Крымские каникулы, глава 26

Крымские каникулы, или Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь...



                Крымские каникулы, глава 26


 Похороны матери Алексей обставил пышно и помпезно. Но так уж принято в среде богатых, даже из огромного горя извлекать выгоду. Не мне его судить.

Отпевание погибшей состоялось в местном храме, построенном на средства госпожи Стефаниди. Я и не предполагала, сколько людей придет проводить, казалось бы, малозначительную управляющую пансионатом в последний путь. Но в растянувшейся на огромное расстояние процессии приняли участие и представители краевой администрации, и крупные предприниматели, и простые жители поселков. Прибыли и настолько одиозные личности, о которых  даже невозможно  подумать, что они знакомы с Олимпиадой Стефаниди.

На скорбное событие слетелись  все  ее родственники. Пожаловала и родная матушка моего приятеля. Увидев ее, я вспомнила рассказ Алексея и его характеристику. Ляля теперь действительно напоминала сморщенную раскрашенную обезьянку, кривляющуюся и изображающую тинейджерку в узеньких брючках, коротенькой маечке и со множеством колечек в старчески обвисших раковинах ушей. Но на прощании у гроба, надо отдать ей должное, она, как и приличествует случаю, была в черном платье и шляпке с вуалью.

Здесь я впервые увидела и родственников Липы. Оказывается, садовник Иван из пансионата, один из ее братьев. Много было людей помоложе. Скорее всего, племянники и внуки.  В толпе провожающих мелькнул в окружении свиты мой знакомый Кислый. Поразила супруга  Алексея. Она просто не отходила от безутешного мужа. Изображала  вселенскую скорбь  и висла у него на руке.

Прощание с покойной затянулось. Говорились длинные речи, отмечались добрые дела усопшей. В первых рядах светились крутые мены с золотыми цепями на мощных шеях, роскошные бизнесвумен в сногсшибательных нарядах. Среди прибывших отдать дань памяти Олимпиаде Георгиевне я узнала несколько довольно известных личностей, часто мелькающих на экранах телевизора. Вон тот толстяк,  кажется, связан со спортом. Другой, кругленький, лысоватый, весь словно патокой облитый, подвизался в сфере медиабизнеса.

 Незаметно нас  с Оксаной оттеснили от Алексея. Действительно, мы ведь не родственники. Пети рядом не было. Он остался с детьми в пансионате. С трудом  дождались конца панихиды.
Выразив Алексею свои соболезнования, я извинилась за то, что не смогу присутствовать на поминальном обеде. Приятель кивнул головой, подозвал одного из охранников и приказал доставить меня и Оксану в пансионат под присмотр Пети. При этом  Виктория скривилась, фыркнула,  мол, да кому они нужны, эти оборванки.

На следующий день  Алексей пригласил всех потенциальных претендентов на наследство в свой новый поселковый дом, где предстояло вскрыть  завещание матери.  Личный  нотариус  Олимпиады Георгиевны, верой и правдой служивший ей все годы, приехал в роскошном лимузине в сопровождении благообразного очень пожилого человека с незапоминающейся внешностью, но острыми цепкими глазами.

 Старик этот   присутствовал на панихиде. И тогда еще я обратила внимание, с каким почтением к нему относились все участники того скорбного события. Сейчас он занял место рядом  с нотариусом.  Уже знакомый мне  юрист Михаил Львович, шедший следом за этой колоритной парой, нес внушительный кейс.  По знаку старшего нотариуса он  поставил  кейс на стол, отстегнул наручник, а старик своим ключом  открыл замок.  Все притихли.
Чтение завещания длилось довольно долго. Были перечислены все принадлежавшие умершей объекты недвижимости, земельные участки, активы промышленных предприятий, акции и еще что-то. Я особо не вслушивалась, удивляясь про себя, с какой стати я и Оксана оказались в числе приглашенных на это действо. С чего Алексей решил позвать и нас  на это обнародование чужих богатств. Не думаю, что для собственного самовосхваления. У него, судя по всему, своих денег немерено.

Наконец добрались до  оповещения воли Олимпиады Георгиевны. Вначале  она  уведомляла о той части наследства, которая отходит ее сыну Алексею Александровичу Лепилову.  Часть значительная, но не такая уж и весомая.  Затем  были названы родственники покойной. Им выделялись денежные суммы, довольно солидные. Но,  судя по недовольным возгласам, все ждали много большего.

А вот дальше пошло совсем уж странное. Все увеселительные заведения и прибыль от сети предприятий сферы услуг и развлечений Олимпиада Георгиевна оставляла для своего прямого наследника, который докажет путем генетической экспертизы  свое кровное родство с ней. При этом оговаривалось, что им не может быть родственник  по линии ее братьев.

Тут взвилась Виктория.  Я от удивления чуть не подавилась соком. Она-то с какого боку может претендовать на наследство? А та буйствовала похлеще  наследников второй очереди.
Алексей ее осадил довольно грубо, напомнив, что она отношения к наследству не имеет.
Дошло и до курьезов. Неожиданно подала голос  маменька Алексея, молодящаяся старушенция Ляля. Она выразила свое несогласие с той частью завещания, которая касалась Алексея. Причем  старушка посчитала, что ее обделили. Свое мнение объяснила просто: «Я ведь  наследую  своему сыну». Что вызвало шквал  истерического хохота.

Нотариус вновь вернулся к завещанию.  Следующий пункт волеизъявления умершей гласил, что все  остальные активы и акции будут  принадлежать наследнику ее сына Алексея по прямой линии при представлении опять  же результатов генетической экспертизы, родившемуся еще до оповещения данного завещания. Послышался опять гневный вопль Виктории о несправедливости решения. Тут ей  стала вторить и маменька Алексея.

 Только мой приятель спокойно воспринял все  известия. У меня создалось такое впечатление, что все это он не только знал, но и каждый пункт детально обсудил с Олимпиадой.

Но оказывается, в завещании было и еще одно распоряжение. Звучало оно странно и непосвященному очень непонятно. В распоряжении сообщалось, что все  остальные  объекты наследства, не указанные в  озвученных пунктах  завещания, будут переданы тому, кто предъявит  в течение трех лет с момента оповещения завещания, сапфировый паззл смотрящему. Душеприказчиком и распорядителем всех частей наследства, пока оно не будет передано наследникам, назначен смотрящий, каковым и является прибывший с нотариусом благообразный старик. По истечении срока полномочий, все наследство, оказавшееся невостребованным, будет перераспределено согласно следующему распоряжению душеприказчицы.
После  оповещения воли усопшей нотариус и  старик удалились, оставив наследников в полном негодовании.

Алексей подошел ко мне:

-- Извини, что оказалась свидетельницей этого бедлама. Поневоле, стоит умереть, чтобы увидеть реальное к тебе отношение родных и близких. Я почему-то думал, что Олимпиада упомянет тебя в завещании. 
 
Оксана плакала в углу гостиной. Ядовитая Виктория уже успела на ней сорвать свою злобу. Дело в том, что Оксане  по завещанию отходили пансионат и дом экономки.

Мы вместе с ней покинули гостиную и под конвоем охраны Алексея отправились в пансионат. Я считала, что смысла в этом сопровождении уже нет. Завещание, за которым так  охотились, прочитано. Мне оно ничего не давало, так что я из череды претендентов на кусок чужого богатства исключалась. Оксане тоже не так уж и много  отломилось. Так что мы обе были уже вне конкуренции. Но обижать, а тем более спорить с приятелем у меня не было охоты.

Это обстоятельство во многом помогло мне и спасло жизнь другим. Когда мы в сопровождении охраны вошли в дом экономки, нас поразила не тишина, а наоборот, какое-то странное повизгивание. В столовой  к трубе батареи был привязан Барбос, скорее подвешен. И если бы не наша срочная помощь, через несколько минут он бы задохнулся. Пети и детей в доме не было. Это само по себе ничего бы не значило, если бы не приказ Алексея никуда не отлучаться.

Обследовав комнаты, обратили внимание на некоторый беспорядок, но в целом все было как всегда. Вот только Барбос, едва отдышавшись, волоча зад, подполз к злополучной стене  и стал грызть и царапать обои.

-- Вот что, парни, ломайте стену, -- приказала я. Тут уж не до сантиментов. Хоть дом и отписан Оксане, но там, за стеной вместе с Лерой может быть и моя дочь.
Один из охранников связался с Алексеем, а другой подручными инструментами стал крушить перегородку. За ней, как и предполагали, был тайник и дверь в лабиринт. Барбос,  покачиваясь на нетвердых лапах, ринулся в темноту. Вскоре раздался его торжествующий лай. Я со всех ног кинулась на его зов, опережая парней. Но вместо девчонок нашла связанного и избитого Петю.

В этот момент раздался звонок мобильника. И голос Алексея ядовито осведомился, нашли ли мы своего начальника службы безопасности. Затем говоривший потребовал в обмен на мою дочь и Оксанину Леру  передать ему двух девочек, которые нам не принадлежат. Счет  пошел на часы. Промедление только добавит мучений детям.

Я хотела закричать, что ведь Алексей сам спрятал этих девчонок, я даже не знаю куда. Но говоривший сразу же отключился. Тут же мне вспомнилось, что уже несколько раз говоривший голосом Алексея  опровергал те распоряжения, которые давал  реальный Алексей.

Это точно какой-то маньяк. И он хорошо осведомлен о том, что творится в пансионате, и очень много знает о жизни и привычках Алексея. Скорее всего, ему нужны не мы, а мой приятель. Даже, вернее, не он, а возможность его подставить. Чем-то Алексей ему насолил. И теперь ему хотят  отплатить, но руками его знакомых и близких.  И все-таки  кое-что он точно не знает. Он не знает, где Тина и Ника. А они ему нужны. Я это сама слышала.  Кто же  водит всех нас за нос, так мастерски подражая  голосу  Алексея?

Охранники связались с шефом и доложили ему обстановку. Срочно прибыл врач. Петю осмотрели. Состояние его было ужасным. Разбита голова, многочисленные переломы ребер и, возможно, повреждения  внутренних органов, а, главное, накачан наркотиками так, что будет просто  чудо, если он останется жив. Вертолетом  раненого срочно отправили в областную клинику.

А мы, две матери, взвыли  дурными голосами.  На кону стоят жизни наших детей. Надо что-то делать, но мы не знаем, с чего начинать. Мне всегда помогал  Петя. Теперь его  рядом нет. И остается надежда только на Алексея.

Приятель прибыл через считанные минуты. Он уже был в курсе всего и сразу развил бурную деятельность. Прежде всего, забрал нас из дома экономки. Там начали работать его ребята.
Лишь один раз он от злости выругался как портовый  босяк, когда ему сообщили, что повесился находящийся в сизо племянник Олимпиады. На него  у правоохранительных органов была большая надежда, которой теперь не суждено сбыться. Он один имел ключ к разгадке, кто же скрывается за голосом Алексея. Кто-то слишком близкий, знающий многие тайны семьи. Теперь это предстоит выяснить Алексею. Это его дело.

 А что же делать мне? Где моя дочь? Маленькая самонадеянная малышка, привыкшая, что все от нее в восторге. Каково ей сейчас одной? Я представила, что она чувствует, какой ужас охватывает ее, такую маленькую и беззащитную, и мне хотелось выть и рвать на себе волосы.  Но я понимала, что мне нельзя распускаться. Никто кроме меня не поможет  девочкам. На Оксану помощь плохая. Алексей делает все, что может.
 
        Я чувствовала, что мне просто необходимо  продолжить поиски ребенка Липы. Меня не покидало ощущение, что все наши неприятности в определенной мере связаны именно с тем, что до сих пор не найден ответ на  вопрос, где ребенок и кто он. Поэтому первым делом я выясню, где же Вера-детдомовка. Помнится,  меня прервали именно на этом месте расследования.

 Не знаю, может кто-то и осудит, что я в самые критические минуты жизни своего ребенка занялась не поисками Ирки, а совсем другим делом. Но мне просто необходимо было выяснить, за кого вышла Вера-детдомовка. И я уверена, что поможет в этом, как ни странно, Полина. У нее ведь остались связи в городке. Я понимала, что Полина после известия о гибели Олимпиады  совсем плоха.  Неожиданный инфаркт подкосил ее основательно.  Но надеялась, что в память о дружбе с Липой она согласится  мне помочь.

После непродолжительного разговора с  дочерью Полины я, наконец, получила возможность пообщаться с больной. Полина, после того как я объяснила ситуацию, пообещала кое с кем поговорить, а потом сообщить мне. Ждать пришлось не особенно долго.

 Наконец она сообщила, что Вера Безродная вышла замуж действительно за жителя поселка, но потом  они уехали в Симферополь. Что с ними стало дальше, она не знает. Потом она узнала все данные и на мужа Веры. Даст ли это мне какую-нибудь зацепку? По крайней мере, я  сделаю все, чтобы проверить эти сведения, а уж куда их потом использую, дело  другое. Но для этого надо прорваться к Алексею.

Приятель за прошедшие часы  заметно постарел и осунулся. От его лоска и вальяжности не осталось и следа. Когда я пробилась в его кабинет в новом доме, там  находилась его супруга и, как видно, закатывала ему истерику. Я  успела услышать конец фразы.
Прерванный мною разговор  был неприятным для обеих сторон. Виктория  во что бы то ни было хотела знать, как продвигается расследование. Ее интересовало буквально все.

 Но Алексей, справедливо полагая, что вся эта история касается супруги лишь косвенно, распространяться на эту тему не желал. Не то чтобы он не доверял Виктории (если уж капиталы в общем управлении, о каком недоверии может идти речь), но и афишировать раньше времени ход расследования не собирался. Кто знает, Вика случайно  бросит слово не там, где нужно, а вражеские уши тут же услышат и все сопоставят. Потому на настойчивый вопрос, как продвигается дело, ее супруг холодно ответил, что о результатах  говорить еще рано.
Увидев меня, Виктория скривила губы и смерила презрительным взглядом:

-- Не строй из себя  невинную жертву. Лучше бы отдала этих двух потаскушек. А то чужие  дешевки сердце греют, а своих родных на муки обрекаешь…

-- О чем ты говоришь, Виктория? Ксения делает все возможное для спасения детей.

-- Да уж, скорее хочет сама кус ухватить за этих проституток. Знаешь, сколько за них албанец дает?

-- А ты откуда знаешь? – Алексей вдруг заинтересованно поглядел на Викторию. -- Никто пока не говорил, что за детей требуют в обмен двух девушек.

-- Да слухом земля полнится. Не знаю, где услышала, но я бы за своего сына отдала последние капли крови. А эта… -- Виктория презрительно фыркнула.

-- Думаю, знай она, где девушки, точно последовала бы твоему совету. Да только она не  в курсе. И я тоже. Знает начальник службы  безопасности Петр, но он сейчас в таком состоянии, что ответить на вопросы не может. Так что извини, Виктория, что не соответствуем твоему представлению о родителях…

-- Ты нашел своего ребенка? И наследство перейдет  какому-то мокроносому сопляку? – я ужаснулась тому воплю, который исторгла Виктория. Было такое впечатление, что с ней случится припадок. Кровь мгновенно отлила от лица, на коже выступили капельки пота, ее вдруг стало трясти. Я в испуге подскочила к ней, чтобы подхватить в случае всего. Но она справилась с собой и брезгливо оттолкнула руку.

-- Виктория, Виктория, ты никогда не исправишься. Я ведь уже сказал тебе, есть ли у меня ребенок, нет ли, роли не играет. Найдется – получит  свою долю, нет – деньги будут переданы благотворительным фондам, занимающимся вопросами усыновления детей. К этим деньгам ни ты, ни твой сын  отношения не имеют. Что  попусту сотрясать воздух. Но я твое любопытство удовлетворю. Нет, я не нашел, более того, я не искал. Потому что все это бесперспективно. А теперь позволь нам заняться нашими проблемами, тебя они не должны волновать. Иди, пообщайся со своим сыном. Что-то я его давно возле тебя не видел. Никак образумился и от материной юбки оторвался, --  говоря это, Алексей  взял под руку супругу и вывел в прихожую, несмотря на сопротивление. Но Виктория, видимо, просто не могла оставить его наедине со мной, потому что, отпихнув охрану, вновь ворвалась в кабинет.

-- Давай-ка, Ксения, прогуляемся по саду, здесь нам не дадут поговорить,  -- Алексей, не глядя на супругу, вывел на этот раз уже меня из кабинета. За нами пристроились двое охранников, отгородив нас от Виктории. Мне это ее поведение показалось довольно странным. Так афишировать свою ревность, думаю, я бы не стала. Тем более, что у нее есть  более конкретные предметы для проявления этого чувства.

В саду мы устроились в деревянной резной беседке, увитой плющом.

-- Рассказывай, с чем пришла. Виктория последние дни, особенно после оповещения завещания, словно с ума сошла. Как будто не знала, что  мать ее видеть не может, а уж ее сыночка и подавно. Еще тот говнюк.

-- Алексей, ты считаешь, что вся эта заварушка не связана с наследством?

-- Была бы связана, все бы уже разрешилось. Завещание прочитано, изменить уже ничего нельзя…

-- Может быть, это козни настоящего наследника твоей матери. Прости, что я так бестактно лезу не в свое дело. Для Липы ты, конечно, настоящий наследник ее дела. Я имею в виду ее родного ребенка. Может быть, он зол на мать…

-- Ага, и потому угробил старую женщину. Да я своими руками его разорву… -- я никогда не видела  своего приятеля в  таком состоянии. Всего несколько слов, и он вскипел от ненависти. В этот момент он точно смог бы убить того, кто  погубил Липу. Не знаю, как он отнесется к тому, о чем я его попрошу. Но только Алексей сейчас в силах мне помочь. И я рассказала о том, что меня мучило.

К моему удивлению, приятель вполне адекватно отреагировал на просьбу и сразу же отдал приказ  одному из сопровождающих заняться этим делом. Потом  заговорил о дочери. Заверил, что делается все для того, чтобы девочки оказались на свободе. Разработана операция по их освобождению. Подробности  не уточняются, чтобы  сведения раньше времени не стали известны непосвященным. Спасибо и на этом.

 Я попросила разрешения побыть в этом импровизированном штабе. Идти домой сейчас, когда там нет Ирки и Леры, слушать стоны и жалобы  брошенного Барбоса, вспоминать о маленьком Чейзе,  его проказах и о том, как играла с ним Ирка, я была не в силах. Мне сейчас надо быть на людях. Так  легче перенести  неимоверно длинные часы ожидания.

Даже не думала, что моя просьба узнать, какова   дальнейшая судьба Веры Безродной, будет выполнена так быстро. Буквально часа через два  ко мне подошел один из помощников господина Лепилова и передал сообщение. Вера Безродная  в двадцатилетнем возрасте вышла замуж за Виктора  Иващенко. Семья переехала в Симферополь. Через год у молодой четы родился мальчик. Назвали его Вадимом.  Три года назад мать с отцом погибли при невыясненных обстоятельствах. Вроде бы угорели. Вадим  вел разгульный образ жизни. Менял девушек, ни на одной не останавливая свое внимание больше двух-трех месяцев. Предпочитал, чтобы женщины содержали его, выполняли все прихоти. Сам при этом ни разу не озаботился  одарить хоть чем-то своих подруг. О детях разговор даже не заводил. Любой намек на интересное положение становился поводом для  расставания. Буквально на днях покончил жизнь самоубийством.

Имя этого любителя женского внимания мне почему-то показалось знакомым. Но не более того. Удивительнее было другое. Из троих найденышей двое уже свели счеты с жизнью. У одного есть наследница,  это Оксана. Но Олимпиада ее  сразу и проверила. Не такая она была простая и щедрая, какой  хотела казаться.  А другой наследник недавно умер. И эта скорая смерть наводит на определенные размышления. С чего это хмырь, так удобно устроивший свою жизнь за счет женщин, решил  ее оборвать? Слишком натянуто, слишком  непохоже на  эгоиста, каким, судя по отчету, был Вадим.

Значит, надо искать вторую девочку, Вику. Своими сомнениями и выводами я поделилась с Алексеем.  И тут узнала такое, что долго не могла придти в себя от удивления.

-- Тебе не придется  долго ее искать. Это моя жена Виктория.  Одной из причин, почему я  вступил с ней в брак,  было  ее утверждение, что она является родной дочерью  Олимпиады. Мать, правда, сразу же не поверила ей. А потом и экспертиза показала, что у них нет ничего общего.  Но Виктория уверена, что  Олимпиада подделала результаты. Она хотела, чтобы у нее был сын, а не  дочь, потому и не признала в ней своего ребенка, -- Алексей пожал плечами, -- я больше склонен верить матери, чем Виктории. Если бы  Вика была ее дочерью, мать ни за что бы не рассталась с ней. Но Олимпиаду так долго и часто обманывали, что она поневоле стала осторожной и доверяла только фактам. А результаты экспертизы были не в пользу Вики. Впрочем, я никогда всерьез и не верил, что она дочь Липы, кроме  разве первых месяцев. Слишком они разные.