Песенка об арбатском дворе. История одного дома

ПЕСЕНКА  ОБ  АРБАТСКОМ  ДВОРЕ

                Аскольду Тарусину

Пахли детством, сладкой мятой
Переулочки Арбата,
Где гуляли мы, ребята,
Много лет тому назад.
Во дворе под липой старой
Собирала нас гитара
И красавица Тамара,
Королева всех ребят.

Королева, королева,
Рыцарь справа, рыцарь слева,
За неё идти готовы
В смертный бой в соседний двор.
Нет в руке меча и шпаги,
Но сердца полны отваги.
Этих рыцарей отважней
Я не знаю до сих пор.

За годами, за морями
Распрощалось детство с нами.
На каких меридианах
Нынче рыцари стоят?
Только снится двор наш старый,
И под липою гитара,
И красавица Тамара,
Королева всех ребят.

Пахнут детством, пахнут мятой
Переулочки Арбата.
Я пришёл сюда, ребята,
Как и много лет назад.
Так же тесен двор наш старый,
И под липою гитара,
Но другая королева
Кружит головы ребят.

Королева, королева,
Рыцарь справа, рыцарь слева,
Но другая королева
Кружит головы ребят.

                (1998 г.)


На снимке начала XXI века: наш «дом с атлантами» в Староконюшенном переулке.
«Наше» окно – на 6-м (предпоследнем) этаже, крайнее справа.
Аскольд Тарусин – мой одноклассник, сосед по дому и добрый товарищ тогда и сейчас.
С Аскольдом мы жили в одном «доме с атлантами» в приарбатском Староконюшенном переулке, 39. Наш семиэтажный дом был построен как доходный дом в 1915 – 1916 годах архитектором, ярким представителем московского модерна Сергеем Михайловичем Гончаровым, кстати, потомком известного дворянского рода – его прадед Николай Афанасьевич Гончаров был отцом Натальи Николаевны, жены А. С. Пушкина. В переулок выходил парадный подъезд, во двор – чёрный ход. Над парадным - два могучих атланта, поддерживающих выступающую центральную часть фасада. Из нарядного, расписанного вестибюля наверх шёл марш беломраморной лестницы с бронзовыми шишечками на ступеньках – когда-то лестницу застилали ковровой дорожкой. Большие многокомнатные квартиры. В комнатах – высокие, более трёх метров, потолки с лепниной, огромные трёхстворчатые окна с эркерами, мраморные подоконники, наборный паркет.
При советской власти многокомнатные квартиры сделали «коммуналками»-клоповниками. Мы с мамой жили на шестом этаже в большой коммунальной квартире № 12, где обитало шесть семей, было набито полтора десятка человек. Аскольд с матерью-машинисткой – на третьем, в квартире № 5, в маленькой восьмиметровой комнатке-клетушке у чёрного хода, с окном в угол двора (до революции здесь жила прислуга). Зато это была отдельная шестикомнатная квартира его дяди, мужа его родной тёти, министра просвещения РСФСР А. Г. Калашникова.
Отдельных квартир в нашем большом семиэтажном доме было всего две и обе на третьем этаже. Одна – министра Калашникова, вторая напротив (№ 6) – академика Лины Соломоновны Штерн. Учёный с мировым  именем, физиолог и биохимик, выпускница и профессор Женевского университета, в 1920-е гг. приехала в Советский Союз, стала директором ею же созданного Института физиологии, первая советская женщина-академик, действительный член АН СССР, действительный член Германской академии естественных наук, лауреат Сталинской премии. Советское правительство даже подарило ей автомобиль в собственность, что тогда было редкостью.  По славной традиции того времени, академик подверглась репрессии, как же без этого, – тюрьма, ссылка. Говорят, из расстрельного списка её вычеркнул собственноручно Сталин, все остальные участники послевоенного процесса по делу Еврейского антифашистского комитета были расстреляны. Из ссылки вернулась после смерти Сталина. Между прочим, прожила без малого 90 (!) лет. Замужем так и не была, своей семьи не имела. Уникальная, выдающаяся личность с уникальной биографией.
Прямо же над нами, на седьмом этаже, в такой же коммунальной квартире № 14 проживала семья ещё одного лауреата Сталинской премии, одного из авторов Гимна Советского Союза Габриэля Эль-Регистана. Его первая жена и дети – худенький чернявый интеллигентного вида парень Гарик, ставший известным поэтом-песенником Гарольдом Регистаном, и его младшая сестра Гаянэ, молоденькая балеринка с тоненькой, изящной, хрупкой, словно фарфоровой, фигуркой. Помню дробный перестук её каблучков, когда она не шла, а буквально летела вниз по лестнице.
Кстати, в армянской среде рассказывают такую байку. Эль-Регистан, известный журналист (до войны десять лет был корреспондентом центральной газеты «Известия», где публиковались его репортажи и очерки, объездил всю страну), не писавший стихов, в ресторане подсунул своему подвыпившему приятелю Сергею Михалкову четверостишие, сочинённое сыном Гариком (Союз благородный республик свободных...). Оно и стало началом текста Гимна Советского Союза, так понравившегося самому Сталину. Впрочем, повторюсь, это – всего лишь любопытная и правдоподобная армянская байка, так никем и никогда не подтверждённая. Но любопытная, а главное - очень правдоподобная.
А на одной лестничной площадке со мной, напротив, в коммунальной квартире № 11 жил мой товарищ Володя Клименко. Он учился в другой школе на класс ниже меня. С ним мы играли в шахматы, карты, вместе выходили к ребятам во двор. Оба страстно болели за «Спартак», ходили на футбол и хоккей с последующим обсуждением. Володя был развитым мальчиком, а потом юношей со своим взглядом и суждением. С ним было интересно общаться. Помню, как школьником он восхищался яркими сатирическими образами «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка», восторженно цитировал их наизусть. Или уже в молодости прочитав «Один день Ивана Денисовича», был потрясён и одновременно восхищён и причислил эту тонкую книжечку к вершинам русской литературы ХХ века. Володя первый среди моих знакомых сверстников прочитал Библию и открыто говорил, что нельзя быть образованным человеком, не зная Библии, за это в Университете его чуть не исключили из комсомола. Хорошо, на этом судилище в защиту выступила его группа – ограничились строгим выговором.
Через год после меня Володя, выдержав огромный конкурс, тоже поступил на журфак МГУ, правда, на редакционно-издательское отделение. Потом служил в ТАССе корреспондентом московской редакции, освещал культурную жизнь столицы, в этом  же амплуа какое-то время поработал у нас в правительственной газете "Известия", в отделе литературы и искусства. Серьёзно заинтересовался театром, точнее, драматургией, начал писать сценарии по литературным произведениям. Чтобы иметь для этого время, ушёл из газеты и стал редактором в издательстве «Советский писатель», рукописи на редактирование там брали домой,  работал дома. Оттуда перешёл в один из московских театров заведующим литературной частью, полностью отдав себя театру.
Ещё один мальчишка со Староконюшенного. Владимир Клименко. Личность образованная, незаурядная, творческая.
Сейчас в доме после его капитальной реконструкции, замены деревянных перекрытий и внутренней перепланировки все квартиры стали отдельными, в них поселились новые жильцы. Среди них – знаменитый артист театра Вахтангова и кино, Народный артист СССР, лауреат Ленинской премии Василий Лановой. Вася Лановой – гангстер половой, – так о красавце-актёре в пору его молодости отзывались коллеги в театре.

Аскольд не заканчивал с нами школы – в середине восьмого класса его исключили из школы. На вопрос, за что же его исключили из школы, Аскольд многозначительно поднимает вверх указательный палец и отвечает, что, как он полагает, это случилось не без ведома, а то и участия его дяди-министра, с которым у него были сложные отношения. Прояснить этот вопрос у самого дяди ныне не представляется возможным. В истории нашего Отечества он остался таким же открытым и загадочным, как тайна золота Колчака.
Школьником Аскольд посмотрел американский фильм "Сестра его дворецкого" с очаровательной Диной Дурбин в главной роли и стал её рьяным поклонником. Однажды он узнал, что в журнале "Америка" опубликованы очерк и фотографии обожаемой им красавицы. В киосках "Союзпечати" купить журнал "Америка" было невозможно. Недолго думая, Аскольд отправился прямо в московский офис редакции. Он легко получил вожделенный номер журнала и был счастлив, однако на выходе его взяли под локотки мрачные, неразговорчивые люди в штатском. Аскольда привезли в Большой дом на Лубянке и стали допрашивать, по чьему заданию он действовал и какие секреты собирался выдать злыдням американцам. На допросе, несмотря на побои, Аскольд держался стойко, как Зоя Космодемьянская, не выдал ни явок, ни паролей. Любознательным чекистам он поведал трогательную историю про красотку Дину Дурбин. Но бдительных чекистов на любовной мякине не проведёшь. Назревал процесс века с возможным последующим обменом Аскольда на провалившегося советского шпиона полковника Рудольфа Абеля (он же британский подданный Вильям Фишер). Накренившееся международное положение выправили и спасли высокопоставленные дяди Аскольда. Узнав о задержании племянника, они на персональных авто прикатили на Лубянку и, побожившись на своих партбилетах, вызволили его из мрачных лубянских подвалов.
Понятно, что эта лубянская история не прибавила Аскольду авторитета в глазах дяди-министра. Тщедушной и безыдейной Дине Дурбин дядя, возможно, предпочитал колхозницу, комсомолку Марьяну в исполнении актрисы Марины Ладыниной со значком ГТО на мускулистой груди из популярного довоенного кинофильма "Трактористы".
Изгнанный из нашей образцово показательной школы, но по-прежнему верный Дине Дурбин, Аскольд перековывался в пролетария и получил весьма среднее образование в школе рабочей молодёжи. Затем он стал учиться в Московском автодорожном, а в результате получил диплом Московского энергетического института, куда перевели его курс. Специализировался на электротранспорте, хотя в личном пользовании предпочитал автомобильный. После окончания МЭИ трудился в 3-м троллейбусном парке Москвы, на Сокольническом вагоноремонтном заводе, в проектном институте. Много лет проработал главным специалистом по электротранспорту в Министерстве угольной промышленности СССР. Как и Дина Дурбин, Аскольд так и не вступил в КПСС.
Я уважаю Тарусина не за то, что его исключили из школы. Не за то, что он родился 1 апреля, и это уже смешно. Даже не за то, что он был три раза женат и свою третью жену симпатичную Олю, музейного работника (переехав в Москву, она много лет работала сотрудником Государственного Исторического музея), нашёл в Сибири и вывез из Иркутска. Всё это может каждый. Я уважаю его за то, что однажды он совершил исключительный поступок – через несколько десятилетий разыскал меня и теперь постоянно приходит на встречи нашего класса.
Я опять подружился с Аскольдом. Что меня в нём привлекает, он – большой жизнелюб, очень любознательный и весьма активный для своего возраста человек. Он считает, что в любом возрасте жить нужно полноценной и интересной жизнью. В этом мы единомышленники. Как и в неприятии людоедской советской власти.
Полный впечатлений, Аскольд вернулся со средиземноморского острова Мальта, веером разложил передо мной сделанные там фотографии. («Эрька, смотри сюда!..») Был на Соловках, в Риме и даже Ватикане, где сфотографировался на память рядом с караулом охраняющих папскую резиденцию швейцарских гвардейцев в полосатых красно-сине-жёлтых камзолах - экзотической средневековой форме, сделанной, по преданию, по рисункам великого Микеланджело. Обо всех этих исторических местах я выслушал его обстоятельные рассказы. Совершил с Олей несколько теплоходных круизов за арбузами по Волге до Астрахани и обратно. В годовщину Бородинского сражения побывал на Бородинском поле и палил из пушки по французам, показав иноземным супостатам, что значит русский бой удалый. Не говорю уже о всевозможных выставках, концертах и спектаклях, где он завсегдатай.
Его сын Мишка (так зовёт его Аскольд, который гордится сыном) – уважаемый публичный социолог, часто печатается в газетах и журналах, выступает по телевидению и радио, а недавно по результатам масштабного исследования о социальной структуре российского общества в соавторстве с коллегами выпустил прелюбопытную книгу «Реальная Россия». В книге опровергается ряд бытующих распространённых представлений о том, какие мы, россияне, на самом деле, как мы живём и чего хотим. Дочь Алиса работает на Российском телевидении.
Мы с Аскольдом выпиваем из позолоченных стопочек «пахринки», моей фамильной спиртовой настойки на красной смородине или черноплодке, которой я обычно угощаю своих гостей. И я слушаю рассказы Аскольда и рассматриваю сделанные им фотографии. Мне, домоседу, в последние годы не выходящему дальше своего двора, с ним интересно. Он меня дополняет.

                Глава из книги "Мальчишки со Староконюшенного".