Школьница советского периода

Ленинград. В  1966 году одной из жительниц города, а именно  Ангелине Воронцовой  исполнилось 12 лет.  Девочке не нравилось ее имя – Ангелина, и не просто не нравилось. Она стыдилась его  и поэтому, знакомясь с ребятами во дворе или в школе, говорила: меня зовут Лина. Но это спасало лишь на короткое время. Каким-то непонятным образом ее настоящее  имя становилось достоянием всех. У взрослых оно вызывало недоумение. Казалось, их все время мучил вопрос, как же так,  в 20 веке, веке атомной энергии и полетов в космос, родители решились дать своему ребенку такое старомодное и  явно церковное имя. Ребята дразнили ее «Ангел, ангел улети на небо». Лина была уверена, что они даже не представляют, кто такие ангелы, хотя, наверное, какое-то смутное представление у них было, раз в дразнилке звучало слово «небо».
А она видела ангелов на картинке в старинной книге, которая хранилась у ее бабушки Муси. А еще и сама бабушка, лаская девочку, часто называла ее «Мой ангел», а иногда  и совсем позабытым словом «Душенька».
 От бабушки Лина слышала  много позабытых в современной жизни слов, например такие, как фунтик, материя (в значении «ткань») и кашолка. А когда Ангелина  простужалась, и у нее поднималась температура, бабушка говорила, что это лихорадка, и поила внучку теплым молоком с загадочной винной ягодой.
  Фамилия  девочки также вызывала всегда повышенное внимание: Воронцова.  Очень уж необычно она звучала. Ангелина сидела за одной партой с Толей Кузнецовым. Перед ней сидела Оля Петрова. А еще в классе были Толстиковы, Спиридоновы, Смирновы. Когда в школу приходил новый учитель и знакомился с классом, то, дойдя в журнале до ее фамилии, делал  выразительную паузу, а потом громко объявлял: а вот у нас и аристократия. Ангелина вся сжималась, и ей казалось, что весь класс с укором смотрит на нее.

Ну почему меня не зовут Ира или Лена (в классе было три Иры и четыре Лены) - думала Ангелина. Она была единственной Ангелиной не только в школе, но и в пионерском лагере, в детской поликлинике и библиотеке, во Дворце пионеров. Имя сразу же ставило какую-то непреодолимую преграду между ней и остальным миром. Бабушка же объясняла внучке, что по святцам день ее рождения был днем памяти  Святой Ангелины. Родители согласились дать девочке это имя, но с условием, что они будут звать дочку  Лина.
Что такое «святцы» девочке было уже совершенно непонятно. Но она больше не задавала вопросов, так как чувствовала, что слово «святцы» тоже церковное, а она – пионерка, носит красный галстук на шее и не хочет иметь ничего общего с церковью, которая, это Лина знала очень хорошо, была отделена от государства. Она часто смотрела по телевидению фильмы и телеспектакли, в которых  попы пытались опутать своими проповедями честных советских людей, строящих коммунизм. В то же время Ангелине было очень стыдно оттого, что она жалела церковь, которая находилась недалеко от ее дома.  Церковь называлась Греческой. Когда Лина ходила в детский сад, воспитательница часто водила их группу гулять в Греческий садик. Здание церкви было высоким с красивыми куполами, а вокруг него росли огромные лиственницы, которые издавали чудный смолистый неповторимый запах. И вот Ангелина узнала, что церковь будут сносить. У нее больно сжималось сердце, когда она слышала разговоры о скором разрушении Греческой церкви. Церковь была хорошая, она ни в чем не была виновата. «Такая  красота не могла совершить  ничего плохого» - думала Ангелина о церкви  словно о человеке.
Несколько раз бабушка возила Ангелину в другую церковь, расположенную очень далеко от центра города. Она находилась в Озерках и называлась Шуваловская. Сам путь очень нравился девочке. Они долго ехали с бабушкой на трамвае, а потом внезапно  трамвай вырывался из тесной улицы в открытое пространство. Здесь  было много света, простора, а по обеим сторонам от трамвайной колеи -  чудесные розовые цветы шиповника. Но когда девочка входила  в церковь, ее вновь охватывало чувство совершения чего-то  запретного. Целование холодного креста, вкус размоченного в вине хлеба все вызывало в ней какое-то внутреннее сопротивление. В дни посещения церкви бабушка надевала внучке на шею золотой крестильный крест.  Внучка сопротивлялась, но бабушка была непоколебима.
Ангелина очень любила поэму Эдуарда Багрицкого «Смерть пионерки». Главная героиня поэмы Валя, Валентина даже перед лицом смерти не побоялась сорвать с себя крест. «Я предательница пионерии» - думала Ангелина, но не могла отвести своего взгляда от икон.  В церкви, как говорила бабушка, происходит общение души  с Богом. Кто такой Бог? Этого Ангелина не могла понять. Она хорошо запомнила день 12  апреля  1961 года, когда  совершил свой первый полет в космос Юрий Гагарин. В тот день Ангелина приехала к бабушке и с каким-то упорным торжеством выкрикивала: «Бога нет! Бога нет! Вот Гагарин летал и не видел никакого Бога.».  А бабушка с невыразимой грустью смотрела на нее и молчала.  И каждый раз перед сном все с той же непонятной  грустью крестила Ангелину cо словами: «Во имя Отца, и Сына и Святаго Духа». А в правом углу комнаты уютно мерцал свет зажженной перед иконой Казанской Божьей Матери, лампадки.
Утром  проснувшись, Ангелина долго не открывала глаза. Она знала, в комнате происходит что-то таинственное. Бабушка стоит перед иконой и молится. Это было как разговор, Ангелина слышала, как бабушка что-то говорит вполголоса. И разговор этот был с Богом.
Ангелина очень любила приезжать к  бабушке и дедушке. Как только трамвай переезжал Неву по Литейному мосту, девочка  начинала испытывать жгучее нетерпение. Она ждала, когда же впереди покажется очень красивый железнодорожный мост. Мост действительно был красавец. Две широкие лестницы вели наверх и там сливались в одно целое. И только потом, много, много лет спустя, Ангелина узнала, что на железнодорожных путях как раз за этим мостом формировался эшелон, в котором ее папа, тогда маленький мальчик, уезжал со своими родителями в Уфу, в эвакуацию.
Ангелина любила  каменный  солидный дом на проспекте Карла Маркса. В детстве ей представлялся хозяин этой улицы, грозный Карламаркса, который чем-то напоминал Карабаса-Барабаса. Дом казался ей большим и надежным. Когда она входила в квартиру, то сразу же попадала в особый мир, наполненный необыкновенными предметами и запахами. Хотя надо сказать, что и вокруг дома распространялся очень вкусный конфетный запах. Дело в том, что через дорогу находилась кондитерская фабрика. Однажды из окна фабрики ей выбросили конфету, и эта конфета, упавшая прямо с неба, показалась ей настоящим чудом.
Ангелина взбегала на 4 этаж, нетерпеливо звонила в дверь, дверь открывалась и ее  радостно встречала бабушка, обязательно осеняя крестным знамением.  Девочка сердилась на это, но, через мгновение уже целовала мягкие теплые  бабушкины щеки.
Раньше, когда она была совсем маленькой, при входе в большую комнату ее встречал большой черный рояль. Для Ангелины рояль был чудесным загадочным существом. Говорил он на удивительном языке, языке, который состоял не из слов и предложений, а из разноцветных образов. Ангелина испытывала к роялю невыразимое почтение и даже благогоговение. Благодаря роялю, она на всю жизнь поняла одну очень важную вещь: мир, окружающий ее - не единственный мир. Присутствие рояля делало жизнь многомерной, наполненной глубиной. Внешний вид инструмента, его солидность,  достоинство, подтверждало это открытие. К сожалению, рояль очень скоро  исчез. Ей сказали, что он занимал много места. И хотя комната казалась тогда Ангелине очень большой, инструмент больше оставаться в ней не мог. Девочка очень жалела рояль. Ушел близкий друг. Уже став взрослой,  Ангелина посещала  концерты в филармонии, и чувство благоговения вновь рождалось в ее душе. Ей казалось, что среди звучащих звуков она слышит голос бабушкиного  рояля. И тогда свершалось волшебство - пропадало время.
Особым притяжением в бабушкином доме обладал высокий шкаф с зеркалом. В этом шкафу были заветные ящички, и там хранились настоящие сокровища. Например, очень тоненький карандашик необычного серебристо-лилового цвета. Таких карандашей нельзя было найти ни в одном канцелярском магазине. Ангелина чувствовала, что этот карандаш хранит какую-то тайну. Любила она и изящный флакон из-под духов, хранивший пряный завораживающий аромат. В коробках лежали газовые шарфики разных цветов. Они тоже говорили о каком-то далеком прошлом. 

А еще эти шарфики помогали ей представлять себя одной из участниц хореографического ансамбля «Березка». Его выступления часто показывали по телевидению. Особенно Ангелине нравился вальс композитора Вано Мурадели и слова, положенные на эту музыку тоже были очень проникновенные: «Когда иду я Подмосковьем, где пахнет мятою трава, природа шепчет мне с любовью свои заветные слова. Россия, Россия, родные вольные края. Россия, Россия, Россия Родина моя». При этих звуках Ангелина набрасывала один из газовых шарфиков себе на плечи, и, прокружившись несколько тактов, подбрасывала его вверх. Легкий газовый шарф взмывал к потолку, а следом за ним, казалось, взлетала и сама Ангелина. Чувство невероятной свободы и парения осталось у нее на всю жизнь, хотя танцевальное действо происходило на двух квадратных метрах.
Однажды, когда Ангелина в очередной раз приехала в гости, бабушка поднесла ей балетную пачку, сшитую из марли. Бабушка сама ее сшила. На боку у пояса была прикреплена черная бархатная роза. Но это было еще не все. Бабушка достала из шкафа  страусовое перо. И пачка и перо просто потрясли девочку. Перо было иссиня черным и раскрывалось как веер. Позже Ангелина видела дам с такими веерами-перьями  в фильмах о старинной жизни и ей казалось, что все они пахнут пряными духами, такими, которые когда-то находились в старинном флаконе. Может быть именно тогда, благодаря легким газовым шарфикам и воздушной балетной пачке, в ней зародилось, уже никогда потом не покидавшее ее чувство внутренней раскрепощенности.
Девочка знала, что в молодости ее бабушка играла в театре и снималась в немом кино. Бабушкины подруги по фототехникуму, который располагался в те далекие годы на улице Чайковского (бывшей Сергиевской), и  где было актерское отделение, приезжали в гости к бабушке до сих пор. Было забавно видеть за круглым столом уже достаточно пожилых дам, которые называли друг друга Киска, Инка, Муська. Среди них был один кавалер. Его звали каким-то старомодным, но прекрасным  именем Пантелеймон. Это имя  также несло какую-то тайну о давно прошедших временах. Когда оно произносилось, Ангелина вся замирала и наслаждалась гармонией звуков: Па-н-те-лей-мон. И тогда она начинала чувствовать, что вспоминает язык старинного рояля. За каждым звуком она видела особый мир образов. Ощущение восторга охватывало ее, и это было прекрасно.
В большой комнате на стене висел портрет в прямоугольной раме. На портрете был изображен дедушка Ангелины – Александр Александрович в возрасте полутора лет.  Она всегда испытывала благоговение перед этим портретом. Малыш в красивой кружевной рубашечке, с прекрасными локонами стоял на кушетке с изогнутой спинкой, а у его ног находилась маленькая игрушечная тележка. В ее альбоме хранились детские фотографии мамы, отца. Но все они были небольшого размера, а здесь ее встречал настоящий  живописный портрет такой же большой как некоторые картины в Эрмитаже. Ангелина ничего не знала о своих прадедушке и прабабушке. На полке шкафа стояла фотография, на которой были изображены уже пожилые мужчина и женщина. Как-то дедушка сказал, что это его родители. На вопрос Ангелины, кем они были, дедушка как-то замялся, а потом сказал, что его отец был электриком. Тогда этот ответ удовлетворил девочку. Но по мере взросления она начала задавать себе один и тот же вопрос: как мог простой электрик заказать живописный портрет сына? Что-то здесь было не так. И снова ощущение семейной тайны проникало в душу Ангелины.
Каждый раз приезжая в гости к бабушке, Ангелина с нетерпением ждала обед. Обедать садились в большой комнате  за старинный круглый стол с красивыми массивными ножками (Ангелина называла их столпами и в детстве любила пробираться от одного столпа к другому). На столе стояла высокая лампа. Она тоже была из прошлого. Но самое главное – на столе появлялась супница! Больше нигде Ангелина не видела такого предмета. Супница казалась ей верхом изящества. А весь процесс наливания супа из супницы в тарелки был каким-то торжественным действом.
Еще одним предметом обожания был книжный шкаф с книгами в необычных переплетах.
Но не только книги притягивали внимание  девочки. На нижней полке стояли оловянные солдатики, целых две армии. Фигурки кавалеристов, знаменосцев, лошадей, пушки и боевые барабаны были выполнены так искусно, что от них невозможно было отвести глаз. Это были дедушкины солдатики. Он играл в них, когда из младенца на портрете превратился в рослого мальчика.
Там же в книжном шкафу помещались альбомы  в бархатных обложках со старинными фотографиями. Ангелина обожала рассматривать эти фотографии. На одной из них был изображен маленький домик, а около него стояли две девочки в красивых белых платьях. Их головы обвивали широкие белые ленты, а волосы спадали локонами. Ей тоже хотелось хотя бы разок  завить свои длинные волосы вот такими локонами, но об этом невозможно было даже мечтать. В школу ей заплетали строгую косу. В школе вообще все было очень строго и четко регламентировано. Она знала, что девочек-старшеклассниц даже вызывали к директору  за то, что они носили капроновые чулки и подкрашивали ресницы тушью. «Вы советские школьницы, а не девицы легкого поведения» - доносилось из кабинета директора, как раз тогда, когда Ангелина проходила мимо. Кто такие девицы легкого поведения тоже было не совсем понятно. Наверное, это девушки, которые весело проводят время. Ангелине очень нравилось слово «девицы», так же как и слово «барышни». В троллейбусе или в трамвае еще встречались пожилые люди, обращавшиеся  «барышня» к Ангелине и ее подругам.
 На другой фотографии были изображены люди с какими-то палками или клюшками. Потом она узнала, что это были бабушкины родственники, и они играли в очень распространенную тогда игру «крокет». А играли они на даче, которая находилась когда-то  в Старом Петергофе.
Из-за этого крокета произошел случай, о котором Ангелине всегда было стыдно вспоминать. Она  тогда училась во втором классе и еще во всю играла в куклы. Приближался день ее рождения. Она с нетерпением ждала приезда бабушки. Почему-то ей казалось, что бабушка обязательно подарит новую куклу. Бабушка приехала с большой картонной коробкой. Она поставила коробку на стол, открыла крышку, и взору Ангелины предстали металлические воротики, деревянный шары и деревянные клюшки. «Зачем мне это?  - недовольно спросила Ангелина, не замечая растерянной и какой-то виноватой улыбки бабушки. «Я не мальчишка, чтобы играть в клюшки» - вызывающе добавила она и равнодушно закрыла коробку. Много позже поняла она, чем был вызван такой подарок. Увидев в игрушечном магазине крокет, бабушка  видимо вспомнила свою юность, своих уже ушедших родных и друзей. Крокет возвращал ее в прошлое и соединял с ним, и ей, наверное, хотелось соединить с этим прошлым и Ангелину.

 В день шестнадцатилетия бабушка подарила Ангелине четыре томика (карманное издание) Льва Толстого на французском языке, обложки которых, были из белой тесненной кожи. Открыв один из томиков,  девочка обнаружила надпись, сделанную карандашом: «Е.Воронцова Ницца 1912 год». Франция! Ницца!
Нет, об этом подарке совершенно невозможно никому рассказать. Даже ближайшей подруге. Если кто-нибудь узнает о том, что ее родственники были заграницей, она станет  врагом не только пионерской организации, но и всего народа. Неважно, что она не знала даже имени  своей родственницы Воронцовой. Хотя, конечно, пыталась представить, как все-таки ее звали: Екатерина, Евгения, Елизавета, Елена?
Заграница. Это было какое-то запретное слово. К Вьетнаму и  Кубе это слово не относилось. С этими двумя странами ее страна Советский Союз очень дружила. На уроках пения весь класс громко пел  песню «Куба-любовь моя». Ангелина и все ее одноклассники активно участвовали в пионерской операции «Портфель для вьетнамского школьника». Каждый класс собирал такой портфель. Ангелине было поручено купить тетради в клеточку и в линеечку, и она долго выбирала их в канцелярском магазине. Хотелось, чтобы обложки были поярче, но найти такие было достаточно трудно. Подруга Ангелины, Наташа купила красные пластмассовые линейки.
А вот Англия, Франция, Италия и особенно США были настоящей заграницей. В газетах их часто называли «акулами капитализма».
 И все-же… все же отдельные маленькие встречи с заграницей были. Ангелина училась в школе с преподаванием ряда предметов на французском языке.  И однажды случилось чудо. Только Ангелине насладиться этим чудом не пришлось. Она в это время попала в больницу. Чудом были посылки, пришедшие в школу из Франции. В каждой посылке лежала кукла в национальном костюме. Когда Ангелина выписалась из больницы и узнала об этом, то подошла к классному руководителю и спросила, где ее кукла. Классный руководитель, маленькая седая женщина, ответила ей, как-то смутившись, что поскольку Ангелина лежала в больнице, то куклу для нее не прислали. Ангелина очень удивилась: «Как французские дети могли знать заранее, что она попадет в больницу?». Но делать нечего. Она осталась без французской куклы. Но ей, как и всем другим ученикам дали адреса французских школьников, объяснив, что они могут написать письмо, но перед  отправкой его надо обязательно показать учительнице французского языка.
Письмо было написано, проверено и отправлено. И вот к Новому году из Франции пришла бандероль. Не на школьный адрес, а лично ей, Ангелине Воронцовой. С каким же нетерпением Ангелина открывала бандероль. До чего же красивой и гладкой была оберточная бумага, чем-то напоминавшая шелк. Наконец бумага развернута, и на столе появляется коробка из красного бархата, а на красном бархате золотыми буквами написано по-французски «Bonbons de Paris».  В это мгновение Ангелина, наверное, была самым счастливым человеком на свете. Надо завтра же отнести коробку в школу и угостить весь класс! Но на следующий день к великому изумлению Ангелины классный руководитель при виде нарядной коробки с конфетами впала в настоящую панику. «А вдруг они отравлены? Надо обязательно показать коробку с конфетами завучу» - прошептала она. Но ребята уже обступили их. Во взглядах одноклассников Ангелина прочла восторг и нетерпение. Тогда она открыла коробку жестом феи из сказки «Золушка», когда та превращала тыкву в карету. Что тут началось! Каждый старался поскорее ухватить желанную конфету, губы, а у некоторых и щеки стали темнокоричневыми, даже прозвеневший звонок не мог остановить это шоколадное ликование.
Но вот урок все-таки начался. Ангелина сидела за своей партой и с разочарованием думала, что конфеты «Белочка» и «Мишка на Севере» производства фабрики Крупской намного вкуснее французских. Она испытывала даже обиду, в такой красивой бархатной коробке оказались совсем невыдающиеся конфеты. Тем не менее, она стала героиней дня.
А через несколько дней случилось настоящее ЧП (чрезвычайное происшествие).
В школе объявили День здоровья. Это означало, что все классы поедут на свежий воздух. Кто за город, кто в парки.  Класс Ангелины поехал отдыхать в сад к Смольному Штабу Революции. Ребята с воодушевлением выскочили из автобуса и тут же стали собирать разноцветные кленовые листья и желуди. У ограды Смольного остановились два автобуса «Интурист». Из этих автобусов вышли иностранцы. Они посмотрели на ребят и вдруг стали что-то вытаскивать из карманов, крича при этом «Сувенир! Сувенир!». Иностранцы дружелюбно махали руками. Потом долго не могли вспомнить, кто же побежал первым. А тогда словно сорвалась лавина. Весь класс бегом пустился к иностранцам. «Назад!» - не своим голосом кричала учительница - «Сейчас же назад!». Но ничто не могло остановить стремительный поток. Иностранцы раздавали значки. У всех было ощущение, что это марсиане опустились на землю и раздают сверкающие камешки со своей планеты.
На следующий день состоялся чрезвычайный пионерский сбор с присутствием директора школы и пионервожатой. «Вас - же наверняка фотографировали, а потом снимки напечатают в газетах: вот какие бедные советские дети, рвутся за подачками. Как вам не стыдно! Вы же пионеры! Отдайте значки!».  Все в этот день ходили понурые, но значки так и остались лежать  у всех в карманах.
Ангелина держит томик Толстого с загадочной надписью и невольно думает …о Ницце. Она ее совсем не представляет. Но там обязательно должно быть море. А раз море значит и пальмы на набережной. А по набережной прогуливаются дамы в белоснежных легких платьях и в красивых широкополых шляпах тоже обязательно белых. «Нет, нет я не должна об этом думать. Я - советская школьница».

И все равно Ангелина часто думала о даче в Старом Петергофе, где был настоящий кукольный домик (об этом рассказывала бабушка), о крокете, о портрете в большой раме, о маленьком карандашике и страусиных перьях. О той прошедшей жизни, о которой почему-то так мало говорили в семье. Иногда девочка испытывала настоящую тоску, которой она не могла понять. И почти всегда при этих мыслях она испытывала стыд. Ангелине казалось, что она всех обманывает. Что она совсем не та, за кого ее принимают учителя и одноклассники.

Особенно стыдно было петь на пионерских сборах пионерский гимн «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры дети рабочих». Сборы проходили обычно в понедельник, то есть как раз после ее возвращения от бабушки. Жизнь рабочих, о которых она читала книги и смотрела фильмы, никак не соотносилась  со страусовыми перьями и фотографиями дам в длинных белых платьях.  Но проходили понедельник, вторник и к середине недели это чувство проходило. И Ангелина все реже представляла себе «старинную жизнь».
Кроме пионерских сборов в их школе проходили сборы макулатуры и сборы металлолома. Вместе с подругой Наташей они  открыли для себя дом, в котором в каждой квартире им отдавали увесистые пакеты со старыми газетами и журналами. Они  сохраняли этот дом в секрете и испытывали гордость, когда подводились итоги сбора. Каждый раз неизменно оказывалось, что они собрали больше всех макулатуры в классе, а иногда даже и в школе. А как увлекательно было ходить по дворам и выискивать ржавые куски железа, сломанные металлические кровати с шариками на спинках, одним словом металлолом. Тащить этот металлолом было иногда очень тяжело. В такие минуты Лина вспоминала фильмы о метростроевцах или стахановцах и представляла себя тоже героиней такого фильма: «Вот оно настоящее дело, вот она настоящая жизнь! А что за жизнь была у этих аристократов, изображенных на старинных фотографиях. Сплошное безделье и угнетение рабочих». В душе Ангелины от этих мыслей вскипала непонятная злоба, но… почти тотчас же почему-то всплывал в памяти портрет дедушки, маленького мальчика с локонами и доверчивой улыбкой.  И  тогда ей очень хотелось, чтобы поскорее наступило воскресенье, и трамвай № 32  поскорее отвез ее к бабушке. Она вновь быстро поднимется на четвертый этаж, нажмет звонок, откроется дверь и бабушка перекрестит ее с неизменными словами:
«Во имя Отца, и Сына и Святаго Духа!» и Ангелина войдет в свой родной ее душе мир.

Ангелина росла. Она окончила школу, поступила в институт и бурная студенческая жизнь, любовь, создание семьи и рождение сына как-то оттеснили ее мысли о  той старинной, свершившейся до ее рождения жизни. Она целиком была поглощена  настоящим и совершенно не ожидала, что наступит такое время, когда прошлое  властно начнет взывать к ней. Время, когда Ангелина явственно поймет, что без прошлого она вдруг становится человеком, с наполовину отъятой душой. И тогда начнется возвращение к себе, а точнее переход из одномерного мира в тот мир, о котором ей в детстве успел поведать старинный рояль.

 
                ©   Лариса Милюкова