Дети Урала. Часть 3. Трудные годы. Победа

               
                Глава 1.               
               
               
                Более тяжкой Голгофы, чем Голгофа
                Великомученика России, мир не видел...

                Великий князь, адмирал флота 
                Российского- Александр Михайлович. 


 
   Солнечные лучи проникая в окно, словно сказочные волшебные птицы скользили по стенам и потолку кухни. От этого она казалась светлее и выше.

   Мы собрались за столом возле кровати дедушки. Радость переполняла наши сердца. Как долго  ждали мы этого  часа. Как много серебра и морщин на лице нашей мамы. Посмотрите на ее израненные, набрякшие руки, а ей тридцать восемь. Сегодня она в своем довоенном платье. Правда сидело оно несколько мешковато. Но несмотря на бледность и исхудалость, выглядела она молодцом.

   А сестрички? Как они выросли и похорошели. Вот старшая – Вера, ее смуглое улыбающееся лицо, с игривыми голубыми глазками, излучало доброту и привлекательность.  Да и Аля заневестилась, жаль только- вся их девичья прелесть скрыта под грубой одеждой.

   И только дедушка, измученный болезнью, тихо лежал в кровати. Это был человек уставший от бесконечных физических страданий, с лицом густо покрытым инеем времени, высохшими руками и телом. Только где-то в глубине его незрячих глаз, казалось, теплилась какая-то жизнь.

   Что было на столе, кроме традиционных лепешек из гнилой картошки? Стерто временем. Смутно помню, в руках у мамы большой кусок сахара. Маленькими щипчиками, она колола его на мелкие кусочки, аккуратно укладывая на блюдечко. Запомнились слова деда, с трудом давшиеся ему. 

- Вот и дождался! Победа! Наконец-то! Теперь можно спокойно и умереть.
По его изможденному лицу катилась крупная слеза. За столом воцарилась гнетущая тишина. Мама встала, окутала ноги деда одеялом, легонько постучав пальцем по его голове, - папаша, нас перестань  пугать! Мы еще повоюем!
 
  Через пару недель, мы хоронили дедушку. Гроб везли на телеге, сзади- родственники, впереди я с громадным деревянным, но очень тяжелым крестом. Умер дедушка в теплую майскую ночь. В доме мы были вдвоем. Для меня это было тяжелым  потрясением. Перед тем, как закрыть крышку гроба, мама посоветовала мне, с целью перебороть страх, подержаться за ноги деда. Правда, это мало что помогло. Длительное время, зимними ночами, я боялся оставаться в доме один.

  В минуту прощания, глядя на маму я вдруг понял, что все эти годы, она одна ухаживала за дедом. Мыла, меняла постель, белье, кормила и все это делала  когда не было рядом ее детей. Как же нашей кормилице тяжело доставался каждый трудовой день. Мне хотелось плакать…

  В эти майские дни мы наблюдали за возвращением победителей. Встречали их с почестями. Но то, что я видел однажды зимой сорок третьего – отъезд новобранцев, в бесконечной веренице товарных вагонов с нарами в три яруса, ни в какое сравнение не шло. Много горожан сложило головы  на просторах Родины и за ее пределами.
   За окном, темная ночь уверенно наступая смывала яркие краски майского дня, приглушая звонкий смех и веселье молодежи. Заневестившиеся девчата спешили наверстать упущенное. Возобновляются танцы, ночные посиделки, тихое уединение парочек.
                …до утренней смены, до первой сирены…

Но и это, к сожалению, не всегда  удачно заканчивалось.

  Наша улица, широкая и пустынная, в утренний час пригретая ранними лучами восходящего солнца дремала. Окна домов распахнуты. Густая утренняя прохлада заполняла жилища. За окном слышалось веселое щебетанье просыпавшихся воробышек, воинственно оккупировавших черемуху. Природа наполнялась жизненной энергией. Мама, бесшумно передвигаясь, наводила порядок в доме. Сестры на работе. Я предавался утренней неге. Тишина и покой окружали меня.

  Вдруг с улицы донесся душераздирающий крик. Что-то случилось? В одно мгновение, мы с мамой оказались за воротами нашего дома. Пробивавшая твердыню травка нежной прохладой омывала мои босые ноги. Возле колодца собрался народ.

   Оказывается, ранним утром соседка Сазонова, взяв ведра и коромысло, отправилась за водой. Глубокий колодец с деревянным срубом находился в огороде Савиновых. Это через дом от нас. О чем-то размышляя, соседка медленно вращала ворот, механически опуская ведро в колодец.
 
   Вдруг из глубины,  как далекое эхо, доносится жалобный плач. Перепуганная соседка, бросив ведра и с шумом раскручивающийся ворот, спотыкаясь и падая, с диким криком бросилась во двор Савиновых.

   На крик, из дома выскочила тетя Дуся. Что было дальше? Трудно передать. Сбежавшиеся на крик соседки, не зная что предпринять, суетились, плакали, причитали.

   В это время появился взволнованный отец Савиновых. Подойдя к колодцу и наклонившись над проемом, наполненным густой темнотой и толстым слоем наледи на стенках сруба, он кричит,-  Аза! Доченька! Это ты? - Я, папа! – как далекое эхо слышится из глубины колодца. Немая сцена! Где-то там, далеко внизу, в холодной темноте, блестел  маленький квадрат воды. Соседки остолбенели.

   Тетя Дуся падает в обморок. - Вот беда! Вот так случай, - молвит отец, -маме требуется медицинская помощь, дочери – спасательный круг…  Сбежавшиеся на крик мужики, бывшие воины, разогнали нас – пацанов по домам. - Нечего путаться под ногами…

  Все обошлось, все проблемы решены. Тетя Дуся, вытирая слезы, катившиеся по исхудалым щекам, суетилась возле своей старшенькой. Старательно кутая ее, мокрую, испуганную, замерзшую, в теплые одежды. Мужики осторожно перенесли пострадавшую в дом.

   А в доме слезы. - Куда уйти? Где спрятаться от любопытных глаз соседей?- плачет Аза. Отец принес стакан теплой воды. Она, словно очнувшись от навалившейся беды, взяв его дрожащей рукой и глядя на отца, пила, глотая большими глотками.  Ее глаза совсем впали, на бледном лице ни единой кровинки. В потоке слез, она оказалась на груди матери изливая ей: свою исповедь, свое горе, прорвавшуюся вдруг всю силу страдания.
               
  -Мой грех,-со стоном вырвалось  из груди тети Дуси. В горячем порыве, обхватив и целуя голову дочери, она заплакала. -Теперь мне стыдно будет появиться среди людей. А как  дальше жить мама? -Ничего доченька, все забудется, все быльем и тайной прикроется.  -Нет мама! Нет ничего тайного, что не вышло бы наружу. Она закрыла глаза... Мы с любопытством и страхом слушали разговор, забравшись в уголок палатей Савиновых.

   Мать с нескрываемой любовью и мукой смотрела на свою повзрослевшую старшую дочь, на ее: бледную, чистую красоту лба, закрытые глаза с густыми и длинными ресницами, ее спокойно лежавшие поверх одеяла руки, словно выполненные рукой великого мастера...   

   Оказывается, Аза всю ночь гуляла с молодым человеком, призывником в армию. Юноша клялся ей в любви и верности, требуя взаимности. Она отвечала ему тем же, но его терзали сомнения. Расстроенный, убитый горем предстоящей разлуки, будущий воин со слезами на глазах воскликнул, - Прости, я не верю тебе! Я не хочу чтобы ты досталась другому! С этими словами он бросил ее в объятия холодных вод колодца.

                Блажен, кто посетит сей мир
                В его минуты роковые…
                (Тютчев)


  Закончилась война. Уже прошла горькая минута сознания. Начиналась новая жизнь. Но мы еще долго не могли перейти этот «рубикон». Слишком много пережито. Теперь, когда эти события рассматриваешь через призму времени, думаешь, как же мы могли выжить в те страшные годы? Годы бесконечной нужды, страданий и потерь….

  Трудно представить, чем эти годы питался народ. Пайка хлеба - это на один присест, а что дальше? Как прекратить урчание в желудке? А жизнь продолжалась.
   На деревьях и кустарниках проклевывались первые нежные, пахучие листочки. Юная зелень настойчиво пробивала твердь земли.

  Ранним воскресным утром, мы всей семьей, дружно перекапывали огород. На соседних участках так же кипела жизнь. Осенью, собирая урожай, старались не потерять и самую малость. Сейчас, в надежде что-то найти, внимательно следили за переворачиваемыми слоями земли. И вот удача- собрано ведро гнилой картошки.

   Мама тщательно перемыла ее. Часть добычи  подавила, слепив толстые лепешки. Масла, приправ и муки не было. Разложив лепешки на металлическом листе, она быстро поставила его в печь, на горячие угли. Закрыв печь заслонкой, куда-то ушла. Дома никого не было.

   С соседскими ребятишками, я гонял резиновый мяч. Наигравшись, голодный прибежал домой. На столе и в шкафу плакали тараканы. Заглянув в печь я обнаружил запекавшиеся лепешки. Вид их был привлекательным. Ура!!! Мне здорово повезло! Не долго думая, хватаю одну лепешку и обжигаясь, с жадностью съедаю. Она была сырая. Что было со мною дальше?... Не трудно догадаться….
               
   Спустя двадцать лет, собравшись семьей в родительском доме, мы со слезами на глазах  вспоминали этот случай...
 
   Первое мирное лето  было для нас подарком.  Далеко на горизонте в утренней синеве, за темной стеной леса, просматривались Уральские горы. Своими причудливыми вершинами они  уходили в синь неба. Они манили нас. Несмотря на  запреты родителей, мы-ребятишки, ранним утром  летели в лес, привлекавший своей тишиной, прохладой и таинственностью. Там, на зеленых  лужайках, среди разлапистых елей и сосен разливался пьянящий запах смолы.

   Во мху, под кедрами, мы собирали прошлогодние шишки, выбирая из них сохранившиеся орехи. А вот и вкусные пестики на просыпающихся соснах - желтые, нежные, кисленькие, отдающие смолой. Янтарные потеки смолы – отличная жвачка. Наши скромные запросы заключались- в вечном поиске, чего-нибудь для пустого желудка.
 
   А вокруг муравейники, как громадные шапки-невидимки, прикрытые сухими хвойными иголками. Их можно видеть - на полянах, возле гнилых пней.  Прячась под кроной деревьев от любопытных глаз, они цепко прижимались к  какому-то дереву. Здесь своя жизнь. В солнечный день, окна этих микроквартир распахнуты, на поверхности необъяснимая суета. Желтыми огоньками янтаря светились на солнце кристаллы смолы, употребляемой нами в качестве жвачки. Хозяева этого дома  снуют по поверхности земли, неся на себе в общий дом непосильную ношу. Вот где высокое сознание… Им не до нас, но к муравейнику лучше не подходить. Мгновенно почувствуешь множество цепких ножек бегущих по твоему телу.
 
   Очистив сухую ветку, предварительно смочив ее или обслюнявив, мы кладем наше творчество в муравейник. Полчища маленьких хозяев набрасываются на нарушителя спокойствия. Через минуту, очистив от воинственных хозяев ветку, мы с удовольствием, облизывали кисленькую палочку. Где-то в чаще откликался суеверный вестник…. А на полянах уже созревала душистая земляника. А вот и первые грибы. Теперь нас из леса не выгонишь, мы - добытчики.

   Ранним утром, вооруженные корзинами, мы бойко бежали в лес. Солнечные лучи золотили стволы сосен, в кустах шум шмелей. Над нами надоедливые комары, а мы увлечены работой...
               
   Наступает обеденное время. Изрядно устав от хождения, мы устраиваем привал. На лесной полянке разведен костер. Приятный дымок отпугивал комаров. Нанизав грибы на палочку – поджариваем. Вкусно! Все идет в вечно пустующий желудок. Но время идет, и мы вновь в поиске.
 
    В густом мелколесье березняка масса грибов. Собирая и громко аукаясь, мы медленно продвигались в глубь леса. Уже полные корзины лесных красавцев. Чего здесь только нет. Вот могучий боровик, а это красноголовик, здесь нежная волнушка и могучий груздь с чистой как слеза росинкой на  белой шапке, маслята, путики, сопливые бычки... Все, пора домой.
               
    Увлеченные грибным промыслом, мы не заметили, как небо застлали черные тучи. Вдруг потемнело. Под порывами мощного ветра разбушевались кроны деревьев.  Раздался оглушительный раскат грома. Молния осветила наши перепуганные лица. Хлынул проливной дождь. Наше спасение -кроны деревьев. Но напитавшись влагой, они неожиданно прохудились и уже не могли быть  спасителями. Промокшие до нитки, перебежками от дерева к дереву и вот, мы  на опушке леса.  Небо постепенно светлело. Появились первые ласковые солнечные лучи, это как у Нечаева, 
                …ветер налетает, тучка улетает,
                и опять смеются небеса…

   Гремит где-то далеко. Мокрые, с полными корзинами грибов, мы летели по скользкой дороге, разбрызгивая лужи и разбивая голыми ногами, жирную грязь. Радостное упоение жизнью владело нами. Мы чувствовали, как по нашим жилам активно разливается мощный поток энергии. От избытка чувств хотелось бежать, прыгать, летать….

   Мы дома... Умытый, переодетый, я за столом. На столе большая сковорода с удивительно вкусными грибами. Мою грудь распирало от гордости и понимания своей значимости. Темнеет. Пора спать, утром снова в поход, день обещал быть грибным.

   Но вот солнце припекало так, что от зноя свертывались листья деревьев, все живое пряталось в тень. За машинами тянулись шлейфы серой пыли. В лесу делать нечего. По обжигающей дорожной пыли мы бежали мимо заводских отвалов. Рядом размещался огромный склад металлолома. Здесь, в ожидании переплавки, валялись обгоревшие искореженные пушки с покорно торчащими, согнутыми стволами. На них, безжалостно взгромоздились побитые и обгоревшие башни танков. Они в несколько ярусов лежали бесформенными громадами. В этой массе мертвого металла словно происходила последняя смертельная схватка, определявшая победителя- взгромоздившего свою побитую голову над этой страшной свалкой. Ребятишки, как саранча, слетались на это кладбище. Но работники завода строго следили за порядком.

   Путь наш лежал на речку Какву. Вода в реке холодная. На перекате- мелководье, но сильное течение. Сюда с завода, по деревянному лотку,  отводилась горячая вода. Нас привлекало это место своим  мелководьем с густо заросшими берегами черемушником и тальником. Не умея плавать, мы раздевались и дружно бросались в бурный поток холодной воды, обдавая друг друга массой брызг. Посиневшие и дрожащие, выскакивали на берег. Голенькие, мы гонялись друг за другом по побережью, а согревшись, вновь бежали к реке. Иногда, чтобы согреться, забирались в сбрасываемую заводскую воду и долго полоскались в ней.

   В ветряную погоду - запускали бумажных змей на весь моток ниток. Мы с гордостью наблюдали за полетом своего детища. А он, полупрозрачный, с длинным хвостом, едва видимый на солнце в голубой лазури неба, своим мощным порывом тянул нить из наших рук. В этот момент мы  посылали к нему свои послания - бумажные колечки, или кусочки бумаги - телеграммы. На время, как нам казалось, он замирал в ожидании посланий. Наши глаза, наблюдавшие за змеем сверкали буйной радостью. Но вот порыв сильного ветра обрывая нить, уносил далеко нашу гордость. Искать бесполезно. Наблюдавшие за полетом, пацаны с другой улицы, быстро прибирали его к рукам. Ничего, змея мы сделаем заново, жаль ниток….

   Так мы росли, носясь по улицам, помогая родителям по хозяйству, или находя себе новую забаву и увлекаясь ей. К этому времени меня ожидала еще одна встреча, которую я давно тайно для всех ожидал с нетерпением.

   К концу лета из госпиталя вернулся дядя Аркадий. Это был все тот же не унывающий человек, только серебра на его голове прибавилось, да тело заштопанное одиннадцать раз, не редко напоминало о пережитом. Над его правой бровью торчал застрявший осколок немецкого снаряда. Врачи не решились оперировать. Так он и жил с куском железа в голове. Испытания, выпавшие на его долю, не сломили солдата. Он был внимательным, энергичным и веселым человеком. Расхаживая по дому или чем-то занимаясь он напевал,-
                …на позицию девушка,
                провожала бойца…

   Очевидно, вспоминал своих фронтовых друзей и те страшные годы, сохранившиеся в его памяти. Он знал массу шуточных историй и анекдотов, обладал удивительной способностью рассказчика. Он не искал каких-то метких слов или удачных выражений.  Тихими вечерами, когда мы собирались все вместе, он неторопливо рассказывал.
 
   Запомнился один анекдот, вот он. Закончилась война, принесшая человечеству тяжкие испытания, разруху и голод. Теме – голод, посвящен международный конкурс художников. Среди представленных работ комиссии - большое полотно американского художника. На нем, на фоне городских развалин- как живой, худой, изможденный мальчик в грязной рваной одежде, грязными руками жадно ест булку белого хлеба. Здорово! Мощно написано, но булка хлеба?..

   Полотно англичанина – возле завалившегося мощного дерева, сраженного осколком снаряда, худая бедно одетая девочка, жадно ест большой ломоть черного хлеба. Здорово, но ?…

   Русский художник представил свою работу – голая попа покрытая паутиной?…
Я любил общаться с этим не унывающим человеком. На свою видавшую виды куртку, я надевал его награды, вызывая зависть ровесников.

    А время шло и в жизни что-то менялось. Но в городе по прежнему было много инвалидов, бродячих цыган и азиатов. Воровство и грабежи не прекращались.
 
    Как- то богатая тетка, подарила нам несушку из своего курятника. Мама была несказанно счастлива. Курочка в поисках корма, расхаживала в одиночестве по двору  ежедневно одаривая драгоценным яичком. Для нас это было хорошим подспорьем. В летнюю ночь, когда вся семья предавалась сну, несушку украли. Возле входной двери в дом, на стене висел старый металлический ерш, для мойки бутылок, наследство от прежних хозяев. Утром, сестра выходя из дома, обнаружила его выпавшим из двери. Видно одной курицы было мало….               
    В ту ночь обворовали наших соседей Лихачевых. Из старенькой избушки вынесли все пожитки, хозяева спали. Говорили, что им что-то подсыпали.