Крымские каникулы, глава 20
Крымские каникулы, глава 20.
На пятый день моего добровольного заточения, когда багрово-синие кровоподтеки постепенно перешли в желтовато-зеленую гамму оттенков, опухоль опала, а струпья на неглубоких ранах стали отколупываться, я предприняла попытку навести на своем лице относительно приемлемый марафет.
Четверть века назад (боже, а кажется, что это было вчера, даже запахи сразу вспомнились) я собиралась встречать Новый год у подруги. Та жила в недавно купленном доме, располагавшемся в глубине участка. Муж подруги приобрел для охраны дома овчарку. Звали ее Альма, и была эта псина стервозной гадиной. Ревновала хозяина ко всем по делу и без дела. Мало того, что не любила подругу, она ее ни в грош не ставила, огрызалась и всячески подличала. К тому же ненавидела всех женщин без разбору. И если любимого хозяина не было дома, бросалась на пришедших без предупреждения.
И вот угораздило меня согласиться на приглашение, когда мужа подруги не оказалось дома. На юге зимы в основном бесснежные, но асфальт превращается в сплошную ледовую дорожку. Пробираясь по двору, я умудрилась поскользнуться на застывшей лужице.
Это сразу же всполошило собаку. Не успела подруга схватить ее, как Альма бросилась на меня. А что значит прыжок, к тому же неожиданный, сорокакилограммового пса. Результат оказался плачевный. Я с размаху приложилась виском об асфальт, стесала руку и подвернула ногу. Впечатление было жуткое.
Собаку от меня оттащили, но ни о каком праздновании речи уже не шло. Все праздничные дни я сидела дома, обозревая свое лицо в зеркале. На третий день необходимо было идти на работу. Я замазала гримом синяки и ссадины. Выглядело ужасно. Но все с сочувствием восприняли мой рассказ. И в целом это приключение не оставило у меня никаких неприятных воспоминаний.
Сейчас же этот эпизод вдруг всплыл в памяти, и я решила попробовать замазать свои синяки. Наложив слой грима, растушевав по кровоподтекам тональный крем, я надела очки и глянула в зеркало.
Фу, на меня глянула одутловатая, эпатажно розовая физиономия пропитой бомжихи, зашпаклевавшей фонари тем, что под руку попало. Да, то, что в ранней молодости воспринимается как юношеский максимализм, в зрелые годы отдает дешевой вульгарностью. К тому же кровоизлияние в глазу не прошло, и это добавляло свой штрих к отталкивающему виду. Нет, в таком облике со мной никто не согласится общаться. И уж тем более вспоминать о возможно неприятных вещах.
Пришлось на некоторое время отложить свои поиски.
Кстати, почти каждый день меня посещал следователь. Не знаю, что он еще хотел из меня выжать. Все, что было известно, я ему выложила в первую встречу. И теперь только как попугай повторяла: нет, у меня не было здесь врагов. Не потому что я такой уж идеальный субъект, а просто не успела никому еще насолить. Может быть, меня перепутали с кем-то другим? Все может быть. Только с кем? Кроме пансионата нигде не была. Да и здесь всего третью неделю. Заранее поездку не планировала. Машину выбрала по принципу: нравится – не нравится. Понравилась, вот и взяла. Ну и так далее. Допрашивали меня и по поводу обнаруженного в багажнике трупа Кристины. Но тут я ничего сказать не могла. В багажник я не лазила. Отношения с жилицей пансионата были обычными.
Зрели у меня, конечно, свои подозрения. Но делиться со следователем я ими не стала. Ну, в самом деле, не извещать же мне следователя, что я подозреваю в происшествии своего милого дружка Алешеньку. И к Пете у меня доверия было немного.
Дважды за время болезни звонил Алексей. Свое отсутствие объяснял тем, что пока дела не позволяют бросить фирму и приехать. Может быть, я бы и поверила, но стоило только вспомнить то, что услышала тогда из своей засады, и вера в его слова пропадала. Впрочем, я сейчас тоже не готова была говорить с ним глаза в глаза. Пусть уж лучше будет так, по телефону.
Кстати, и Алексей, может быть, почувствовав мое настроение, перешел от панибратски-покровительственного отношения к учтиво предупредительному. Однажды, правда, сорвался.
Это в тот вечер, когда я попала в аварию. Мне было самой до себя. Потому я с раздражением выслушала его вопли о том, какая я безрассудная мать, взявшая детей с собой (как-будто я знала о предстоящей аварии или сама тащила их под колеса автомобиля). Настроение у меня было никакое, анестезия не давала четко произносить слова, потому большую часть из того, что я ему пыталась ответить, он просто-напросто не понял. А я, разозлившись, завершила разговор известным русским «А пошел ты…». Адрес всем хорошо знакомый, и Алексей два дня не подавал о себе известий. Мне это как-то особо не беспокоило. Ну, молчит и пусть молчит. Мне не до него.
Потом позвонил. Справился о моем здоровье, поинтересовался, как себя чувствует моя дочура. А что ей может сделаться? Сидит рядом и треплет матери остатки нервов, выпрашиваясь на море. Но я дальше бассейна ходить запретила, и то под контролем взрослых.
Словом, вот в таком несколько пространном настроении я находилась в тот день, когда ко мне явилась супруга Алексея. Я ее в первый момент не узнала. Лежала себе в спальне, накрывшись простыней, потому что не спасали от жары ни закрытые и занавешенные окна, ни мельтешащий в середине комнаты вентилятор. Ноги уже были свободны от бинтов, но болели по-прежнему. И к боли теперь добавилось ужасное желание почесывать заживающие ссадины. Руки были еще забинтованы. Писать я не могла, а вот читать – за милую душу. Петя расстарался, привез мне из центра с десяток детективов. И я от нечего делать проглатывала их почти мгновенно.
Сочинения были талантливы и не очень. В одних случаях я сразу отгадывала сюжет, в других узнавала только в конце книги, да и то на деле оказывалось совсем не то, что предполагала в начале книги.
И вот валяясь без дела на кровати, я вдруг отчетливо поняла, что, оказывается, болеть иногда бывает приятно. Во всяком случае, я в этот период испытывала именно такое чувство. Конечно, смотреть лишний раз на свою физиономию не хотелось. Да и челюсть пока еще не смыкалась. И голова побаливала. Но зато появилось самое главное – масса свободного времени. Ирка все дни пропадала с Лерой, Оксана с Петей окружили такой заботой и вниманием, что мне оставалось только углубиться в мир детективов да между делом поразмышлять о том, что меня подсознательно тревожит.
А беспокоили меня мысли о странном посетителе, неожиданно нагрянувшем дня за три до аварии. Как оказалось, хозяйку дома он не знал, потому что принял меня за Липу. Просил показать какой-то паззл. По-русски изъяснялся довольно сносно, но с сильным иностранным акцентом. Спрашивал о деньгах, поручителях и еще о чем-то таком, что я из его разговора так и не уяснила. Петя, увидев этого посетителя, быстро увел его из пансионата. В тот момент я не особо задумалась об этом случае. Потом на меня навалилось столько приключений, что я об этом посещении просто забыла. А теперь на досуге почему-то вспомнила.
Конечно, я не думала, что этот иностранец причастен к исчезновению Липы, ведь он появился уже после моего приезда, но он был звеном какой-то цепочки, связанной с Липой, и мне хотелось бы больше разузнать о нем. И уж тем более не подозревала его в организации аварии. Я ведь не сумасшедшая, возомнившая себя пупом земли. Но Петя на мой вопрос об этом человеке ничего конкретного не сказал. Сообщил только, что данный субъект представлял фирму, с которой у госпожи Стефаниди совместный бизнес в Албании.
Нет, мне определенно надо встретиться с Полиной. Возможно, она ничего и не знает, и тогда я буду искать другие источники информации. Но может быть она даст толчок моему расследованию в нужном направлении. В свете последних событий мне просто необходимо найти Липу. Только она поможет мне оградить себя и ребенка от опасности. А то, что мне угрожает опасность, я чувствовала, но не могла определиться, с какой стороны. В одном была уверена: в доме мне сейчас ничего не угрожает.
Пока я лежала в постели, изображая из себя больную, моим постоянным собеседником был Чейз. Он уже заметно подрос, научился стоять на лапках и отрывать животик от пола.
Наиболее забавно было видеть, как он рвется к вожделенной бутылочке с молоком. Завидев ее, он подбирался к цели своего наслаждения чуть боком, вскарабкивался на бутылку, хватал за соску и толкал вниз. Насосавшись, он ковылял к кровати и заводил заунывную песню-плач, рассказывая, как ему плохо одному. И в результате без проблем оказывался не в своей корзинке, а у меня под боком. А я брала в руки очередной детектив.
Иногда, слыша стенания Чейза, в комнату ко мне просачивался Барбос. За прошедшие дни он заметно отъелся, и стал приобретать вполне респектабельный вид, какой может быть у довольного жизнью дворового пса. Барбос обожал ложиться недалеко от меня и, полуприкрыв глаза, наблюдать за моими действиями.
В один из таких моментов, когда меня окружали оба моих пса, а сама я погрузилась в мир криминальных страстей, в мою комнату ворвалась (да, действительно ворвалась, другого слова для определения способа появления я просто не подберу) супруга Алексея. Теперь мне удалось ее рассмотреть более детально. Довольно высокая брюнетка с удивительно светлыми глазами, худощавая, со спортивной фигурой. Хотя никакие ухищрения не смогли скрыть уже нечеткую талию, явно не упругую кожу на животе и ягодицах. Сейчас в спортивном костюме она показалась старше, чем хотела бы выглядеть. Белый цвет, оттеняя загар, к сожалению, четче подчеркивает то, что хотелось бы утаить.
Я давно убедилась, что скрывать свои годы – дело неблагодарное. Потому предпочитаю вещи, приличествующие моему возрасту. Никогда не надену выпендрежную тинейджерскую маечку, которую девчонки носят без бюстов. И сверхкороткие шорты не натяну. Во-первых, положение и должность не позволят, а потом, ну чем хвалиться в мои годы? Варикозными узлами на ногах?
А жена Алексея придерживается другого мнения. Ну, явно же моя ровесница, а то и старше, она щеголяет на высоченных шпильках в умопомрачительно узких брючках и маечке, обтягивающей силиконовую грудь.
-- Извини, без приглашения. Как узнала о случившемся, решила поговорить… -- начала она без предисловий. – Видишь ли, Алексей почему-то решил, что твоя Ирина – его дочь…
Последовала немая сцена. У меня, как говорится, челюсть отвалилась. Последний раз визуально мы с приятелем виделись, дай бог памяти, лет двадцать назад. После этого – только виртуально. Недавняя встреча в ресторане не в счет. Так что бабенка, как выражаются мои тинэйджеры, пургу гонит. Алешка такого при всем своем желании придумать не мог.
-- А мы что, разве уже на «ты», -- выразила я свое удивление, -- и потом, с чего это ты пришла к такому выводу? Он, что, сам об этом сказал?
-- Алексей очень заинтересован, хочет уточнить, даже готов провести генетическую экспертизу…
-- Вот только не надо про Алексея… Ему-то все как раз хорошо известно… Интересно только, почему тебя это так забеспокоило…
-- Признай, тебя ведь тоже заинтересовало то, что твоя дочь так похожа на Лялю.
Лялю, родную мать Алешки, я видела, когда была в возрасте, близком к Иркиному. Потому, как ни старалась что-то вспомнить, память воспроизводила лишь шлейф духов «Красная Москва», да сварливый голос, ругающий Алешку.
-- Извини, что разочарую тебя, -- честно призналась я. – Мать Алексея я видела в первый и в последний раз в возрасте шести лет и с тех пор этой чести не удостаивалась. Так что отметить схожесть или различие не смогу. Но чтобы тебя успокоить, сообщаю то, что обычно никому не говорю – у моей дочери есть отец, и он не Алексей. Таким образом, ни к вам, ни к Ляле моя дочь отношения не имеет. Надеюсь, я удовлетворила твое любопытство? А что до похожести, извини, но девочки в шестилетнем возрасте очень часто бывают похожи на куколок. И потом, чего ты боишься? Что Алексей разведется с тобой ради ребенка?
-- Вот уж нет. Алексей прагматик. Для него работа, его бизнес превыше всего…
-- Ну и чего же тогда ты боишься? – я смотрела на эту самоуверенную, любующуюся своим отражением в зеркальной дверце шкафа даму и думала: в чем ее слабость? Что ее может беспокоить настолько, что она снизошла до разговора со мной, которую еще вчера в упор не видела. А ведь что-то есть. Вот только к чему она приплела мою дочь? Чем может быть опасен ей шестилетний ребенок? А она ее боится… Странно. Что-то во всем этом не сходится. Я впервые за последние дни пожалела о своей глупости, о том, что согласилась на приезд в пансионат. Одно дело, когда я попадаю в неприятности, но совсем не хочу, чтобы пострадал мой ребенок.
Надо было что-то делать. Я поняла, что разубедить свою собеседницу в том, что она заблуждается, я не смогу. Нет, тетка видно съехала с катушек в своей ревности, и, думаю, в алчности.
-- Ты уж извини, я тебе по-свойски скажу, -- я почувствовала, что против своей воли, примериваю на себя роль этакой дуры-провинциалки, -- я живу в деревне. И эта жизнь меня устраивает. Я нашла для себя наиболее приемлемый способ жизни в покое. И зариться на ваши деньги не собираюсь. Если и оказалась здесь, то потому, что хотела с дочерью отдохнуть на море.
-- Ну-ну, аппетит, как говорится, приходит во время еды…
-- Я обжорством не страдаю. И лезть в вашу семью не собираюсь. Извини, я устала, хочу отдохнуть…
Выпроводив таким, прямо скажу, неинтеллигентным способом непрошенную гостью, я призадумалась. Что же такое могло произойти, что Алексей заинтересовался моей дочерью? Или это все самодеятельность Виктории? Но что-то же ее подтолкнуло. Не думаю, что супруга приятеля страдает обычной ревностью. Чтобы решиться приехать ко мне, ей ведь пришлось перешагнуть через собственную гордость, а это возможно только ради денег, больших денег. Но у Виктории и своих достаточно. И, однако, она явилась сюда. Нет, видно дело не в деньгах. Что она у меня хотела выяснить?
Вдруг меня точно ударили по голове: так, может, все мои проблемы связаны с Иркой, и я просто придумала, как малохольная детективщица, все эти приключения? И Алексей пригласил меня совсем не на поиски Липы, а чтобы с моей помощью решить вопросы, возможно, даже, скорее всего, денежные. Недаром ведь он Кристе что-то говорил о документах и нотариусе, и ребенка они еще какого-то поминали. Господи, что он задумал…
Но я тут же себя осадила. Ко всему этому моя дочь не имеет никакого отношения. уж я-то это знаю наверняка. И все-таки червячок сомнения маленьким болезненным сверлом ввинчивался в мой мозг.
«Нет, ну какая же сволочь все-таки Алексей». С этой мыслью я проснулась среди ночи. Снилось мне, что мой приятель примчался ко мне в дом с розовой бумажкой, на которой было крупными буквами начертано «Ирина – твоя дочь». Не говоря ни слова, он сграбастал мою дочуру и исчез… Этого я перенести не могла и… проснулась. Сердце колотилось, как-будто я пробежала дистанцию в несколько километров. И главное, знаю же, что все приснившееся полная чушь, созданная больным воображением…
И все же, все же… Нет, надо взять себя в руки, успокоиться… В первую очередь, узнать, кому это нужно. Что там болтала Виктория о том, что Ирка похожа на Лялю… Вот что я сделаю: я поговорю с Алексеем.
Успокоив себя таким образом, я убедилась, что Ирка сопит у меня под боком, и вновь провалилась в сон. На этот раз сновидения были неразборчивыми и потому не запомнились. И проснулась я утром в умиротворенном состоянии и с желанием разрешить возникшие у меня вопросы.
Цвет лица еще не позволял мне прогулки за пределами участка, и я, прихрамывая, спустилась к главному корпусу. По тому, какая там стояла беготня, поняла: прибыла вип-персона. В шезлонгах у верхнего бассейна расположились несколько незнакомых мне мужчин в строгих костюмах. Это в июльскую-то жару. Вдалеке, на площадке для гольфа, покачиваясь в мареве нагревающегося воздуха, стояла стрекоза вертолета.
-- Кто это к нам заявился? -- остановила я пробегающую Ольгу. – Вроде никого не ждем…
-- Ой, Ксения Андреевна, радость-то, Алексей Александрович решили нас посетить…
-- Да? А я думала, что он частый гость здесь. Странно, что его приезд обставлен с такой помпой. Судя по откровениям покойной Кристины, он должен бывать здесь как минимум раз в неделю…
Не дослушав меня, Ольга хихикнула и, убегая, бросила:
-- Не всегда желаемое становится действительностью…
В кухне Оксана развила бурную деятельность. Я несколько дней не появлялась здесь и теперь понимала, почему Тина и Ника приползают в дом еле живые. Обе девчонки были заняты чисткой овощей. Видимо, для них эта работа еще тяжела. Надо будет подумать о том, куда бы их определить на легкий труд.
Выглядели они сейчас явно испуганными. Я их понимала. Явился хозяин пансионата. Что он скажет на то, что у него на объекте живут две представительницы сопредельного государства без документов.
На плите у Оксаны что-то булькало, на разделочном столе громоздились кучи продуктов. Помощники повара крошили овощи. Сама Оксана успевала следить и за варевом на плите, и за созданием салатов. Я поняла, что ей сейчас не до меня и тихонько испарилась. Посмотрев на плещущееся внизу море, побрела в дом Липы.
Здесь, в зале за чтением книги и застал меня Алексей. Я, наконец, получила возможность поговорить с ним по душам. И первым вопросом сразу же его озадачила:
-- Ты зачем прислал свою жену? Что за дурь тебе пришла в голову проводить генетическую экспертизу Ирке?
-- ??? -- у моего приятеля брови взлетели чуть ли не под его седой ежик. – С чего ты решила?
-- Виктория здесь была, известила меня о твоем желании…
-- Странно, я ее не видел после нашей встречи в ресторане. У нее свой бизнес. Сказала, что сейчас очень занята…
-- Тогда объясни, чем ее заинтересовала эта тема? Иначе я буду думать, что и змея в постели, и авария направлены против нас с дочерью. И значит, нам надо срочно исчезнуть из этих мест…
-- Никуда вам исчезать не надо. Здесь вы под охраной. Эти инциденты, надеюсь, простая случайность. А супруга… Думаю, она ревнует. Видишь ли, Ляля, кроме меня, детей не имеет. После смерти нескольких своих мужей она стала обладательницей довольно крупного состояния. Ты ее вряд ли помнишь. Но она и сейчас, превратившись в старую высушенную мартышку, по-прежнему мнит себя семнадцатилетней милашкой. С супругой Ляля нашла общий язык. В одном только не сошлись. В своем завещании Ляля указала, что наследником ее состояния станет тот, кто сможет генетически подтвердить родство с нею или со мной. У супруги есть сын от первого брака. Так, пустышка, прощелыга, пускающий на ветер деньги матери. Супруга желала бы, чтобы и Лялины капиталы достались ее Витасику. Но Ляля поставила твердое условие: только генетически-родственный представитель станет обладателем ее богатств. Не будет подтверждения, уйдут денежки в благотворительные фонды.
Я давно смирился с тем, что детей у меня нет. Правда, лет восемь назад, по настоянию матери и Ляли, они тогда взяли меня в оборот, я согласился на вариант зачатия и рождения ребенка с помощью суррогатной матери. Потратил кучу денег, нанял профессионала, отобрал трех женщин, согласных родить моего ребенка. Супруга в этом участвовать отказалась, заявила, что ей достаточно ее сына, других детей она видеть не желает. Впрочем, ее понять можно, возраст уже не тот… Так что все проходило без ее участия. Но… все кончилось неудачно. И я смирился с тем, что бездетен. Пусть Ляля отдает свои богатства благотворительным фондам, мне и своих денег хватит.
-- Но почему же твоя супруга настоятельно уверяла, что ты собираешься провести экспертизу?
-- Не знаю. Она и в ресторане меня удивила. Как можно по маленькой фотографии с уверенностью говорить о том, что ребенок похож на Лялю. Я этого сходства совсем не вижу. Думаю, что все это плод воображения супруги. Уж очень ей хочется добраться до наследства. Она бы сейчас согласилась и ребенка выносить от меня. Только я уже против. Годы не те, да и мерзко это, заводить ребенка только ради получения наследства. Так что давай переменим тему…
После этого мы в течение какого-то времени вспоминали эпизоды из нашего детства. И я не смогла заставить себя заговорить с ним о Кристине. Но о Липе все-таки спросила.
-- Ты уверена, что мать появлялась в доме после твоего приезда? -- этот вопрос Алексея волновал ничуть не меньше, чем меня предыдущие. Я рассказала ему о своих наблюдениях и кое-каких выводах. Естественно, о возникших у меня подозрениях промолчала. Напомнила только, что, по откликам работников пансионата, оказывается, Олимпиада Георгиевна и раньше часто исчезала из дома.
-- Исчезать-то она исчезала, но меня всегда ставила в известность, где она и когда будет. А в этот раз уже больше месяца никакой информации. Конечно, человек она свободный, возраст ее таков, что она вполне может какое-то время пожить вдали от близких. Но мне не хотелось бы думать, что ее кто-то может обидеть…
Алексей провел в доме весь остаток дня. Оксана сервировала нам обед в Липиной столовой. Причем я заметила, что мой приятель со все большим вниманием приглядывался к Ирке. А та, найдя благодарного слушателя, весь обед трещала об игрушках, куклах, купании в море, своих подружках. Завершилось все тем, что дочура уже не хотела отпускать симпатичного ей дядю, висла у него на руках и просила подарков. Алексей только покрякивал. Как и любой мужчина, не имеющий детей, он не подумал о подарках, и теперь старался уверить маленькую попрошайку, что не забудет о ее заказах.
Выйдя из дома, Алексей вызвал Петю и о чем-то с ним долго беседовал. Судя по тому, что наш начальник службы безопасности чуть ли не спать к нам перебрался, разговор шел об усилении нашей охраны. Но последние дни вокруг нас все было спокойно. И я постепенно пришла к выводу, что все мои приключения и страхи надуманы.
Как только сняли швы на лбу и очистились от корки болячки на локте и коленях, я решила выполнить задуманное и съездить к подруге Липы. Нового ничего узнать не надеялась, но раз уж дала себе обещание, надо выполнить, чтобы потом не сожалеть об этом.
Рисковать на этот раз не стала, в проводники выбрала Петю, тем более, что Алексей ему и так приказал приглядывать за нами. И вот рано утром с Иркой и Петей мы выехали из ворот пансионата. После недавнего происшествия я предпочла сидеть на заднем сиденье за спиной водителя. Тому разговаривать с нами было неудобно, и он то и дело оглядывался. Наконец я не выдержала:
-- Петь, смотри на дорогу. Я тебе потом все растолкую. А пока я ничего сказать не могу…
Тут я увидела выплывающий из-за поворота наперерез нам прицеп тяжеловоза. Я мгновенно обхватила Ирку и завопила так, что Петюня дернулся, но тут же справился с управлением, сумев обогнуть махину там, где, казалось бы, невозможно было протиснуться. Потом, притормозив, укоризненно покачал головой:
-- Ксеньдревна, если бы не знал вас близко, решил бы, что вы истеричка. Ну, разве можно так пугать?
-- Петя, но мы же чуть не врезались…
-- Чеслово, Ксеньдревна, ну кто у нас водитель, я или вы? – Петя был раздражен и обиженно засопел…
-- Ну, ты, Петенька. Но я так боюсь. И потом, почему именно нам наперерез эта машина? – я все еще переживала увиденное.
-- Загрузил козел неправильно. Молодой, видно. Вот и потянуло. Не справился с управлением… Не берите в голову, пока я с вами, ничего не случится…
-- Ну, спасибо, Петя, хоть немного успокоил. Я что-то действительно в последнее время нервная стала. Такое впечатление, что скоро только пешком буду ходить…
-- Пешком тоже под машину попасть можно, -- «успокоил» меня мой охранник.
-- Петь, ну ты думай, что говоришь, ты ж меня до инфаркта доведешь…
-- Не дрейфь, Андреевна, прорвемся. Алексей Александрович всех наших заставил землю рыть, чтобы докопаться, кто подлянку устроил. Ох, и зол же был…
-- А землю-то зачем? – начала я. Но Петюня весело заржал:
-- Ну, вы прям, как ребенок. Это же иносказательно. Кроме ментов работает и служба безопасности. Тому, кто сделал, мало не покажется. Не только тем, кто проломил голову Кристинке, но и тем, кто ее в твой авто засунул, а потом тормоза подпилил, -- мстительно закончил мой водила. На этом он замолчал и уставился на дорогу.
-- Поверь, Валерий Яковлевич, я не шучу, -- Алексей Александрович Лепилов нервно расхаживал по кабинету. Так случалось всегда, когда он был чем-то встревожен. Ходьба успокаивала, позволяла мыслям концентрироваться на одной конкретной теме.
Стоящий перед ним навытяжку его начальник охраны, бывший полковник госбезопасности, верный служака и надежный помощник, вскинул брови, выражая сомнение.
-- Не думай, что я спятил. Что-то в пансионате матери происходит. Я нутром чувствую. Зря я не верил ей. Знаю же, что у нее нюх на такие неприятности. И этот ее охранник Онищенко уверен, что там что-то нечисто. Ты уж постарайся, выясни, что там. Очень не нравится мне вся эта возня. И мать, как назло куда-то пропала. Не звонит, никаких вестей о себе не подает. А теперь моя Виктория взбрыкнула. Притащилась в пансионат, устроила сцену ревности Ксении, -- господин Лепилов неодобрительно покачал головой и брезгливо процедил:— выясни, где ее Тасик последнее время пропадает. Достали меня уже его похождения. Не верю я в его показное рвение трудиться. Опять Виктория его покрывает. Наверное, в Куршавеле с такими же богатыми балбесами родительские денежки проматывает.
-- Ну, Куршавель, это уже давно пройденный этап. Теперь у молодых другие забавы. Все адреналин в крови для себя ищут. Только адреналин-то свой, а кровь все больше чужая, -- Валерий Яковлевич иногда наедине с патроном позволял себе подобные высказывания. Знал, что хозяин не одобряет манеру поведения своего пасынка, да и способы воспитания своей супруги.
Но Лепилов сегодня не был расположен к обсуждению поведения сына Виктории. Его беспокоила обстановка в пансионате. И никакие посторонние разговоры это беспокойство притушить не могли.
Странное заявление Ксении, будто Виктория подозревает, что ее Ирина является его ребенком, вначале Лепилова рассмешило, потом заставило задуматься. Нет, он ни на минуту не засомневался. Знал наверняка, что все это глупость. Но как такое предположение могло родиться в голове у супруги? Повода к подобного рода подозрениям он не давал. Что, если вся эта возня вокруг пансионата возникла из-за желания матери пригласить Ксению в гости? Доброе желание пожилой женщины кое-кем было принято за предположение о родственных связях и возможном наследовании. А дележ денег – это всегда серьезно. И вот эту ситуацию, понял Лепилов, он не должен сбрасывать со счетов.
В тот же вечер Валерий Яковлевич с группой помощников вылетел в Крым.
Свидетельство о публикации №215040101683