Забери меня отсюда снова замуж!

Блаженны ждущие в далеких городах
и не осточертевшие друг другу.
Стефания Данилова

Илона

– Веры вам всем, надежды и любви, – говорила-провозглашала заздравный тост-триединство Илона вот уже несколько лет подряд, когда ей доводилось делать это в компаниях, на так называемых «корпоративах». Он всегда шёл на «ура». Таким ритуалом-заклинанием она надеялась привлечь и к себе внимание кого-то, невидимого и незримого.
Может Всевышнего? Уж он-то ей поможет выбраться из болота…

«Болотом» её на то время считалась жизнь-прозябание в родительском доме в небольшой деревушке, от которой было рукой подать до Минска (если напрямую). А если добираться до него транспортом, то это выглядело несколько иначе. Больше километра по грязи или снежной хляби (в зависимости от  поры года и количества осадков) она ежедневно тащилась со сменной обувью в пакете к электричке. Пакет оставляла-прятала у родной тётки и её напарницы в их служебной будке при охраняемом железнодорожном переезде. Тот находился невдалеке от остановки.

На вид она была изящная, фигурная, с длинной русой косой и не менее длинными стройными ногами, которые очень сильно выделялись на фоне «низкой посадки» её подруг. Сбивало с толку и имя – не здешнее, не привычное. Родители – обыкновенные работяги, имена у них простые и незамысловатые – Степан и Валентина, а вот дочь нарекли почему-то – Илоной. И где только откопали такое? (Оказалось, в молодости мама Валентина в книжке вычитала).

Городские знакомые Илоны ни за что бы не подумали и не могли представить даже, что такая роскошная особа с внешностью модели живёт в простом деревенском домишке, справляет нужду (летом и зимой) в скворечнике, который стоит в конце огорода, кормит свиней и мелкую домашнюю живность, зовущуюся в домашнем обиходе «шуядь», а еще –выполняет весь годовой огородный цикл – от посадки картошки и всяких других овощей до их добывания из земли. А когда мать с отцом куда-то отлучаются (в гости к родственникам в другую область), то доит корову, которая не всякого-то и подпустит к себе, а при ней стоит как миленькая.

Жизнь в деревне заставляет каждого в ней живущего научиться делать всё своими руками. Даже против его воли. Как говорится, «хiба хочаш – мусiш». Илона не была исключением. Помимо умения выполнять повседневную деревенскую работу она владела ещё и мастерством рукоделия. Сначала бабушка, пока была жива, научила её вязать и вышивать, а мама Валя – шить. Да так искусно, что местные модницы отрывали сшитые ею платья, жакеты и костюмы, можно сказать, с руками.

Её подруги, а скорее одноклассницы, уже давно обзавелись своими семьями, нарожали детишек и совершенно, как она считала, обабились. Такого счастья она пока не хотела. Замуж – да, но не за местных кавалеров с вечно пустыми карманами и перспективой осесть в деревне навсегда. Её планка требований к претендентам мужского пола была довольно высока: избранник должен был обеспечить ей жизнь в столице в красивой квартире или собственном доме со всеми удобствами, езду на дорогой иномарке, выезд на отдых за рубеж, и, само собой разумеющееся, красивые (не своими руками сшитые) наряды.

Отдельным пунктом в её планах на жизнь шла карьера.

Овладев по настоянию родителей профессией экономиста (она всегда прокормит), она, отработав после распределения положенное время на швейной фабрике и не видя перспектив среди счетов и отчетов в женском коллективе бухгалтеров и швей разной квалификации, с чисто деревенской хозяйственной хваткой принялась за поиск подходящей денежной работы в другом кругу. Этим кругом в её представлении были различные офисы и фирмы, которых развелось вокруг той же фабрики, как грибов в лесу. С красивыми вывесками, крутыми иномарками у фасадов, деловыми мужчинами в интерьере, они так и манили к себе.

Экономист – профессия солидная, серьёзная и востребованная. А если к ней добавить ещё и внешность модели?! Так что вскоре  Илона уже стучала каблучками по коридорам и кабинетам сначала одной, потом другой фирмы. Но, стоило ей устроиться в одну из них, как, казавшееся со стороны таким заманчивым и многообещающим место, переставало им быть. Как только она вникала в дело, оказывалось: и денег мало, и вывеска – сплошная мишура, и сотрудники «не той модели и того фасона», но при этом с большими амбициями, претензиями и... притязаниями. К ней. Поначалу она сразу убегала и от безденежья, и от слишком назойливых хамоватых поклонников.

В этой беготне она сама же была виновата.

В коллективах и компаниях, в которых ей доводилось работать и бывать, будучи в душе традиционалисткой, всё же мечтающей об уютном семейном гнезде, детях и приличном муже в нём, она, вылезая из шкуры, старалась держать марку незакомплексованной, уверенной в себе – этакой «эмансипе». Какой хотела – такой её и принимали окружающие мужчины: сначала однокурсники, потом сослуживцы, соответственно, делая ответные шаги навстречу. Предложения посетить кафе, ресторан, ночной клуб, а после них (естественно, как им казалось) – койку благодетеля, сыпались на Илону со всех сторон. Притязания любителей «лёгкой поживы» были разного уровня беспардонности и наглости. Чтобы не прослыть «синим чулком», иногда Илона всё же принимала ухаживания и предложения, сопровождавшиеся и «сексуальными дарами». Но только среди массы поклонников не находился тот – приличный с нужными параметрами и готовностью повести её, если не в церковь под венец, так хотя бы в загс.

К тридцати годам она уже не была одной из тех девиц, про которых говорили, что они «могут познать мужчину только тогда, когда их изнасилуют».

Роман

Роман был из племени тех мужчин, которые могли хорошо напиться, при случае подраться
и обязательно поблудить. Чистый, так сказать, славянин!

Он рано остался один – родители погибли в автокатастрофе. После трагедии, ему – десятикласснику, досталась по наследству трёхкомнатная квартира в спальном районе столицы, дача в Крыжовке, гараж недалеко от дома и … бабушка по материнской линии. Будучи до трагедии с дочерью и зятем довольно крепкой пожилой женщиной, после неё она стала жаловаться на сердце и протянула ровно столько, сколько понадобилось её единственному внуку, чтобы стать мало-мальски на ноги: окончить институт, и устроиться на работу в солидную фирму. Для достижения всего этого бабушке с внуком пришлось продать дачу.

Так что к тридцати «с хвостиком» Роман был завидным женихом – совершенно самостоятельным, обеспеченным (к этому времени он уже сам заработал и приобрёл «нехилую» иномарку) и довольно привлекательным мужчиной. Сам про себя он знал, что он бойкий и вполне продвинутый парень, а не «тямти-лямти», как говорила про некоторых его друзей покойная бабушка. Некоторые из них даже мысль свою чётко и правильно выразить не могли и птицу счастья искали не там, где надо. Роман же считал, что за этой капризной дамой не надо и гоняться. Надо просто сделать вид, что она ему «до фонаря». Как говорится, чем меньше … тем … результативнее. Вот тогда она сама за ним побежит, догонит и сядет «на хвост».

Отношения со слабым полом у Романа строились по принципу «сегодня с одной, завтра – с другой». Как только кто-то из «любимых» женщин начинал потихоньку да полегоньку переходить из фазы лёгких и необременительных взаимоотношений в более устойчивую жизненную фазу – требовать узаконивания отношений, он мгновенно их прекращал, рвал и обрубал при самом корне.

Правда, одно из них (не зря говорят, что и на старуху бывает проруха) всё-таки, чуть не стоило ему холостяцкой жизни – подписанием безоговорочной капитуляции – попросту говоря штампом в паспорте.

А случилось это когда Роман закрутил новый роман. Всё шло по накатанной колее и вначале не предвещало беды. Новая пассия Лена, она же Лёля, оказалась поэтессой. Во всём. Прозой в их отношениях и не пахло. На это и купился самоуверенный Роман. Лёля читала стихи, можно сказать, круглосуточно. Особенно любила это делать до, во время и после «этого самого». В этом наблюдался особенный шарм. У него такого ещё не было. И хотя и стихами Роман не увлекался, и чтением книг не баловался, на рифмы Лёли – простые и незатейливые, он повёлся, они нравились ему:
Ты проснулся?
И я проснулась.
Улыбнулся?
И я улыбнулась.
Так давай улыбнёмся вместе
В этот час и в этом месте…, – и так далее, и в том же духе декламировала-пела возлюбленная. Они улыбались, целовались и любви предавались. Под опять же стихи:
Целуй меня, целуй!
Ласкай меня, ласкай,
Покрепче обнимай
О, Боже, какой рай! – томно шептала в рифму Лёля, а Роман слушал, млел и целовал, целовал, целовал…

И… потерял всякую бдительность. Первый звоночек прозвенел, когда он застал свою неземную Лёлю в квартире с неизвестным ему молодым человеком. Пара, поджав ноги, мило сидела на диване и, с нечеловеческим протяжным завыванием, глаза в глаза, предавалась … стихосложению. Оторопелого от невиданного зрелища Романа тут же усадили рядом в качестве слушателя и потребовали рукоплесканий после каждого такого завыва…

Это было вообще что-то новое, не совсем удобоваримое для него и он несколько озадачился, но крутых мер (в виде обрубания под корень) тогда не стал принимать. Вскоре Лёля повторила опыт. Роман насторожился, но опять решил перетерпеть Лёлины поэтические искания.

Оказалось, это были цветочки. В квартире всё чаще и чаще стали появляться ягодки в виде новых непризнанных поэтов-гениев, потенциальных (по мнению Лёли) будущих лауреатов всемирных поэтических конкурсов. Лёля стала приводить их «на прослушивание», где она выступала в роли строгого судьи-рецензента, а Романа всё также вынуждала играть роль публики. Потом ритуал «прослушивания» одиночек заменили групповые сборы-посиделки, которые Лёля стала называть непонятными для Романа словами: репп-баттлами и поэтри-слэмами. Роман потребовал более подробных объяснений. Лёля охотно их дала, назвав мероприятия просто и доходчиво – поэтическими сражениями. Она начала внушать Роману, что все продвинутые молодые люди знают, что это такое, увлекаются всерьёз этим и что если «слэм» идёт по Европе, то и они должны идти с ним в ногу, чтобы не прослыть «деревней». Иными словами – поэзию надо двигать в массы, терпеливо объясняла Лёля, чередуя редкую прозу своими неизменными рифмованными строчками типа:
Милый, косолапый
Обними меня лапой…

Роман был не против этого движения, вот только оно стало его сильно напрягать, так как двигалось конкретно и непосредственно через его квартиру, нарушая весь его личный и какой-никакой устоявшийся уклад жизни – поэтические состязания плавно переходили в застолье, а затем в наглядное пособие «из какого сора растут стихи, не ведая стыда».
Спустя какое-то время Роман понял, что поэтри-слэм в таком виде, имеет всё-таки весьма отдалённое отношение к настоящей литературе, что это скорее шоу на грани коллективного разврата и что его одиночные похождения и рядом не стояли с такими изощрёнными выкрутасами, с какими его познакомили в собственной квартире. А тут ещё Лена-Лёля в своих рифмах уже не намекала, а требовала узаконить отношения:
Давай, милый, давай!
Разделим с тобой рай:
Чтобы берлога твоя
Стала и моя

Как только до Романа дошёл смысл очередного «стиха», он безотлагательно указал на дверь Лёле вместе с её стихотворцами-слэмистами. Напитавшись поэтической аурой Лёли и её друзей, Роман решил для себя больше не заниматься поэтри-слэмом – слишком сложно и напряжно.Он продолжил практику своих консервативных похождений, не задумываясь пока о создании семьи и о продолжении своего рода

Вместе

И Илона, и Роман искали себя в жизни, а попутно места, где платят хорошие деньги. Стремления у них оказались схожими и, видимо, эта схожесть и свела их как-то вместе в одной процветающей фирме, торгующей немецкой бытовой техникой.

Роман, сменив в начале своей карьеры несколько мест работы, в этой фирме работал с начала её образования. Был, так сказать, её старожилом. Неплохо зная немецкий язык, он уже несколько раз побывал в Германии на стажировке и возглавлял отдел маркетинга. Илона тоже, сменив несколько работ, наконец, нашла эту. Вернее, её туда привела одна из подруг в знак признательности. Ей Илона шила «на заказ» шикарные модные наряды, которые были ничуть не хуже «фирменных».

Вот так и встретились Роман и Илона. Роман взялся обучить новенькую всем премудростям предстоящей работы, конечный результат которой зависел не столько от качества предлагаемой продукции, сколько от умения менеджеров, а попросту говоря – продавцов, обаять потенциального покупателя, а в конечном итоге – всучить-продать ему товар. От этого напрямую зависели процентные надбавки к зарплате, а они могли быть очень весомыми.

Оба видные и вполне продвинутые молодые люди с первого взгляда, что называется, почувствовали взаимную симпатию, так как сразу «просекли» друг друга. Она решила, что он прожжённый ловелас и искуситель, он – что она совершенно сексуально не озабочена. А это значит, что и опасности друг другу они не представляли, а лишь предвкушали приятное каждодневное времяпрепровождение во время работы и послерабочую болтовню-тусовку без каких-либо серьёзных обязательств. Находясь в заблуждении, относительно друг друга, они незаметно сблизились и начали общаться всё чаще и чаще. Не имея видов один на одного, посиживая за чашкой кофе, с юмором и смешками они рассказывали о своих похождениях, включая пикантные подробности, не видя в этом ничего постыдного. Встреч своих они ни от кого не скрывали, как не скрывали и тем разговоров – сослуживцы знали, чем они делятся друг с другом, несказанно удивлялись необычной их дружбе и не находили ей объяснения. Всё понятно, когда на девичьих посиделках или на мальчишниках, в однополом, так сказать, кругу, идёт  обсуждение подобных тем. А тут!? Подобный симбиоз все находили не только странным, но и противоестественным. А так как симбиоз-встречи продолжались, то вскоре на них перестали обращать внимание. И вдруг, ни с того, ни с сего (как посчитали те же сослуживцы и знакомые), Роман с Илоной объявили о своей свадьбе. Все были просто ошарашены их сообщением.

«Нагулявшийся муж лучше целомудренных двух» – загадочно улыбалась Илона в ответ на недвусмысленные вопросы, навязчивые советы подруг и сослуживиц. Она перебралась, наконец, из осточертевшей ей деревни в квартиру мужа со всеми удобствами и тихо радовалась новому образу жизни, вкушая все её прелести. Всё тут было под рукой – ни за водой, ни за дровами, ни в погреб за картошкой тут не надо было ходить. Чего стоил один туалет в квартире! Тот, кто знаком с пробежками по снегу или в дождь в конец огорода к «скворечнику» (бывало, что и ночью) для отправления естественных надобностей, знает цену этому объекту в другом месте. А ежедневные переобувания из резиновых сапог или валенок, чтобы в городе соответствовать устоявшемуся имиджу «эмансипе»?!

Роман в быту оказался рукастым, хозяйственным и примерным семьянином. Куда и подевался неутомимый «ходок», как в шутку называли его друзья. Доставка продуктов, обслуживание бытовой техники, которой в квартире было великое множество, были за ним. Готовка, уборка, стирка и прочие мелкие хлопоты – за ней. По сравнению с деревенским тяжёлым и, зачастую, невидимым трудом, для Илоны всё это было «семечки».

Родители Илоны, тихо радующиеся счастью единственной дочери, теперь жили в предвкушении появления внуков. Роман тоже. Казалось, вот оно счастье! Что ещё людям надо? Они подошли друг другу, как две потерявшиеся половинки. Живи и радуйся!
Оказалось, что «упакованность» и здоровье для некоторых – вовсе не гарантируют спокойствия духа и радостного восприятия мира. Неуловимое оно это вещество – счастье. Оно – игра со многими неизвестными – такое многоликое…

Спустя какое-то время у благополучной и счастливой на вид пары, начались ссоры. Они возникали ниоткуда, по малейшим пустякам. В словесных перепалках наружу вылезало многое, не видимое на первый взгляд.

В выходные на собственной иномарке они стали ездить к её родителям.
Роман хотел это делать каждый выходной. Недолюбленному, рано ушедшими из жизни родителями, Роману нравилось приезжать в деревню и заниматься мелкими хозяйственными делами вместе с тестем и тёщей. Ему было «в кайф» работать на сельском подворье: покопать в охотку тёще гряды, поколоть дрова, наносить из колодца воду в дом и в баню, а после трудов праведных попариться с тестем в ней, отходив друг друга берёзовыми веничками. Потом в семейном кругу посидеть в саду за столом, щедро уставленным тёщиными вареньями и соленьями, поданными не менее сноровистыми руками жены-красавицы. Илоне, «наевшейся» жизни в неустроенной деревне с детства, больше нравилось проводить выходные в городе, а в деревню, считала она, приезжать можно было и один раз в месяц.

Роман хотел детей. Илона – нет. Пока.

Дальше – больше. В потоке перебранок они стали упрекать друг друга в неверности, вспоминая свои же пикантные подробности из добрачной жизни на стороне. Припоминания «утех» шло по нарастающей. Роман винил-упрекал жену, что она, поэтому не может родить ему наследника. Илона, в свою очередь, ставила в вину его дикие набеги «в гречку». Потом они остывали и мирились, но у каждого в душе оставалось мстительное чувство-сладость от тех грешных воспоминаний, которые были сродни былой пикантной, как им тогда казалось, откровенности. Их былые симбиоз-посиделки теперь выходили обоим боком.

Кто его знает, сколько бы ещё продолжалась такая жизнь, если бы не одно событие, происшедшее, можно сказать, с подачи самой Илоны.

После замужества, под руководством теперь уже законного супруга, она быстро вникла в другие тонкости и хитросплетения своей работы, внесла дельные предложения о способах расширения клиентуры, заключила несколько небольших и один большой и очень выгодный долгоиграющий договор на постоянную поставку-обновление техники фирмы для сети объектов придорожного сервиса. План продаж товара резко пошёл в гору. Её усилия не остались незамеченными ни руководством фирмы, ни её настоящим хозяином. На большую рекламную акцию-презентацию фирмы в честь очередного её -летия Илона была приглашена в числе первых.
 
Неожиданно для всех на это мероприятие в столицу прилетел хозяин –владелец фирмы, чтобы лично поблагодарить-отметить самых активных работников, принёсших такую стабильную прибыль. Появлялся он редко, но, как говорится, метко. Старожилы фирмы ожидали производственных потрясений. Они не заставили себя долго ждать.
Благодаря ноу-хау Илоны владельцу представилась возможность сократить число работающих в фирме, так как отпала необходимость содержать большой штат агентов по поискам одноразовых покупателей товара. К удивлению всех под сокращение попала и «инноваторша-рационализаторша», как её окрестили в фирме, Илона.

– Довыпендривалась! Так тебе и надо!», – злобно шипели ей вслед сослуживцы. Она же, особо не сокрушаясь и не сопротивляясь, молча, написала заявление об уходе. Новую работу Илона искать не стала. Засев дома, она всерьёз занялась изучением немецкого языка.

Романа, как оказалось, не сократили и он теперь тянул лямку в семье за двоих, удивляясь про себя тихости и спокойствию супруги и надеясь, что теперь-то они смогут завести ребёнка. Она же, днями только то и делала, что штудировала язык, найдя какие-то скоротечные заочные курсы по интернету, листала-изучала полученные наложенным платежом самоучители и иллюстрированные журналы, практикуясь на нём же – собственном муже.

Спустя месяц-другой после «презентации», Илона неожиданно заявила Роману об окончании их романа. Привыкнув решать первым о прекращении отношений с женской половиной, Роман был нокаутирован ошеломительным решением супруги и находился в прострации. Он не поленился и внепланово съездил домой к её родителям выяснить причину такого неожиданного заявления. Но тёща с тестем растерянно и, виновато отводя глаза, только разводили руками. Они, мол, не в курсе решений дочери. И против него ничего не имеют – хороший был зять. В таком оторопелом и заторможенном состоянии, не давая ему опомниться, в один из дней, Илона повела его разводиться. За неимением совместных детей, отсутствием с обеих сторон каких-либо имущественных претензий их развели быстро.

– А дальше что? – задал сакраментальную фразу Роман, выйдя на тот момент уже с бывшей супругой, из здания загса.

– Чао-какао, милый! Дальше я еду покорять Европу!

«Опять Европа?» – только и успел  подумать Роман.

– И не с тобой, – мило улыбаясь, пропела-прощебетала Илона и устремилась к мужчине, появившемуся неожиданно рядом с букетом цветов. При ближайшем рассмотрении он оказался … хозяином фирмы.

Роман оторопел. От удивления. Двойного, можно сказать. И не от увиденного, а от того, что он проморгал и не заметил ничего подозрительного в поведении бывшей жены накануне всех этих событий.

«Во, дают! И когда только успели спеться?» – промелькнул в голове один-единственный вопрос. – А букетик-то не ахти, какой. Видно, жмот ещё тот этот Вернер!» – заметил подсознательно, механически протягивая тому руку в ответ для пожатия.


Врозь и… снова?

Он не стал устраивать сцен, допросов с пристрастием а, на удивление друзей и сослуживцев даже проводил шефа и свою бывшую жену в аэропорт.
Оставшись снова один, Роман возобновил свои любовные похождения. Приходящие подруги сменяли друг друга, как картинки в детском калейдоскопе. Теперь таким образом Роман старался забыть Илону, которая, как ржавый гвоздь, прочно засела в его голове, в его мыслях, делах и поступках.

"Подумаешь, цаца из деревенского скворечника! В Европу она захотела, её там только не хватало, так решила себя показать. Непутёвая!», – не переставая, думал он и на работе, и во время возобновившихся яростных «утех» с попойками, и днями и ночами, когда оставался один и никого не хотел видеть и слышать рядом.

Вестей же от покорительницы Европы не было никаких и никому. Илона как в воду канула. Сослуживцы, может, кто, что и знал, да не осмеливались даже затрагивать эту тему при нём – он мог просто заехать по «фейсу».

Как-то, заглянув в свою электронную почту, Роман увидел знакомый значок-силуэт своей бывшей супруги. Она осторожно интересовалась «как он там поживает?» Роман ответил, что «ничего, живой-здоровый, чего и ей желает». Ответ прилетел быстро. Он коротко ответил. Завязалась постоянная переписка. Как в старые добрые времена, они снова стали общаться, только уже не вживую, а по интернету. Она подробно стала рассказывать о своём пребывании «за бугром» и, в частности, совместной жизни с Вернером. На поверку в быту он оказался скупцом и великим ханжой. Мало того, все эти качества проявлялись и в личной интимной жизни. А чего стоили его монотонные поучительные беседы: про её широкую славянскую натуру, про расточительность и неистребимое желание тратить его деньги, бесконечные напутствия как надо и как не надо себя вести с его знакомыми, друзьями и родственниками…

Эти нравоучения её так достали, что она готова пешком отправиться домой. Согласна назад в свою деревню, которая тут, вдалеке, теперь представлялась ей неземным раем.
Роман, как мог, искренне её утешал и давал заезженные советы: мол, всё уляжется, утрясётся, не дрейфь, не паникуй, это с непривычки и т. д.

Переписка тянулась ещё некоторое время.

Как-то, открыв ноутбук для очередного сеанса связи с бывшей женой, он оторопело прочитал: «Милый, забери меня отсюда … снова замуж!»

– Давно бы так! Места ей тут мало, в Европу ей захотелось, вроде она в Тмутаракани какой-то проживала. В центре ведь самой её находилась, – облегчённо сбрасывая с себя неимоверный груз разлуки с любимой и предвидя скорую встречу с ней (непутёвой), бормотал вслух Роман. А рука его тем временем летала по клавишам клавиатуры:

– Жди, лечу! – полетел ответ в Европу.

"Метаморфозы" № 4.2014.
"Пад зоркай кахання". Мiнск. "Мастацкая лiтаратура". 2015.