20. Возвращение

Приступать к выполнению своих служебных обязанностей после отпуска вдвойне неохота. Хотя, и до отпуска никакой «охоты» к службе у Силикатова не наблюдалось. Наступила пятница, заканчивалась первая после отпуска самая тяжелая неделя. Учитывая погодные условия, характерные для середины декабря, и неописуемую «радость» от встречи с Чонырлу, Силикатов всю неделю «ломал» голову в поисках вариантов «отлынивания». За истекшую неделю он «наслужился» на целый год вперед: успел заступить помощником дежурного по части, намерзся в парке боевой техники и на полигоне, и в результате окончательно потерял всякий интерес к повышению боеготовности родного подразделения.
Вариантов созрело немного: смыться в прокуратуру или отгрызть себе палец. Второй отпадал сразу – палец жалко. Впрочем, как назло, не брал даже банальный насморк, чтобы сбежать на «больничный». Для реализации первого нужно задействовать цепочку прокурор – командир полка, что осуществить не просто, а иначе Чувырло мог упереться рогами. Одно Силикатов знал твердо – сегодня пятница, а, значит, вечером он должен быть дома, в Одессе. В таком тягостном раздумье зашел он на КПП парка, где его грустные мысли оборвала команда и доклад дежурного по парку:
– Смирно! Товарищ подполковник, за время вашего отсутствия никаких происшествий не произошло. Дежурный по парку старший лейтенант Чайка.
– Вольно! – скомандовал командир полка, приняв рапорт дежурного, и, увидев Силикатова, обратился к нему:
– Силикатов, а ты почему здесь?
– А где мне быть, товарищ подполковник? Я следую в боксы для проведения занятий с личным составом и обслуживания боевой техники.
– К черту боевую технику! Я твоему начальнику еще вчера вечером на совещании приказал отправить тебя в прокуратуру. Прокурор звонил, ему нужен дознаватель по расследованию дела в отношении рядового Куртаева из первого батальона. Кроме тебя никто ни черта не соображает во всей этой уголовщине. Брось все к чертям свинячим и срочно отправляйся в прокуратуру. Да, кстати, сделай там все, чтобы закрыть это дело не открывая. Это пятно нам и на хрен не надо на полковом знамени!
– Так точно, товарищ подполковник! Разрешите выполнять! – откозырял Силикатов, с трудом скрывая радость.
Служить Силикатову оставалось еще восемь месяцев, но в родном подразделении он больше не появился.

Вечером 28 декабря Силикатов вернулся из Кишинева, куда он отвозил уголовное дело в военный трибунал. В общежитии его ожидала телеграмма:

ПРИДНЕСТРОВСК=АСТРОНАВТОВ 58 СИЛИКАТОВУ= ПРИЕЗЖАЕМ ТРИДЦАТОГО ГОТОВЬ ДВЕНАДЦАТУЮ=ЛОБИДЗЕ.

Двенадцатая комната уже больше чем полгода пустовала, – былая «слава» не позволяла заселить ее. Силикатов жил в соседней трехкоечной комнате, вдвоем с Матвиенко.
Утром тридцатого, «обрадовав» вахтерш новостью о приезде дружков, Силикатов и Матвиенко перебрались в двенадцатую. В двенадцать часов дня Силикатов стоял на пешеходном мосту, переброшенном через пути железнодорожной станции Приднестровска, всматриваясь вдаль.
В воздухе кружились невесомые снежинки, устилая все вокруг белоснежным пуховым платком. Внезапно через узкую щель в тучах выглянуло солнце. Казалось, что чья-то невидимая рука приоткрыла маленькую форточку в нагромождении туч. Снежинки, освещенные яркими лучами, заискрились, напоминая бенгальский огонь.
Наконец, появился долгожданный эшелон. Когда заснеженный поезд остановился, из вагона на перрон, одним из первых, вывалился Игорь, за ним Серега.
– Привет покорителям Казахстанских пустынь! Ну, как, целину подняли? – закричал Женя.
– Здоров, прокурор! Мы то подняли, а ты то, сколько дел «нашил»? – крикнул в ответ Игорь. – Спускайся вниз, дай я тебя облобызаю.
Пока Женя спускался с моста, из вагона материализовались Лысый и Коля.
– Как ты тут без нас, Женька? – «облобызавшись», спрашивал Игорь. – Двенадцатая свободна или нет? В другую не хотим! Правда, Серега?
– Правда! – отозвался Серега. – Умираю, пивка хочу, я бы сейчас залез в пивную бочку с головой и сутки там сидел.
– Молчи, пивной бочонок. Сейчас доложу прокурору о твоих художествах, лишишься права на проживание в родной двенадцатой, – смеясь, сказал Игорь.
– Что ты рычишь, диктатор Чомбидзе! – вспыхнул Серега. – Ты тоже хорош гусь! Я, между прочим, к Дурню не подлизывался и елки ему не пилил.
– Ладно, пошутил. Я, между прочим, их тоже не пилил, мои бойцы пилили. Я рад, что мы вернулись наконец-то, целые и невредимые. Рад видеть тебя, Женька, в полном здравии. А ты, Серега, не скрипи зубами, еще немного и будем дома – там и отметим приезд, и пивком и «павликом».
– Так вы сейчас в часть едете, или сразу в общагу? – спросил Женя. – Я сегодня уже свободен, отпросился у Старшинова. Мне на службу нужно уже в следующем году – 2 января.
– Женька, какая часть, о чем ты говоришь! В часть у нас, как всегда, едет Колюня, – радостно возвестил Игорь. – Я только елочку заберу, срубил маленькую по дороге, и – в общагу! Так хочу любимого «Пал Палыча», что даже на глаза ничего не вижу.
– А это Серега тебе скромный подарочек, у тебя ведь сегодня день рождения. Поздравляю! – Женя достал из кармана бутылку «Жигулевского» пива и передал Сереге.
– Спасибо, Женька! Вот уж не ожидал! Ты – настоящий кореш! – от счастья Серега засиял, словно шарик на новогодней елке.
– Серега, гаденыш, что же ты скрываешь. Давай-ка сюда свои ухи, – сейчас оттяну. Я за елкой – быстро!
Игорь удалился и вскоре вернулся с огромной елью, длиной не менее четырех метров.
– Ничего себе елочка, ты что, взял себе и соседу с верхнего этажа? Или в Кремль повезешь! – удивился Женя. – Этот эвкалипт мы в троллейбус не впихнем, разве что на крышу.
– Тогда пойдем пешком. Лысый, помоги донести дерево, дам половину! – веселился Игорь.
Родная двенадцатая встретила «путешественников» теплом, чистотой и комфортом, по которому они истосковались. Даже солнце заглянуло в окна, отразившись в новом графине, и по стенам и потолку радостно запрыгали солнечные зайчики.

На следующий день Женя и трое «казахских целинников» укатили домой, в Одессу, встречать Новый Год. Лысый и Валера остались в Приднестровске. С «размахом» отметить успешное возвращение и новогодний праздник друзья решили 2 января.

Завершался, уходя в историю, еще один, пожалуй, самый тяжелый для офицеров-любителей, год. Год, в котором состоялся очередной «исторический» ХХVI - й съезд руководящей партии, наметивший новые–старые ориентиры. Обещанный двадцать лет назад, на ХХ Съезде, коммунизм еще не наступил, но страна уже вступила в эпоху развитого социализма, погружаясь при этом в дремучий сон.

Конец 2 – ой части.

2000 – 2003 г.г.