Крымские каникулы, глава 3

Крымские каникулы, или Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь...
         
         
      
               
                Крымские каникулы, глава 3
 

        …Дом у Липы добротный, удобный. Чувствуется, что строили его с любовью. Широкие окна, просторные комнаты. Кухня, объединенная со столовой, представляла собой большой зал, разделенный на две половины барной стойкой. С одной стороны современная кухонная техника, удобный гарнитур. С другой – длинный обеденный стол, горка с фарфором, хрустальные вазы для цветов. Среднее окно на поверку оказалось балконной дверью, через которую можно было выйти на террасу, увитую виноградными лозами.

         Я  заглянула в каждый шкафчик, в роскошный холодильник. Все полки затарены едой. Много скоропортящихся продуктов, фруктов, овощей.

         В гостиной, обставленной по моде 80-х: обязательная стенка, мягкая мебель, большой  телевизор, ковер на полу – ничего интересного не увидела. Вернее убедилась, что комната эта редко посещаема. Не любит ее Липа.

         В спальне, где мы с Иркой провели ночь, и в комнате, отведенной дочуре, тоже ничего интересного не было. Скорее всего, это гостевые комнаты. Третья – по всему видно, принадлежит Липе. Узкая кровать, иконы в углу, шкаф во всю стену. Но главное – портрет мальчишки над изголовьем. Прыщавая физиономия и такие знакомые печальные глаза. Алешка. В этом  вся Липа. Она всегда любила этого парня. Даже когда он поступал не так, как был должен. Да, мне понятно беспокойство Алексея. Липа всегда для него больше чем мать. Она гарант его спокойствия.

        В углу комнаты, полускрытая шкафами, виднелась еще одна дверь. Вход в кабинет Олимпиады. Я в этом убедилась, когда из любопытства заглянула туда. Современный компьютер. Рядом бухгалтерские гроссбухи. Липа уже довольно пожилой человек. И хотя, как я убедилась, современной техникой она пользоваться умеет, но многие сведения, касающиеся  деятельности пансионата, по привычке заносит в книгу.
 
       Хорошо бы найти личные записи. Но не думаю, что  такие личности, как Олимпиада Георгиевна, ведут аналоги дневников. И с компьютером она, по этому поводу,  скорее всего, связываться не будет. Ей проще излагать свои мысли на бумаге.  Вряд ли я смогу найти здесь хоть что-то, проливающее свет на интересующую меня тему, но в любом случае мне  надо поработать в ее кабинете. Надеюсь, Липа простит меня за это. Но этим  займусь позже.

        А пока я вернулась в спальню, заглянула в шкафы. На полках идеальный порядок. У каждой вещи свое строго определенное место, одежда выглажена, сложена аккуратными стопками или висит на плечиках. Обувь вычищена и расставлена на нижней полке. Диссонансом этому порядку был  только старый чемоданчик. В пору моего младенчества
его называли «балеткой». Маленький, фибровый, с одним замочком. Он сиротливо пристроился в углу платяного шкафа.

        Любопытство взяло верх. Интересно, о чем он напоминает хозяйке дома? Почему она  оставила  это старье?

        Наверное, я ожидала чуда: какой-нибудь информации, записки, дневников или  какого-то знака. Но внутри чемоданчика лежали  только чепчик, пеленки, то ли платьице, то ли  теплая распашонка образца шестидесятых. Почему так решила? Сама в подобных вещичках запечатлена на семейных снимках. И ткань тех времен, и фасон. Зачем-то Липа хранит эти вещи. Что-то они ей напоминают. О том, что это дорогая ей память, свидетельствует бережное отношение к вещам: пересыпаны  лавандой, аккуратно сложены стопкой. И видно не раз вынимались из чемоданчика. Такое впечатление, что Липа любит их пересматривать…

       Итак, что мы имеем в результате первого беглого осмотра? В доме нет свидетельства о том, что Олимпиада Георгиевна планировала куда-то уехать.

       Позвоню-ка  Алексею, решила я, попрошу разрешения покопаться в компьютере матери. Авось там что-то есть…



       Лепилов отключил телефон и в задумчивости постучал пальцами по столешнице роскошного письменного стола. Нет, видимо, от Ксении так просто не отделаться. Она все приняла всерьез.

        Впрочем, последний вопрос давней приятельницы его несколько озадачил. Алексей всегда считал мать женщиной малограмотной. И был убежден, что с навороченными  современными техническими безделушками она не справится. Потому никогда  с ней на эту тему не говорил. С одной стороны, не  хотел ставить ее в неловкое положение. А с другой, ну зачем женщине, которой уже под семьдесят, все эти новомодные прибамбасы.

        Мать для Алексея была гарантом всей его успешной жизни. Именно благодаря ей, а он в душе считал только так, он добился всего, чем сейчас обладал. Лепилов был благодарен ее уму, той простонародной сметке, которая так характерна для жителей глубинки, ее мудрости и женской хитрости, с помощью которых, в общем-то, совершенно чужая тетка смогла приручить его, тогда бездомного и одинокого щенка-подростка. Сумела создать для него атмосферу любви и понимания. И он однажды, в тоске прижавшись к ее сухому тощему боку, выплакал ей все свои обиды, все свое детское горе. И был понят. Его не высмеяли, не унизили, не выставили на всеобщее посмешище. Липа по-матерински обняла его вихрастую голову, погладила худющую спину с выступающими позвонками. Она ничего не обещала, только и произнесла, что никому не позволит обидеть своего мальчика. И он  тут  же поверил, что так и будет.

       Мать, а он сразу безоговорочно стал ее так называть, заставила его учиться. Но никогда он не видел ее с книгой, никогда она не помогала ему с уроками. И постепенно у Алексея  сложилось мнение, что его мать малограмотна.

       И вдруг эта просьба Ксении  покопаться в содержимом стоящего в кабинете матери компьютера. Вот бы не подумал, что мать интересуется  новой техникой. Странное развлечение для немолодой женщины. Назвать ее старухой у него не поворачивался язык. Мать казалась ему вневременной. А потому вечной.

       Алексея удивила и  несколько шокировала та резвость, с которой приятельница детства, эта серенькая мышка, сельская училка, вдруг развила розыскную деятельность. Если  честно, Алексей не особо беспокоился об исчезновении матери. Знал за ней эту слабость – вдруг в один момент она собиралась и куда-то уезжала. Бывало, по несколько дней не отвечала на звонки. Потом оказывалось, ездила  по местам своего  детства, встречалась со старыми знакомыми. Приезжала иногда радостной, веселой. А порой бывала чернее  тучи.

       Как-то раз, после одной из таких отлучек она вдруг вспомнила о его подружке детства. Предложила ему пригласить Ксению на отдых в ее пансионат.

       Алексей тогда с удивлением посмотрел на мать, недоумевая, с чего это всегда хладнокровная и суровая женщина вдруг впала в чувствительность и благотворительность. Пообещал выбрать время и пригласить Ксению… И забыл. Когда мать через некоторое время вновь напомнила о Ксении, подступил к ней с расспросами. В результате получил маловразумительный ответ, что мать охватила сентиментальная тоска по былому,  ей захотелось встретиться со свидетелями ее молодости…

       Повод для Ксении мать придумала сама, объяснила просто: чтобы не отказалась. Мол, так, без повода постесняется, не приедет. А если пригласить на поиски пропавшей матери приятеля, отказаться не посмеет. А  эта наивная простушка, оказывается, все восприняла самым серьезным образом. То-то мать повеселится, когда вернется… Впрочем, черт с ним, с компом, пусть покопается. Что там у матери может быть секретного?..

       Размышления Алексея прервал резкий, на повышенных тонах разговор в приемной. Приоткрытая дверь пропускала звуки из предбанника. Секретарша что-то тихо доказывала бунтующей супруге Лепилова. Та резкими, хлесткими фразами осадила донну Амелию.
 
        Не успел Алексей  подняться из-за стола, как в кабинет ворвалась Виктория. Обычно чопорная, элегантная и бесстрастная, она на этот раз  была крайне возбуждена и даже не обращала внимания на портящую ее безупречное лицо мимику.  Между бровей залегли две морщинки, четко прорезались носогубные складки, а улыбка превратилась в отвратительный оскал ослепительно белых, стоящих целое состояние коронок.

        -- Вот, значит, как. Ты все-таки не послушал меня…  Почему вице-президентом избрали Каменистова?  Почему все решалось без меня? Я имею право голоса.  В конце концов, у меня четверть акций. Почему отклонили кандидатуру сына?

        -- Потому что твой сын бездельник, пьяница и лгун…

        Виктория на мгновение задохнулась от охватившего ее негодования:

        --  Ты, ты всегда его ненавидел. Ведь он мог быть и твоим, если бы ты согласился его усыновить…

        -- Уволь меня от этого. Я тебе  сразу сказал, что не приемлю твои методы воспитания. Превратила мальчишку в слюнтяя, развратника, квохчешь над ним как курица… Какой из него руководитель  холдинга?… Напьется, накурится…  Не удивлюсь, если окажется, что еще и колется…

        --  Он еще ребенок…

        -- Какой ребенок? Очнись. Мужику уже тридцать второй год. Многие его сверстники уже по десятку лет женаты. А твой  слизняк все за материну юбку прячется
…
        -- Ах, значит, это ты, мой муж, был главной причиной того, что его не избрали?

        -- Да, я. – Лепилов встал из-за стола и вышел навстречу Виктории. Они давно  уже жили раздельно, были только партнерами по бизнесу. И он  с неудовольствием воспринимал любое упоминание об их семейном статусе.

       -- Ты знаешь мое отношение к делу. Бизнесом должны заниматься только те, кто действительно знает дело. Не рисковать понапрасну. И уж тем более  не передавать  его по наследству.

       -- Но  мой сын будет твоим наследником…

       Виктория была настроена по-боевому. Она собиралась сегодня решить все вопросы. Пусть  при регистрации брака был заключен контракт, где  оговаривались все имущественные вопросы, а Лепилов  отказался усыновлять ее сына, как она ни доказывала выгоды этого шага, Виктория верила, что все акции  и активы компании, а потом и холдинга перейдут со временем к ее  ненаглядному Тасику. У Лепилова своих детей нет. И что бы он там ни говорил, а в случае смерти его бизнес и весь капитал наследует она, а значит, и  сын. Вот только ждать это событие становилось все труднее. Однако, если поднажать, можно добиться своего  уже  сейчас.

         Впрочем, Виктория была реалисткой и понимала, что если хоть чуть пережать, пружина может лопнуть. Так и с супругом. Надо работать потихоньку, исподволь. Но сегодня не сдержалась. На собрании акционеров прокатили ее роднульку, ее сыночку, весь смысл ее жизни. Выставили на посмешище. Этого она просто так стерпеть не могла.
         …Виктория подошла к окну. Внизу простиралась яркая, сотканная из пронзительных контрастов света и тени картина летнего Мадрида. Но она сейчас ее не радовала.
        «Это  все старая стерва науськивает Алексея на сына. Простить не может, что я не согласилась родить общего ребенка». При последней мысли Виктория передернула плечами. Одно только упоминание о детях приводило ее в ужас. Она давно, сразу после рождения сына, дала себе зарок, что больше в такие авантюры, как беременность и роды, попадать не будет. Хватит и одного раза.

        Сыну Виктория посвятила всю свою жизнь, для него создавала компанию, затем объединила в холдинг с Лепиловым. И теперь с полным  правом считала, что все капиталы – и ее, и Лепилова – должен по закону унаследовать ее сын.

        С этим требованием пришла она в кабинет президента холдинга, а по совместительству, и супруга. И теперь, стоя у окна, обдумывала доводы, которые должны  подействовать на Лепилова, убедить его.

        … Алексей  смотрел на супругу, чья фигура выгодно выделялась четким силуэтом на фоне окна, но мысли его были заняты другим. «Интересно, почему мать так упорно добивалась, чтобы я пригласил в пансионат Ксению? Она ведь ничего просто так не делает. Видно, придется встретиться с подругой детства…».
 


       Прервав мои размышления, в комнату, вопя от восторга, влетела Ирка:

       -- Мамочка, глянь, что я нашла! Посмотри, какой красивенький, можно я его себе оставлю?..

       За моей дочурой бочком протиснулась Лерочка. Она старательно отводила взгляд. Понятно: инициатором находки была именно она. И что же на этот раз приволокла моя ненаглядная? Надеюсь, не ящерицу, не лягушку или, не дай Бог,  какую-нибудь гусеницу. С нее станется.

       А Ирка в этот момент с сияющими глазами вытащила из-за пазухи маленького, с ладонь, щенка. Уже не  слепого, потому что на свету он зажмурился, но совсем еще крохотного сосунка. Сама я в детстве любила подбирать всяких брошенных и несчастных
котят и щенят, которых не в меру сердобольные хозяева уничтожить не решались, а вот бросить под кустик на медленное умирание, лишь бы с глаз долой, грехом не считали. Это
уже став взрослой, поняла, что всех брошенных я не обогрею.

        Однажды, наверное, в возрасте Лерочки, я с ближайшей подружкой Женькой гуляла в садах. О, эти сады… Мечта всех окрестных мальков, еще не переваливших рубеж первого десятка детских лет. И чем больше родители их гоняли, запрещали, стращали ужасными бедами, тем притягательнее было это место.

        Когда-то это были колхозные посадки, потом деревья перестали давать обильные урожаи, городская черта вплотную приблизилась к садам, и их забросили. Земельные участки отдали жителям близлежащих домов под огороды. Рядом  сразу же образовалась стихийная свалка.  Что это было за место?! Все окрестные ребятишки считали своим долгом  покопаться в этих кучах мусора.

        Те из ребят, кого в силу достатка «пасли» бабки или няньки, с завистью поглядывали на сверстников, которым было море по колено, кто мог весь день бродить по помойке. К вечеру, набегавшись в запретных садах, самые отчаянные купались в холодной, глинистой, похожей на густой кисель, воде канала. В конце нашей улицы находился шлюз, с помощью которого в свое время проводилось регулирование  подачи воды на верхние или нижние делянки садов. На моей памяти шлюз уже не использовался. Канал  превратился в канаву, но от этого притягательности не утратил. Все, кто мог, плюхались в эту мутную, кипящую водоворотами воду.

        Однажды купание в канаве вышло мне боком. Я распорола ногу об один из многочисленных осколков стекла, устилавших дно. Рана оказалась глубокой. Пока добежала до своего дома, крови потеряла достаточно. В результате несколько недель не могла ходить без посторонней помощи. Болеть всегда неприятно, но особенно во время летних каникул, когда сверстники развлекаются на улице, а ты привязана к дому. Поэтому  в дальнейшем я больше  в канаве не купалась. В  итоге так и не научилась плавать.

        В один из дней летних каникул в кустах, окружавших канаву, мы с Женькой обнаружили двоих щенят. Им  было не больше двух месяцев. Желтовато-коричневые, они чем-то напоминали охотничьих. Печально опустив мордочки, они прижимались друг к другу и жалобно скулили. Нашему восторгу не было предела. Еще бы, такая находка. Но мальчишки-приятели, лишь взглянув на щенков, фыркнули:

        -- Да они не жильцы. Гляньте, вся шкура гудроном залита.  Они ж друг к другу прилипли. Сдохнут, нечего с ними возиться.

        Я  даже представить для малышей такой участи не могла. Подхватив обоих под животики, мы с  подружкой потащили их ко мне домой.

        Мои родители, люди лояльные, к чудачествам детей относились с пониманием. Хоть и  знали, что даже если мы спасем  щенят, их надо будет куда-то пристраивать, но нас не отговаривали.

        Мама дала керосину, чтобы мы попробовали  оттереть липкую черную смолу. Однако ничего не получилось.  Тогда отец посоветовал срезать слипшуюся шерсть. Этой небезопасной работой я занималась весь день. Щенки пищали, жались к ногам, я раза два чувствительно прихватывала им кожу. В результате, с боками, выстриженными, кое-где ножницами, а где-то и выбритыми бритвой, бедные животные были оставлены, наконец, в покое. И тогда пришло время подумать, куда их пристроить.

       Подружка упросила родителей взять одного из щенков. Так у Женьки появился Куцый. Через год он вымахал в огромного пса, довольно свирепого и агрессивного. Видимо, жизнь на цепи существенно испортила его характер. Второго щенка отец отвез  на работу, там один из сослуживцев  занимался охотой.

       Так что мне было понятно состояние дочери: Ирке было жалко щенка. И еще ей хотелось свою собачку. Она с надеждой заглядывала мне в глаза и молча молила: «мама, ну, мама, давай возьмем».

       У меня просто не хватило духу ей отказать. Понимала, что беру на себя тяжелую обузу. Щенок ведь не игрушка, а живое существо, которое требует внимания и заботы. Но Ирка…


       Я взяла из рук дочуры крохотное тельце на коротеньких ножках. Мордочка еще не сформировалась, уголки пасти были  в складочках. Типичный сосунок, которому нужна соска еще не менее двух недель. Да и ушки еще опущены, хотя на них и на тельце шерстка уже слегка волнистая, нежного телесно-желтого цвета. Хорошо, что хоть кобелек. Можно будет кому-нибудь пристроить.

        Щенок завозился на ладони, тихонько проскулил-простонал и с надрывом вздохнул. Ясно, ребенок голодный, и уже не верит в то, что его когда-нибудь накормят.

        А рядом скулила Ирка:

        -- Мамочка, ну давай возьмем. Я буду ухаживать…

        Ну что я, в самом деле? Не могу же я быть стервой со своей дочерью…

        -- Вот что, зайка, давай-ка поищем, чем щенка покормить.

        -- Тетя Ксеня, мы уже давали ему есть, он не умеет… -- Лера исподлобья поглядывала то на меня, то на щенка.

        -- Ну, он еще младенец. Ему нужны молоко и соска. Пойдем  к твоей маме, посмотрим, может, у нее  на кухне что есть.

        Оксана была занята приготовлением обеда. Едва взглянув на наше приобретение, махнула рукой:

        -- Та баловство все это. Киньте того цуцика в помойку. Лерка, ты опять приволокла?... От дите… Сто раз ей говорила, не таскай животин до работы…  Так нет же… Как об стенку горох…
        Оксана отряхнула руки от фарша, которым начиняла перцы, и развязала фартук, скрывавший ее голый живот и сверхкороткие шортики.

        -- Вот что, Ксения Андреевна. Пошлите вы кого из охраны в аптеку. Пусть купит соску и детское питание. Вы теперь здесь за хозяйку, распоряжайтесь. Да, кстати, вы где питаться будете?

        -- А что, есть выбор?

        -- Олимпиада Георгиевна завсегда обедает у себя. Думаю, вам не стоит менять заведенный ею порядок. Я принесу обед… А сейчас идите, командуйте…  Да вот хоть бы и Петру Антоновичу, он все равно свободен…

        Через полчаса мой ночной знакомый качок,  при свете дня  оказавшийся очень молодым симпатичным парнем, привез бутылки с сосками и детское питание. Оставшееся до обеда время мы вчетвером – я с Иркой и Петя с Лерой --  занимались кормежкой одного крошечного щенка. Между делом сообща решали, как его назвать.



        Петя предлагал   клички  вычурные, подходящие больше псам крупных пород. Я считала, что лучше назвать попроще, каким-нибудь Тузиком, Бобиком, Тошкой, наконец. Окажется дворняжкой, не так смешно будет выглядеть. А то ведь бывает так, что крохотную уродливую шавку назовут Джульбарсом, Караем, а то  и Тарзаном или Кингом. А несчастное создание шарахается от своей тени.

       Остальное большинство с моими доводами не соглашалось. Всем хотелось  щенка назвать необычно. Петя отстаивал свою точку зрения. И как альтернативу, предложил назвать пса Чейзом. Он не так давно читал детектив автора с такой интересной фамилией. Это его предложение всем понравилось. И у нас появился пес-младенец по кличке Чейз.

       Накормив малыша, мы уложили его в корзинку. За отдыхом и развлечениями мне  не следовало забывать и о том, что я здесь нахожусь на работе. Предстояло идти знакомиться с персоналом. К обеду они собрались в столовой.



       Собственно в помещениях  пансионата работали две сестры. Черноглазая, большеротая скромница Алена и сероглазая разбитная Ольга. Обе уже в начале лета загорелые до черноты. Садовником служил довольно пожилой грек – мне он напомнил артиста Волонтира в фильме «Цыган». Такой же седой, усатый, с кудрявой шевелюрой, сквозь которую проглядывала небольшая плешь.

        С начальником  службы безопасности Петей я была уже знакома. У него в подчинении находились пятеро охранников. Мне они все показались на одно лицо. Все плечистые, крепкие, с бритыми затылками. Были еще два шофера и официант. Но они в данный момент были на выезде.
        Петя ввел в курс дела весь коллектив пансионата, объяснил, что на период отпуска Олимпиады Георгиевны ее полномочия буду исполнять я. Такова воля господина Лепилова. Как я поняла, особо недовольных не наблюдалось. Все восприняли информацию с известным  пофигизмом: нам, татарам – лишь бы даром.

        В пансионате Петр Онищенко появился не так давно.  Раньше работал охранником  в местном ресторане. Там его и приглядела Олимпиада Георгиевна. Парень ей понравился своей исполнительностью и умением брать на себя решение возникающих нестандартных ситуаций. В пансионате она предложила ему должность начальника службы безопасности  и исполнение ее личных поручений.

       Тогда же она свела Петю с сыном, намекнув, что тот может давать свои конфиденциальные поручения, которые новый начальник службы безопасности должен беспрекословно исполнять. За это ему было положено щедрое жалование. Но не только это стало аргументом в пользу устройства в пансионат.

        Были и еще  причины, о которых Петя старался не распространяться. Одна из них заключалась в том, что здесь работала поварихой  его давняя любовь. Однажды он увидел ее на пляже в поселке и пропал. Такой красавицы ему не приходилось еще встречать. Роскошная брюнетка с яркими ореховыми глазами,  стройными, в меру полными ногами и бесподобно тонкой талией покорила его с первого взгляда.  Ради того, чтобы быть с нею рядом, он бы согласился и на много худшие условия.

      Службу свою в пансионате Петя исполнял добросовестно. Вскоре стал доверенным лицом  управляющей.

       Но никто из окружения Олимпиады Георгиевны не подозревал, что Петр совсем не тот, за кого себя выдает. Об этом знала только его нанимательница, которую в последнее время стали беспокоить некоторые странные ситуации, и она  пригласила для их решения специалиста. Придуманная легенда помогла парню сразу внедриться в коллектив пансионата.

       Поручение сына хозяйки господина Лепилова позаботиться о приехавшей погостить в пансионат его подруге детства и, насколько понял Петр, родственнице Олимпиады Георгиевны, принял с удовольствием. Это соответствовало и его планам.

        Не так давно, незадолго до своего исчезновения, его вызвала к себе Олимпиада Георгиевна. Она была чем-то встревожена, хоть и старалась скрыть беспокойство.

        -- Хочу с вами, Петр Антонович, посоветоваться, -- чуть поколебавшись, начала разговор хозяйка. – Очень неприятные дела со мной стали твориться. Я ведь еще не впала в маразм, но кто-то усиленно старается доказать окружающим, что у старухи крыша поехала…

       -- Олимпиада Георгиевна, в чем это выражается?

       -- Вроде бы, ни в чем конкретно. Но меня начинают обманывать самые близкие мне люди. Самый недавний пример. Позвонил сын. Неожиданно. Без предисловий сразу заявил, что после продолжительного осмысления он принял решение отказаться от моего предложения  о наследовании моего имущества в пользу моего ребенка.

        -- У вас есть еще дети? – для Петра это было открытие. Он по своим каналам был осведомлен, что его хозяйка кровных детей не имеет. Единственный сын ей неродной.

        -- Когда-то был. Но как в мелодраматических сериалах, я его потеряла, -- Олимпиада Георгиевна печально вздохнула. – Это моя боль, которая так и уйдет со мной. Поэтому  предложение Алексея меня очень больно ударило. Он ведь как никто другой знает, насколько мне тяжело любое воспоминание об этом. Но не это меня забеспокоило. Я конечно в момент разговора  не смогла ему ничего ответить. Не могла придти в себя. А потом, когда справилась с собой и связалась с сыном, он меня просто огорошил. Вначале сделал вид, что не понял, о чем разговор. Потом очень корректно, этого не отнять у него, напомнил, что разговор о наследовании нами был решен очень давно. Это правда. Он отказывается от наследования и принимает любое  мое решение по этому вопросу. Знаешь, что меня добило? Это слова сына. «Мать, ты же знаешь мое отношение к этому вопросу. Я решил его раз и навсегда. Давай не будем больше возвращаться к этой теме». Это после того, как сам же мне позвонил. Таких примеров у меня набралось с десяток. Другой пример. Звоню по делу. Была  предварительная договоренность о встрече. В результате узнаю, что я, оказывается, уже им  звонила и все отменила, тема закрыта. И не в мою пользу.

        -- Что вы хотите, чтобы предпринял я? – Петр хозяйке верил. И ни минуты не сомневался в том, что она говорит правду. Ежедневное общение с ней было лучшим доказательством. Но чем помочь? Поставить прослушки, выяснить, кто звонит под видом знакомых? Это предположение Петр  считал наиболее реальным.

       Через несколько дней госпожа Стефаниди попросила его сопровождать ее на встречу с несколькими потенциальными инвесторами пансионата. Петя вывел из гаража ее любимую машину, но хозяйка попросила взять что-нибудь попроще, сказала, что встреча будет неформальной.

       Было и без слов понятно, что она не хочет  афишировать эту встречу. Так и оказалось. Петр привез хозяйку в Симферополь. В летнем кафе ее ждали двое мужчин. Встреча была непродолжительной, но вопросы, видимо, были решены. Назад Олимпиада Георгиевна возвращалась довольная.

      У Пети создалось впечатление, что хозяйка что-то для себя  определила. И это решение принесло ей облегчение. Она стала больше шутить. Как-то сказала Пете, что собирается пригласить в пансионат очень много значащего для нее человека. Правда, так и не сообщила, кого. Через день или два она исчезла. Вначале Петя не придал этому значения. Хотя и удивился. Олимпиада Георгиевна обычно предупреждала его об отлучках.
      А потом приехала Ксения Андреевна. Петя терялся в догадках, не она ли является тем значимым для хозяйки человеком