Дуновение бриза

   Вика у нас – чудо что такое! Она топограф. После техникума. И потому ей всего восемнадцать лет. Но по серьезности и мудрости сто очков вперед даст нам, двадцатилетним старым девам. Ну, лукавлю, лукавлю – нам уже по двадцать четыре и пять.
 
С Викой мы вместе устраивались в общагу. Я зашла за ней к топографам, чтобы отправиться в стройуправление и встретила взгляд, в котором был самый настоящий детский испуг. Поняла почему, когда Вика встала. Рост у нее…ну, бабушка плакала, говорила, для кого ж ты, такая жирафка, растешь? А я рядом с ней, как ее малолетняя дочь.

Я-то привыкла, в школе у меня все подружки были высоченные. Одна даже для забавы на меня свою распущенную косу складывала, и я под ней оказывалась, как под дождем.  Потом я вставала на стул и делала то же самое, превращая Ирку в соломенную блондинку.

Ну, а Вика стеснялась. Особенно когда мы шли с ней по нашей улице Геологической, а народ оглядывался, улыбаясь. ГАЗ-66 даже остановился, оттуда высунулась красная морда и громко заржала:

- Эй, не ходите парой, а то женихов будет трудно подобрать!

Обалдуй какой-то. Я-то знаю, как таким отвечать, а девочка совсем растерялась.

Потом еще казусы были, но Вика уже стала привыкать. Как-то вечером идем с ней в общагу, а у винного магазина женщина с замком мучается. Говорит:

- Эй, парень, помоги!

Вика идет и поворачивает ключ в замке.

- Спасибо, девушка!

   Расселили нас в разные комнаты, но мы уже успели подружиться. Вику нельзя не любить, такая она мудро добрая.

Уезжая в первое свое поле, принесла мне здоровенного кижуча. Держит его за скользкий хвост и говорит:

- Это подарок
- Да не надо, спасибо, как же…
- (обиженно): Между прочим, у меня еще есть – берите!

И улыбается так застенчиво. Ну, такая симпатичная улыбка у нее!

   Вечерами собираемся в нашей комнате или у них, в двадцать второй. Соседки у нас домовитые, борщи варят, пирожки пекут даже.  На столе частенько кастрюля стоит с борщом, литров на пять, на весь этаж запах. Все про эту кастрюлю знают.

Бывает, и мы в соседнюю комнату ныряем, когда у нас на обед хлёбово из соленых рыбьих головок. Когда дежурит Наташа или я, то нормально, а когда Вера Ковалева… брр!

Кто-нибудь пробовал супчика из моченых соленых рыбных головок? Нет? Тогда вы не можете прочувствовать и нам с Наташей посочувствовать. В кулинарии Веры явная тенденция к приготовлению гремучего ассорти. А любимое ее выражение - «настрогать и замочить». Вот она и замачивает в супчик из отмоченных головок остатки вчерашнего плова или горохового супа. Вкуснятина - умереть, не встать.

Однажды соседки подарили нам по весне парниковый огурец. В те годы в апреле месяце это была великая редкость! Огурец благоухал на маленьком столике, пока мы с Наташей собирались в кино. Перед уходом мы  любовно внюхались в зелененький в пупырышках огурчик, и во время фильма блаженно предвкушали, что с ним сделаем, таким-сяким, когда вернемся.

Когда мы вернулись, в комнате обильно пахло двадцатипроцентным, не ниже, уксусом! На столе красовался большой таз, наполненный «дунайским салатом», кто пробовал и остался жив, нас понимает.

- Что это??? – завопили мы дружно и печально
- Салат
- Дунайский?
- Нет. Он им был. Теперь он называется «Огуречный»

О, ужас, ужас... Наш нежный питомец зимних оранжерей был немилосердно зарезан и замаринован в тазу с двумя банками «Дунайского».

- Чтобы всем хватило, - объяснила умная Вера, ждавшая нас и честно не съевшая ни кусочка.

Зато салат «Огуречный» достался ей полностью.

В тот вечер, в довершение печали, у нас были пресловутые  головки. Взглянув на наши тошные физиономии, веселая Галька приказала Вике:

- Насыпь им борща! Похоже, сегодня опять были головки.

Вера застукала нас, лицемерно отказавшихся от ее стряпни – головок с горохом. Обнаружила прямо на месте преступления – за столом у соседей, поедающими борщ из разлапистых в цветочек тарелочек, прикупленных запасливой Галькой.

- О! Этим уже опять подали! Не стыдно?
- Эа… Вкусно!

От предложения борщеца  Вера не отказалась, закусив им свое отвратное, двухдневной давности блюдо.

После ужина, повеселевшие, мы засиделись у соседок, опробуя принесенное кем-то из ребят, прибывших с материка, дефицитное «Токайское».

- Пьем, пока пробки не упрутся в потолок! - призвал авантюрный Мишка

В потолок пробки, конечно, не уткнулись, но настроение у нас стало явно авантюрным.

И тогда, тряхнув своей кудрявой головкой, Вика неожиданно решительно сказала:

- Слушай, а ты можешь меня постричь?
- Зап-п-п-просто!
- Стриги!
- Эмм… в жизни никого еще не стригла!
- Стриги! Я тебя проконсультирую!

И я постригла. Очень скоро золотистые локоны густо усыпали пол сверкающими завитками. Личико, смотревшее на меня из зеркала, стало детским, совершенно круглым и большеглазым. Вика изучала отражение в зеркале и  откровенно собой любовалась. А я любовалась на Вику. Она была моей первой творческой удачей и, казалось, великолепнее и вдохновеннее работы в моей жизни еще не было.

- Слушай… а давай короче! Хочу «бриз»!
- А-а-а-а-а … куда короче? Два сантиметра уже от макушки!
- Ну, еще короче! Давай! Чтобы фирменный был «бриз»! Как в «Чародейке»!

И мы создали «бриз», это было невероятно красиво…

Вошла с постирушек, неся в руках большой эмалированный таз,  смеющаяся Галька. Она у нас, как колокольчик, всегда смеется.

Мы с гордостью продемонстрировали прическу. Галька с грохотом задвинула таз под кровать, помолчала…

Что-то в этом молчании нам с Викой не понравилось.

После пристального осмотра Галька  сказала коротко:

- Дерзко!
Мы ободрились:
- Вот! И нам нравится!

На следующее утро Викин начальник ворвался к нам в кабинет и взревел, указуя на меня пальцем:

- Что…что…что??? Она...она...она!!! Что она сделала с нашей единственной девушкой?

Аэлита Дормидонтовна, обожавшая интригу, с интересом наблюдала:

- И что она с ней сделала?
- Она? Она? Спросите у нее!
- А что я такого сделала? Модная прическа, сейчас такую все актрисы носят.
Называется «бриз», - слегка струсив, пытаюсь я не потерять лицо, как говорят японцы

- Бриз!!! Бриз!!! Да эту модную прическу наш Хандоркин уже сорок лет… носит!

А нам так с Викой нравилось!..

Вечером, покинутые и осмеянные, непонятые всеми, мы грустно решили: Токайского больше не пьем.

Хорошо, рука у меня легкая, через месяц Викин «бриз» покрылся нежной молодой порослью в золотистых завитушках, позволившей снять с макушки лыжную шапочку с помпоном.