Муть, которая делает поэтов

ПИСАТЕЛИ О КОЛЛЕГАХ

Нина Берберова о двадцатых годах ХХ столетия, автобиография «Курсив мой»:
«В роскоши европейской интеллектуальной жизни тех лет было не так просто отличить друга от врага и созидателя от разрушителя…В двадцатых годах только ещё нарождалось самопознание нашего века…В мыслях был сумбур необыкновенный…один и тот же человек мог питаться Фрейдом и быть членом компартии,…и всё это не от буйства молодости, а просто от переизбытка бутафорской ветоши, вышедшей из-под контроля, и того нового ради нового, что бешено устремилось навстречу этой ветоши, чтобы смыть её с лица земли, не разбирая кто есть кто.

 В этой атмосфере Ходасевич чувствовал себя одиноким, считал, что время работает против него (а вышло наоборот). Пленник своей молодости, а иногда её раб (декораций Брюсова, выкриков Белого, туманов Блока), он проглядел многое, обуянный страшной усталостью, и пессимизмом, и чувством трагического смысла Вселенной…».

Бунин о Белом и Блоке («Устами Буниных):
«Ян вдруг спросил (у З. Гиппиус):
    – Скажите, как вы могли переносить Белого, Блока? Я понимаю, что в Блоке есть та муть, которая делает поэтов, но всё же многое мне в нём непереносимо. А Белый просто не поэт».
«На ночь читал Белого «Петербург». Ничтожно, претенциозно и гадко».

У Берберовой - "туманы Блока", а Бунин находит, что "в Блоке есть муть, которая делает поэтов". А ведь "муть" это и есть туман.

Бунин и Блок (В.Лавров, «Холодная осень»):
 «…Разрешение (на выезд из Минска) помогла взять незнакомая сестра милосердия: она была одета в кожаную куртку, на лице серебристо поблескивало пенснэ. Оказалось, что Бунин – её любимый поэт. Услышав об этом, Иван Алексеевич, начавший падать духом, сразу приосанился.
    – И Блок, – добавила она.
Бунин вновь помрачнел…».

Бунина В.Н. о знаменитостях («Устами Буниных»):
«…Ох устала я от знаменитостей. Скучно с ними, каждый занят собой и разговаривают они почти всегда лишь с равными. А ты сиди и слушай всё, что бы они ни несли, а возразишь – так даже не удостоят ответом».

Брюсов о поэтах:
«…Нет ни одного поэта, как бы плох он ни был, хоть раз в жизни не написавшего хорошей строфы. Даже Ратгауз – образец бездарности – автор простых и удачно найденных строк:
День проходит,
Меркнет свет.
Мне минуло
Сорок лет…».

И. Одоевцева о Н. Гумилёве («На берегах Невы»):
«Гумилёв утверждал, что стихотворение тем богаче и совершеннее, чем больше разнообразных и даже противоречивых элементов входят в него.
Если это определение отнести не к стихотворению, а к поэту – Гумилёв был совершенным поэтом. Сколько в нём совмещалось разнообразных элементов и противоречивых черт».

«…Гумилёв был моим настоящим учителем и наставником. Он занимался со мной каждый день, давал мне книги поэтов, мне до тех пор знакомых только по имени, и требовал от меня критики прочитанного».

«И часто потом я подмечала, что он сам, не отдавая себе в этом отчёта, повторял мысли Ницше.
Он говорил:
    – Герои и великие поэты появляются во времена страшных событий, катастроф и революций. Я это чувствую».

«О своём детстве он мог говорить без конца.
    – Детство самая главная, самая важная часть жизни. У поэта непременно должно быть очень счастливое детство…Или очень несчастное. Но никак не скучное, среднее, серое. Я родился поэтом, а не стал им, как другие…».

«Гумилёву очень нравилось, что я (И. Одоевцева) старалась никому не подражать. Никому. Даже Ахматовой. Особенно Ахматовой.
…все поголовно подражали Ахматовой, властительнице их дум и душ.
Но как часто бывает, слишком страстное увлечение принесло поклонницам Ахматовой не только добро, но и зло.
Они вдруг поняли, что они тоже могут говорить «о своём, о женском». И они заговорили».

«…Я ничего не смыслю в математике (Гумилёв о себе), да и писать грамотно не мог научиться…Моя безграмотность свидетельствует о моём кретинизме. А мой кретинизм свидетельствует о моей гениальности…
…У гениев и кретинов чувство времени безошибочно. А я, как известно, помесь гения с кретином».

«Самым умным назвать Гумилёва я не могу. Но был он, безусловно, очень умён, с какими-то иногда даже гениальными проблесками и, этого тоже нельзя скрыть, с провалами и непониманием самых обыкновенных вещей и понятий».

Ирина Одоевцева о Н. Гумилёве:
«Он считал, что поэту нужен огромный запас знаний во всех областях – истории, философии, богословии, географии, математики, архитектуре и так далее».

Н. Гумилёв о Маяковском («На берегах Невы»):
«…А ведь Маяковский очень талантлив. Тем хуже для поэзии. То, что он делает – антипоэзия. Жаль, очень жаль…».

Андрей Белый о своём романе «Петербург» рассказывает Ирине Одоевцевой:
«…Я свой лучший роман назвал «Петербург»…А ведь это лучшее, что я создал. Запись бреда. Такого ведь до меня нигде не было. Даже у Достоевского. Когда я писал, всё время жил в кошмаре. Ужас! Ужас! Кошмар и днём и ночью! Наяву и во сне бред!».

И много ещё чего он тогда рассказал юной, восторженной слушающей его, Ирине. Около трёх часов они беседовали, прогуливаясь по аллеям Летнего Сада. А через три дня в поэтическом собрании он даже не узнал её и сказал ей несколько слов, как незнакомой.
...


1.04.2015