Ангел играл им джаз. Вольная фантазия

Его имени ни кто не знал. Бродяга. Как есть,- поношенный и рваный житейскими ветрами. Местные гадюки (джаз. термин) бросали играть, когда он, припадая на левую ногу, входил в бар. Матёрые музыканты, почтительно склонив головы уходили со сцены и садились за свободные столики. Если мест не было - стояли. Кто-то даже пытался записывать, совсем как первоклассник, его нездешние ноты. Ни кто не знал секрета. Ни одна из догадок, ни самая бредовая ни самая логичная не была даже близка к истине. Чудо,- ни кто не помнил его лица,- казалось каждый день в бар заходил новый человек. Но знакомый, как тот- в зеркале. Федора, твидовый пиджак и брюки, вольно застёгнутая рубашка и благородные кожаные туфли. Оживший символ, стереотип. Гитара,- точной марки ни кто не помнил. Были споры, даже драки,- зря. Каждый был частично прав.
    В один майский вечер он,  взойдя на сцену, окинул оглушительно тихий зал вещим взглядом. Взгляд остановился на паре средних лет. За столиком сидел худощавый высокий мужчина со свирепой щетиной. Взъерошенный,-казалось он вот-вот рванет с места, туда, за горизонт, к ему одному ведомой мечте. Его держала за руку рыжая, как сама юность женщина. Строгие  большие очки вовсю пытались, но не смогли сделать её серьёзней,- конопатая, нос пуговкой. Хулиганская  каре, старательно замаскированная под строгую прическу. Так смешливая девчонка во всю зажимает рот ладонями, но поздно,- заметил учитель. Казалось женщина вот-вот выбежит из бара ловить бабочек или кузнечиков. Оба одеты изысканно просто.
     Бродяга смотрел прямо на них. Он снял тертую федору, поклонившись паре. Сел на подставленный толстым шекастым трубачом барный табурет, расчехлил гитару и перебирая седые струны начал. Казалось небо перевернулось вверх дном, пьяные отрезвели, но их не волновали зря потраченные деньги. Сидевший в тёмном углу угрюмый человек достал мобильник, набрал номер местной полиции и признался. Давным-давно, уже все забыли, - он убил... Музыка плыла над онемевшим залом, печальная и холодящая душу. Нет таких примочек, нет особой хватки,- всё ложь. Он просто играл, как умел.
    Худощавый человек беспокойно дёрнулся, его глаз одолел тик,- раньше за ним такого не водилось. Женщина мигом повернулась и, склонившись к его уху заботливо вопрошала, гладя его шальные волосы. Он не знал что ей сказать. Бродяга играл, на сцену капали слёзы. (На тему героев моей повести)