18. Разъезд 220 км

Эшелон находился в пути уже больше суток, упорно продвигаясь навстречу восходу солнца. Окружающий ландшафт слегка изменился. Слева по ходу поезда, вдали виднелись вышки нефтяных и газовых промыслов. Состав приближался к Саратову, готовясь форсировать самую большую водную преграду России.
– Лысый, это же родина твоего кумира, – заметил Серега.
– Какого кумира? – спросил Лысый. – Я тебя не понимаю.
– Чернышевского, Лысый. Ты же любишь задавать вопрос «Что делать?»
Родину Чернышевского проехали без остановок, пересекая широкие проспекты и грохоча в туннелях, образованных заводами и фабриками. Выскочив из города и, резко замедляя ход, состав, крадучись, вплотную приблизился к великой русской реке. По длиннющему мосту поезд тащился минут пятнадцать. Слева открывалась величественная панорама большого приволжского города. Под мостом, пыхтя и пуская клубы черного дыма, надрывно сигналя, маленький буксир преодолевал течение реки, волоча за собой огромную баржу, груженую углем. Очутившись на левом берегу поезд, набрав полный ход, шустро побежал по ровной приволжской степи. Через полтора часа показался небольшой городок Пушкино, и состав остановился на огромной узловой станции Урбах.
В купе заскочил Коля, с красной повязкой на рукаве, на которой было написано «Начальник патруля».
– Колян! Ты же у нас ходячая энциклопедия – отираешься возле начальства. Сколько мы здесь будем стоять? Дай кладку корешам. Что говорят в «кулуарах»? – спросил Игорь, очнувшись от спячки.
– Минимум – часа два. Здесь паровоз должны поменять, – ответил Коля. – Ну, я побежал, мне скоро меняться.
– Лысый! Хватит дрыхнуть, – толкнул Игорь Лысого в плечо. Буди Петруху, и идите поищите на станции чего-нибудь. У нас шнапс давно закончился.
– Я никуда не пойду, – запищал Петруха. – Я не «выездной».
– Как водку хлестать, – так ты «въездной», – недовольно пробурчал Лысый. – Что, опять одному идти? Игорь, может, ты со мной пойдешь. Один не хочу.
– Хочу, – не хочу! Что ты пристал ко мне. Сказано тебе – я в карауле, слежу за Петрухой, чтобы он чего-нибудь опять не сотворил. Давай дуй, и быстрей. Без бухала не приходи.
Лысый нехотя оделся и удалился с кислой «рожей».
Побродив вдоль состава, Лысый остановил мужика c красным носом и киркой на плече и выяснил все, что ему требовалось.
Через полчаса, неестественно распухший Лысый постучал в окно купе, жестами призывая кого-нибудь выйти из вагона.
– Что случилось, Лысый? Ты что, с голоду распух? – спросил его Игорь, выйдя в тамбур.
– Я нашел вагон с дешевым крепляком, «Агдам» называется. Давай какую-нибудь сумку. Я подняться не могу.
Из рукавов, из-за пояса и карманов он вытащил шестнадцать бутылок с вином.
– Ну, Лысый, ты ставишь личные рекорды по доставке горючего на собственном теле. Назначаю тебя старшим стивидором. И дополнительную пайку получишь, в ущерб Петрухе.
– А почему за мой счет? – подскочил Серега, больно ударившись головой о верхнюю полку.
– А потому что ты – лентяй и бездельник. С места не сдвинешься. Бери с Лысого пример, – далеко пойдет.
– Игорь! Я ведь не против, – заныл Серега. – Но ты же знаешь, в каком я положении после Люботина. Боюсь даже в тамбур выйти, и потом я ведь под «колпаком» у «Горбоносого».
– Что ты свистишь? Ты и без «колпака» никогда никуда не ходил.
– Ходил, – обиженно пробубнил Серега.
– Когда, интересно? Что-то я не припомню.
– Когда в Приднестровск приехали, – ходил.
– Вспомнил! – засмеялся Игорь. – Один, единственный раз, в первый день, со мной и Женькой. На этом твои походы и закончились, ленинский «ходок»!

Поезд уже минут двадцать стоял посреди степи на каком-то полустанке. Слева от поезда не видно было «ни зги», только в отсвете окон – рельсы соседней и единственной колеи. Справа, на телеграфном столбе, одиноко болтался фонарь, тусклым светом освещая избушку, стоящую рядом с железнодорожной насыпью. Из единственного окошка, размером с ученическую тетрадку, струился жиденький лучик света. На домике висел «опознавательный знак»

                «Разъезд 220 км. Казахск. ж.д.»

– Встречный ждем, – с видом знатока сказал Игорь. – Пойду, прогуляюсь, нюхну свежий воздух. Надоело тут с вами сидеть. Да и «продукт» закончился. Может чего и нарою!
– Не ходил бы ты, дружок, глотать свежий воздушок! – проворковал Серега.
– Не каркай! Я – не ты.
В шинели, поверх спортивного костюма, и тапочках на босую ногу он спрыгнул на насыпь и направился к избушке. Вокруг – полная темнота и пустыня, – ни звезд, ни огней, ни деревца, ни кустика. Позади – Россия, впереди – Казахстан. Эшелон замер на границе.
– Мужики! Здорово! Что за станция такая? – открыв крохотную дверцу, спросил Игорь у обитателей избушки.
Три железнодорожных работника, в телогрейках, валенках и шапках сидели на деревянных ящиках вокруг импровизированного столика, сложенного из двух ящиков и накрытых куском фанеры. В углу избушки стояла маленькая железная печурка, на которой тихо сопел чайник. Под потолком, над «столом» висела керосиновая лампа – единственный луч света в этом царстве темноты (не считая фонаря на столбе). Стол накрыт обрывком газеты, на котором лежали остатки «пиршества»: кусок хлеба, початая бутылка с какой-то бурой жидкостью и грязная металлическая кружка.
«Классный натюрморт – «Снедь казахская с хлебами». Машков может отдыхать. Интересно, кто из них главный художник», – подумал Игорь, разглядывая стол. – «Как бы у этих пещерных «художников» выдурить самогонки?»
– Здорово, солдатик! Заходи, – пригласил один из «художников», наверное, «начальник». – Ты, небось, с эшелона?
– Отчего бы и не зайти. Спасибо за приглашение, только не знаю, сколько мы здесь простоим.
– Минут сорок, не меньше, – ответил «начальник». – Дальше, до Уральска – перегон – одноколейка. Сейчас оттудова состав пройдет, потом туды пассажирский, – «начальник» посмотрел на какой-то листок, приколотый к стенке, – а уж потом, и вы. Так, что присаживайся, гостем будешь.
– Угощайся! – предложил «начальник» Игорю попробовать бурую жидкость, налив ее в кружку. – Только, вот, закусь закончилась.
– Закусь, начальник, и у нас найдется! – весело сказал Игорь, присел на ящик и достал из кармана банку солдатской тушенки, которую он, буквально час назад, выменял у прапорщика Сивоконя на стакан «Агдама». – Открывай!
От вида настоящей, с кусками мяса, тушенки, один из мужиков, железнодорожный обходчик (судя по лежащему за ним на полу специальному инструменту), чуть не прослезился.
– С такой закуской можно, сколько хошь, выпить. Я тушенки, поди, с войны не нюхал. Куда едешь, солдатик, если не секрет? – спросил «начальник» и поставил на стол очередную бутылку.
– Я не солдатик, мужики, но это не важно… Я – командир отдельного оперативного отряда повышенной секретности «Омега». Следуем в Афган, с особой секретной миссией. Больше, правда, я ничего не могу рассказать, сами понимаете, почему.
– Ну, тогда, понятно, тут все туда едуть, поди, кажную неделю эшелон…
– Ну, чего приуныли, мужики? Веселее будьте. Давайте выпьем, – Игорь поднял кружку. – С этим маленьким бокалом, но с большим чувством, хочу выпить за вас, друзья, за ваше здоровье.
Мужики, в жизни своей не слышавшие таких тостов, совсем растаяли и «начальник», расчувствовавшись,  вытащил из-под ящика, на котором сидел, еще одну бутылку. Игорь понял, как «выдоить» из «рельсовых» работников «огненную» жидкость. Сидя на ящике и рассказывая выдуманные небылицы о специальных операциях в Афганистане (куда его, якобы, отправляют в третий раз за последний год), Игорь не забывал «рассыпать» комплименты в адрес случайных «собутыльников. При этом он поминутно поглядывал в крохотное окошко, в котором замерли светящиеся окна его вагона.
– Ну что, мужики, расскажите, теперь, как вы тут живете? Как работается, начальство не обижает? Могу припугнуть, если, что не так, – приканчивая вторую бутылку, спросил Игорь.
– Да, как мы тута живем. Спасибо, хреново! – ответил, изрядно захмелевший, начальник. – Живем мы тутова неподалеку. Семиглавый Мар деревенька называется.
– И далеко будет  этот ваш семиглазый  маразм? – спросил Игорь.
– Ну так, смотря как итти. Ежели сюдой – по рельсам – километров двенадцать будет. А, ежели тудой, – махнул неопределенно рукой начальник, – по сошейке, так, в аккурат, все пятнадцать. Так вот на работу, пёхом, и ходим, и зимой и летом…
– Одним цветом, – подхватил Игорь. – Начальство, что же, не может какую-нибудь технику выдать, дрезину, там, или другую какую, тачанку? Казенных штиблет не напасешься.
– Да разве начальство со своих кабинетов чего видит, – вступил в разговор до сих пор молчавший путевой обходчик. – Начальство, оно ж, на машинах разъезжает. А нам и лисапета не дасть. Им и зарплату больше плотють. Оно ж, за нас думаить. Работа у их, понимашь, нервенная. А я так понимаю, что у нас и ответственности не меньше, нежели у их. Ходим цельный день, смотрим, чтобы, где гайка раскрутилась. Думать надо и головой, и руками работать, а они…
Обходчик запутался в собственных мыслях и отчаянно махнул рукой. Немного помолчав, он все же попытался закончить фразу:
– А если, где чего пропустишь, так знаешь, что быть-то может! Вот, аккурат два года тому, рельса лопнула, так, три вагона сошло с рельсов. Хорошо, хоть пустые…
Слушая полный драматизма всплеск откровений несчастного железнодорожника, Игорь не сводил глаз с окошка. То ли у него в глазах все поплыло, то ли поезд тронулся, но светящиеся пятна медленно начали передвигаться.
– Мужики! – вскрикнул Игорь, вскакивая. – Кажется, мой поезд уходит.
– Та не! То, наверно, пассажирский Харьков – Ташкент прошел. Садись, еще выпьем! – сказал «начальник», доставая третью бутылку.
– Да нет, ребята, это, таки, мой отходит, – выглянув в дверь, сказал Игорь и схватил со стола бутылку. – Все, будьте здоровы, мужики, будете мимо проходить – проходите дальше!
Засунув бутылку в карман, Игорь «рванул» за уходящим поездом. Изловчившись, он ухватился за поручни предпоследнего вагона и с трудом забрался на платформу. Фонарь быстро удалялся, и скоро совсем растворился в темноте.
«Ничего себе, воздуха нюхнул! И что дальше? Тьфу! Вот так попал! Маресьев хренов! Начищу рыло обоим мерзавцам – и Лысине и Петрухону… когда вернусь. А, вот, только как вернуться? Замерзну тут, в белых тапочках… Но подвиг акробата Шурупа, все же, повторять не буду», – рассуждал Игорь, осматривая свои новые «апартаменты» без стен и крыши, пританцовывая от холода и щелкая зубами. И тут он с удивлением обнаружил, что находится на платформе, на которой ехала будка РТО.
«Слава богу, хоть немного повезло, как утопленнику. Главное найти ключи. Должны быть в кармане». Игорь лихорадочно рылся в карманах и, найдя заветные ключи, радостно завопил, перекрикивая стук  колес:
– Ура – а – а! Спасен!
– Кто здесь? Стой, ситирилять буду! – раздался чей-то испуганный голос с соседней платформы.
Игорь всмотрелся в темноту и закричал:
– Чурбанбабай! Это ты? А это – я, твой командир, гваделупа казахская. Убери пушку, придурок!
– Это точно ви, таварищь литинант? А что делает ваша здесь?
– Моя, болван, проверяет сохранность военного имущества, и как твоя несет караульную службу. Пшел вон отсюда!
– Так точно, таварищь литинант, моя пошел вонь, – пролепетал «болван» и удалился.
В будке Игорь, наконец-то, окончательно пришел в себя после пережитого шока, а, обнаружив в кармане почти полную бутылку самогона, даже затанцевал. Порывшись в карманах, нашел кусок еще не совсем засохшего бублика и прошлогоднюю конфету-леденец «Барбарис». «Живем! Жаль, тушенку не успел забрать у стрелочников. Ну, спасибо и за самогонку. Сейчас раскочегарю отопитель – будет «Ташкент». Пожалуй, не буду гадов сильно бить. Пусть еще поживут» – смягчился он.

Очнулся Игорь от дремоты, резко подскочив от громкого свистка проходящего мимо локомотива. Поезд уже стоял на какой-то станции. Вокруг темно, на купе не похоже. Всматриваясь в темноту, Игорь медленно приходя в себя, начинал соображать, где он находится. Выйдя из будки, еще раз, для порядка выругал Турбанбаева, слез с платформы и поплелся в свой вагон.