Без обид Часть 5 Огненный дом

Без обид Часть 5 Огненный дом
- Как дело движется, Искра Батьковна? – начальник благодушно улыбался. Жару сменили яростные летние ливни с грозами, разливались по асфальту бурлящими потоками. Искра зашла в отделение продлить документы практиканта и допуск к делу.
Все как обычно. Дежурный Сергей помахал ей из своей стеклнной загородки пестным шарфиком, Петнюня поскользнул мокрой змеей, прошипел краткое благопожелание с обычной дохой яда.
Все. как обычно. А у Искры было такое чувство, что она прилетела с другой планеты. Или из другой жизни.
- Допрашиваю, - кратко ответила она и сама удивилась серьезности и сухости тона.
Павел Петрович привычно потер багровый загривок.
- Духота, хоть и льет как из ведра. Гроза будет. Да….Что ты там с ней разгвооры разговариваешь? Дело-то простое. За сутки можно справиться, а ты просишь продлить.
- Да. На месяц. Интересы следствия. – отчеканила Искра.
Павел Петрович, пристально посмотрев на нее, размашисто подписал бумаги и сказал задумчиво:
- Будто другой человек передо мной. Непри….непривычно.
- Вы хотели сказать «неприятно».
- Я хотел сказать то, что сказал. Заканчивай. – Павел Петрович закусил мясистую губу, искоса посмотрел на Искру и добавил нехотя, как бы через силу, - даю неделю. Все!
Когда она вышла, разразилась гроза. Сергей-дежурный догнал Искру, ухватил за рукав:
- Не торопитесь, переждите. Вот вам.
Мягкий пестрый шарфик обвил руки Искры.
- Специально вязал, - сергей смущенно переминался с ноги на ногу. – Вы не подумайте..Все наши знают, если дело не идет, надо, чтобы я связал вещь персонально, и поносить ее.
- Спасибо. – Искра набросила шарфик на плечи. – Мне пора.
………………………………………………………………………………………………………………………………..
Синигами уже ждала ее. Была бледна и серьезна. В мертвенном свете ртутной лампы на щеках Синигами появились фиолетовые тени. Или так показалось Искре?
Окно рыдало ливнем. Сирень бессильно колотила по стеклу, я сростью разбивая потоки и отдельные крупные капли, упрямо цеплявшиеся за поверхность.
- У меня для вас подарок, - с порога сказала Искра и поставила на стол статуэтку. Синигами потянулась к ней и отпрянула.
- Зачем?
- Она ваша. Пусть будет с вами.
- Но…здесь нельзя. Отберут. – едва слышно прошелестела Синигами. Громыхнул гром, стекло завибрировало, ветка сирени содрогнулась. На миг Искре показалась подозреваемая хрупкой и беззащитной, как ветка сирени. Только на миг.
- Вы должны были за нею скучать. – ни с того ни с сего проговорила Искра. – Пусть побудет с…с нами.
Синигами успокоилась, впала в привычную равнодушную мечтательность.
- Спрашивайте. Что же вы?
- Мне, - Искра закашлялась, схватилась за горячий стакан с чаем, - извините, мне покоя не дает, что было с вами дальше.
- Дальше? Я училась, получала стипендию. Никто не гнал меня из желтого домика, но никто и не приходил в него, кроме родственника Графини. Комнат я не сдавала, он – тоже. Постепенно дом ветшал. Казалось, он держался силой духа Графини. Тогда начались политические катаклизмы, но холм м дом на нем они обтекали, не меняя ничего.  Я по-прежнему любила сидеть под яблоней, у мшистого надгробия неизвестно кому, жаловаться, если было плохо, и делиться радостяими, если хорошо. Рдостей у меня было мало, но и плохого – тоже. В университете меня не обижали. Появились подруги, друзья. Все как у всех.
Синигами замолчала. Тишину комнаты вспорол очередной удар грома. Прттянув японке высокий стакан с чаем, Искра осторожно спросила:
- В желтром доме повились гости?
- Гости? Да. – Синигами побледнела. – Незваные. Я никого, никого не приглашала в дом (то ли вздохнула, то ли всхлипнула) К моему удивлению, деньги стремительно теряли покупательную способность. Обнаружив, что стипендии не хватает даже на проезд, а начала искать подработку, переводчицей, и кое-что нашла. Немного, но на еду хватало. Немного средств подбрасывал и Родственник, но я должна была взамен приготовить еду.
В ту душную летнюю ночь грохотала гроза, совсем как сегодня. Тревожно шелестела яблоня, скрипели другие деревья. Я проснулась от того, что кто-то грубо тряс меня за плечо. Открыв глаза, увидела около своей кровати две плечистые черные тени.
- Слышь, не дрыгайся, - сказал один, и я ощутила на шее тонкий холодок бритвы, - лежи тихо.
- Где бабло и золото, говори быстро, - хрипло, с присвистом сказал второй.
От них пахло мокрой кожей и почему-то мочой.
- У меня есть деньги. Немного, в комоде, в верхнем ящике. А золота нет и никогда не было. – спокойно ответила я.
- Вот с..ка! – выругался первый. – На ремни порежу!
Второй, судя по звукам, рылся в комоде. Натыкался на другую мебель. Замер, подошел ко мне.
- Нет ничего. – в лицо мне ударился влажный бумажны ком. – Ты мрне долдна бабок. Отрабатывай давай.
- Натурой! – загоготал второй.
Такими историями были заполонены газеты, поэтому я знала, что меня ждет. Ухитрившись выскользнуть из-под лезвия, я загородилась подушкой и крикнула:
- Уходите!
Послышался шум бортбы. Вскрики. В комнату влетел Родственник, включил свет, но лампочка тут же разлетелась вдребезги.  Двое в кожанках, как успела заметить,набросились на Родственника, и я нырнула в гущу схватки.
Ничего не помню. Очнулась от вспышки за окном. Молния. Грохнул гром. Задрожали стекла, какое-то лопнуло с жалостным звоном. Нащупав спички и выудив толстую свечу, я зажгла ее и увидела мокрый длинный куль, из которого сочилась струйка чего-то темного. То был Родственник. И он был мертв. Я начала трясти его, кричать, мой ледяной скафандр исчез, лопнул, я вдруг поняла, что он мне дорог, потому что связывал с прежней жизнью, с мамой, с Графиней, с той женщиной с больным сердцем, которая со мной искала маму, - со всем хорошим, что было у меня. Я кричала, кричала, охрипла и продолжала сипеть. Родственник пришел в себя.
- Беги. Они вернутся. Искали клад. Под яблоней, под…
- НЕТ!!!!! Нет. Нет, нет….Имя, имя!
- Ни-ккит…
Он ушел. Умер. На еголицо капало со свечи, а он и бровью не повел. Я встала. Глаза мои были сухи. И увидела, как в оранжевой огонь провалиается дверь. Бандиты заперли выходы и подожгли дом. Где-то я видела или читала, как герой выбрался из горящего дома. прикрывшись трупом товарища. Я сделала так же. Ринулась в огоь со смутным желанием раствориться в нем, расплавиться в жаровне.
Очнулась в склизлом овраге. Рядом лежал родственник. Никита. Жил безымянным. Теперь имя есть, а его нет. На вершине холма с жутким треском рушился дом. Легкие искры проносились над оврагом. Обыскав Никиту, я нашла плотный пакет с какиим-то бумагами. Плохо соображая, что делаю, вырыла в глинистом склоне оврага ямку и затолкала поглубже пакет. И в третий раз за эту жуткую ночь потеряла сознание.
Последней мыслью было, что выскочила под дождь в одной ночной рубашке. Простужусь. Сквозь тяжкое забытье пробивалась обида на тех двоих, в черной коже, но черной кипящей ярости не ощущала.
Прошел год. Он выпал из моей памяти. Я пришла в себя в отделении милиции. Не могла вспомнить ничего, но в памяти остались какие-то обрывки, что нужно идти на экзамен, поэтому личность восстановили быстро. На мне были мокрая, грязная рваная ночная рубашка да плед, в который закутали млиционеры, когда прибыли на место происшествия. Дом сгорел. К вечеру стало известно, что около дома, нашли два трупа. В черных кожанках. Когда оперативник сказал это, мою голову словно острая молния прошила, – я вспомнила все. и, боясь, как бы воспоминания не пропали, торопливо рассказала все. Все, кроме слов Никиты. – Синигами виновато моргнула.
- Продолжайте.
- Дальше не было ничего особенного. Меня поселили в комнате для задержаных, благо, пока таковых не было. С одеждой было куда сложнее. Выручила гуманитарка. Легче всего решилась проблема жилья, - определили в общежитие.  А вот когда я, получив диплом, узнала, что из общежития должна уйти утром и что денег у меня почти нет, впала в ступор. Собрала вещи в узелок и, не попрощавшись, ушла прочь. У ворот притормозила большая черная машина. Потом я узнала, что то был знаменитый шестисоты Мерседес. Из нее вышел тучный милицеский генерал, сказал, что только услышал о моем деле, обеспокоился моей судьбой и приехал лично проверить.
Я могла уйти куда глаза глядят. Но я села в черное авто и поехала с генералом. Так я стала экзотическим блюдом.
- Чем?
- Генерал «держал» первый в Киеве японский ресторан, который должен был вот-вот открыться. Была там экзотическая услуга: блюда подавались на теле девушек. Я и была блюдом для изысков псевдояпонской кухни. – тусклым голосом закончила Синигами и надолго замолчала.
Искра езко встала из-за стола:
- Хотите выйти на свежий воздух?
- Мне нельзя.
- Мы попробуем.
Синигами покорно стояла под козырьком. Ливень затих, но дождь обещал быть обложным и долгим. С козырька стекали тонкие струйки.
- К чести генерала, - тихо заговорила Синигами, - ко мне относились уважительно. Я знала японский язык и обычаи, ввела в моду этого ресторана чайные церемонии, меня ценили. Скоро появились выосокопоставленные знакомые. Зарплаты хватало снимать скромную квартирку и прилично одеваться. Едой нас снабжал ресторан. Так прошел еще год. У меня были интрижки, любовные приключения. Но я будто ждала чего-то. Чего? Включив утром телевизор, увидела фото моего генерала. Лицо бледное. В крови. Краткое сообщение: убит. И ресторан взорван, со всеми теми, кто в нем был.
Опять рухнул мой мирок. В телесюжете мелькнули фото подозреваемых. И я ощутила знакомую черную волну ярости. Сдерживая дрожь, вышла на улицу, залитую победным апрельским солнцем. И блуждала по городу дотемна, пока не оказалась во дворике какой-то церкви. Там и были те трое, убийцы.  Один отпихнул меня, второй больно ткнул в бок.
- Что вы делаете? – вскрикнула я. – За что?
- Не полощись под ногами, падаль. – был ответ.
Может, я и падаль. Может, и не имею права стоять в церковном дворике. Но тогда обида полоснула по сердцу, как тупым ржавым ножом. Я застыла, глядя в их широкие, сильные спины.  В церковь они не вошли. Тот, что говорил со мной, упал на первой ступеньке, остальные скатились секунду спустя. Я не испытывала никакой жалости. И злорадства не было. Решила, что это обычные по тем временам бандитские разборки.
Синигами криво, недобро ухмыльнулась. Искра жестом показала, что пора возвращаться.
Когда они вошли в комнату для допросов, в мертвенном свете ртутной лампы увидели, что статуэтка на столе пылает янтарным светом.