полумрак.  Иосифу казалось, что он вот-вот может оступиться и рухнуть в черный колодец бездны, откуда доносились свирепые звуки горной реки. Однако заметил, что дорога уходила все выше и выше. Возможно, скоро окажется на самой вершине какого-нибудь хребта.
               
                -8-      

      После нескольких поворотов, рассвет  ворвался и в горную местность. Первые отблески скользнули по отвесным каменистым склонам, окрашиваясь в пурпурно-оранжевый цвет. Больше всего удивился Иосиф, когда проходил через ущелье. Ветер дул с невероятной силой и завывал сиреной. Звуки холодили сердце и душу. Пройдя ущелье, порывистый ветер исчез.
      А когда солнце окончательно коснулось каменистой глухомани, он увидел необыкновенную красоту. Остроконечные хребты, несли на себе белые шапки снегов. Он давно знал, что высокие горные хребты даже в летний, жаркий период бывают покрыты снегами и  ледниками. Из-за пониженной температуры снег не успевал растаять за лето. Массы его накапливались, слеживались и, уплотняясь, постепенно превращались в лед. А лед в большой массе обладает свойством текучести. Но то было только знание, а здесь предстало наяву, заставляя задыхаться от восторга увиденного. Особенно при-влекли те места, где по склонам встречались хвойные леса, ступенями спускавшиеся до низу, переходя в глубокие овраги.
     Пройдя еще один перевал, перед ним распахнулась зеленая панорама долины. Утренний восход заполнил ее до краев белым молочным туманом. По склону идти стало легче. Он теперь почти бежал. То ли спуск облегчил шаг, то ли юность несла его ноги. Осталось расправить руки, как крылья, и можно взлететь и парить над просторами божественной красоты. Долину разрезала лишь широкая горная река, быстро неся хрустальные прозрачные воды. Каменистые ее берега украшали кружева кустарников с мелкой молодой листвой.
      – Видимо, в долине теплее. Иначе откуда здесь зелень? — подумал Иосиф, сбрасывая с себя тяжелую ношу: — Надо отдохнуть и перекусить, — проговорил вслух и улыбнулся от ощущения удовольствия. Опрокинувшись спиной на рюкзак и уставившись в небо, он не переставал восхищаться: — Боже! Какая прелесть!
      Из тела исчезла усталость, мысли заполнились благодатью и успокоением. Его длинные ресницы сомкнулись, и потянуло в сон. Но тут же вспомнил, что расслабляться не стоит, так как здесь водится всякое зверье. Борясь со сном,  открыл глаза. Поднимаясь, добавил: — Как бы я хотел забыться и заснуть, — на ум пришли слова из стиха Лермонтова.
      После короткой трапезы спустился к реке. Напившись чистейшей холодной воды, он огляделся по сторонам. Обратил внимание, что дорога, по которой шёл, совсем сузилась и стала почти незаметной. Тут он вспомнил разговор со старым алтайцем, который предупреждал его: « Если потеряешь дорогу, то по компасу придерживайся той тропы, что ведет на юг. Там Китай».
        Скоро поднялось солнце, и рассеялся туман. По перламутровому небу поплыли пенистые облака, окольцовывая снежные вершины гор. Теперь пора в путь. От реки он направился к большому валуну, где лежал рюкзак. Но тут за спиной послышался какой-то устрашающий звук. Оглянувшись,  увидел то, что заставило его остановиться. Лицо застыло от страха. Тонкие темные брови, приподнялись подобно крыльям птицы. Глаза уставились на противоположный берег, где на задних лапах, стояла бурая огромная медведица. Возле нее вертелись два смешных симпатичных медвежонка. Они назойливо лезли к матери, и та падала на четыре лапы. А когда медвежата тыкались  в её морду, мать раскрывала большую пасть. Любовно кусала их и отталкивала от себя носом. Медведица шла к воде.
       Иосиф спрятался за валуном, и чуть дыша, наблюдал за милым семейством. Сначала ему показалось, что медведица ищет брод для переправы. Но когда она во весь рост остановилась перед заводью, Иосиф немного успокоился. Находясь у реки, он заметил, что в воде много рыбы. Видимо, медведица собралась рыбачить. Иосиф продолжал наблюдать. Некоторое время, она стояла, не шевелясь. Потом, огромной ту-шей, резко плюхнулась в воду.  Брызги с шумом разлетелись в разные стороны, играя звездочками на солнце. Когда медведица поднялась, в ее лапах серебрилась увесистая рыба. Медвежата, боясь за мочиться, бегали вдоль  берега. Мать, не спеша, прошла к малышам, все в той же могучей позе, на двух ногах. Отдав детям добычу, вернулась вновь к заводи.
      Получив добычу, медвежата, рыча, и отбирая друг у друга, принялись раздирать рыбу.
      Мать несколько раз проделывала одну и ту же процедуру. И когда малышня, наевшись, отошла от неё, медведица приступила к собственному насыщению.
      Медвежата весело кувыркались. Бегали. Догоняли друг друга. Барахтались на поляне. Наконец наевшись, медведица, переваливаясь, направилась в густые заросли хвойного леса. Скоро все семейство скрылось из вида.
       — Теперь и мне пора в путь, — вздохнув, проговорил  Иосиф.
      
                -9-

       Шагая по каменистой дороге, он не переставал думать о милом медвежьем семействе. Неожиданно возникла новая тревога. Какой-то страх заставил смотреть по сторонам. Ведь на пути может повстречаться и другой зверь. В памяти всплыли знания полученные в гимназии. Когда-то интересовался  дикими животными Монголии:
       — Возможно, и в алтайских горах, они водятся? Такие редкие виды, как снежный барс, медведь Гоби и дикий верблюд, – размышлял он.
       Но тут вспомнил, что Монголы занимаются кочевым скотоводством, перегоняя стада овец, коров и верблюдов, в поисках пастбища. Это размышление дало ему какую-то  надежду. Может быть, и здесь живут кочевники? Как было бы хорошо. Он смог бы поговорить, отдохнуть и переспросить, правильно ли держит  путь? Но чем дальше удалялся в глубь горных нагромождений, тем реальней исчезала надежда, что можно встретить людей. Скалы, словно, давили со всех сторон, а лесные массивы пугали своей неизвестностью. Порой  шарахался, когда ему казалось, что в чащобе светятся огоньки глаз хитрого барса, который мог бы одним прыжком уничтожить его.  Он чувствовал себя мизерной песчинкой среди величественных гигантов природы.
Куда приведет его долгий каменистый путь? Кто ждет и согреет его одиночество? Страх преследования сменился чувством сохранения и выживания. Что-то подгоняло. Хотелось идти быстрее, лишь бы выйти на человека, присутствие которого облегчило бы существование. Не останавливаясь,  всё быстрее  шагал вперед. Но с тяжёлыми мыслями не заметил, как начали сгущаться сумерки, окутывая его вместе с таинственным миром гор. От усталости, сердце билось чаще, и под ребрами ныло.
       – Пока не стемнело, надо искать ночлег: — подумал он, оглядывая окрестность.
Вдруг он заметил необычную скалу. Её выступ слегка нависал над дорогой.  На её  плоскости росла  молодая сосна. За деревом чернела расщелина. Сбросив рюкзак, Иосиф несколькими прыжками вскарабкался на площадку, которая показалась настолько удобной, что свободно можно расположиться человеку. Заглянул в расщелину. Вход был невелик. Но внутри довольно просторно и уютно, словно ее выдолбил медведь для зимней спячки. Углубление было похожее на люльку. Здесь-то Иосиф и решил устроиться на ночлег.
      Чтоб изгнать  ползучих тварей, он, собрав сухие ветки и прошлогоднюю траву, развел в расщелине костер. Скоро пламя и густой дым вырвались изнутри. Иосиф наблюдал за яркими языками огня. И когда пламя доходило до  дерева, принимался сбивать его веткой. Наконец пламя стихло.  И лишь серый дым  расползался в разные стороны.
      Иосиф успокоенный, свесив ноги, уселся на край площадки. Только сейчас он обратил внимание на окружающую его панораму. Внизу, вдоль широкой тропы тянулись неприхотливые деревья, отличающиеся от своих высоких сородичей растущих в долинах. Они не смотрелись столь величественно.  Были низкорослые, а ствол  скручен и узловат. Некоторые из них миниатюрны, с причудливой кроной,  настоящие бонсай, сформированные суровым климатом и скудной почвой. Многие деревья, к тому же, своей корневой системой цепко держались за скалы, и лишь землетрясение могло вы-дернуть из земли.
       Медленно жуя сухой хлеб и запивая водой из фляжки, Иосиф размышлял о бытии жизни. Деревья натолкнули на описание из Библии. В ней сравнивали служителей Бога с деревьями (Псалом 1: 1-3; Иеремия 17:7,8)  Им приходилось много претерпевать, когда  сталкивались с тяжелыми обстоятельствами. Преследования, слабое здоровье или крайняя бедность могли стать нелегким испытанием веры, особенно если это длилось многие годы. Тем не менее, Создатель, сотворивший выносливые деревья, заверяет своих служителей в поддержке. В Библии дается обещание Бога, что он укрепит и сделает непоколебимыми тех, кто сохраняет стойкость. (1 Петра 5:9,10). Горные деревья, с хорошей корневой системой, дают ключ к стойкости. Они являются доказательством библейских слов.
       — Мне надо укрепиться в вере Иисуса Христа: — решил Иосиф.
Сейчас он понимал, как важно иметь крепкие духовные корни, чтобы стойко перенести гонения и невзгоды.
                -10-      

       Ночь быстро окутывала округу, принося с собой сырость и холод. Изо рта уже валил пар. Кутаясь в пушистый шарф, он застегнул все пуговицы на телогрейке.
Чтобы, хоть чуточку, прогреть каменное жилище, Иосиф не  спешил разгребать горячие угли.
       Не теряя времени, наломал  сосновых веток, приготовил спальный мешок, сшитый из ватного одеяла. И когда из расщелины перестали выходить последние струйки дыма, он втиснулся  вовнутрь. Площадь позволяла улечься в полный рост. Теперь оставалось вымести остатки пепла и настелить на согревшийся пол сосновые лапки. Приготовив все до конца, положив рюкзак под голову, снял кирзовые сапоги, телогрейку и с головой нырнул в спальник. Берлога так нагрелась и пахла дымом, что в темноте  казалось, что лежал в бане, вытопленной только что по-черному. Уставшее тело размякло от тепла, и сон победил все страхи и отчаяние.
      С приходом ночи замолчали  птицы, которые настроили свои гнезда по соседству, на крутых южных склонах, обогреваемых солнцем. Суровая борьба за существование загнала и их в недоступные места, сохраняя гнезда от хищных птиц и зверья.
Ночь прошла без приключений. Но чуть только первые лучи  солнца скользнули по отвесным скалам, как поднялся  несмолкаемый гомон разноплеменных поселенцев.
Пробудился и Иосиф. В берлоге было так тепло, что  не хотелось вылезать из своего гнезда.
      — Остаться бы здесь с ними, — подумал он и сладко потянулся: — Но, увы, я не птица.
      Неожиданно в ногах пискнул какой-то зверёк. Иосиф в испуге выскочил из спальника. Маленькое животное в растерянности скрылось в соседней щели.
Собрав свои скудные пожитки, вынужденный путешественник выполз из своего укрытия.
Утро было холодное и туманное. Поежившись, он спрыгнул с площадки на землю. Впереди ждал длинный путь, который  сулил неизвестность.
      Бодро, с хорошим настроением Иосиф отправился дальше. По дороге любовался живописным ландшафтом горного уголка планеты. Справа тянулся зеленый ров, откуда доносились мощные звуки горной реки. Слева по зеленому склону кружили его пернатые спутники. Кругом царил мир и покой.
       Постепенно утро распогодилось и потеплело. Шагалось легко.  Иосиф начал  даже насвистывать знакомую мелодию. От ходьбы на бледных щеках появился румянец, темные с прозеленью глаза блестели. Даже рюкзак за спиной не казался теперь таким тяжелым, как вчера к концу дня.
      Теперь было много времени на размышление. Только сейчас он по-настоящему мысленно разговаривал с Лидуськой. Делился с ней своими впечатлениями и не переставал повторять:
      — Не волнуйся, любимая, у нас будет все хорошо. Вы будете опять с вашим папочкой: — и улыбнулся на последнем слове. Слишком непривычно оно звучало. Шагая, в мыслях он строил воздушные замки будущего, где все было окружено ореолом счастья:
      — Я  обязательно вас привезу в эти края.  Покажу настоящую красоту райской природы: — продолжал размышлять он.
 Солнце поднялось над головой, Иосиф заметил, что дорога перед ним словно растворилась. Вокруг одна галька и песок. Лишь  чуть заметные копытные следы говорили, что существует тропа, и надо следовать по ней. Легкое настроение исчезло, и с ним рассыпались замки из песка. Постепенно тревожное чувство все сильнее било в колокола:
      –Куда идти?
       Все пейзажи похожи друг на друга. Он, будто, колесил вокруг, да около. Оказался в заколдованном круге, топчась на месте. А слегка заметная дорога то поднималась вверх, то скользила вниз. Убежали и звуки реки. Он оказался в полном безмолвии. Чувство одиночества нахлынуло с прежней силой. То ли солнце припекало с перламутровых небес, то ли волнение горячило  тело, но пот катил по впалым небритым щекам.  Русые волосы прилипли к прямому упрямому лбу. Губы алели и пересохли. Постоянно мучила жажда. Он часто останавливался и прикладывался к фляжке с теплой водой, от которой еще больше хотелось пить.
      –Где же люди? Хоть бы единая душа появилась на горизонте! — выпив глоток, выругался  и присел передохнуть. В голову лезли самые страшные мысли: — Не думал, что таким окажется мой конец, печальным и безымянным: — и поднялся с теплого камня, который был в данную минуту таким удобным, что не хотелось вставать. Тело ныло от усталости.  Пропало желание двигаться дальше.
      — Господи! Помоги своему грешнику: — взмолился Иосиф, поглядывая на снежные вершины, утопающие в пенистых облаках.
      — Горы! Где же твои прохлада и милость? Солнце припекает.  Ветерок бы  послали.
               
                -11-      
          
        И вновь впереди каменистая тропа, идущая, куда-то вверх, по направлению к острым скалам. Там, казалось Иосифу, будет найдено спасение. Шагая, с огромным рюкзаком за спиной, он выглядел маленьким муравьем. Куда стремился этот человечек? И найдет ли то, чего ищет? Быть может, величавые горы поглотят его в своей могучей массе. И он, как насекомое, исчезнет в огромном океане бездушия и одиночества.
Скоро солнце спряталось за спину, и перед ним по земле поползла длинная серая тень. А цель, к которой он стремился, не приближалась.
      — Видно, придется заночевать на открытой местности: — подумал Иосиф, вытирая с лица крупные капли пота. Усталость так давала о себе знать, что ему было все равно, что с ним случится. В душе и теле жило огромное желание сбросить рюкзак и упасть замертво на землю. А солнце словно дразнило и играло с уставшим путником. Оно то пряталось за горами, то вновь подмигивало своим оранжевым оком. Только теперь лучи становились более прохладными, и стало легче шагать.
      Приближаясь к  горе, до слуха Иосифа донеслись непонятные тяжелые звуки. Что-то с силой падало и разбивалось, словно о дно огромного сосуда. Любопытство прибавило силы. До цели оставался еще один перевал. Без передышки он, наконец, приблизился к невысокому обрыву. И тут перед Иосифом распахнулся удивительной красоты пейзаж. Осталось спуститься вниз и оказаться у хрустальной косы водопада. Некоторое время, он задержался на возвышенности. Сверкающие брызги воды играли радугой в лучах заходящего солнца, околдовывая своим сказочным великолепием. Подобного чуда ему не приходилось еще встречать. Сбросив рюкзак с плеч, усевшись на землю и обняв острые колени, он не переставал любоваться мудрым творением природы.
Солнце быстро угасало и там внизу становилось хмуро. Иосиф, волоча за собой рюкзак, сбежал вниз к шумной реке.
      — Вот здесь-то и найду себе приют на ночлег! — воскликнул он, приближаясь к реке: — Спасибо, Господи! — и свернул к водопаду, где у подножья все бурлило и кипело белой пеной. Оставив рюкзак на расстоянии, он спустился к воде. Умывшись и напившись холодной живительной влаги, Иосиф словно воскрес заново. К нему вернулись силы и стремление победить невзгоды жизни. Теперь необходимо найти место, где можно было бы максимально отдохнуть. Тут он заметил в скале за водопадом небольшое углубление. К нему вела широкая тропка. Держась спиной к отвесному месту, он проник в тайник. В нем было довольно просторно и уютно. Даже водяная пыль мало залетала, и было почти сухо.
      
                -12-

        В горах темнеет очень быстро, и тут же окутывает прохлада. Чтобы согреть камни, не дожидаясь полной темноты, Иосиф набрал как можно больше хвороста и разжег костер в углублении. Пока огонь разгорался,  наломал хвойных веток для постели. Готовясь ко сну, не переставал благодарить Бога за предоставленный удачный второй ночлег. Отужинав, он постелил спальный мешок и с головой нырнул в него. Где-то за полночь его разбудил раскат грома и яркие вспышки молнии. Магический свет разрезал темноту. Надвигался дождь. Скоро за падающей водой водопада, хлынули косые полосы дождя. Вглядываясь через всполохи молнии в черноту ночи, он опять благодарил Бога за уют и спасение. Постепенно шум убаюкал сознание, и он утонул в забытье. И только очередной раскат будил и возвращал в реальность. Порой казалось, что вот сейчас рухнет скала, и он останется под ней. Или как песчинка смоется и смешается с грязью в свирепом потоке воды. В эти минуты Иосиф вспомнил Лидуську.  Не переставал удивляться предусмотрительности женской интуиции. Радовался, что не обрек ее на такие трудности.
       — Сколько бы она, бедная, настрадалась бы со мной: — прошептал он.
       Как только, на сером небе загорелась утренняя зорька, Иосиф выбрался из укрытия. Кутаясь в теплый шарф и поеживаясь от холода, он попытался разжечь костер. Необходимо приготовить кипяток для кружки чая. Но, увы!… Весь хворост намок и не желал разгораться. Собрав пожитки в рюкзак, Иосиф отправился в путь. Вскарабкавшись по скользкому склону наверх, он оглянулся и тут увидел интересную картинку: На водопой сошлись рогатые и кошачьи животные. Иосиф порадовался за себя, что не оказался возле них. Неизвестно чем могло бы закончиться.
Определив дальнейший путь по компасу, он разыскал еле заметную тропу. Взял курс на юг. Идти было трудно. После   дождя, дороги не было видно. Приходилось передви-гаться наугад.
      Наконец над землей разгорелось утро. Молочный туман окутал округу. Иосиф оказался в замкнутом пространстве. Пришлось идти только по компасу. С первыми лучами туман стал рассеиваться. Вновь обнажились остроконечные горы.
Вдали он увидел, как по горной местности прыгало семейство диких козлов. Взрослые уверенно переходили от выступа к выступу. За ними боязливо следовал молодняк. Вожак грациозно повернул  рогатую голову в их сторону, как бы командуя не отставать. Скоро животные скрылись.  Иосиф, вздохнув, пошел дальше. Наконец, вышел к широкой долине, где текла извилистая река. Около неё раскинулось продолговатое, серповидное озеро.
       Иосиф знал, что в горных долинах озера могут возникать очень быстро. Иногда  появляются в связи с обвалами, вызванными сильным землетрясением. Со временем дно озера заполняется галькой, песком, которые несутся с гор вместе с талой водой.
У берегов встреченного озера теснились растения с плавающими на воде плотными и широкими листьями. Иосиф попытался спуститься к воде, но почувствовал у берега толстую плавающую подушку, прикрытую сверху небольшим слоем почвы.
       — Э-э-э! Нет. Гиблая топь: —  и отказался от  решения умыться.
       Продуктов в рюкзаке оставалось очень мало, а дорога неизвестная, и он отказался от перекусывания. И вновь длинный мучительный путь. А время играло по своим правилам и законам. Не заметил, как солнце перевалило за полдень, а там уже и кончится день.
      
                -13-

       Все это время он двигался вдоль реки. Казалось, что она-то непременно должна привести  в Китай. Тело и ноги ныли от усталости.  Солнце быстро клонилось к закату. С каждым шагом приходило в голову искать место для нового ночлега.
Путь стал длиннее. Река то бесконечно петляла, среди  непроходимых кустарников, то терялась в густых заросших высоких лесах. Чтобы избежать встреч с дикими животными, он обходил подозрительные места по возвышенностям. Этим самым прибавлял себе лишние километры. Наконец, заметил у реки ровную зеленую поляну, где можно отдохнуть и напиться холодной воды. Иосиф поспешил туда. Берег оказался пологим и удобным. Умывшись, он подумал о костре, но от усталости не хотелось двигаться. Прислонившись спиной к толстому стволу старого развесистого дерева, задремал. Очнулся, когда солнце то тускнело, то светилось какими-то си-ними лучами. Увидев «игру» солнца,  вспомнил Жюль Верна, который в своем романе «Зеленый луч» красочно описывал чрезвычайно интересное оптическое явление, названное зеленым лучом. Оно заключалось в том, что солнце, перед тем как исчезнуть за горизонтом, дает вспышку ярко зеленого цвета.
       Из глубины веков до нас дошло народное поверье, будто бы в дни некоторых церковных праздников солнце то светит ярче обычного, то, как бы мигает, отпрыгивает, испуская ярко-зеленые, а иногда и синие лучи. Увидеть такую «игру» в народе считалось особым счастьем. Появление зеленого луча  также слыло предвестником хорошей, сухой погоды. Если же вспыхнет еще и синий луч, можно ждать исключительно ясный день.
       — Ну и, слава Богу: — подумал Иосиф.
        Он поднял голову и увидел на дереве с молодой листвой разветвление. Посреди трех толстых коряг была впадина в виде кресла: — Хорошо бы устроиться на ночлег, — проговорил он вслух, обходя и обследуя ствол со всех сторон.
        Подвесив на одно плечо рюкзак, вскарабкался на облюбованное место. Чтобы дать отдых ногам, снял сапоги и поставил на большой сук. Вытащил спальный мешок из рюкзака. Долго копошась, залез в него. Свернувшись калачиком, попытался снова заснуть. Но от голода в животе урчало, и сон не приходил. Некоторое время боролся с собой, объясняя и убеждая, что не стоит думать о еде, но все же пустой желудок победил. Он достал сухую корочку и, запивая водой из фляжки, съел ее. И только после этого почувствовал слабое облегчение.
       Уснул, когда сумерки легли на водную гладь.  По окрестности поплыла весенняя прохлада.
      
                -13-

      Как только на востоке заиграла зарница, Иосиф открыл глаза. Тело ныло от неудобной лежанки, где приходилось спать, полусидя, то со спущенными ногами, то поднятыми высоко на корягу. С огромным усилием, держась, чтобы не свалиться с трехметровой высоты, он выбрался из спальника. Достав сапоги, сбросил на землю. И когда они грохнулись, Иосиф увидел, что из одного выползла небольшая змея. Оглушенная тварь вначале проделала несколько извивающихся пируэтов, и только потом быстро уползла в траву.
       — Господи! Я спал по соседству со змеей. Хорошо, что не сунул ноги здесь, на дереве: — со страхом подумал Иосиф. — Спасибо, Господи! Ты спас меня от укуса: — и, сбросив остатки вещей, спрыгнул на землю. Он много раз тряс свои сапоги, боясь, что обнаружится еще какая-нибудь животина. И убедившись в безопасности, сунул ноги в обувь.
      Утро было холодное, но ясное. На небе ни единого облачка. Воздух звенел прозрачностью. Стояла умиротворенная тишина, будто земля еще находилась в дремоте. Над всей окрестностью лежала божественная печать благодати. И лишь в спокойных водах заводи отражалось серое небо.  Иногда водная гладь ловила утреннюю зарницу, играя мелкими сверкающими звездочками. Красота,  вливала живительную силу в тело Иосифа, очаровывала душу:
   — Чуден мир! Восход прекрасен,
     Как по сердцу мчатся кони.
     Хочу собрать я все в ладони.
     Но горько мне. Ответ не ясен.
     Откуда в красоте такой
     Живет жестокий мир иной? — вдруг пришли на ум слова, придуманные восхищенным сердцем. Иосиф и раньше занимался сочинительством. Но стишки были не выстраданные, легкие и даже сумасбродные. Но эти строки пришлись по душе, и теперь он повторял их, как молитву. Немного постояв, Иосиф спустился к воде. Наклонившись над зеркальной гладью, увидел свое отражение. Оно было чужое, обросшее темной густой щетиной. На голове длинные густые нечесаные волосы. Глаза впалые и болезненные. Острое лицо обветренное, потерявшее юность. Иосифу стало грустно:
      — Увидела бы сейчас Лидуська, разочаровалась бы во мне: — решил он, умывая лицо.
      И опять дальняя дорога. Иосиф окончательно потерял интерес к очертанию вершин, напоминающих спину дракона. Теперь больше смотрел на   сапоги, которые пришли в негодность.
       — Пока дойду до места, останусь босым: — говорил он сам с собой: — Ничего. Переобуюсь в туфли. Жалко. Они у меня одни единственные и неповторимые: — шутил он, улыбаясь: — Только бы благополучно дойти живым. А то и туфли не понадобятся.
      
                -14-

        Две последующие ночи Иосиф провел у костра в полудремоте. А с рассветом отправлялся в путь. На шестые сутки, совершенно выбившись из сил, с трудом переставлял ноги. Как бы ни было трудно, придерживался реки. Найдя хорошую поляну, он, наконец, решил передохнуть. Не снимая рюкзака с плеч, опрокинулся на спину. Долго лежал без движения. В душе и мыслях было полное безразличие. Силы окончательно покинули его, и было все равно, что с ним произойдет. Из продуктов осталась одна единственная консервная банка. И стоял вопрос: открыть или нет? Все же решил покончить и с ней, а потом … будь, что будет. Управившись с двухсотграммовой рыбной продукцией, тут же заснул. Очнулся, когда солнце перевалило за полдень.
       — Ну и ну. Вот дал, так дал. Надо срочно отправляться в путь: — подумал Иосиф, и хотел подняться, но тело не желало подчиняться. Оно стало ватным. В голове шумело. Округа раскачивалась, словно сидел на качелях: — Что со мной? — испугавшись, сделал вторую попытку, но ноги подкосились, и он рухнул на землю. Рюкзак показался таким тяжелым, будто, набит камнями.
       Собрав последние силы, Иосиф встал на ноги. Покачавшись на месте, рюкзак вновь опрокинул его навзничь. И сколько бы не делал попыток, не мог преодолеть силу тяжести за спиной. Но и освободиться от него тоже не было сил. При каждом падении терял сознание. И когда приходил в себя, все больше убеждался, что борьба за жизнь бесполезна. В мозгу сверлило последнее желание: 
       — Только бы смерть была мгновенной.
        После каждого забытья Иосиф прощался со всеми близкими людьми, которых любил больше всего на свете. Он лежал на рюкзаке, высоко запрокинув голову. Исхудалое бородатое лицо еще больше заострилось. Прямой нос вытянулся. Длинные ресницы плотно сжаты. Тонкие брови, как два черных крыла, застыли в неподвижности. Светло-русые волосы растрепал речной ветер. Обветренные губы алели на мраморно бледном красивом  лице. В его чертах сквозило спокойствие и одухотворенность. Не было ни страдания, ни сожаления. Он словно, подошел к последней черте жизни. Распла-ставшееся тело и уставшая душа не сопротивлялись смерти.
       В очередной раз пришел в сознание, когда чья-то огромная мохнатая морда ткнулась своим влажным носом в его лицо. Потом лизнула. Иосифу сейчас была безразлична собственная гибель. Он так устал всем своим существом, что не видел никакой разницы, когда наступит конец.
       Может быть, так бы и произошло, если бы не счастливое обстоятельство. Это безжизненное тело случайно нашла собака, а потом привела за собой хозяина.
               
                -15-
                -  II  -

Иосиф открыл воспаленные глаза. Перед взором раскрылся  ровно выбеленный потолок. Быстро перевел взгляд на такие же  стены.
      — Где я? В раю? — и мгновенно окинул взглядом просторную, почти квадратную, комнату. Особенно привлекло внимание прямоугольное окно, которое было расположено высоко над глиняным полом. Через него падал мощный пучок ослепительного дневного света. В комнате находились две деревянные лежанки, на одной из них, лежал он. Постели застелены шкурами  животных. И только сейчас Иосиф заметил за грубо сколоченным столом, сидящего мужчину, который уткнулся в газету. Незнакомец не обращал на него никакого внимания. Воспользовавшись обстоятельством, Иосиф принялся рассматривать широкоплечего человека с крупным, до синевы выбритым лицом, массивным подбородком, тонкими губами, прямым острым носом. Его высокие широкие брови то поднимались при чтении, то хмурились. С поволокой глаза быстро бегали по газетным строкам.
       — Кто он? — молча, разглядывая, подумал Иосиф. По манере сидеть и строгому виду, этот коренастый крепыш, показался ему военным. Да и руки явно не крестьянские и не рабочие, хотя слегка огрубевшие.
        Незнакомец, оторвавшись от газеты, повернул лобастую голову в сторону гостя. И Иосиф увидел серые глаза, сияющие добротой. Его пухлые щеки расплылись в улыбке.  Басистый голос спросил:
         —Проснулись? Наконец-то мой юный гость воскрес. Ну и мастак же вы спать. Двое суток оттрубили.
         —Как двои суток? Неужели? А как я оказался в ваших хоромах?
         Уловив, последнее слово, незнакомец рассмеялся:
         — Вы верно подметили. Хоромы. В наше бешеное время любое жилье кажется дворцом. Рассказывайте. Как вы попали в наши края? Хотя, … погодите, … Могу догадаться и сам. Вы от кого-то бежали?
         — Почему? — удивился Иосиф.
         — Да потому …. По вашему виду можно сказать, что вы из интеллигентной семьи. И второе. … Если русскоязычный, то из России. Нашей матушки земли, где творится, не пойми что.
         — Вы угадали, — и Иосиф тяжело вздохнул, оставаясь лежать в постели: — Вот только я, кажется, заблудился. Скажите … Я снова в России?
         — Нет! Вы недалеко от Китая. Можно сказать, на его территории. Только в горах.
         — Слава Богу: — и Иосиф попытался встать. Но почувствовал, что тело  не желало шевелиться: — Все болит.
         — Турист из вас не получился. Наверное, не ходили на длинные расстояния. По вашей бледности, видно … Вы  питались слабовато.
         — Не то слово. Даже очень …– и Иосиф улыбнулся: — А что со мной?
         - Вы потеряли сознание от истощения и усталости. Хорошо, что мой Рекс  нашел вас. А то бы неизвестно что с вами произошло бы. Здесь много разного зверья. И остались бы от вас « рожки, да ножки».
         — Спасибо Рексу и вам, пребольшое спасибо. Я обязан вам своей жизнью.
         — Да, ладно. Четыре года тому назад я сам был в таком же положении.        Правда, мне было немного проще. Нас «путешествовало» двое. Мы оба белогвардейские офицеры.
         — А где второй?
         — Он моложе меня. Когда пришли в Китай, встретил там русскую девицу, из дворянского рода. Женился. Я остался один. Жить было негде. Вернулся вот в эту, пещеру. Когда шли в Китай, случайно нашли её. Здесь  с другом ночевали. В моем распоряжении время было много. Вот и решил строить себе «дворец». Комната одна. Но здесь есть печка, две лежанки. Все выстроил из местного материала: дерева и камней. Цемент приобрел в Китайском городке. А глины и песка здесь навалом. Река рядом. Кстати,  водится отличная рыба.
        — Вы сказали, что комната одна. А я вижу еще одну дверь.
        — А-а-а, — и хозяин громко рассмеялся: — Там, милейший, у меня купальная комната и туалет. Зимой выходить на улицу холодно.
        — Но для этого нужна вода. Где берете?
        — А для чего у человека голова? С этой горы спускается чистейшей воды водопад. Из него  соорудил водопровод. Но для устройства этого сооружения потребовались трубы. Вот их-то собрал на свалке города. Из всего придуманного  получилась «светская» квартира со всеми удобствами: — шутя, рассказывал хозяин, накрывая на стол:
       — Я ставлю много мяса и бульон. Вам, дорогой мой, советую обойтись пока только мясным бульоном. И небольшим кусочком мяса. Лучше всего, … плотнее покушаете через несколько часов. Иначе … ваш желудок даст о себе знать. Сможете подняться? — обратился  мужчина к гостю.
       —Постараюсь, — ответил Иосиф, сбрасывая с себя медвежью шкуру,  которая была вставленная   в белую ткань: — Спасибо вам. Вы так добры ко мне. Даже раздели до нижнего белья.
        — А что же  оставалось делать? Раздеть не составило труда. Вы были беспомощный, как младенец. А теперь, … если вас не затруднит, … в другой комнате есть умывальник и полотенце. Можете освежиться. Вот умыть я не решился: — и хозяин опять улыбнулся.
        — Господи! Вы не представляете, как я вам рад. Словно оказался в раю, — отправляясь во вторую комнату, проговорил Иосиф.
        – Вечером нагрею воды для купания! – крикнул вдогонку хозяин.
        — Отлично. Большое  спасибо, за беспокойство: – возвращаясь с мокрым лицом и полотенцем в руках, Иосиф проговорил: — Вы удивительный человек. У вас инженерный склад ума.
        — Спасибо за комплимент. Но могу похвастаться. У меня есть и собственные животные. И у них есть свой водопой. Вот только весной частенько нас затопляет. Водопад становится сильнее: — рассказывая, хозяин показал Иосифу на табурет:
        — Прошу. Надо теперь подкрепиться.
         Увидев пищу, глаза гостя заблестели радостью. Откуда-то вернулись силы и он, как мальчишка, запрыгнул на сидение. Потирая руки добавил:
        — Наконец-то поем. Как же я сильно изголодался. Смог бы съесть целого барана. Но, …увы …. Послушаюсь вашего совета.
        — Налегайте на бульон. Пейте прямо из кружки. Накладывайте немного мяса. Извините за ограничение. Для вашего же блага. Вот лепешки. Собственного приготовления.
       
                -16-

       Скоро два счастливых человека, но каждый по-своему, весело болтали. Разговаривая, не заметили, как познакомились. Теперь Иосиф знал, что незнакомца звали Николаем Степановичем, и ему сорок лет. В России у него родных не осталось. Кого-то арестовали и пропали без вести. Иные бежали кто куда, за границу. Дворянское, старинное гнездо разграблено и уничтожено.
        — Если бы Вы знали, как я рад, что Бог послал Вас в мое убогое жилище. Вы украсили мое одиночество. Оставайтесь со мной. В комнате две лежанки, два табурета и посуды-то тоже по две. Нам достаточно. Вы не видели еще мое хозяйство. Я не сидел, сложа руки. В пещере смастерил отличный загон. Там у меня штук десять коз. На столе всегда есть молоко пресное и кислое, брынза и мясо. Из реки получаю рыбу. Только за мукой приходится ездить в Китай. Вернее, в город. Научился печь лепешки пресные и кислые. Вы не поверите, что у меня есть и жеребец. Я его купил малышом. Спросите, где беру деньги? Периодически отправляюсь на заработки. Работаю грузчиком. Получаю наличными. Отсюда и продукты, и одежда, и все остальное. Пока Бог дает здоровье, использую себя по возможности. Но не думайте, что перераба-тываюсь. Большую часть обустраиваюсь здесь, дома. Я в своих уделах, сам царь и господин. И не надо пресмыкаться ни перед каким китайцем. Мы для них второсортные люди. Оставайтесь со мной. У нас с женой никогда не было детей. Я военный, был всегда в строю, как говорится. Все было некогда. Да и жена любила праздную жизнь.
          — А где она?
          — Со своими родными бежала за границу. Я был в части. Мне потом рассказали. Вам двадцать лет. Вот такой же должен быть и у меня сын. Если останетесь и пожелаете, … будете мне, как сын.
          — Для меня большая честь быть вашим сыном. Я очень счастлив за предложение. Примите мое согласие во всем. Постараюсь быть примерным сыном и младшим верным другом: — и Иосиф, обойдя со спины сидящего, поцеловал, в знак благодарности, в гладкую щеку человека, который предлагал ему то, чего он лишился в России.
          От волнения Николай Степанович, смахнул со щек  скупую мужскую слезу:
          — Чего-то я совсем расклеился, — проговорил он тихим голосом.
          Иосиф вернулся на свое место. Некоторое время они сидели молча. И тот и другой тайком вытирали мокрые глаза. Родственные души, с одинаковой судьбой, нашли друг друга. Им было о чем плакать.
          — Вот и ладно. Вы не представляете, как я счастлив. И благодарю Бога, что не оставил меня в одиночестве. Послал мне великую радость: — приглушенным голосом, как молитву, произнес хозяин.
          — Взаимно. Если бы не вы, … меня бы уже не стало. Вы дали мне второе рождение: — и Иосиф вздохнул. Чтобы перевести разговор на другую тему,  подняв голову, спросил: — Электрическая лампочка под потолком для красоты?
          — Ну что вы! У меня есть движок, который вырабатывает ток. Кроме генеральских погонов, я еще имею диплом инженера. Имея голову на плечах - грех не использовать ее. У нас все, как у людей: — уже бодрым, чуть хвастливым голосом, ответил Николай Степанович:
          — Вы, мой юный друг, рассказывали, что шли вдоль реки, ориентируясь на ее течение: — и подняв указательный палец, воскликнул: — Правильно делали! Тоже  голова варит, хотя и молодая. Я могу только добавить, что река, которая вас вела, является притоком самой большой реки Китая Янцзы, или Янцзыцзян. Одна из крупнейших рек в мире. По длине уступает лишь Миссисипи и Нилу. По запасам энергии только Конго и Амазонке. Бассейн Янцзы занимает пятую часть территории Китая. Если бы вы не потеряли сознание, то приток непременно привел бы вас в Китай.
Заметив, что хозяин при разговоре величал его на « вы», Иосиф, стесняясь, попросил:
         — Николай Степанович, извините. … Очень прошу. … Называйте меня на « ты». Мне, как-то не ловко, слышать от вас на «вы».
         — Хорошо, дорогой мой! Согласен: — и заметив, что гость уже ничего не кушал, добавил: — Ложись, отдыхай, а я буду греть воду для купания: — накрывая  остатки пищи белым полотенцем, предложил он.
        — А чем греете? Дровами или электричеством?
        — Конечно, греет мотор. Мой помощник. Сейчас услышишь, как заработает движок.
        — Николай Степанович, а где Рекс? Мой первый спаситель.
        – Он на работе.
        — На какой такой работе? Шутите?
        — Вовсе нет. Он пасет коз и коня. У меня две собаки. Обе отлично справляются. Вечером всех животных приведут прямо в загон. Пока греется вода, я отнесу моим пастухам еду. Уже полдень и, они наверное, проголодались.
        — А какой породы Рекс?
        — Рекс — водолаз. А вторая овчарка. Зовут Шарик. Такой шустрый. Он, главным образом, бегает, чтобы козы не разбегались. Рекс - как повелитель. Я всегда смеюсь над своими забавными питомцами. Они отлично уживаются и понимают друг друга. Домой возвращаются всегда в одном варианте. Первым идет конь. Зовут Ветром.  За ним бегут козы. И можете представить? … Никогда не отстают. Конь, как вожак, всегда оглядывается. Если какая-то коза сбрендить, он останавливается и ждет. Шарик занимает позицию подгонялы, а Рекс, как бы замыкающий. Скоро сами увидите эту процессию и будете смеяться. Очень интересная картинка.
        — А зимой чем кормите?
        — Сено заготавливаю, кошу. Его здесь хватает. У меня есть и телега.
        — Вы что, на мясо своих коз забиваете?
        — Ну что ты! Разве можно такое добро переводить? Да и как можно убивать тех, кого приручил или выращивал? Мясо добываю на охоте. Тут диких коз полно. Я, главным образом, стреляю в козлов. Они крупные. Мясо хватает надолго. Шкуру обрабатываю. Ты спал на козьей шкуре. Не почувствовал? Потому что поверх лежит простынь. А одеяло, которым укрывался, из медвежьей шкуры. Медведя случайно убил. Он напал на меня. Я чуть не промахнулся. Тогда бы … хана была. Но я успел первым. Я в дупло за медом полез, а медведя не заметил. Он поблизости находился. Дупло, видно, принадлежало ему. Вот и встретились два любителя на дармовщину. Что оставалось? Кто кого. Одному повезло больше: — собирая в сумку еду для собак, рассказывал Николай Степанович спокойным басистым голосом.
      В этом человеке осталась только военная выправка, прямая и подтянутая, да выгоревшая генеральская форма. Но по доброте голоса можно понять, что он пережил не одну душевную боль. Она уничтожила только офицерскую спесь, но не сломила военный дух.  Остался и по жизни солдатом, который достойно теперь сражается с невзгодами.
         — Николай Степанович, вы мало спрашиваете о моей жизни. Почему?
         — Да потому, что слишком больно вспоминать. Давай, мой юный друг, будем жить только настоящим. До тех пор, пока позволит нам сам Господь Бог.
         — Хорошо. Я согласен. При том, … что толку плакать. Прошлое вряд ли вернуть: —  слукавил Иосиф, чтобы не причинять старшему другу дополнительное страдание.  А сам не переставал думать о Лидуське и будущем ребенке. Где-то в глубине души хотелось верить, что когда-нибудь они  воссоединятся и обретут полное семейное счастье. А пока должен настраивать себя на предстоящие испытания и благодарить Бога, что не погиб в горах.
                -17- 

      В новой обстановке время превратилось в мгновенье. Для вселенной год–два не играет большого значения. А для молодого человека - ближе к возмужанию, зрелому - к старости. Иосиф не заметил, как ему исполнилось уже 22 года.
Теперь жизнь его текла ровно и без особых усилий. С каждым днем все больше и больше привыкал к сельскому труду. Даже научился доить коз и косить сено. К новому жильцу быстро привыкли и животные. За два года, признали его, как второго хозяина. Иосиф во всех делах старался подражать и помогать Николаю Степановичу, а тот, по-отечески относился к названному сыну. Жизнь проходила в гармонии двух людей, нашедшие приют у природы, с которой старались жить так же по - совести.
Вечерами они вслух читали газеты, приобретенные в городе. Громко обсуждали все новинки, происходящие в Китае.
        — Иосиф, послушай, что пишут! — возмущаясь, воскликнул Николай Степанович: — Китайцы не на шутку решили освободиться от Японии, — и, бегая по строчкам глазами, воскликнул: — Стоп! Нашел! «Коммунистическая партия Китая активно боролась за создание единого национального фронта против японских захватчиков. Уже в декабре 1935 года Центральный Комитет партии принял развернутое решение по-этому вопросу. И в январе этого года, т.е. 1936, командование Красной Армии обратилось к солдатам и офицерам гоминьдановских войск с призывом создать объединенную анти японскую армию. Месяц спустя главные силы Красной Армии выступили из провинции Шэньси на восток, готовясь в дальнейшем развернуть борьбу с японскими оккупантами в Северо-Восточном Китае. Но им преградили гоминьдановские войска. Армии пришлось отступить. Центральный Комитет партии и командование Красной Армии направили Гоминдану телеграмму, в которой предложили «прекратить военные действия и общими силами дать отпор японской агрессии»: — прочитав, последние строки, Николай Степанович тяжело вздохнув, добавил: — В России война, и в Китае война. Кругом проливается кровь. Хорошо, что мы, с тобой, не на учете и не придется вновь воевать.
Иосиф, сидя за столом напротив, чистил картофель, ловко орудуя маленьким ножом. Пока говорил старший, он молчал. После короткой паузы вставил свое соображение:
       — Кроме войны с Японией, в Китае продолжается и гражданская война. Народ обнищал. Кругом голод, а газеты восторженно описывают о достижениях Коммунистической партии. Не пойму я руководство этой партии, которая не думает о народе: — и со злостью бросил очищенный картофель в кастрюлю с водой. Холодные брызги тут же разлетелись в разные стороны. Николай Степанович с удивлением посмотрел на Иосифа: — Извините. Я от досады: — краснея, отговорился виновник.
       — Ничего. Понимаю тебя. Я как бывший военный, любые события воспринимаю проще. Политика. Политика меня больше не волнует. Хотя … признаюсь, я тоже не понимаю линию новой партии. Ее восторженные лозунги, восхваление своих достижений в то время, когда трудная обстановка в стране: — и, отложив газету в сторону, принялся помогать резать картофель: — Будем жарить? — спросил он, не глядя.
       — Можно и жарить, — согласился Иосиф.
       — А мясо будем добавлять?
       — Тогда лучше сначала обжарим мясо, а потом кинем картофель.
       — Ты совершенно прав, — и Николай Степанович по-ставил на огонь глубокую сковороду.
       На дворе стоял холодный апрель. В комнате было тепло и уютно. Здесь жила чистая доброта и взаимопонимание. Не генетически, но они чувствовали себя, как отец и сын.
       — Ты доделывай работу у плиты, а я пойду дам сено скотине. Они из-за холода вряд ли наелись на поляне: — опуская, засученные рукава старой гимнастерки, проговорил Николай Степанович.
      — Стоп! Стоп! Пока вы ходили за дровами, я уже накидал сено животным. И воды в бадьи налил. Так что, отдыхайте. А с кухней я сам разберусь.
      — Спасибо, сынок. Чтобы я делал без тебя: — с довольной улыбкой, проговорил Николай Степанович.
      — Вы говорите так, словно, без меня бы не управились. Льстите, старина. При мне живете только два года, а до меня  - четыре.
      — Но все же … приятно, когда кто-то помогает: — и, распахнув дверцу печки, кинул сухие паления в затухающий огонь: — Пусть горят. Теплее будет в комнате:       Дрова, охваченные пламенем, весело затрещали, и в крупное лицо вырвался жар: — Хорошо горят! – радовался Николай Степанович.
      
                -18-

      Иосиф хлопотал у плиты. Он бросил козье сало в накалившуюся сковороду. Оно зашипело, и по комнате разлился аппетитный запах. Затем положил нарезанное кусочками мясо. Ещё сильнее защелкало  и заговорило другим голосом. Закрыв, покрышкой, он полез в шкаф:
         — Сейчас  достанем сухой укропчик, петрушку и всякую всячину из китайского специя. Еще лучку, побольше. Будет вкуснятина: – приговаривал молодой повар.
         Готовя обед, Иосиф раскраснелся. Расстегнутый ворот коричневой рубашки раскрывал его загорелую шею. Давно исчезли его тонкие  черты лица. От сытой жизни они  округлились и стали еще привлекательнее. Мужая,  изменился так же и телом.  Старенькие брюки плотно сидели на его попе.
         — Надо бы тебе новые брюки купить. Из этих ты окончательно возмужал: — заметил Николай Степанович. — В следующее воскресенье поедем на рынок. Продадим немного картошки и купим тебе обнову.
         — Не беспокойтесь. Я и в этих еще похожу. Посмотрите! Как красиво я научился штопать. Заплаты на коленях почти не видно.
         — Не смеши меня. И не спорь. У нас остались деньги от прошлой разгрузки. Так что хватит и на рубашку: — настаивал Николай Степанович, продолжая  перекидывать газетные листы.
         — Как скажете. Так и будет: — соглашался Иосиф, пробуя жаркое. — Как вкусно. Просто объедение, — и облизал алюминиевую ложку.
         — Ну, что? Надо накрывать на стол, мой дорогой поваренок? — шутил Николай Степанович, бросая газету на постель.
         — Так точно! Накрывать, мой генерал. Обед готов, из-вольте кушать. Чай тоже кипит.
         — Картошечка хорошо подрумянилась, — накладывая в чашку, радовался Николай Степанович: — В прошлом году много картошки уродилось. Надо и в этом году посадить как можно больше.
         — Посадим. Все в наших силах, — подставляя табурет к столу, поддержал Иосиф.
         За ужином два человека много смеялись, шутили и болтали о разных вещах, но никогда не рассказывали непристойных анекдотов.
         — Этой весной возле пещеры мы должны смастерить парник для овощей. На дальнем огороде, у реки, посадим только картошку. Сажать зелень не будем. Там дикие козы все съедают, — и Николай Степанович вытер от смеха слезы.
         — Однако мы все равно смогли на сушить зелень на зиму.
         — Но салат-то весь ободрали.
         — Зато огурцы попробовали и на зиму насолили.
         — С парником больше надежды. Сохраним от коз, зайцев и хорьков. Правда, от медведя трудновато уберечь. Но все же, парник надежнее.
         — Вы правы, и я полностью согласен. Но где возьмем  стекло?
         — Я видел в одном маленьком магазинчике. Купим, не беспокойся. И потом, … у нас есть ружье. Пусть только сунется. Мы быстро из него сделаем коврик под ноги.
Закончив ужинать, Иосиф собрал со стола посуду и хотел мыть. Его остановил Николай Степанович:  — Оставь! Ты готовил, а посуду предоставь мне. Все должно быть по честному. Согласен?
        — Дело хозяйское. Тогда я ложусь спать. После сытного застолья хочется завалиться на боковую.
        Через некоторое время, погасив свет, мужчины, перебросившись несколькими фразами, заснули.
        Время шло своим чередом. Наши изгои жили  размеренной жизнью. И было бы всё хорошо, если бы…Если бы в мире было спокойно. И жили бы на своей территории. Но здесь была не Россия. И опасность подстерегала  каждую  минуту.
       
                -19-

        Оторвёмся на время от своих героев. Проанализируем двадцатый век. С начала столетия прошло уже почти сорок лет. В историю человечества оно войдет, как кровавое. Особенно для государств Российской федерации и Китайской республики. Словно, над этой частью планеты звезды расположились на войну, чтобы уничтожить множество народа. Какие-то невидимые силы сталкивали лбами два мира добра и зла. Мировое сообщество считает коммунистическую власть сатанинской, которая искореняла не только старый строй, но и убивала все живое в самом человеке.
Оставим глобальные рассуждения. История сама расставит все точки по своим местам. Вернемся к Китайским событиям настоящего времени.
7 июля 1937 года началась Японо-Китайская война. 25 августа расширенное совещание Политбюро ЦК в Лочуане (в провинции Шэньси) приняло «Программу сопротивления Японии и спасения Родины» Она предусматривала всеобщую мобилизацию.
         — Куда деваться нам? — и Николай Степанович тяжело вздохнул: — И здесь, в горах, стало жить не безопасно.
         — Вы правы. Не дай Бог, если нас найдут, расстреляют, как шпионов, без суда и следствия. Что же нам делать? — и Иосиф посмотрел испуганными глазами на старшего, который уткнулся в газету.
         — Будем реже появляться в городе. А на заработки ездить с осторожностью. Избегать патрулей: — и оторвавшись от газеты, обхватив  голову,  добавил: — Сам ума не приложу. Как Бог даст.
         — Может быть, нам встать на учет, как все наши соотечественники?
         — Ты можешь. Но мне, как военному офицеру, не желательно. Я не хочу больше воевать. Не желаю. Кого защищать? Какую власть? Ту, которая разрушала и коверкала чью-то судьбу? Ты скажешь, они китайцы, а не русские? — уже тише заговорил бывший генерал: — Но у них такая же власть, те же порядки, тот же строй. Кто им дал право решать, что человеку лучше, а что хуже? Каждый должен выбирать сам свою дорогу. Из-за разногласия в верхах гибнут мирные люди.
         — Я что-то не пойму. Здесь Япония напала … — уди-вился Иосиф.
         — Но из-за чего? Да из-за того, что одним нужна чужая земля, а другим беспрекословное повиновение и господство в своей стране. Я военный, но я против любой войны, — и он умолк. Раскачивая крупной лысой головой, добавил: — Господи! Что со мной произошло? Я стал какой-то другой. Не пойму сам себя. Если бы вернулась назад жизнь, не пошел бы по военному пути. Лучше бы был крестьянином, — уже спокойно заговорил Николай Степанович.Но в его голосе звучало отчаянье измученного человека, который устал бороться с «ветряной мельницей».
         Дни потянулись мучительно медленно. Отшельники жили в страхе, прислушиваясь к каждому изменению на улице. Собак теперь держали не в загоне с животными, а свободно бегали возле пещеры. Запасы продуктов были заготовлены в избытке и старались не покидать свои уделы. Главным образом, занимались огородами, ловили, солили и вялили рыбу. Охотились на диких козлов, а так же готовили вяленое мясо на зиму. Для животных косили сено. Казалось, все было по-старому, но все же что-то не то. Мужчины притихли и занимались каждый своим делом молча. Долгими вечерами не смешили друг друга. Не звучали интересные истории, над которыми весело когда-то смеялись. Генерал перечитывал потрепанные газеты. А Иосиф забывался за чтением какого-нибудь «избитого» романа -  книгу, которую когда-то приобрел на толкучке русскоязычного квартала.
       
                -20-

        Страшнее всего было то, что Николай Степанович перестал бриться и превратился в дикаря. Спина его сгорбилась, и в сорок семь лет выглядел стариком. Часто вздыхал, кряхтел, словно у него, что-то болело. Иосиф с жалостью следил за старшим другом, но спрашивать о чем-либо боялся. Да и что спрашивать? Этот человек сломался. Жизнь окончательно победила его военный сильный дух. Он только часто повторял:
        — Наше время - огонь, в котором мы сгораем.
        — А мой отец говаривал по-иному: — как-то возразил Иосиф. — «Наше время - спутник, шагающий с нами всю жизнь».
        — Не оправдались слова твоего батюшки. Он рано сгорел в огне времени.
        — Может быть, вы правы. Но жизнь продолжается. Нам Бог помогает выживать, и грех роптать. Не имеем права уничтожать себя собственноручно. Грех! Мой второй батюшка. Грех. Пока ничего страшного не произошло.  Не стоит поддаваться меланхолии: — не выдержал Иосиф и выплеснул накопленное за многие дни.
        — Милый мой, если бы ты знал, как я устал от такой жизни. Впереди ничего не светит. Да еще эта проклятая война. Надоело жить в страхе ожидания.
        — Что же хорошего, если мы будем вечно бояться? Давайте жить, как жили, тихо и мирно. И надеяться, что Бог нас не покинет в беде.
        — Я как-то читал, — вдруг встрепенулся Николай Степанович: — Человек не властен  над своей судьбой. Он рождается с ней и имеет отметину на ладонях. И от судьбы не убежишь. Что предначертано, будет шагать за тобой по пятам всю жизнь. Вот и думай, как дальше жить, — сказал и снова сник: — Прости меня, дружок, что и тебя привожу в уныние. Лучше пойду встречать скотину. Может быть,  вечерний воздух освежит. Мозги мои проветрит, — и хлопнул дверью.
         Шли дни. На дворе стояла осенняя пора. Золото красок  внесло в жизнь новые мотивы. За последнее время в город ездили редко, и Николай Степанович немного успокоился. Но Иосиф по-прежнему с осторожностью разговаривал с ним, не трогая тему о войне. Собрав богатый урожай овощей и заложив на хранение в холодную яму, они часто просиживали на берегу реки. В заводи скапливалось много рыбы, и улов радовал рыбаков. Да и сама природа осени благоприятно действовала на  душу и тело. Особенно приковывали взгляд  желтовато красные кусты, которые отражались в зеркальной воде. Здесь же  плавали листья, как маленькие разноцветные кораблики. А серое небо собирало крикливых птиц. Отсюда оно отправляло их в теплые края. Улетая, вечные странники посылали прощальный свой крик.
        — Наши соседи покидают нас, — промычал Иосиф, кутая шею старым шарфом и пряча концы в телогрейку.
        — Если бы тебе дали крылья, куда бы ты полетел? — вдруг спросил Николай Степанович, дергая удочку, леска которой пошевелилась, то ли от набежавшего ветра, или потому, что попала рыба  на крючок.
        — Я бы?! — и, подумав, ответил: — Полетел бы в те края, где меня ждут, — и, помолчав, добавил: — Если, конечно, еще ждут. А может быть, … уже нет. Все-таки прошло много лет. Как быстро летит время! Моему малышу исполнилось бы уже три года. А он не видел своего отца. А я даже не знаю, кто родился, девочка или мальчик? Жестокая штука жизнь, — и, как бы опомнившись, со вздохом проговорил: — Лететь-то некуда. Везде опасно. Никуда не полетел бы. Здесь остался бы. Здесь есть у меня вы, мой второй отец, дорогой мне человек,— и с горечью улыбнулся.
        — Правда это или нет, но мне приятно слышать. Очень рад, что кому-то еще нужен. Но ты очень молод и красив. Прошлое не вернуть. Может быть, встретишь еще даму сердца и покинешь меня.
        — Она у меня уже была. Другой, не желаю. Где-то, в  душе надеюсь, что когда-нибудь жизнь изменится в лучшую сторону. Власти простят своих беглецов и разрешат вернуться на родину.
        — Сомневаюсь. Даже очень. Мы для них, как бельмо в глазу. Им нужны безропотные рабы. Разве можно руководить теми, кто умнее их. Одно только название говорит само за себя … «рабочая и крестьянская власть» Смех, да и только. К власти пришли не весть кто. А нам придется остаться изгоями. Но лучше оставаться таковыми, чем жить в унижении. Создают социализм. Два мужика придумали коммунистическое общество, а болваны подхватили. Да какой ценой! … Страшно подумать! — раздосадованный Николай Степанович умолк.
       — О каких мужиках вы говорите? — дергая за удилище, спросил Иосиф.
       — О теоретиках, … Марксе и Энгельсе. Два безумца. Конечно, не отрицаю … Их идея не плохая. Но для осуществления нужны были такие же головы, как у них, — генерал притих.  Не мигая, он долго смотрел на воду, где разбегались стальные круги, отблескивая лучистым перламутровым светом.
      
                -21-

        Мучаясь, Иосиф перебирал в памяти, пытаясь найти что-то такое,  что могло бы отвлечь старшего друга от тяжелых раздумий. Но ничего придумать не мог. К его счастью, над водой показались огромные лебеди в белоснежном оперении.
       — Смотрите! К нам гости пожаловали, — перейдя на шепот, произнес Иосиф.
       Затаив дыхание, мужчины следили за красавцами, которые величаво опускались на серебристую водную гладь. Пока стая плавала, выискивая корм, вожак зорко следил по сторонам. Вдруг он повернул красивую голову в сторону рыбаков и, увидев неизвестных свидетелей, зычно подал знак, и тяжелая стая, поднялась ввысь.
       — Все боятся человека, — злобно пробормотал Николай Степанович: – Жизнь такая короткая, почему бы всем живущим на планете  Земля, не жить в мире и согласии.
       — А чем бы мы питались? Травой? Травоядные у нас уже есть. А нас Бог создал всеядными, — не окончив мысль, Иосиф с силой подсек леску: — Ура! Я поймал еще одну! Смотрите, какая крупная рыба! — заорал он что было сил. От крика испуганные  пернатые разлетелись в разные стороны.
       — Мой дорогой друг, вы сильно шумите. Распугаете не только птиц, но и рыбу, — однако, вытащив из кармашка брюк часы, что висели на золотой цепочке, добавил: — А впрочем, … уже пора домой. Скоро обед. Наловили прилично. Часть посолим. Штуки четыре пожарим. Как ты считаешь?
       — Как скажете, мой генерал, — и поднялся с корточек: — Совсем отсидел ноги.
       Пока друзья по несчастью жили в своей «благоустроенной» пещере, тем временем в течение ноября и декабря  1937 года японские войска овладели в Восточном Китае несколькими провинциями. На Севере в Тайюане захватили главный город Шаньси. Переправившись через реку Хуанхэ, они начали дальнейшее продвижение. А 10 января 1938 года японский десант высадился в порту Циндао.
       Китайское население, покинув свои жилища, кинулось в бега. По дорогам тянулись машины с ранеными. За ними двигались повозки с людьми и скудным скарбом. У кого не было лошадей и мулов, шли пешими, ведя детей за руку и неся за спиной поклажу. И вся эта процессия сливалась в плотную серую массу, плывущую неизвестно куда. Лишь бы подальше от бомб и смерти.
      
                -22-

      Поток беженцев Иосиф встретил в городе, стоя в сторонке на обочине дороги. И когда «пешие» поравнялись, он присоединился к ним. Его вид ничем не отличался от этой толпы. В таких же старых шляпах и стеганых  пальто, покрытых простой серой тканью. И никто не обратил на русского человека  внимания. А когда беженцы начали растекаться по городу, Иосиф свернул к русскоязычному кварталу. Здесь, в магазинчиках приобрел необходимые продукты. Рядом, в киоске, купил газету, которую заказывал Николай Степанович. И потом быстрыми шагами отправился вновь за город, где в кустах был привязан конь. Весь безлюдный путь Иосиф с жалостью вспоминал уставшие лица обездоленных людей.  Жалел измученных детей голодом и дальней дорогой.
        Николай Степанович в ожидании нервно ходил возле пещеры. В его голове носились разные страшные мысли. То ему казалось, что Иосифа арестовали, то представлял его раненного, истекающего кровью. Но тут поймал себя на мысли, что в его душе бывшего офицера, всегда рассудительного и немного безжалостного, появилось какое-то новое чувство. Вероятно, такое ощущают отцы, когда поджидают своего ребенка. От этой догадки Николай Степанович улыбнулся:
        — Спасибо, Господи! Ты дал мне возможность почувствовать себя отцом! — и поднял серые глаза к небу. За четыре года под одной крышей он всем сердцем прикипел к этому парнишке и стал считать его своим сыном. А когда на вечернем горизонте показалась знакомая гнедая лошадь, Николай Степанович с облегчением вздохнул.
Подъехав вплотную, Иосиф спрыгнул с коня. Неся в руке вещевой мешок, глянул в лицо Николая Степановича. И увидев тревожное выражение, спросил:
        — Что-то не так?
        — Почему? — с удивлением спросил генерал.
        — Вы какой-то взволнованный.
        — Я беспокоился. Сам знаешь, какое время. Ну, что нового творится в городе?
        — У людей большая беда. Они похожие на наш народ.  Единственная разница, они не покидают своей Родины. Но это и понятно. Бегут-то от внешнего врага. Особенно жаль детишек. В их черных узких глазках слезы и недетская печаль. В основном идут женщины с детьми и старые люди, – заходя в комнату, дрожащим голосом рассказывал Иосиф. Но, увидев на столе приготовленный ужин: чашка с картошкой и в миске квашеные помидоры с огурчиками,  расплылся в улыбке: — У нас сегодня картошка с мясом?
        — Наверное, уже остыла. Подогрею сейчас.
        — Вы ужинали?
        — Нет, конечно. Тебя ждал.
        — Вот и отлично. Я привез свежего хлеба.
        — Мой руки. И за стол. Я тоже голодный! — скомандовал Николай Степанович: — Хотел бы знать, что за сила, ломая судьбы, захватила наши страны? — выкладывая продукты из мешка на стол, возмущался генерал.
        — Не просто сила, а черная сила. Видимо, бесовская, — дополнил Иосиф, возвращаясь из ванной комнаты.
          За столом мужчины долго говорили о войне. А потом, наевшись, читали газету.  Главным образом выискивали, что творилось на фронтах. И особенно о продвижении японских войск. Слушая генерала, Иосиф вдруг заметил, что тот аккуратно подравнял свою рыжую бороду. Теперь она клином торчала вперед. Голова с блестящей лысиной выглядела бы аристократически, если бы  на затылке длинные волосы не были бы схвачены резинкой в пучок.
        — Мой повелитель, не желаете подстричься? Или парикмахера вызвать из Пекина? Прикажите, … все будет к вашим услугам, — шутил Иосиф, широко улыбаясь, обнажив ровный ряд белых зубов.
        — Уберем со стола, и можешь меня «уродовать», — согласился Николай Степанович, продолжая листать страницы газеты.
        — Наконец мой «старик» возвращается к прежней жизни, — подумал Иосиф.
        — Думаю, и самому парикмахеру пора стричься. Если он пожелает, я могу обслужить. Вот только не пойму, зачем он отрастил бороду? Оброс, как бродяга.
        — Подражаю своему учителю, — и хихикнул в «кулак»: — С кем поведешься, от того и наберешься.
        — Нашел, чему подражать. Однако, … приятно. Рад, что могу быть  для кого-то авторитетом, — не  отрываясь от газеты, говорил Николай Степанович:— Послушай, дорогой, что творится в Европе. «Образовались враждебные коалиции капиталистических стран. С 1936 года возник агрессивный блок фашистских государств: Германии, Италии и Японии. Главную роль в этом блоке играет гитлеровская Германия. Ее цель заключается в утверждении германской гегемонии в Европе, захвате территории СССР «до Урала», установление своего господства в странах Ближнего и Среднего Востока и в Африке. Гитлеровская клика планирует сокрушить Францию, Англию, захватить их колонии и создать плацдарм в Латинской Америке для последующего вторжения в Соединенные Штаты. Конечная цель немецких фашистов это завоевание Германией мирового господства», — прочитав эти строки, генерал со злостью заявил:
       — Они что?! Все с ума посходили? Скоро по всей планете вспыхнут военные пожары. Война, как чума, расползается по земле. Смех, да и только. Появился еще один вершитель человеческих судеб. Подумать только… Гитлер желает покорить нашу матушку-Россию до «Урала». Большего придумать он не мог. Я твердо уверен, наш народ даст ему отличного пинка.
        — Однако, печетесь за свой народ, — и Иосиф бросил взгляд на читающего, у которого от злости блестели глаза.
        — Я бежал не от народа. Я против власти советов, которая безжалостно истребила мой дворянский, старинный род. Сталин, как Гитлер, не ведает, что творит. Народ не при чем. Как-никак я кадровый офицер и отлично знаю своих солдат. Они умрут за  Родину, но не отдадут Россию.
        — Может быть, нам возвратиться назад, домой?
        — Ты что?! Хочешь сунуть голову в пасть зверя? Они же без суда и следствия расстреляют. Мы с тобой подождем. Посмотрим, что будет дальше. Гитлер пока еще не напал на Россию.
        — Что ждать-то? Австрия-то уже захвачена. Первая жертва фашистской агрессии в Центральной Европе. Там и рукой подать до России.
        — А что Австрия? Она является «вторым немецким государством», — и Николай Степанович поднявшись, из-за стола, подошел к плите, где стоял чайник. В печи потрескивали дрова, и тянуло теплом: — Давай, попьем лучше еще чая. Тебе налить?
        — Налейте.
        — С топленым молочком?
        — Да.
        — Мед положи сам, — ставя, на стол эмалированную кружку, предложил Николай Степанович. Отпив несколько глотков, он вернулся вновь к чтению: — Малыш, ты прав. Немцы посягают не только на Австрию. Слушай, что сообщает другая статья. «Важнейшим элементом гитлеровского плана установления германского господства в Европе является уничтожение чехословацкого государства. Захват этой страны сулит германским монополиям приобретение богатейших промышленных и сельскохозяйственных ресурсов. В случае нападения на Чехословакию Англия и Франция, которые составляли союз, отказались помогать друг другу. В защиту своей республики в Праге начались массовые митинги. Чехословацкий народ выступил против предательских сговоров своего правительства с фашистской Германией», — прочитав, Николай Степанович отложил газету в сторону и продолжил своё рассуждение: — Невозможно понять. Поистине кровавый век. Почему? Смотри, что творится … Фашистская Италия воюет с Эфиопией. Муссолини рвется подмять под себя и Испанию. Я считаю, надо объединиться всем государствам и дать достойный отпор фашизму. А получается наоборот. Все стараются жить по принципу «моя хата с краю, ничего не знаю». Каждый думает: «Не меня и ладно». С такими взглядами фашизм завоюет всю Европу. Вот тогда-то и придет черед отдуваться России. Гитлер непременно нападет на нее. Молодцы испанцы. Они так просто не сдаются. Не смотрят на правительство, воюют с фашистами партизанским методом.
       — В прошлой газете…помните? Мы читали, что Советский Союз оказал испанскому народу поддержку. Выступил против посылки в Испанию регулярных итало-германских военных частей под видом так называемых добровольцев, — намывая посуду, рассказывал Иосиф.
       Тем временем Николай Степанович стелил себе уже постель:
       — Устал я. Пора на боковую, — простонал генерал: — В Испанию поехать, что ли?
       — Зачем?
       — Помочь народному фронту в борьбе с фашизмом.
       — А что?! Мне нравиться эта идея. Может быть, правда, махнем в народное ополчение? По-моему в русском квартале есть комитет, где желающие могут записаться добровольцами. Говорят, … в Испанию едут со всех концов земли: – и, помолчав, добавил: – Вот только … кому оставим наших животных? Пропадут без нас. Они же выращены человеком и к дикой жизни не приспособлены.
       — А мы подыщем им достойных хозяев.
       — Кого? Медведя? Больше в округе кроме нас - никого.
       — Не волнуйся. Найдем. Отдать добро, дело не хитрое. Было бы что отдавать. Сам говорил, что по дорогам идет « море беженцев».
      
                -23-

        Наконец, время снежной зимовки прошло.  Закончилась холодная пора. В горах снег еще не сошел, но низины полностью оголились. В дневные часы солнце стало припекать по-весеннему. От таянья горных снегов, реки переполнились и стали говорливее. Их грохот устрашающе разносился далеко по округе. На проснувшихся деревьях набухли почки. Воздух налился первым весенним ароматом, и хрустальной чистотой.
       Иосиф отправился проверить знакомые места. Он взобрался на свою любимую скалу. Оттуда  была видна вся окрестность. И снежные горы. И  плоские долины, где всегда пасса скот.  Справа извивалась шумная река, теряясь среди низких кустарников. А слева тянулась узкая полоса дороги, которую они вытоптали за много лет. В голубых просторах плыли пенистые облака. Доносился веселый серебристый говор пернатых, которые недавно вернулись в свои края.
      — Вы прилетели, а я улетаю! — раскинув руки, крикнул Иосиф, и голос его отозвался эхом.
      Все последние месяцы  он не переставал думать об Испании. Где-то в уголке души затаился страх. Боялся, что ещё дальше станет от жены и ребенка.    Так же отлично понимал, что на чужбине идет война и опасность ждёт за каждым углом. Но молодость диктовала свои законы. Ему надоела эта безмятежная тишина. Жизнь без будущего, сытая и примитивная. Ему шел уже двадцать пятый год.  Энергия рвалась на свободу. Хотелось что-то творить и создавать. Вырастить ребенка не удалось, но воевать, за правое дело ему никто не запретит.
       — Иосиф! Ты где?
       — Я здесь. На нашем лобном месте, где всегда встречали восходы и закаты, и много говорили о жизни.
       — Прощаешься с природой? Рано. Мы еще не нашли себе замену, чтобы передать наш «дворец» и «меньших братьев». Лучше скажи, … ты все собрал? Не забыл чашку, ложку, кружку и зубную щетку? Проверь ещё раз. Да ехать уже пора в город. Мы к вечеру должны вернуться с новыми жильцами. Не забывай, … через два дня отъезжаем.
       — Не волнуйтесь, мой дорогой генерал! Все давно лежит в рюкзаке. «Долго ль голому собраться, только подпоясаться». Лучше полюбуйтесь, как радуется все живое солнцу. Природа поет и благодарит нашего Создателя! — и Иосиф распростер длинные  руки, как птица крылья для полета. Его серая рубашка раздувалась на ветру. Светло русые волосы взлохматились. Чисто выбритое лицо сияло радостью и вдохновением.
       Николай Степанович на время замер. Он обратил внимание скорее не на восход, а на своего питомца. Словно сейчас увидел в нем возмужавшего мужчину. Физическая работа закалила и укрепила его дух и тело, но не лишила элегантности и природной нежности. Все его существо излучало изнутри ангельскую добродетель. Нет. Этот человек не солдат, с военной выправкой. Скорее в нем жила артистическая красота. Николай Степанович, с добрым чувством, позавидовал его молодой необузданной внутренней силе. Если бы не отеческая любовь, к человеку, который несведущий в военном деле, он вряд ли, на пятом десятке, отправился бы в авантюрное, опасное путешествие, навстречу смерти. Все годы, живя под одной крышей, генерал боялся, что молодому человеку наскучит жизнь далеко от людей, и захочет покинуть его. Потери этой,  не пережил бы. Этот юноша стал смыслом его жизни, его семьей. Теперь они ехали вместе. А вдвоем не страшно. Он почему-то верил и надеялся, что Иосиф  взаимно с уважением относится к нему, как к отцу, и не бросит его в беде.
Вот и всё. Повозка была запряжена.  Скоро жеребец трусил по каменистой дороге. А через несколько часов путники были на главной улице города.  Там молча продолжали  двигаться беженцы.
        — Ищи многодетную семью, — сообщил Николай Степанович, бегая глазами по запыленной и уставшей толпе: — И при том,  ищи «пешую».
        — Хорошо.
         Неожиданно их взгляд  упал на женщину, лет сорока. За ней тянулась вереница детей школьного и дошкольного возраста, привязанная за пояс веревкой.  Явно женщина боялась растерять детей по дороге. Замыкал мальчик лет пятнадцати. Среди малышат они заметили белокурого ребенка. Низкорослая молодая китаянка, что вела выводок, поймала взгляд сероглазого пожилого мужчины. Цепочка, поравнявшись с Николаем Степановичем, остановилась. Женщина, что-то сказала, и дети послушно потянулись на тротуар. Заглядывая в серые глаза мужчины, она спросила на ломанном русском языке:
         — Рус?
         — Да! Русский! Русский! — обрадовался генерал.
         — Бери мальчик … рус. Голод. Помирать: — и она оглянулась назад, ища глазами белокурого трехлетнего худенького грязного мальчугана: — Я работал у них. Его родители погибать.
         — Иосиф, собирай детей. Они наши. Нашли достойных жильцов. Веди вереницу за город. А я сейчас объясню женщине: — радостным голосом затараторил  Николай Степанович.
         Не поняв, что происходит, женщина отпрянула, прикрывая детей, как курица цыплят.
         — Не пугайте  женщину.… Скорее объясните, что мы хотим от них, — освобождая детей от веревки, крикнул Иосиф генералу.
         — Нет! Нет! Мадам не бойтесь. Мы друзья. Я друг! — улыбаясь, говорил генерал, прикладывая руку к сердцу: — Приглашаем к нам в гости. У нас есть, где спать и много еды. Дети устали и голодные.
          Наконец, женщина успокоилась и на смуглом широком лице скользнула миловидная улыбка.
         — Друг? Друг? Хорошо, — повторяла она, беря за руку самого маленького ребенка.
         — Дайте мне его. Я понесу, — предложил Николай Степанович. Женщина тут же согласилась, беря  другого малыша.
         Счастливый Иосиф, посадив, двух маленьких детей на широкие плечи, шел впереди. Остальные следовали за ним. Скоро вся малая гвардия была в просторной телеге, где было много сена. Уставшие дети развалились, кто как мог. Из пятнадцати человечков никто не произнес ни звука. Взрослые шли рядом с повозкой. Некоторое время молчали. Потом Иосиф спросил женщину:
         — Это все ваши?
         — Нет. Японцы пах-пах, — и она принялась растолковывать руками, что родители погибли, а она подобрала детей: — Мой  один, … — и показала на подростка.
         По дороге Николай Степанович всеми силами, как только мог, объяснял женщине, что он с сыном уезжает в Испанию, а ей и детям оставят все свое хозяйство. Женщина делала вид, что очень плохо понимает. Часто оглядывалась назад, где город удалялся все дальше и дальше.
         — Мне кажется, она нас боится, — заметил Иосиф.
         — Все может быть. Однако хочу сказать, женщина не дурно знает русский язык. Откуда? — тихо проговорил генерал.
         — Я тоже хотел бы знать.
         
                -24-

      Постепенно город скрылся из вида. Попутчица успокоилась и перестала смотреть назад. Она была такая уставшая и голодная, и Николаю Степановичу показалось, что ей все равно, что с ней будет. Ему было, от души жаль эту добрую хрупкую женщину, которая взвалила на себя непосильную ношу. Не каждый человек согласился бы подобрать несчастных осиротевших детей. А ведь мимо, по дороге, тянулись повозки, нагруженные добром. И никто не пожелал выбросить груз и усадить маленьких уставших детей.
         — Мы нашли по истине достойных жильцов, — не переставал твердить Николай Степанович.
        К пещере подъехали, когда солнце перевалило за пол-день. Как только телега остановилась, старшие дети проснулись. Малых, спящих Иосиф перетаскал в жилище, уложив их на лежанки. Николай Степанович тут же принялся хлопотать у печки, ставя пятилитровую кастрюлю на плиту:
        — Сейчас мы их, в первую очередь, напоим теплым молочком. У нас оно жирное, хорошее, полезное. По - настоящему кормить начнем немного позже. Иначе у детей начнется расстройство желудка. Но молочко должно быть теплым, — бормотал он сам с собой.
        Женщина молча следила за мужчинами. Она сидела у стола, не шевелясь, не снимая пальто и шали. Николай Степанович не трогал гостью, но когда молоко подогрелось, поставил кастрюлю на стол, показывая, что надо поить детей. Китаянка, сбросила верхнюю одежду. И только сейчас старый хозяин увидел симпатичную интеллигентную даму. Она стала ловко черпать из кастрюли молоко кружкой. Аккуратно переливала во вторую посудину и подавала поочередно детям. От создавшейся шумной обстановки, проснулась остальная малышня.  Не произнося ни звука, они стали тянуть руки за молоком.
        — Ожили, — улыбаясь, заметил Николай Степанович. Женщина, как бы поняв, кивнула головой. Ее худощавое, обветренное миловидное лицо засияло доверием и благодарностью.
         На самодельном столе стоял жбан с холодным молоком. Заглянув в кастрюлю и увидев обнаженное дно, Иосиф перелил его в опустевшую тару:
        — Кому не досталось, придется подождать. Оно быстро согреется, — и он подбросил сухие поленья в печку.
        Пока Иосиф проделывал второй заход с молоком, генерал спешил нарезать кусочками свежее мясо, складывая его в жаровню:
        — Боюсь, … посуда маловата. Маленьким детям дадим отварное мясо. Оно у нас уже готовое. Зато картошку сварим в ведре. Потолчем ее. Положим много сливочного масла. Разбавим кипяченым молочком. Будет вкуснятина. Лепешек должно хватить, — вслух приговаривал Николай Степанович. Заметив, что дети, напившись, отошли от стола,  он предложил гостье выпить молока. Женщина улыбнулась и одним залпом осушила кружку. За ней, выпил Иосиф. Генерал подошел последним: — Вот и управились. А ты говорил, что молоко скиснет, — обратился он к Иосифу.
       Приготовлением ужина занимался старший хозяин. Иосиф грел воду для купания и знакомил гостью с хозяйственными делами.
       Перед тем как сесть за стол, дети были уже перекупаны. Они чистенькие, полуголые, своей худобой напоминали цыплят. Но выглядели уже намного бодрее. Однако по-прежнему вели себя боязливо. Мальчики покорно исполняли все требования, особенно когда Иосиф играл роль банщика. Китаянка при купании занималась девочками.
       — Для сна настроим нары из досок. Шкур постелить и укрываться у нас хватит. Есть и простыни, — оторвавшись от работы у плиты, пояснил Николай Степанович.
       — Видно, шкурами вы богаты. Даже полы устелены. Большие мальчики могут спать и на полу, — предложила женщина.
        Тут, генерал остановил взгляд на белокуром ребенке.
       — Иосиф, смотри! Он совсем как альбинос. Да какой красавец. Только страшно худенький. Кости и белейшая кожа. Бедненький, как тебя звать? — опустившись на колени перед ним, спросил  хозяин.
       — Коля, — еле слышно произнес мальчуган.  Ответив, ребенок неожиданно обнял благодетеля за шею. Николай Степанович прижал его хрупкое тельце к себе и вместе с ним приподнялся с колен.
       — Жестокая жизнь. Война никого не щадит. Мой маленький тезка, — и снова ласково прижал его к груди: — Жаль, что мы уезжаем. Я бы вас всех откормил, — оглядываясь по сторонам  увидел множество вопросительных черных глаз. Найдя  такого же малыша, подошел и тоже и взял его  на руки. Дети не понимая, молча следили за происходящим: — Будьте как братья. «Один белый, другой черный, два веселых гуся», — вдруг запел басом генерал и закружился на месте.
        — Коля умный и способный ребенок. Он маленький, но знает уже два языка. Его отец был большим человеком. Мальчик в него. Родители погибли, когда Коля играл на улице.
        Китаянка, забыв осторожность, давно уже говорила на чисто русском языке. Николай Степанович удивлялся, но не подавал вида. И только потом спросил:
        — Откуда вы знаете, наш язык?
        — Я работала переводчицей в русской фирме. Училась в России.
        — А почему не признались сразу?
        — Война. Сами понимаете.
        — Вот мы и договорились. Выяснили, кто есть кто. В нашем распоряжении два дня. Потом мы расстанемся. Вы останетесь хозяйничать одни. За эти два дня мы с Иосифом, все расскажем и покажем. Ничего не бойтесь. Здесь тихо. Пересидите войну в сытости и тепле. Только придется трудиться. На первое время, месяца на три, продуктов хватит. Станет теплее, посадите больше картошки, овощей. Семян много. Сей, не ленись. Мы здесь прожили не один год. Жили отлично. Научитесь и вы. Есть ружье. Чтобы было мясо, настреляете диких козлов. Вы умная женщина. У вас все получится.
      — Может быть, останетесь с нами? Не уезжайте.
      — Нельзя. Мы уже занесены в список. Я кадровый офицер. Надо ехать. Война есть война. Но у меня одна последняя просьба.
      — Какая? — и женщина напряглась полная внимания.
      — Воспитывайте Колю, как и всех остальных. А когда кончится война, отдайте нашим иммигрантам. Вряд ли в России у него остались родственники.
      — Не волнуйтесь. Я слишком хорошо знаю русский народ. Сделаю, как вам угодно. Жаль, что вы уезжаете, — и женщина улыбнулась. В черных глазах мелькнула грусть: — Спасибо вам. Вы нас спасли от гибели. Везет же мне на русских, — и на ее скуластом лице вновь мелькнула привлекательная улыбка.
                -25-      

      Наконец плотный ужин был готов. Первыми были накормлены самые маленькие дети. За ними - постарше. И только потом, когда дети, наевшись, легли спать, их места заняли взрослые. Они шепотом переговаривались друг с другом. А когда водворилась полная тишина, принялись обсуждать  дальнейшую жизнь новых жильцов. Даже пытались представить роль каждого в  этой сложной ситуации. Постепенно разговор перешел на рассказы о себе, и постигшей беде. Война оставалась гвоздем программы. Пересказав больные темы, они взялись за философию, предсказания, магию, астрологию и астрономию. Больше всего говорила гостья. Иосиф удивлялся знаниям, которые преподносила эта скромная маленькая женщина. Он словно окунулся в мир интересных новостей, доселе ему не известных. Особенно поразили сообщения о Тибетских монахах.
       — Вы верите в нумерологию чисел? — и китаянка хитро улыбнулась, обнажив бисерный ряд белых зубов. Она сидела с противоположной стороны стола и теперь бросала взгляд то на одного, то на другого.
        Неграмотный в таких вопросах, Иосиф промолчал. Генерал, пожав плечами, уклончиво ответил:
       — Да как сказать? Не очень. Я больше всего интересовался военными делами.
       — Мы, китайцы, верим Тибетским монахам. Они несут огромные знания прошлого и преподносят будущее. Монахи предсказывают, что 12 числа 12 месяца и 12-ого двухтысячного года наступит перерождение планеты. А предсказание их основывается на чтении «Книги Мертвых», обладателями которой они являются. Единственной в мире, — подчеркнула она последнюю фразу.
       Видимо, заметив большой интерес слушателей, женщина преподнесла целую лекцию о Тибетских монахах. Затронула вопрос и о племенах майя, живших на другом континенте, которые обладали так же высокой культурой знания:
       — А что такое астрология? — и посмотрев, на генерала продолжила: — Это наука о звездах. Астрология не живет одним днем. Она живет Вечностью. Человек может жить одним днем, астрология никогда. Сейчас мало кто знает о том, что тысячелетия назад на территории вашей страны существовала своя коренная система знаний: Авестийская астрология. Авестийская традиция — это материнская система всех религий и астрологических школ. Она вышла с погибшего континента Арктида (Атлантида). Люди, пронесшие Авестийское учение через миллионы лет существования Земли, совершили подвиг: они донесли до нашего времени Живой Огонь Истины, чтобы он разгорелся в будущей Эпохе, начиная с 2003 года. И как вы думаете, … где? — и, не дожидаясь ответа, подчеркнула: — В вашей России, — улыбнувшись, добавила: — Основная цель учения - это ключ к осознанию стройной системы мироздания. В основном существует три общих Пути. Первый - это Путь смирения. Другой путь - «сам кузнец своего счастья». Третий путь, когда человек выбрал себе дорогу. В Авестийской традиции астролог - это целитель Духа, Души, тела и природы. Астрология, это лишь одна из ступеней его развития и обучения на Земле. Хочу добавить. Прежде, чем стать мудрым (то есть астрологом), человек должен работать с природой, быть полезным обществу и спрашивать с себя по самым высоким требованиям. Этот первый этап на Пути требует достижения высокой внутренней культуры и высоких моральных критериев. Вторая стадия называется работой с судьбой, когда усилия направляют на укрепление и исправление собственного организма, на правление жизни.
        — А что такое сигнатурология? — спросил Иосиф, который как губка впитывал все, что говорила эта, умная, женщина.
        — Это наука об отпечатках на голове, лице, теле человека, о морщинах, а также наука о руке.
        — Но как тогда понять второй и третий пути, сказанные в Авестийской науке? Там говорится, что человек сам избирает себе жизненный путь. А астрология доказывает, что отпечатки на руке даны Свыше. И судьбу переделать невозможно. Почему?
        — В китайском календаре существует «круг зверей», состоящий из 12 животных, каждое соответствует своему году. Этот круг ориентирован на движение планеты Юпитер (за 12 лет Юпитер полностью проходит круг Зодиака). Многое в нашей жизни зависит от того, в какой год мы родились. На судьбу влияют и планеты, под которыми появились на свет. В жизни все взаимосвязано. «Перст судьбы пишет и, написав, исчезает, — говорил Нострадамус, — ни твоя сострадательность, ни ученость не в силах изменить ни слова». Боги Судьбы ткут невидимые нити нашей жизни. Солнце дает жизнь. Луна отнимает, а человеку на Земле очень хочется узнать: что там, в Зазеркалье? Душа томится от туманных ощущений: что было до … Но память отнимают при рождении, и человеческая сущность начинает свою жизнь сначала, с чистого листа. Жизнь «тычет его носом», как слепого котенка, часто не давая выхода. Но важно помнить одно: принцип существования человека на Земле - это Любовь. Любите Благодетельный Мир и жизнь вам ответит тем же. «Ищите - и обрящете, просите - и дано вам будет …» - ведь «все вы дети Божии …» (Библия).
        — Выходит, … принцип существования на Земле - Любовь. Естественное продолжение Любви - это дети. Вот почему вы не оставили осиротевших детей в беде. Вы живете по Божественным принципам, — заключил вслух  Николай Степанович.
        — Вы совершенно верно меня поняли. Выше любви, я ничего не признаю. Любовь есть Бог. Что может быть выше нашего Создателя? Чтобы познать его, нужны знания. Этим я занималась всю свою жизнь.
        —Помните заповедь Зороастризма, самой гуманной мировой религии: «Человек обязан следить не только за собственным нравственным и физическим здоровьем, но и за здоровьем своих собратьев, помогать им, продвигаться по пути эволюции». Закон Видевдата о детях гласит, что, где бы ни оказался одинокий ребенок или щенок без помощи, хозяин ближайшего дома должен взять его к себе и воспитать, пока он сам не сможет себя обеспечить. Иначе этот дом будет проклят. Так что, … дорогой Николай Степанович, ваша просьба по поводу Коли была напрасной. Я все равно бы его не покинула. Для меня нет разницы - национальность.
        — Большое вам спасибо. Очень рад, что встретил на своем пути такого человека, как вы. Вы святая. Если бы на Земле оказалось больше  людей подобных вам, то не было бы воин. Но вы …. И поэтому, мы с сыном отправимся бороться с теми, кто губит всё живое на планете. А сейчас, думаю, нам пора всем отдыхать. Особенно устали вы. Купайтесь … и отдыхайте. Мы с Иосифом отправимся спать на сеновал.
        — Ночи стоят холодные. Вы простудитесь.
        — У нас есть, сшитые из шкур, спальные мешки. Это раз. И второе, … на сене очень тепло, — возразил Николай  Степанович, поднимаясь из-за стола.
        Как только Иосиф взялся за уборку посуды, его остановила гостья:
        — Не волнуйтесь, … я управлюсь с посудой сама. Идите. Отдыхайте. Спокойной вам ночи.
                -26-       

          Ясное звездное небо опрокинулось над этим спокойным единственным уголком земли. Где-то в  темных кустах пересвистывались  птичьи голоса. Воздух звенел множеством  непонятных звуков. И только сильнее всего был слышен  рев реки.  Эта бурлящая песня  в любое время года была всегда одинаковая и отличалась от остальных.
        — Благодать-то, какая! — и Иосиф, вскинув руки, потянулся: — Хорошо на улице. Легко дышится.
        — Надо завтра забор в загоне укрепить. Напомни мне. Мы должны оставить свое хозяйство в отличном состоянии, — взбираясь по лестнице на верхний ярус сеновала, рассуждал генерал: — Плохо одно. Нет мужских рук. Трудновато будет женщине.
        — А подросток? – спросил Иосиф.
        — Какой он мужик. Хлипкое существо. С конем бы научился управляться. Все, что нами создано, в хорошем состоянии просуществует года три. А там?… Гляди, … и война закончится.
        Укладываясь спать, мужчины понимали, что это была предпоследняя ночь, которая давала приют двум изгоям. Щедра и благосклонна оказалась к ним природа. Не дала погибнуть.  Объединила два одиноких сердца. Теперь их ждала иная жизнь. Но оба были рады, что сделали в своей жизни что-то доброе и полезное. Они благодарили судьбу, что на прощанье встретили тех людей, которые нуждались в их по-мощи. И они смогли отдать то малое, что им отпустила Высшая сила.
        — Я уезжаю со спокойной душой, — и Николай Степанович зевнул.
        — Я тоже спокоен за наших животных и за тех, кто останется вместо нас, – и Иосиф умолк.
        – О чем думаешь?
        – Знаешь, отец, я рад, что встретил Вас. Вы научили меня жизни. Я научился любить животных. Научился ухаживать за ними. Поить, кормить, доить. Научился косить, сажать, растить, копать, хранить. Я научился  обращаться с конем. Ездить верхом. Теперь умею строить: строгать, пилить, колоть. Научился  добывать пищу, готовить…, – и, не договорив, его перебил генерал:
        – И особенно хорошо кушать.
        – Это точно. – И они громко рассмеялись.
        –  Всё перечислил?
        – Кажется, да. Только добавлю. За всю науку, вам большое спасибо.
        – Пожалуйста. Рад был передать опыт. Теперь…пора спать. Завтра рано вставать.
         Последние два дня пролетели в заботах. На третий день, рано утром, женщина проводила хозяев в последний путь. Она довезла их до сборного пункта, распростившись, отправилась восвояси.
        Около одноэтажного дома толпилось множество народа. Все что-то суетились, сновали. Собравшись кучками, переговаривались. Расставшись с китаянкой, Николай Степанович и Иосиф подошли к людям.
        Генерал выглядел парадно. Подтянут, в военной форме, при погонах. Лицо чисто выбрито. Волосы на голове коротко подстрижены. Даже огромная лысина блестела выразительнее и ярче.
        Иосиф, немного щеголеват. В новом дорожном костюме черного цвета. Ворот белой рубашки выглядывал из-под стойки пиджака. Белизна освежала его возмужавшее красивое лицо. Но сегодня оно было бледнее обычного. Зеленовато карие глаза с волнением бегали по незнакомой толпе. Он снял рюкзак, что висел на плече, и поставил на ближайшую скамейку.
       — Не забудь, — по-отечески, напомнил Николай Степанович: — Там у нас с тобой необходимые атрибуты.
       — Конечно, не забуду.
                -27-      

       Через несколько часов добровольцев построили и сделали перекличку. Отсутствующих не оказалось. Затем всех погрузили в открытые машины и повезли на причал. Там, на волнах уже раскачивался огромный пассажирский пароход.
       — Вот и всё, — со вздохом произнес генерал, очутившись на просторной палубе: — Моя душа спокойна. Покидаю этот край без сожаления. Хотя, … признаюсь. Мне было здесь сравнительно не плохо. Но только вот … с чем сравнивать? Может быть, … когда жил без тебя? И потом, … при тебе, — и посмотрел на Иосифа, который, как ему показалось, выделялся своей элегантностью среди другой молодежи. Он не был атлетического телосложения, но светился изнутри своим каким-то непонятным обаянием и привлекательностью: — Какой он вояка? — подумал Николай Степанович. — Но дело сделано. Ехать, значит, ехать. Другого пути больше нет, – добавил вслух.
        — А я чего-то боюсь. Внутри все сжимается от волнения, — не глядя на старшего собеседника, ответил Иосиф.
        Облокотившись на перила, он смотрел куда-то в даль. Там за бортом плескались свинцовые волны. А за ними медленно удалялся берег чужой страны. Соленый ветер обдувал его острое  матовое лицо. Тонкие высокие темные брови сошлись на переносице прямого почти греческого носа. Выразительно очерченные алые губы плотно сжаты. Его зелено карие глаза выражали печаль и боль. Перед взором возникали, как живые, любимые образы: бедной матушки и отца, милой сестрички и доброй нянюшки.
       — Что с ними сталось? — с болью думал он. К горлу подкатывался ком. Становилось трудно дышать. А возникший образ любимой женщины, чьи  глаза, когда-то  смотрели из окна вагона, совсем разбили его сердце: — Мой малыш. Я так и не увидел тебя. И, конечно же, никогда не увижу, — Иосифу почему-то всегда казалось, что Лидуська, глядя на ребенка, будет злиться на прошлую, нелепую жизнь: – Возможно, возненавидит нас обоих, — думал он в эту прощальную минуту: — Не вини меня, дорогая моя. Я не выбирал себе судьбу. Она дана свыше, — и слезы невольно скатились по бледным щекам. Чтобы спрятать слабость, он наклонил голову. Незаметно вынув носовой платок из кармана, тихо высморкался.
        На палубе стояла неестественная тишина. Не один он, был занят своей печалью и мысленно прощался со своим прошлым. И никто бы не осудил, если увидел бы слезы на глазах мужчины. Каждый по-своему рвал нить с прошлой жизнью. Теперь их объединяла общая судьба неизвестности.
                -28-   
                Э п и л о г

       Рассказ не был бы полным, если не описать один интересный факт.
Но вначале скажем, что у Иосифа в июле 1934 года родилась дочь. Лидуська  уехала в Узбекистан. Месячного ребенка оставила у своих престарелых родителей, которые заменили внучке мать и отца. В Узбекистане она выходит вторично замуж. Муж оказался хорошим человеком. В дальнейшем он удочерил четырехлетнего ребенка жены, дав ей свою фамилию. А позднее у новой семьи, родились совместные три сына. Девочка Иосифа уродилась вылитая в своего отца.  И к удивлению, судьба её сложилась, как предсказывал  отец. Несмотря на доброту отчима, дочь не переставала думать о родном отце. А когда ей исполнилось 46 лет, она написала письмо с запросом в Москву в «Красный крест», который занимался поисками пропавших людей. Через большой промежуток времени, эта организация дает ответ, что разыскиваемого Шукшина Иосифа Ивановича нет ни в Польше, ни в Союзе, ни среди живых, ни среди мертвых. Предлагали передать запрос в органы розыска частного агентства.
      Однажды с ней произошло одно невероятное происшествие. Она увидела сон, а может быть, и не сон. Люди, неверующие в мистику, ответили бы, что «не может быть, потому что быть не может». Но, однако, это случилось, и почти как реальное событие.
Как-то вечером, после работы, когда закончился ужин и старая мать (Лидуська) с внучкой ушли спать, дочь (Иосифа) осталась в большой комнате. В квартире стояла тишина. Уставшая, она прилегла на диван-кровать, где обычно спала.
      — Полежу немного, а потом постелю, — подумала она.
      Свет в комнатах не горел. Лунная ночь отлично  освещала стену напротив, где в плошках были подвешены цветы и вьюнами свисали вниз. Под цветами стоял узкий диванчик на три человека. Лежа на диван-кровати, неожиданно молодая женщина почувствовала присутствие каких-то посторонних людей. Она открыла глаза и увидела на диванчике трех мужчин.
       В душе не было ни страха, ни волнения. И это даже не удивило её. Пригляделась к лицам. Среди них узнала только отчима, который умер лет семь тому назад. По обычаю, видя умершего, она перекрестила его. А когда хотела положить крест на второго, вдруг, телепатически получила команду:
      — Подожди. Я пришел сообщить. Ты ищешь родного отца? Он здесь, рядом со мной. Твой отец воевал в Испанском ополчении. В горах, при переправе, был ранен в ногу и умер от гангрены.
       Родной отец, что сидел рядом с отчимом, так и не поднял головы, и дочь не видела его лица. После сообщения она перекрестила и его и перевела руку на третьего. Но телепатический голос опять остановил ее:
        — Не крести. Он живой. Это твой брат по отцу. Он живет в Испании.
     Дочь опустила руку, перевела зеленовато карие глаза на освещенное окно. Но когда вернула взгляд, мужчин уже не оказалось. Некоторое время сидела без движения, как бы соображая, что произошло. И только потом решила проверить входную дверь. Она была закрыта на ключ. Вернувшись в комнату, постелила постель и легла спать. На душе было спокойно, словно решила огромную проблему. Но тут мелькнула мысль. Второй отец под Берлином был ранен тоже в ногу и долго страдал от раны. Умер от инфаркта.
        Родного отца дочь перестала  искать. Она почему-то полностью поверила видению. И человеку, который сообщил новость.  Отчим даже мертвый помог ей найти   человека, которого она искала всю жизнь.
         Вот и вся история об изгое. Жизнь - сложная штука. Не всегда в ней найдешь справедливость.

                К о н ец .                11.06.2002г.