6. Счастье отцовства

Счастье отцовства?

Первую часть этой главы привожу без особых изменений от исходного рассказа. Расстался я с рассказчиком, когда он рассказал, что Маша и Таня оказались беременны. Остальное додумывал сам. (Какой рассказ без прикрас?) Прошу у рассказчика прощение, если судьба его семьи оказалась не совсем такой, как дописал я.

Утром все мои женщины пошли в женскую консультацию. Первой вернулась Аня. Врач одобрил её решение лечь на операцию и назначил день. Это будет через три дня, как раз освободится место в стационаре для подготовки, операцию сделают, когда организм будет готов к ней. Может быть, она отнеслась к этому спокойно, но я очень обрадовался. Я напрямую заявил, что хочу её. Очень хочу! Что за эти дни я просто истосковался по ней. Кажется, она была совсем не против.
Мы ушли в её спальню. Боже! Как мне было хорошо! Кажется, мы с Аней оказались оба в одинаковом состоянии наслаждения. Я хотел повторить, но она просто умоляла меня остановиться. Вдруг сейчас вернутся дочка или внучка.
Когда мы разошлись, она призналась, что хочет, чтобы моих сил хватило Маше, а ей и этого достаточно. Я взвыл от досады.
Мы едва вышли из комнаты, как пришла рыдающая Таня. Она долго не могла ничего сказать. После третьей дозы успокаивающего, поданной Аней, смогла произнести:
-- Я беременна!
До меня не скоро дошли её слова. А когда я понял их, то сначала потерял дар речи, а потом заплясал вокруг неё дикий танец. Он был такой странный, что Таня даже плакать перестала.
-- Чему радуешься, придурок? Забрюхатил меня, а ещё и радуется! Позор один от этой беременности. Завтра пойду на аборт записываться.
-- Танечка! Пожалуйста, не надо! Миленькая! Я тебе буду ноги целовать, пока не надоест, я тебя на руках носить буду! Пожалуйста, роди мне ребёночка! Ты можешь потом бросить нас, но только роди, пожалуйста!
-- Ты рехнулся? Какой ребёнок в мои годы? Весь город смеяться будет, что с дочкой на соседних столах рожать будем!
-- Танечка! Это же мой ребёнок! Почему ты без меня решаешь? Я хочу его от любимой женщины! Таня! Давай я с Машей разведусь и женюсь на тебе! Только роди его!
-- Обалдел совсем! Ты же на десять лет меня моложе! Только попробуй Машку обидеть! Порву за неё!
-- Таня! Если ты не родишь, я точно не буду Машку трогать! Пусть вдовой при живом муже живёт! Вот увидишь! Ты же убедилась, что я своё слово держу!
-- Таня! Ты не кипятись. Помню, ты лет пять назад говорила, что у тебя какое-то заболевание, при котором аборт делать нельзя. Тогда ещё обрадовалась, что есть повод мужикам отказывать. Помнишь?
-- Не помню! Я им и так отказывала. С этим вот только сорвалась. Может, приду в себя вспомню. Дайте, я у себя одна посижу. Мне пережить это надо.
Мы расступились, и она, покачиваясь, прошла в свою спальню. Я был взволнован этой вестью. Страшно захотелось пить. Налил в стакан воды, но до рта не смог донести, он выскользнул из дрожащих пальцев. Поднял и налил снова, но и он выскочил. Я сел на пол и зажал голову руками. Меня душили слёзы. Почему-то стало невозможно дышать.
Очнулся от резкого запаха нашатырного спирта, бьющего в нос. Надо мной склонились Таня и Аня.
-- Что со мной?
-- Сознание потерял. Полежи минут пять.
-- Не может быть!
Я попытался подняться, но голова закружилась, и я едва не рухнул назад. Заботливые руки Тани бережно подхватили мою голову и осторожно положили на пол. Правда, Таня руку из-под головы не убрала, пока Аня не принесла подушку.
-- Танечка! Миленькая! Пожалуйста, роди этого ребёнка! Я очень хочу его! Я буду вокруг тебя прыгать даже больше, чем Маша вокруг меня. Придумай, самое трудное задание, я его выполню. Только роди его! Единственного моего!
-- А ты можешь Машу полюбить? Если сможешь в неё влюбиться, я вам всех детей вместо неё рожу, только пусть она счастливой станет! У меня всё счастье в ней, а она никак его не найдёт, как проклятая! Вот и ты от неё нос воротишь!
-- Таня! Да я перед ней стелиться буду, лишь бы ты моего не трогала! Я её ребёнка, как своего воспитывать буду, только оставь мне моего.
-- Машка же тебе, если захочешь, десяток наштампует! Что ко мне-то привязался?
-- Этот ребёнок от любимой женщины! Я бы Аню уговорил, но она говорит, что у неё месячные кончились. А я тебя точно так же люблю, как её! Пожалуйста, не лишай меня этой радости!
-- Чем тебе дети от Маши не подходят?
-- Хоть режь меня, не люблю я её. Может, и не сумею полюбить. Я буду вести себя так, что она даже не догадается, что моя душа холодна к ней. Даже вы это не поймёте. Ты мне только роди моего любимого ребёнка от любимой женщины!
-- Таня! Я его очень хорошо понимаю! Может, родишь? К его рождению придумаем что-нибудь. Там же и Маша должна родить. Родите где-нибудь в другом городе или в селе, а скажем, что двойня, что оба ребёнка её. А ты ездила ухаживать за ней. Ну, это так, навскидку! Может, к тому времени придумаем что-нибудь получше! Я бы даже в эти годы родила ему, если бы получилось. Я его тоже люблю и понимаю, как ему хочется его кровинушку! А Машка пока родит этого, пока забеременеет от него, сколько времени пройдёт?
-- Ладно, подумаю. Время же есть ещё! Устала я что-то. Можно, я пойду полежу?
Я попытался встать, но у меня в последний момент опять закружилась голова. Меня качнуло, но на ногах устоял.
-- Забери его с собой. Мне некогда будет присматривать за ним, обед-то надо всё равно готовить.
Придерживаемый Таней я пошёл в её комнату. Как только из кухни стало нас не видно, я крепко поцеловал её. Она вырвалась, поэтому раздался громкий звук поцелуя. Таня ткнула меня кулаком под ребро. А у смой глазёнки просто сверкали какой-то радостью. Наверно, ей и самой хотелось родить.
Как только дверь за нами закрылась, она очень осторожно, чтобы не щёлкнул замок, заперла её. Мы обнялись и сцепились в жарком поцелуе. Таню затрясло. Я осторожно подвёл её к кровати и стал раздевать, не разрывая поцелуя. Её пальчики зашарили по моей рубашке.
-- Таня! Я люблю тебя! Я очень тебя люблю! Я невыносимо тебя люблю!
-- Я тоже! Я тоже! Давай скорее, пока Машка не пришла!
Мы разделись и упали в постель. Даже не раскрыли её. Ласк и поцелуев было даже больше, чем у нас с Аней. Я оттягивал свой оргазм, как только мог. Однако мне так хотелось её тела, что минут через двадцать я разрядился. Таня не сдерживалась и кончила за это время раз пять. Мы сцепились в поцелуе, не давая нашим крикам вырваться за пределы ртов.
-- Серёжка! Ты просто бесподобен! Я люблю тебя! Люблю нашего ребёнка! Люблю всех! Что бы со мной ни было, я до самой смерти буду любить тебя так же, как сейчас. Мне очень хочется, чтобы Маша было счастлива. Я не знаю, как это сделать. Понимаю, что силой заставить не могу. Но я благодарна тебе даже за желание помочь в этом. Мне стыдно, что я отдаюсь мужу моей дочери, но ничего с собой не могу сделать. Я эти дни-то едва пережила! Прости меня! Я начинаю запутываться в себе, в своём вранье, во всех этих связях. Я очень устала за эти дни. Давай немного вздремнём. Ты пока койку раскрой и трусы одень.
Я занялся постелью, я она опять очень осторожно отперла замок и на цыпочках прошла к койке. Целуя в губы, легла ко мне лицом, а через некоторое время повернулась спиной. Мы прижались друг к другу, сплели руки и ноги, и я уснул.
Проснулся один. Даже не почувствовал, когда Таня выбралась, часы показывали два. Прямо в трусах вышел в кухню. Таня сидела за столом, а Аня стояла около него. Они, похоже, до моего появления что-то обсуждали.
-- Маши всё ещё нет. Не случилось ли что? Таня хочет дойти до консультации.
-- Я схожу!
-- Давай. А мы пока салатов настрогаем.
Но выйти я не успел. Подойдя к окну, хотел только посмотреть на погоду и тут же увидел Машу. Она сидела на качели и раскачивалась. Казалось, её забавляла эта детская развлекалка. Я поставил к окну табурет, взобрался на него и крикнул в форточку:
-- Маша! Домой! Обедать пора!
Маша спрыгнула с качели и, увидев меня в окне, помахала рукой. Она вприпрыжку побежала в подъезд. Скоро защёлкал замок. Я встретил её в прихожей, помог расстегнуть пальто. Подхватил по-детски сброшенную одёжку, повесил и стал расстёгивать сапожки. Когда сапожки оказались на месте, выпрямился, обнял и крепко поцеловал жену.
-- Где тебя носит, сердце моё? Обед уже прошёл, а мы всё ещё не жрамши!
Маша удивлённо смотрела на меня, будто не узнавала. Вдруг подпрыгнула и, повиснув на шее, поцеловала в ответ.
-- Серёжа! Я люблю тебя! Даже если ты меня не любишь!
Вдруг по-детски вприпрыжку затанцевала в кухню, растягивая в стороны подол платья.
-- Маменька! Бабушка! Серёженька! Я не беременна! В больнице карточки перепутали. А сбой в месячных был из-за противозачаточных таблеток. Больше таких принимать не велели. А я и не хочу их принимать! Я забеременею от мужа!
Она перецеловала мать, бабушку и меня по несколько раз, в конечном итоге повиснув у меня на шее в затяжном поцелуе. Я подхватил её лёгонькое тело на руки. Глядя в глаза Тане, произнёс:
-- Я своего мнения не изменю.
-- Мы родим теперь своего, правда? И ты будешь мне настоящим, а не фиктивным мужем! Ведь правда?
Таня вдруг всхлипнула и, заплакав, обняла нас.
-- Боже! Как хорошо! Как просто всё решилось! Я вас обоих больше жизни люблю, милые вы мои!
К ней присоединилась и Аня. Мы стояли, обнимая друг друга, и счастливые, и радостные, и довольные.
Весь остаток дня я ухаживал за Машей, следил, чтобы она была в тапочках, не сидела на подоконнике. За обедом и ужином подставлял тарелки, подкладывал в её тарелку любимые ею кусочки еды. Когда она нечаянно пролила из ложки суп на подбородок, я облизал его поцелуями, а потом вытер салфеткой. Маша была на седьмом небе от счастья.
Я раз от раза поглядывал на моих женщин, особенно на Таню. Обе мимикой подтверждали правильность моих поступков.
После обеда мы сходил к моим родителям всей гурьбой. Аня прихватила с собой начатую бутылку конька. Только пить её пришлось моим родителям и мне с Аней. Тане не разрешили, сказав родителям, что сегодня у неё обнаружили высокое давление, а Маше нельзя из-за беременности. После выпивки смотрели альбомы с фотографиями. Я даже не знал, что у нас так много фотографий. Маша сидела у меня на коленях, особенно ей понравилась моя фотография в младенчестве, где я лежу голенький. Она пальцем чиркнула по изображению письки.
-- Какой он маленький тогда был!
Все засмеялись, а мама стала рассказывать, что это на фото я маленький, а родился довольно крупным, хотели даже кесарево сечение ей делать. А теперь, вон какой паровоз вымахал. Отца, как пушинку поднимает! Я изредка целовал Машу то в щеку, то в ухо, глядя на Таню. По ней было видно, что она счастлива. Аню мне было не видно из-за Маши.
От родителей прошлись по парку, поиграли в снежки, в салки. Чаще всего водить пришлось Ане. Я старался выручать её, будто нечаянно оказываясь рядом. Таню мы просто жалели. Только Маша осаливала её. Она ещё не знала о беременности мамы.
Пришли домой. Едва я помог женщинам раздеться, как Маша заявила:
-- Мама, бабушка! Можно, мы пойдём нашего с Серёжей ребёночка сделаем?
И бабушка, и мама расхохотались.
-- Может, после ужина? Вдруг сил не хватит? Он же, наверно, захочет такого же, как сам, большого!
-- После ужина тяжело будет, еда будет мешать.
-- Да, конечно идите! Разве об этом спрашивают? Вы же муж и жена!
Я некоторое время стоял парализованный наивностью жены. Она поймала меня за палец и потянула за собой. А в комнате повисла на шее, осыпая поцелуями.
-- Серёжа! Ты рад?
-- Чему?
-- Что я не беременна?
-- А какая мне разница? На нём же не написано будет, чей он. Главное, будь здоровой сама и роди нормально. Любой ребёнок моей жены – мой ребёнок. Мама очень расстроилась, что у тебя сбой был. Говорит, вредно это.
-- Я больше не буду предохраняться. У меня есть мой любимый муж, которому я рожу столько детей, сколько он захочет. Пойдём скорее!
Я, конечно, старательно помучил её. Не издевался ни капельки. Просто заставлял из одного оргазма переходить в другой. Сам кончил пару раз. Больше просто не мог.
Отпуск прошёл как-то быстро. Ане сделали операцию и удалили всю миому. Не знаю, рассматривают они удалённое, что ли? Только Аня шепнула, что зародыш обнаружили. Врач посоветовал, как только заживут раны, заняться активной любовью, чтобы остатки миомы рассосались. Наверно, через неделю после описных событий, я опять признался Маше, что не могу жить без Тани и Ани. Что если она хочет такого отношения к себе, какое у нас было последнее время, она не должна препятствовать нашим любовным свиданиям. Маша очень сильно плакала, чуть опять до истерики не дошла. Но, в конце концов, смирилась. Утром она вела себя, как ни в чём не бывало. За это я одаривал её самыми нежными объятиями и поцелуями, а ухаживал, как за королевой. Мне показалось, что я это делаю с удовольствием и очень редко ищу одобрения Тани. Иногда мне кажется, что я люблю её так же, как и Таню с Аней.
Таня всё-таки побывала у врача с целью узнать про возможность аборта. Врач категорически не советовал делать его, потому что пока все попытки при её заболевании, описанные в журналах, приводят в дальнейшем к удалению матки. Таню это очень напугало.
Через месяц Маша опять пошла к гинекологу. Врач определил, что у неё четвёртый месяц и поставил её на учёт. Значит, не было ошибки в анализах. Машка пришла домой в истерике. Она боялась, что я откажусь от неё. Я успокоил, что такого не будет, пока я буду встречаться с Аней и Таней. Только разрыв с ними может привести к разводу с ней. Маша была согласна.
Животы Тани и Маши становились всё заметнее. Надо было начинать их беречь. Таня пыталась утягивать, ужимать округляющуюся выпуклость, чтобы не было видно на работе. Узнав про это, мы с Аней устроили ей хорошую взбучку. Маша своей беременности не стыдилась, хотя ребёнок и был не мой. Но я вёл себя так, что даже она поверила, что я его отец.
Чтобы уменьшить мои сексуальные притязания к беременным, с Аней мы укладывались в постель по два, а то и по три раза в сутки. Врач очень одобрил её состояние и половую активность. Остатки миомы довольно быстро пропадали.
Таня собрала все мыслимые и немыслимые отгулы, взяла отпуск за прошлый и текущий год и рассчитала так, чтобы с животом не появляться на работе. Кажется, ей это удалось.
В декретные отпуска мои беременные ушли с разницей в одну неделю. Рожать уехали на юг к сестре Ани. Сразу после родов вернулись домой. Таня вышла на работу сразу по возвращении, а Маша взяла трёхгодовой отпуск по уходу за детьми. Аня уволилась с работы и теперь на пенсии помогала Маше возиться с малышами. Таня родила девочку, а Маша – мальчика. Никто в нашей семье не делал различий между детьми. Иногда казалось, что фиктивный сын мне нравился даже больше, чем родная дочь. Хотя, наверно, это просто казалось. Мы любили их всех одинаково. Родители и знакомые считали, что Маша родила двойню, а Таня ездила с ней для ухода за роженицей. Особенно радовались родители.
Теперь, после родов, Таня была безмерно рада, что мы её отговорили от аборта. Она просто наслаждалась материнством. Не меньше радовалась и Маша. Её особенно восхищало, что по мне совсем не было заметно, что ребёнок у неё не мой. А про нас с Аней говорить было нечего. Мы были на вершине блаженства.
Весной мы стали ездить на дачу на машине отца, ключи от которой он подарил мне на свадьбе. Машина была старого выпуска, но практически не езженная. У нас не было ни дачи, ни деревни, поэтому папа пару раз прокатился по городу, а потом стал бояться, потому что потерял навык. Отдать сыну совсем было жалко. Да и повода не будет слинять из дома в гараж. Вот и держал машину без цели.
Теперь я ездил на ней, а он её мыл, ремонтировал, если надо.
Рождению дочери Тани я, наверно, радовался больше всех. Маша смотрела на мои восхищения с болью. Но я не давал ей повода усомниться в своей любви. Она каждую ночь вскрикивала от оргазмов. А я специально не мешал крику, чтобы слышала Таня.
Таню я обожествил. Я только не молился на неё. Она перед родами очень боялась слухов и сплетен, но всё прошло почти беззвучно. Теперь она радовалась девочке почти, как я.
Однажды наша бабушка Аня пришла из консультации в слезах. Она теперь не работала и занималась нашим с Таней ребёнком. Её расстроило то, что врач заподозрил у неё беременность. В ответ на то, что у неё давно закончились регулярные месячные, сказал, что разницы нет, на сколько месячные регулярны. Их присутствие говорит о созревании яйцеклетки. Вполне возможно, что она забеременела от случайного созревания последних клеток. Но так как организм уже довольно старый, он посоветовал сделать аборт, чтобы не родить урода.
Аня была настроена настолько решительно, что мы не смогли её отговорить ни каким способом и ни на каких условиях. В принципе, я ей сочувствовал, потому что до шестидесяти ей оставалось совсем ничего. Однако, сложившиеся к тому времени обстоятельства не дали Ане возможности избавиться от беременности. Так получилось. Ей пришлось родить. Родилась дочь. Полная копия меня!
Ребёнок получился нормальным, но очень слабым. Врач сказал, что это из-за старости женского организма, что скоро окрепнет, потому что отклонений нет. Наверно повлияло то, что мой организм был довольно молод.
Аня так не смущалась, как Таня, потому что была на пенсии. Она просто мало появлялась на людях. Да и все знали про её большой живот ещё до удаления миомы. А что потом было с её животом, мы ни кому не рассказывали. Пусть думают, что это та же миома.
Моим родителям сказали, что мы взяли ребёночка из дома малютки, потому что пожалели его. Рождение Аниного ребёнка прошло для всех, кроме нас, незаметно. Мои женщины были счастливы и каждая в отдельности и все вместе. Больше всех я любил Аню. Для большего счастья Ани и Тани всю любовь к ним дарил Маше. Они замечали это и благодарили меня своей страстью. Я даже Машу стал звать Маней. Это как-то ласкало мой слух. Им меня хватало. И я старался не сплоховать. Правда, порой это сильно выматывало.
Таня с Маней поставили себе спирали, а Аня не предохраняется. После родов у неё месячные совсем кончились. Я радовался, что успел в последний момент породниться с ней через нашего ребёнка. Наверно, не очень понятно, как можно жить такой семьёй? Но у нас идеальные отношения. Кто не верит, приходите в гости, сами увидите. Только, пожалуйста, не говорите, что знаете, что все дети мои и каждой из окружающих меня женщин. Это очень обидит не только их, но и меня. Мы все счастливы! Аня с Таней ещё раз познали радость материнства. Обе помолодели, особенно Аня. Когда они вместе, то многие думают, что они сёстры-близнецы. Никто не верит, что Аня уже давно пенсионерка. Мне иной раз бывает смешно, когда Таня возится одновременно с дочерью, тётей и внуком. Ну, у кого такое быть может? Или Аня катит коляску, в которой лежит дочь, а рядом идут внучка и правнук. Не смотря на это, они все не разделяют их на персональных – все свои. Даже грудью кормят того, кто просит, а не того, который свой.
Про походы налево говорить нечего. Может, Манька. Но и то под сомнением. Она вниманием не обделена, любви ей хватает. К её ребёнку я отношусь даже лучше, чем к своему. В Тане с Аней я уверен, как в себе. А про меня и говорить нечего. Мне всего дома хватает. Ни у кого нет столько внимания и любви, такого разнообразия и страстей. Любое недоразумение или ворчание тут же глушится мамой, бабушкой или внучкой. Они меня в обиду не дают, я – их. Что ещё надо для семейного счастья?
Я заканчиваю заочный техникум. Аня мечтает пристроить меня мастером цеха. Работа мне нравится. Надеюсь, что такой дружной семьёй мы проживём до глубокой старости.
Вот такое развитие получил мой необычный курортный роман. А в начале такое даже предположить не мог! Завидовать будете? Не надо. Просто, мне женщины такие достались. А представьте, если бы они были, как мужики называют, кобрами.