Ереван

К праздникам у меня разыгрывается ностальгия и снится Ереван.
Улицы, дворы, переулки, и я то брожу по ним, то рулю в машине куда-то с кем-то родным и любимым. И ощущение счастья вкупе с тоской поднимаются прямо к горлу и хочется распахнуть шторы и увидеть за окном Арарат.
Я вижу перекресток, где от проспекта Баграмяна вправо уходит улица Московян, а прямо - цветочный магазин в каменном павильоне с огромными полукруглыми окнами, а за ним - маленький уютный скверик, где вальяжно расселся на белой скамейке белый Мартирос Сарьян. А если еще чуть-чуть пройти вперед, то будет кафе Козырек, в котором когда-то была выпита цистерна кофе и съедена тонна самого лучшего в мире мороженого. Из кафе просматривается проспект Маштоца, бывший Ленина, или просто Проспект. Прямо - парк, а за деревьями - Опера и уютная улица Туманяна. А если не заходить в скверик Сарьяна, который облюбовали местные художники, а перейти дорогу, то можно попасть в магазин Ткани, а чуть дальше - в ателье, где работала талантливая и спорая девушка Гаянэ. Она создавала из сора невероятные наряды.
Я прибегала к Гаянэ с очередным иностранным журналом мод, тыкала в импортную красавицу неземной красоты и спрашивала: "Сможешь сшить такое же платье?" И Гаяне брала под козырек: "Запросто!" Мы немедленно отправлялись в магазин Ткани, где  Гаянэ  из серо-буро-синей суконно-драповой массы извлекала розовый отрез подкладочной ткани ( а в то время подкладка была сплошь шелковой или сатиновой) , и из этого куска изобреталась летящая юбка. А из завалявшегося в отделе аксессуаров белого шифонового шарфа создавалась легкая блузка на тончайших бретельках. И шла я по солнечному городу, и новая розовая юбка боролась с ветром, превращаясь то в колокол, то в парус и приходилось прижимать ее к ногам двумя руками, а из проезжающих мимо автомобилей сигналили местные мачо: "Ахчик джан! Нэ хады адын, садыс в машына!" И я чувствовала себя Эллочкой - Людоедкой: "Вас обманули, вам дали гораздо лучший мех". Хо-хо.
А если от Оперы спускаться по  Саят-Нова до перекрестка с древней и красивой улицей Абовяна, то слева будет Кукольный театр.
Однажды, когда мы были на первом курсе биофака, в Ереван на гастроли приехал  экспериментальный молодежный Театр Марионеток из Ростова-на-Дону. Утром они показывали спектакли для детей, а вечером - для взрослых. Большим успехом они не пользовались, и чтобы хоть как-то заполнить зрительный зал, билеты разослали по деканатам вузов. Замдекана Бурастан Артемовна вызвала меня - вечную комсомольскую активистку, и приказала в добровольно-принудительном порядке распространить билеты среди студентов биофака.
- Ну не купят же, Бурастан Артемовна! - взмолилась я.
- Не будут брать - отключим газ, то есть не поставим зачет, - отрезала замдекана. - Вдохнови собственным примером. Сходи вечером в театр, не повредит.
- Ну не в кукольный же?!!!!
Билеты покупать никто не захотел, поэтому вечером только наш курс под угрозой среза на зачете отправился в Театр.
 В тот вечер давали "Божественную комедию". Спектакль был хорош, молодые актеры играли вдохновенно, и нам все нравилось. Но самое интересное случилось, кажись, во втором акте, где дьявол искушает Адама всякими нехорошими, но очень приятными вещами, как то деньгами, табаком и вином. В этой мизансцене только бедный Адам был куклой. Его водил по сцене и говорил за него симпатичный молодой человек, весь в черном. Остальные: дьявол, черти и официантки в мини юбках, были людьми. Сцена была стилизована под бар - темное, злачное место, с крутящимся под потолком дискоболом, пускающим блики по сцене и зрительному залу. Адам сидел, развалившись в кресле : в одной руке - бокал, в другой - сигарета, которую за него взаправду курил актер.
Тут пришло время соблазнения правильного Адама женщинами (знал же, черт, где у праведника слабое место), и на сцену выпорхнул кордебалет. Сплошь красавицы с точеными фигурами: в перьях, прозрачных платьях и в блестящих туфельках на высоких каблуках. Под платьями просвечивали раздельные купальники. Грянул Boney M.
Девушки закружились в танце вокруг Адама и чертей, а дьявол дирижировал этой свисто-пляской. И настал кульминационный момент, и одна из девушек вдруг оказалась на столе, и свет вдруг замигал, то ослепляя, то исчезая, и в этих неясных вспышках софитов фигура на столе вдруг сорвала с себя платье, потом повернулась к зрителям спиной, произвела некие действия с верхней половиной купальника, швырнула его в сторону Адама и повернулась к зрителям лицом. Яркая вспышка осветила всю девушку целиком. И весь зрительный зал увидел ее прекрасную, округлую, ГОЛУЮ грудь. Армянские зрители мужского пола  вдруг все, как один, подались вперед и в едином порыве выдохнули из самых глубин закавказской души:
- Ваааах, мама джан!
В следующую секунду свет погас везде, и когда снова зажегся, на сцене были только куклы, и начался третий акт.
 А на дворе был 1982 - ой год . Жив был еще Брежнев вместе с процветающим застоем, в театрах в основном шли спектакли  на производственно-колхозную тему или классика. Эротика и секс не существовали в принципе. Поэтому стриптиз ( что за слово такое? мы и не знали) в кукольном театре потряс нас так, как Бони М Москву. Немедленно захотелось в заграничную жизнь, ну хотя бы в Ростов-на-Дону.
Новость про спектакль разнеслась по городу со скоростью света, и
на следующий день ко мне за билетами выстроилась длинная очередь из мужской половины студентов биофака, а также с соседнего -  геологического. Там парней было много, и все хотели Ларису Ивановну. Геологи практически прописались в Кукольном театре, прикасались к искусству  каждый день, пока гастроли не закончились, и продвинутые девушки из Ростова не покинули наш гостеприимный город.
На проспекте Саят-Нова было летнее, открытое кафе, где столики стояли прямо на тротуаре. Там очень любили завиcать наши с Зарой друзья за чашкой кофе и пачкой сигарет, совмещая приятное с полезным: ланч, тогда это называлось "обеденный перерыв в конторе", с разглядываем девушек, дефилирующих по тротуару. Едем мы как-то с Зарой в машине мимо этого кафе, и я говорю Заре: "Посмотри, они там?"  И специально сбавила скорость. Зара повернула голову вправо, чтобы посмотреть...
Мы очнулись от сильного удара: бааах! Это я случайно въехала в мирно припаркованную у тротуара машину. Злой армянский мачо, сидевший, как назло, в  машине, выскочил с дикими матами и кулаками, чтобы, как следует дать в морду идиоту, который со всей дури врезается в зад мирно отдыхающих граждан. Увидев меня, крепко вцепившуюся за руль, и вжавшуюся в пассажирское сиденье Зару, он захлебнулся своим же матом, махнул рукой и побежал разглядывать нанесенный мною урон. Собралась толпа. Свидетели моего позора заглядывали к нам в машину, показывали на нас пальцами, хватались за животы: " мамаджан" и присоединялись к потерпевшему обсуждать вмятины. Мы с Зарой продолжали испуганно сидеть в машине, так же крепко держась за руль. Толпа постепенно потеряла к нам интерес, тем более, что с моей машиной ничего не случилось, моя "восьмерка" достойно выдержала удар. Мы еще немного постояли, а потом потихонечку вырулили на улицу и, поджав хвост, на полусогнутых покатили домой. Отойдя от шока, Зара сказала:"Вика, я чувствовала твой подбородок на моем плече, ты тоже смотрела вправо."
Вот почему я не люблю эмансипацию. Вышел, увидел: тупая, но красивая девушка за рулем, и пошел сам себе решать проблемы. А будь я эмансипированная, я бы тоже вышла из машины, доказывала бы ему, что я тоже человек, и готова заплатить за ремонт его зада, потому что я виновата и зарплата моя, возможно, даже больше его. Но многие армянские мужчины считают, что женщина существует только для красоты, и проблем у нее быть не должно. Я люблю вас, мальчики!
 Таким мне снится Ереван. Но есть и другой - современный Ереван, в котором я больше не живу.

Ну что вам рассказать про современный Ереван? Он похож и не похож на тот мой город из ностальгических снов. Что-то пристроили, что-то достроили. Но разве в этом суть?  Разве важно, что открылись новые стильные рестораны или, что несчастный оперный скверик под завязку забит летними кафе. И знаменитая фраза моей первой любви Миши: " Я буду ждать тебя возле оперы между памятниками", потеряла свою актуальность? Потому что два монументальных памятника Хачатуряну и Спендиарову растворились в зонтиках и беседках, столиках и диванчиках. С другой стороны, очень приятно упасть где-нибудь на стул летним жарким днем и выпить прохладный Джермук и обжигающий кофе, крепко заваренный в джезвее. Буквально на каждом шагу вам сварят, принесут, нальют, подадут.
Ереван выглядит так же красиво, как всегда. Его строили талантливые архитекторы, и поэтому он уникален и не похож ни какие другие города в мире. И даже советско-коммунистическое строительство его не испортило. Благодаря особенному камню - туфу, даже "хрущевки" выглядят помпезнее, чем их тезки в любых других городах постсоветского пространства.
И совсем не важно, что все дороги, ведущие в вечный город, сплошь застроены уродливыми, сверкающими огнями и днем, и ночью казино, стрип - барами и ночными клубами. Такие постройки уродуют любой город мира, кроме Лас-Вегаса.
Это не важно, важно какие люди живут в этом городе.
В Ереване я все время ловлю себя на мысли, что ереванцы даже не знают, какие они счастливые. Я шла по Проспекту с другом, и мы тут же встретили его однокурсника, остановились, расцеловались. А друг мой живет в Москве, а я - в Америке. А потом как-то шла я  по другой улице, и вдруг из такси выскочил еще один друг, которого я не видела 10 лет, тут же затолкал меня в машину, и  мы поехали в ресторан и нежданно - негаданно прекрасно провели время. А тут никогда никого случайно не встретишь, разве что соседа, который утром уходит на работу, а вечером - приходит, и я даже не знаю, как его зовут. А телефонные звонки? Все звонят, все на звонки отвечают, люди до сих пор не потеряли интерес к живому общению. А у нас - голосовая почта, сообщения, e-mail.
А может просто так, вдруг,  раздатся стук в дверь, и окажется, что соседка пришла без предупреждения на чашку кофе и гату-пахлаву-хачапури с собой принесла. И все бросают свои дела и сидят с соседкой, пьют кофе и никуда не спешат. А вечером на многочисленных лавочках в многолюдных дворах и сквериках рассаживаются пенсионеры и ведут неторопливые беседы или стучат в нарды. Где вы еще такое найдете? Разве что в Лос-Анжелесе, в районе Glendale.
А дети в фонтанах? Купаются, плещутся, гоняются друг за другом, поднимая в воздух миллионы брызг, переливающихся на солнце радугой. А на скамейках вокруг фонтана аккуратно разложена детская одежда, а под скамейками стоят маленькие туфли, и нет ни одного  lifeguard в округе.
Я люблю Ереван, это мой город. Это очень хороший город. Все тот же родной уголок на огромной планете, который я до сих пор называю “домом”.