Шапка

     Демобилизовался Яков Швидченко в конце ноября, когда деревья давно уже сбросили свою яркую манящую зе­лень, а девчонки надели теплые пальто и шубы, когда вдоль улиц, кучерявясь, стелилась поземка и весны, казалось, не дож­даться.

     За два года службы Яшка окреп, немного подрос и даже чуточку поправился. И, разумеется, доармейские одежды ста­ли ему маловаты. И потому на гражданке он продолжал хо­дить в слегка расклешенных солдатских брюках, и ботинках с двойными точеными каблуками, подбитыми стальными подков­ками. Болоньевую куртку ему заранее приобрели в раймаге родители.

     ...А кроликовая шапка, в которой Яшка ходил еще в шко­лу, на голову все-таки налезла... А так хотелось иметь голубые джинсы, белые фирменные кроссовки, чёрную кожаную куртку и, конечно же, новенькую шапку. Но больше всего на свете хотелось нравиться девчонкам.

     -  Сынок, ты бы у начальства материальную помощь выбил да приоделся, что ли, - советовала мать.
     Но неудобно Яшке шастать по кабинетам и канючить. Да и работает-то он в автоколонне первую неделю. А кроме того, сержант запаса и вдруг на тебе - помощь.
     - Ничего, заработаешь, - уверял отец, - руки тебе даны не затылок чесать.

     А как тут заработаешь, если всучили тебе полуразвалив­шийся «газон» и вертись, как хочешь. На ремонте здорово не разгонишься. За месяц и на «стольник» не наковыряешь. Вот если бы устроиться к коммерсанту... А тут еще завгар Алек­сеевич подначивает:

     -  А что, служба, отличишь карбюратор от коленвала?
     - Да я же в армии пятисоткилометровый марш прошел, -обижался дембель.
     - А знаешь, что у хорошего водителя ржавеет, а у плохого блестит?
     Если честно признаться: этого Яшка, не знал.
     -  Не-а... - сознался он.
     -  Заводная рукоятка. Так-то, солдат.

     Настроение у Яшки было неважное. И хотя внутри у него все бурлило, горело и распирало, как перед извержением вул­кана, но выхода наружу не было. Что-то сверху давило и угне­тало его.
     «Шапка, - осенило вдруг Яшку. - Да-да, все через нее».
     Даже собаки и те поднимали лай, когда он проходил по улице. Да и самому от одного её вида хотелось выть.

     А слесарь Пентюхин постоянно подкалывает: «И на каком же чердаке, Яша, ты выдрал эту куршивую шапчонку? Грошиков, говоришь, нет на новую? А они и не нужны. Глянь, сколько козырных шапок мелькает на улице. Ты думаешь их заработа­ли на ремонте? В них ходят те, кто с меня и с тебя семь шкур содрали. Так что на улице бродит твоя законная шапка».

     Утром, в воскресный день, когда народ в приподнятом на­строении валил на колхозный рынок, как на праздник, Яшка выглядывал из-за забора и ждал, когда появится подходящая шапка. Он шумно сопел, часто глотал слюну и шлепал губа­ми: вдруг показался хмырь в фирменных ботосах, джинсах-варенках, кожаной куртке и норковой шапке... «И где только люди деньги берут?» - мелькнуло в голове у Яшки. Он попра­вил свою шапчонку, сдвинул по-армейски на правую бровь и, резко выдохнув, шагнул на тротуар.

     Сначала все шло хорошо: мелодично цокали подковки, лег­кий морозец пощипывал уши. Впереди, шагах в двадцати, мая­чила роскошная шапка...

     И хотя хмырь был похож на холеного кота, собаки молча­ли. Не трогали они и Яшку. И вот, когда он уже собирался сотворить то, что советовал ему Пентюхин,  Биль Миньковых, разинув огромную розовую пасть, рявкнул на чеканившего шаг Швидченко. От неожиданности Яшка вздрогнул и с шу­мом поскользнулся на самодельных подковках. В мгновение ока рассыпался невообразимый песий брех. Будто кто-то бес­пардонно ударил по клавишам расстроенного рояля. Шарики, Тузики, Бобики, Жучки, Бельчики и Каштанки - вся дворняжья рать неистово стала демонстрировать виртуозность своих го­лосов.

     Из подворотен выскочили куцехвостый Тобик и комнат­ная собачка Тяпа, живущая в конуре. Лаяли они, как показа­лось, Яшке, на шапку, а цапнуть пытались за шерстяную «диа­гональ» парадно-выходного мундира.
     -  Вот гады! Вот гады! Прицепились. Всех бы вас собачни­ку, - ошалело бормотал он.
     -  Да пошли! У-у-у! - угрожающе замахивался Яшка и ози­рался по сторонам, - не дай Бог, увидят девчата. Хмырь удалялся. «А может, он шкуры и не драл? - подумал Яшка. - Может, копил - не ел, не пил?»

     Сразу после второй получки он решительно направился к деду Агафону, занимающемуся кролиководством.
     -  Мне бы парочку черных шкур. Некрашеных.
     -  Все хотят некрашеных.
     -  А подешевле можно?
     -  Все хотят подешевле.
     - А вот это... как его?..
     -  Все хотят это...

     Вечером Яшка раздобыл у соседей цыганскую иглу, нитки десятый номер и принялся за дело. А что? В армии он же «усовершенствовал» обмундирование: клеши, каблучки... Шапка - это, конечно, посерьезнее будет, зато экономия финансов ка­кая! Главное - правильно раскроить, спецы в этом деле умуд­ряются и заказчика ублажить, и себе на шапку выкроить.

     Одиннадцать вечеров усидчивости, отчаяния и упорства -и, наконец, вот она - нежный лоснящийся мех, радующий глаз. Так бы и гладил и гладил ее, пока не замурлыкает. Он осто­рожно взял выстраданное произведение измазанными зелен­кой пальцами и насадил на березовое полено, подобранное по размеру своей головы.

     А весна все-таки явилась, распирая небосвод, словно тес­ную кофточку девичья грудь. Улыбалось апрельское солнце и игриво подмигивало Яшке. И он, счастливый, шагал по цент­ральной улице поселка в меховой обновке, раздвигая простран­ство клешами и прицокивая подковками. На душе было легко и празднично. Весенние запахи вливались в его молодое креп­кое тело, насыщая каждую клеточку энергией жизни.

     Навстречу по тротуару нарочито медленно и грациозно вышагивали девчонки, легкий ветерок развевал их прически, модные плащи, шарфы и юбки. Они окидывали взглядами встречного парня и загадочно улыбались. А Яшка сиял и по-дружески подмигивал рыжему солнцу.